Глупо, разумеется. Какое моим последним партнёрам дело до моего галстука? Они, ясное дело, не слепы и увидят цвет, узнают ткань и сразу же определят производителя, но в ходе будущих переговоров это не будет играть совершенно никакой роли.
Именно поэтому сегодня мой последний рабочий день: день, когда я закрою свою последнюю сделку.
Я прошёл в то место, что ещё неделю назад было комнатой переговоров неподалёку от моего кабинета, а сегодня превратилось в серверную. Вместо лично выбранного мной стола и годами протестированной модели кресел стояли ряды чуть слышно гудящих коробов. Даже воздух стал суше: оккупировавшая комнату электроника требовала других условий для наилучшей работы. Мне ничего не оставалось, кроме как сердечно поздороваться с сисадмином -- он удовлетворённо вслушался в гул и заверил меня, что всё готово -- и пройти в свой кабинет.
Там я включил компьютер и приступил к самому странному интервью в своей жизни.
Помню, ещё десять лет назад мы с коллегами подсмеивались над очередными протестами современных луддитов. Не желают переучиваться, мол, не идут в ногу со временем. Но за каждым нашим снисходительным смешком крылась непоколебимая уверенность: уж мы-то незаменимы. Нас такая участь не постигнет.
Как же мы ошибались!
Вслед за бумом удалённой работы пришёл бум бесконтактных сервисов. Дело было даже не в физической опасности проведения личных встреч, что бы там ни говорили, а в повсеместном неумении и нежелании общаться. Сначала это коснулось лишь работы с частными клиентами. Ну, не хотят люди больше разговаривать с официантом в ресторане, а желают нажимать на кнопочки в виртуальном меню. Больше работы копирайтерам, да и только.
Мы же, в конце концов, не продавцами-консультантами в универмагах работаем. Большой бизнес всегда предпочитает личное общение.
Точнее, предпочитал. Потому что любая цепочка продаж, сколь верёвочке не виться, заканчивается потребителем. А ведь все же такие этичные сейчас: против детского труда, против тестирования бытовой химии на животных, за планирование водного следа и уменьшение следа карбонового. То есть им важно, с какими поставщиками работает продавец, где произвели станки, на которых сделан товар и справедливо ли оплатили труд создателей приложения, через которое они этот товар смотрят. И продавцы вынуждены, хотя бы из чувства самосохранения, сделать прозрачным и отслеживаемым всё вплоть до происхождения последней скрепки в головном офисе.
Казалось бы, при чём тут моя работа, если я -- директор по инновациям в сфере внедрения?
Да при том, что с развитием такой вот прозрачности изменилась и общепризнанная этика принятия решений. Каждое нововведение, каждый контракт надо демонстрировать публике и доказывать, что это был самый экологичный, самый этичный, самый социально правильный выход! На этом-то большинство моих коллег и погорело. Они привыкли "продавать" свои идеи владельцам компаний. Бизнесменам, думающим о работе с такими же бизнесменами. Теперь же идею нужно было прежде скормить широкой публике. И только после того, как анализ реакции в соцсетях давал положительный результат, в верхах начинали шевелиться. Тяжело, предлагая свои идеи, предсказывать, что о них подумает обыватель на другом краю света, в глаза моего продукта не видевший, но я справлялся.
Ровно до тех пор, пока кого-то не осенило, что искусственный интеллект сделает всё скрупулёзнее и справедливее меня.
Да, машины и до этого выполняли большую часть моей работы. Они прочёсывали огромные массивы данных, выявляли закономерности и показывали мне всё это в виде понятных ребёнку, впервые зарегистрировавшемуся в твиттере, диаграмм. Но, вооружив меня этой информацией, они уходили в тень, а я надевал галстук и садился за стол переговоров. Напротив меня сидел такой же человек в галстуке со своей пачкой диаграмм в голове, и наша задача была на первый взгляд проста. Показать эти диаграммы друг другу и убедиться, что сотрудничество будет взаимовыгодным. Затем подписать контракт. Бинго.
Заметили слово "убедиться"? Вслушайтесь в него повнимательнее: оно сыграло в моей судьбе роковую роль.
Оно означает, что нам приходилось друг друга в чём-то убеждать. То есть воздействовать друг на друга вербальными и невербальными способами. Слова "манипулировать" нет в официальной риторике, но оно проскальзывало в каждом третьем гневном посте, которые пролились на мою голову тогда, когда один борец за справедливость решил высказать мысль о том, что беспристрастно рассмотреть все обстоятельства сможет только лишённая чувствительности к невербальным сигналам машина. Именно она будет руководствоваться холодным расчётом, а не необоснованным впечатлением.
И -- покатилось.
Машины проанализировали отклик на подобное заявление. Машины нарисовали графики, командирующие меня и последних моих коллег на свалку истории. Я сам преподнёс эти графики собранию акционеров. К чести сказать, моя компания сопротивлялась до последнего. Но всё больше и больше других отказывались от человеческого общения при заключении сделок. Всё чаще и чаще вместо стола переговоров я оказывался перед монитором. Загружал картинки диаграмм, передавал файлы с данными.
Пока не остался последним.
Меня стали называть Крокодилом. Древней рептилией, что отчаянно сопротивляется эволюции. Хищником, что не изменился со времён господства динозавров. Компания начала терять прибыль, и мне не оставалось ничего иного, как наиболее помпезно обставить свой уход. Я объявил тендер на создание своего "преемника".
Машины рассмотрели рынок. Машины выбрали наилучшего производителя. Машины протестировали алгоритм и машины же обучили его на десятках тысяч моих сделок. Мне оставалось только провести с ним "собеседование", закрыть сделку о покупке -- искусственный интеллект всё же считается оборудованием -- и торжественно подписать заявление об увольнении. Весь процесс, обычно проходивший за закрытыми дверями, должен был записываться на видео для последующей нарезки и публикации в соцсетях. Я собирался выжать из своего ухода столько пиара, сколько было возможно.
Мавр сделал своё дело. Мавр может уходить.
После того, как всё закончилось, я почувствовал себя опустошённым. Всегда удобный галстук начал душить меня, и я выкинул его в мусорку с педантичной надписью "текстильные отходы". Согласно контракту, я всё ещё был на работе -- до самого конца рабочего дня -- но делать было совершенно нечего.
Поэтому я пошёл туда, где собираются те, кому нечего делать в разгар рабочего дня -- в курилку.
Сигарет у меня с собой не было, но в портфеле всегда хранилась свежая сигара. Несмотря на весь пыл борьбы за здоровый образ жизни, курение не только не исчезло, но и не собиралось сдавать позиции. Люди упорно отстаивали право травить свой организм. И право на неформальное общение. На герметичной двери красовалась надпись: "Отринь табелю о рангах всяк сюда входящий".
Сейчас там было на удивление пусто. У одних сотрудников обед только что закончился, у других -- вот-вот должен был начаться. Лишь трое молодых ребят что-то горячо обсуждали в углу.
Это были разработчики того самого искусственного интеллекта, из-за которого пустовал мой офис. СМИ должны знать своих героев, и поэтому их чуть ли не силком вытащили на сегодняшнее торжественное увольнение. Один из них, дородный молодой человек с открытым лицом, что-то пытался доказать своим товарищам. Я прислушался.
-- Ну как же вы не понимаете! -- восклицал он. -- Как ты эту программу ни тренируй, она принципиально не сможет осознать собственную эффективность и сравнить её с эффективностью новой версии! Да, мы можем постоянно улучшать наши алгоритмы и создавать новые. Математика, в конце концов, развивается стремительно. Но если все вокруг уже обзавелись программами примерно одной модели, то кто же купит у нас следующую? Как мы вообще будем её продавать?
-- Тоже мне, проблема! -- парировала ему худощавая желчная девица. -- Мы просто будем заставлять каждую новую итерацию продавать себя. Если она лучше прежней, то это отразится на показателях -- и сравнить их не составит труда.
-- Да ведь старая версия просто не сможет учитывать те же факторы, что и новая, если это действительно новая версия, а не простое обновление, -- вмешался третий разработчик. Он подержал паузу, затягиваясь, и заметил меня. -- А вы что думаете, Мистер Крокодил?
-- Что у вас совершенно нет подходящей для такого случая маркетинговой стратегии, -- честно ответил я. -- Что вы не осознаёте, кто в конечном итоге решает, пора ли менять старое оборудование на новое. Даже если это оборудование умнее его самого. И что я, кажется, знаю, чем буду заниматься дальше.
![[]](/img/k/kalerija_i_l/galstukiareforever/nerazmennyjgalstuk.jpg)