Синие глаза, льняные локоны - девочка как девочка. Мне нравится ее улыбка: такая, словно она что-то прекрасное прячет за спиной и вот-вот подарит мне на день рождения. Блеснут острые белые зубки, шмыгнет курносый нос - вот и праздник в каждый дом. Мне нравится, как она скачет через скакалку и как поет что-то потихоньку, когда рисует домики в своем альбоме. Хорошая девочка, красивая и очень-очень живая.
Я хочу с ней подружиться, но пока не получается: все не до того, дела, заботы, работа. Но мне нравится смотреть, как она растет.
+++
Первая встреча со смертью осталась в Машиной памяти очень смутно. Очень старая, почти неподвижная, уже потерявшая над собой контроль прабабушка тихонько умерла во сне. Маша этого почти не заметила: прабабушка никогда с ней не играла, не разговаривала - только иногда тихонько перемещалась по дому, шаркая дрожащими ногами. Она и жила во сне, и умерла во сне, и Маше порой казалось, что прабабушка ей приснилась - старая, тихая и морщинистая. Пару дней спустя умер главный человек страны. Все вокруг украсилось траурными символами - такими же яркими, как и на праздники, флагами с черным крепом по краям, по телевизору опять показывали парад, правда, с новой музыкой, и девочка усвоила, что смерть - это такое интересное развлечение. Были укороченные рабочие дни, папа катал ее на санках во дворе - словом, было чему порадоваться.
Маша росла и не понимала, из-за чего вокруг этот сыр-бор. Про смерть говорили шепотом или приглушали голос до едва различимого. Ей очень хотелось пойти на похороны прабабушки: она никогда не бывала раньше на похоронах, все было интересно. Хотелось посмотреть на гроб, на машину, на необычные наряды тетенек. Только непонятно, зачем все они переговариваются шепотом и плачут. Даже у тех, которые не плакали, были красные глаза и опухшие веки, ресницы слипались стрелками, руки дрожали.
Словом, в похоронах было много интересного и непонятного. Маша с энтузиазмом помогала бабушке на кладбище. Там было еще интереснее, чем на похоронах: на холмиках стояли разнообразные памятники, угловатые и овальные, из камня и нержавейки, и даже деревянные крестики. Интереснее всего были, конечно, детские могилки: там лежали не только выгоревшие на солнце пластмассовые цветочки, но и машинки, солдатики, плюшевые мишки и даже куколки. Правда, когда бабушка заметила Машины интересы, на кладбище они ходить перестали.
Зато однажды на газоне около дома Маша нашла пачку черно-белых фотографий. Там были заплаканные люди, белый, с заостренным лицом, старик в гробу. Множество фотографий - наверное, несколько десятков. Маша была уже взрослая - отучилась во втором классе, и про похороны кое-что знала. "Интересно, зачем они вообще нафотали эти фотки??" - довольно громко спросила она вслух. "Люди и сами не знают, зачем делают такие вещи", - неожиданно ответила ей тетка с лавочки, стоявшей неподалеку. Тетка была не то чтобы молодая, но еще и не старая. В платье и широкополой шляпе от солнца, с сумкой-кошелкой на сгибе локтя. Она попивала из бутылки что-то коричневое, газированное, наверное, "Пепси".
-Ну нафотать-то в помрачении можно. Так они же потом их печатали? - с Машей впервые кто-то заговорил на самую интересную тему, и она подошла к тетке, присела рядом - не так чтобы близко, но и не очень далеко.
-Люди и сами не знают, что делают, - повторила тетка. - Ты "Пепси" будешь? На, только она уже теплая.
-И зачем выкидывать такие вещи, вдвойне тогда непонятно, - Маша отхлебнула с аппетитом, запрокинув голову.
-Это еще что. Бывают такие, они фотографии хоронят.
-Как это - хоронят фотографии? - не поняла Маша.
-Вырезают лица людей из фотки. И кладут в могилу. И тогда все, кто изображен на фотках, быстренько умирают. Сходят за покойником в гроб.
Маша попыталась себе это представить. Ситуация ее озадачила: чего ради такая морока? Ведь известно же, что все люди все равно умрут. Зачем разводить суету? То, что люди могут друг другу мешать, ей даже не приходило в голову - как и до самой старости, впрочем.
-А еще, - сказала тетка, - они берут иглу, которой зашивали покойнику саван...
-Какой еще саван?
-И правда, детка. Саванов сейчас не бывает. Так что просто фотки кладут.
Бутылка "Пепси" переходила из рук в руки. Со стороны - просто идиллия: женщина и девочка сидят на лавочке, греются на солнышке, о чем-то мирно беседуют. Если не подслушивать - можно подумать, что мама и дочка обсуждают новых котят любимой кошки.
-Может, они фотают, чтобы помнить о том, что они живые. Иногда люди об этом совсем забывают. Живут, как спят.
Маша вспомнила прабабушку.
-Прабабушка была совсем старенькая. Она спала, потому что устала из-за болезней. - Машу почему-то совсем не удивило, что тетка все знает про прабабушку. - А бывают взрослые, здоровые люди. Они и не живут, и не спят. Как зверьки в зоопарке - поели, попили, в туалет сходили. Они и умереть нормально не могут - все болеют, болеют, стараются выздороветь. А у них ничего не выходит.
-Жалко их, - тихонько сказала Маша. - Так ведь и не проснутся никогда.
Ей на плечо села бабочка. Помахала крыльями, улетела.
-Это, детка, каждый решает сам. Спать или просыпаться. - Тетка допила остатки, бросила бутылку в урну. - Дай-ка мне эти фотки. - Она прищурила правый глаз, словно прицелилась, внимательно рассмотрела лица сгрудившихся вокруг гроба. - Плохие это фотки. Не бери их больше никогда. А эти... эти я уберу, от греха подальше. Живи, радуйся. Помни, что все люди умрут, поэтому тебе нельзя терять ни минуты!
+++
Маша часто вспоминала эти посиделки на залитом солнцем дворе. Если становилось грустно и скучно, в памяти всплывала эта неожиданная тетка, бутылка "пепси", жутковатые, но интересные черно-белые фотки, и словно летний зной согревал ее - только не снаружи, а изнутри. Ей жилось довольно легко: вся родня, слава Богу, здоровая, деды и бабушки тоже. Иногда за левым плечом ей мерещилась та летняя знакомая, но, стоило Маше оглянуться и пристально присмотреться, как та исчезала, или оказывалось, что тетка-то есть, только совсем другая.
В книжках она читала про страхи смерти, про то, как дети начинают понимать, что тоже умрут. Но ее мысли о смерти оставляли равнодушной: ну, конечно, умрут, и она, Маша, тоже умрет, вот только проживет сперва, сколько надо, и ага. Иногда по школе шушукались - у кого-то где-то кто-то умирал, и тогда герой события не ходил несколько дней в школу. Ей нравилось думать о том, что когда-нибудь, когда-нибудь... Но до тех пор столько всего надо успеть! И Маша старалась не терять времени даром: училась, ходила в кружки, гуляла допоздна во дворе, читала запоем книжки, бегала много раз на полюбившиеся фильмы. Все, что происходило, она встречала с неизменным интересом, даже развод родителей в шестом классе: они так пилили друг друга, что к тому времени Маша уже готова была из дому сбежать, лишь бы не видеть этого и не слышать. Хорошие порознь люди, вместе ее родители не могли спокойно провести и часу, и когда отец переехал в другую квартиру, Маша вздохнула с облегчением. Огорчало ее то, что отношения родных испортились вусмерть, бабушки переругались, деды перессорились, тетки и дядья с материнской стороны только что "стенкой на стенку" не ходили на теток и дядьев со стороны отцовской. Зато к Маше они относились с преувеличенной нежностью и заботой, дарили подарки, ласкались и баловали изо всех сил. Но мама огорчалась настолько явно, что Маша старалась бывать у отцовой родни пореже, тем более, что скрыть подарки удавалось далеко не всегда.
Бабушка была истинным патриархом в отцовском роду - в отличие от беспутного пьющего деда. Она гордо жила, пользовалась уважением коллег и сослуживцев, и умирала также тихо и гордо - от рака. Старшая дочь ухаживала за ней, ей помогали все остальные, но Маша почти не принимала участия в этом: ее по привычке считали маленькой, считали, что детям - не место рядом с умирающей. Так продолжалось, наверное, года два, бабушка оказалась крепкой. Поначалу Маша скучала, потом - поскольку вопросы и просьбы все равно оставались без ответа - увлеклась уроками, и даже как-то подзабыла, что где-то в городе живет любимый человек.
Той ночью она спала очень крепко. Ей было также тепло и уютно, как тем памятным летом, а во сне она увидела бабушку. Бабушка ехала в автобусе. Маша сидела напротив нее, на том сиденье, что установлено спиной к водителю. Автобус был тесно забит людьми, но бабушку никто не заслонял. На коленях у той сидела маленькая девочка. "Ох, да это ж я!" Маша все порывалась подойти, сказать что-нибудь бабушке, но та смотрела на нее, не отрываясь, и, казалось, взглядом не позволяла ей приближаться. Молча, в глубокой, уютной тишине - только мотор урчал - так и ехали они всю ночь куда-то в автобусе: бабушка, Маша маленькая, Маша большая, и все эти незнакомые, туго спрессованные в салоне тихие люди...
Отец позвонил уже после двух, сказал, что бабушка умерла. Больше он говорить не мог: здоровый мужик, он плакал, словно ребенок, не мог сдержаться. Позже позвонила тетка, просила, чтобы Маша пришла на похороны. Сказала, что бабушка перед смертью очень хотела с ней повидаться, что очень просила позвать ее.
Конечно же, Маша пошла.
Это были первые похороны в ее жизни. Зима выдалась морозная и пасмурная. Ненадолго выглянуло солнце, и от этого во дворе дома, где бабушка прожила полжизни, стало особенно сиротливо. Заплаканная тетка сидела на табуретке возле гроба, отец вообще не появлялся - плакал где-то подальше от любопытных глаз. Бабушка лежала совсем худенькая, но очень спокойная, с какой-то лентой на лбу. Маша смотрела во все глаза. Вокруг толпились любопытные люди, впрочем, по их словам было понятно, что бабушку тут все очень глубоко уважали. Маша замерзла быстро и решила немного пройтись и согреться. И увидела в толпе ту самую летнюю тетеньку.
-Здравствуйте! Хорошо, что вы здесь. Мне... мне что-то одиноко. И скучно. Не знаю, что тут и делать.
-Хорошая у тебя бабка, - снова не стала здороваться тетка. - Ты ей спасибо скажи, что не дала ночью к себе подойти. И что в дом не заманила, когда умирала. Мало ли что. Зато теперь твои все помирятся, уважат волю покойницы.
-Так это, наверное, ненадолго. - Маша пожала плечами. - Хорошо, если помирятся. Только они все равно потом поругаются.
-А это уж ты смотри. Тут от тебя много зависеть будет, а ты большая девка теперь.
Грубые формы слов - бабка, девка - в устах этой женщины вовсе не беспокоили Машу. "Почему, интересно?" Было в ее словах что-то успокаивающее, утешительное. Так могли бы говорить старые подруги, не-разлей-вода на всю жизнь - в меру запанибрата, без лишних любезностей.
-Она очень сильная была, твоя бабка. Талантливая женщина, энергичная. Она тебе эту волю к жизни хотела передать. Поэтому ты стой к ней поближе. И благодари за все, что она сделала, и все, что почувствуешь, принимай. - Душу Маши переполнило тепло, перелилось через край, и она с благодарностью почувствовала, как согрелись замерзшие ноги.
Отцова сестра окликнула ее. Маша обернулась, ответила, а когда посмотрела назад, за левое плечо - уже никого знакомого не увидела. Она автоматически выполняла все необходимые действия на похоронах, хотя ей было холодно и скучновато. Иногда ей вдруг казалось, что бабушка где-то близко. Тогда она расправляла плечи и, казалось, наполнялась новыми силами. Из речей-прощаний Маша с удивлением узнала о бабушке много нового. Да она крутая женщина была, ее бабушка! Неожиданно все происходящее развеселило Машу. Ей пришло вдруг в голову, что смерть - драгоценный дар. И после этого холодного зимнего дня она навсегда перестала считать себя размазней.
+++
Дед заболел спустя несколько лет. Он вдруг стал заговариваться, забывать, что делал, терять контроль над собой. Потом, очнувшись, долго грустно смотрел в одну точку. Раскладывал пасьянсы. Однажды пошел гулять на улицу - и не вернулся.
Двое суток его искали по милициям, моргам, больницам. Наконец, нашли. Он споткнулся о ступеньку в магазине, упал, разбил голову и умер. Как он забрел на другой конец города, далеко от района, где прожил всю свою жизнь, зачем пошел в этот магазин, как он вообще вышел один из дома - было для всех загадкой. Мать после этого словно обезумела: она носилась по квартире, как фурия, кричала, плакала, никак не могла ни на чем сосредоточиться, бредила во сне и все время твердила, что не хочет жить. Маша сидела рядом ночами и днями, на третьи сутки не выдержала, задремала. Открыла глаза уже поздно ночью. Комнату освещала невесть откуда добытая свечка. Около матери сидела женщина и что-то резкое ей говорила. Маша не могла пошевелиться, только смотрела и смотрела. Наконец, мать обмякла, легла на подушки. Женщина встала, повернулась, чтобы задуть свечу - и тогда Маша ее узнала.
Долгое мгновение они смотрели в глаза друг другу.
-Так это... Ты и есть... - не в силах выговорить слово, Маша закашлялась.
-Ну да, я.
-Ты... ты и ее заберешь?
-Ты же знаешь, потом заберу.
-А... сейчас? Ты сейчас зачем приходила?
-Она тащила отца на себе. Чуть не ушла вместе с ним. Я уж не знала, как их и расцепить. Если бы вовремя не открылась дверь...
-Ты! Ты ее распахнула!
-Он старый! Он не хотел уже жить! - ответила Смерть. - Ты пойми, глупая. Он мучался страшно. Ему ходить под себя - каково, а? Ему! Он руки хотел на себя наложить. Это во сто крат хуже. Ладно, вырастешь - поймешь. Главное, все это на себя сейчас не бери. И ей - не давай. У любого человека есть грехи. Но отвечать по чужим грехам - самое что ни на есть последнее дело. Бывай, подруга, пойду я. Дела у меня.
Тетка Смерть ушла, тяжело переваливаясь, в мятом сером плаще, в своей неизменной шляпе.
Маша долго смотрела ей вслед.
+++
Мать потихоньку оправилась от пережитого. Маша закончила школу, затем - институт, вышла замуж, у нее родились дети - веселая девочка, вылитая Маша, и серьезный умный мальчик, копия отца. Дом, муж, дети, собака, любимая работа - жизнь текла своим чередом, аккуратно обходя острые углы и рытвины. Маша была то счастлива, то просто довольна, то "в конце концов, удовлетворена". Она наслаждалась каждым днем и думала, что так будет всегда.
Однажды летом она узнала, что ошибалась.
Тот столик и тот ресторан она потом всю жизнь ненавидела. Муж смотрел на нее также внимательно, как и всегда, пододвинул стул, сделал заказ.
-Нам надо разойтись, - сказал он. - Как-то меня это все перестало устраивать. И ты уже не та, что прежде. И я изменился. Страсть прошла. Оставаться вместе ради детей - смешно. Детям самим в первую очередь будет от этого плохо. Я заберу свои вещи, оплачу квартиру на год вперед, буду платить тебе алименты.
Маша никак не могла понять - где она сидит, что происходит, почему ее муж говорит такие странные вещи, да еще в ресторане... Почему они не дома? И где он, этот дом? В каких краях он остался? Надо было сказать что-то детям, как-то им объяснить... Маша почти хлопнулась в обморок, но вовремя остановилась: ей нужно было как-то добраться теперь до дома. Одной.
При мысли о том, что теперь ей придется спать одной в кровати, насквозь пропахшей любимым запахом, Маше сделалось совсем плохо. Голова кружилась, в глазах темнело. Ночью спать она не могла: из угла за телевизором выходил муж, смотрел на нее, грозил пальцем. Что-то говорил. Стоило встать и пойти по коридору - двигался следом за ней. Маша стиснула зубы, пошла по комнате, собирая чужие теперь вещи - выбросила на радость бомжам в мусорку пару пакетов, ей полегчало. Взяла старую книжку, легла на диван, повернулась на правый бок, приладила книжку к стенке, чтобы стояла наклонно, принялась читать. В четвертом часу утра к Маше пришла ССишла смерть.су утра к Маше диван на бок, приладила книжку к стенке, чтобы стояла наклонно, принялась читать. ь совсем плохо. мерть.
Она прошла сквозь дверь. Маша отчетливо слышала, как дверь открылась, а после - закрылась, хотя, если верить глазам, не шелохнулась вовсе. Постояла некоторое время у входа в комнату, посмотрела. Присела на кресло. Закинула ногу на ногу, посмотрела еще внимательнее.
Маша молча ждала, что ей скажет Смерть. Наверное, то же, что и все остальные: сама виновата, мужиков во как держать надо, и нечего быть такой эгоисткой, у тебя дети, ты красивая и умная, быстро найдешь другого - пары фраз ей хватило бы. Силы жить были уже на исходе, они просто кончились бы, физически кончились. Ей не хотелось дышать, не хотелось разговаривать, и смотреть не хотелось, и есть, и ходить - тоже. Но Смерть молчала. Приходила по ночам и сидела в кресле, смотрела на Машу. Под утро Маша забывалась коротким сном, полным кошмаров. Дети готовили завтрак, собирали портфельчики, тихонько уходили в школу. Приходили из школы, ужинали, кое-как делали уроки. Мыли посуду. Маша ходила на работу. Приходила с работы домой, ложилась на диван и молча лежала на боку, читала книжку. Есть не хотелось. Еще меньше хотелось мыться. Смерть смотрела молча, сочувственно поджав губы. Смерть жалела Машу. Смерть ей стала единственным другом. Остальные были страшно ею недовольны: трясли, поднимали, уговаривали, куда-то тянули, с кем-то знакомили. Некоторые даже ругмя ругали. Маша продолжала лежать. Ей хотелось, чтобы ее больше не было, тогда нечему бы было болеть. Но Смерть сидела у кровати, иногда провожала Машу после работы, иногда подходила в магазине. Все время молча, не отводя глаз. Маша могла рассмотреть во всех подробностях наряды Смерти, цвет ее глаз, каждый новый вариант маникюра. Если та вдруг задерживалась, Маша беспокоилась. У нее все болело тогда сильнее. Близость Смерти успокаивала Машу и усмиряла боль.
Первым не выдержал Машин начальник. Он принес документы на стажировку и сказал: не поедешь - уволю на хрен. Маша испугалась: увольнение помешало бы ей лежать. Пришлось бы искать работу, думать и шевелиться. Она собрала чемодан и поехала.
В самолете Смерть снова сидела рядом. Летели восемь часов. За три часа до посадки, когда внизу еще был океан, Маша вдруг обнаружила себя возле хвостового люка. Ей не хватало воздуха, нужно было обязательно проветрить самолет. Она уже почти протянула руку, как вдруг ее что-то толкнуло, или самолет дрогнул. Маша увидела, что вокруг много людей: молодые, старые, мужчины, женщины, дети. Даже пара грудных младенцев. Ей стало страшно: ведь она хотела их всех убить! Маша стала задыхаться еще сильнее. Признаться в панике ей показалось стыдным. Она забилась в кресло, уткнулась носом в иллюминатор и стала смотреть на приближающуюся землю. Когда самолет приземлился и замер, она глубоко вздохнула - пожалуй, впервые после того чудовищного обеда.
Через месяц Маша вернулась со стажировки и зашла в свою комнату. Мусор покрывал комнату ровным слоем; вещи лежали в каком-то особенном беспорядке. В комнате было темно; у Маши появилось отчетливое ощущение, что здесь обитал глубоко больной человек. Она ахнула и закрыла лицо руками.
Правда, чтобы окончательно выздороветь, ей понадобилось несколько лет.
+++
В глубине души Маша была уверена, что умерла тогда, над океаном. Умерла прежняя Маша, а народилась другая. Она стала много времени проводить с детьми, заниматься домашним хозяйством, читать, гулять на улице. Завела себе разные хобби, сменила работу. Начала новые отношения. Дети постепенно тоже оправились от пережитого ужаса: черная депрессия мамы стала для них куда бОльшим ударом, чем отсутствие отца, тем более, что он всегда много работал. Маша сделала дома ремонт, сменила прическу, духи и весь гардероб. Жизнь потихоньку налаживалась, катилась к своей середине.
Наконец, наступил такой год, когда прозвенел первый звоночек: пригласили на похороны однокурсницы. Прошло две недели, и умерла коллега по бывшей работе - молодая девчонка, моложе Маши на несколько лет. Умер бывший начальник. От этих смертей Маше становилось жутко и горько. Список имен на заупокойном листочке, которые Маша аккуратно писала в церкви, все удлинялся. Тем не менее, известие о смерти учительницы, наставницы, проводника в профессии, женщины, которую Маша - да и не только Маша, все ее коллеги - обожали и уважали, застало ее врасплох. С друзьями Маша только-только затеяла выпить по случаю профессионального праздника, как пришла смс. В комнате наступила по-настоящему гробовая тишина. Все растерянно переглядывались: непонятно было, что делать. Казалось, что рухнул весь мир. Расходиться по домам, оставаться наедине с собой ни у кого не было сил.
Впервые в жизни Маше по-настоящему захотелось пойти на похороны: пойти, чтобы проститься с человеком, оставившим неизгладимый след в ее жизни. Впервые в жизни она тщательно выполняла все требования ритуала: ей необходимо было уцепиться хоть за что-то, чтобы не потерять связь с реальностью. Впервые в жизни она не смотрела на происходящее со стороны, а горевала вместе со всеми, наотмашь. Впервые в жизни Маша рыдала на похоронах. Вытирала слезы другим. Да много что делала впервые в жизни - подходила к гробу, долго всматривалась в мертвое лицо женщины, так много значившей для нее. "А ведь мы совсем мало знакомы, - думала Маша, пока перед внутренним взором проносились воспоминания о редких, но таких важных встречах. - Что же происходит с другими? И что со всеми нами будет теперь?" Маша вспомнила, как покойница была неизменно весела, энергична, умна; как легко и без экивоков помогала другим. Как любила она жизнь во всех ее проявлениях - и разрыдалась. Ее трясло и колотило, и слезы текли бесконечным потоком. Рыдая, Маша приняла поминальное угощение; нагнулась за комком земли; швырнула его, стараясь вложить в него свою любовь, все самые лучшие пожелания; рыдая, выбрала цветы, которые положила на могильный холм.
Появление Смерти среди березок Маша восприняла, как личное оскорбление. Людей поблизости не было; поэтому Маша бросилась на Смерть с кулаками.
-Ты! -кричала она. - Опять ты! Да как же тебе не стыдно! Она же так любила жизнь! Она столько не успела сделать! Она могла еще столько прожить! Как ты могла!
Смерть пыталась что-то сказать, но Маша ее не слушала.
-Уходи! Уходи, и никогда больше не появляйся!
Смерть натянула поглубже свою широкополую шляпу и медленно пошла вглубь рощи. На мгновение Маше стало неловко, но она снова посмотрела на укрытый цветами могильный холмик - и опять заплакала.
+++
Смерть и правда больше не появлялась. Ни когда Маша или дети заболевали, ни когда случалась беда - всегда было понятно, что Смерть не придет. Впрочем, и совсем она не уходила - появлялась то тут, то там. То умирал кто-то из коллег и знакомых Маши; то друзья отправлялись на чьи-нибудь похороны. Как-то выдался год, когда чуть ли не еженедельно умирал кто-то поблизости. Маше стало казаться, что она - мишень в парковом тире, и кто-то не очень меткий ведет охоту. В ней проснулась невероятная жажда жизни: каждый миг, каждое мгновение ей хотелось наполнить глубоким смыслом. Все стало ей интересно, ново, необходимо. ДО глубокой старости интересовалась она новинками кино, музыки, литературы; каталась на роликовых коньках, плавала, загорала, занималась йогой. Правнуки восхищались прабабкой, на старости лет в третий раз вышедшей замуж; книжки ее переводили на разные языки. Она путешествовала, наслаждалась жизнью. В глубине души Маша давно уже поняла, как была не права; ей все хотелось как-то поаккуратнее извиниться перед Смертью, пожать ей руку, поблагодарить за все, что та для нее сделала. Смерть придала жизни вкус, Смерть научила отпускать, Смерть научила смотреть в суть вещей, избегать поспешных решений. Маша знала, что именно Смерть придала остроту многим жизненным удовольствиям, что заставляла задуматься или, наоборот, махнуть рукой на какие-то вещи.
Но увидеться так и не удавалось.
Свое девяностопятилетие Маша поехала встречать на Байкал. Когда-то она хотела встретить старость где-нибудь в Африке или в Австралии, на берегу моря, на желтом песочке. Но это было так скучно! Байкал приятно холодил ее старые ноги. Ощущение нездешней, нечеловеческой, таинственной мощи приобрело к старости удивительные оттенки: то ли Маша научилась их различать? То ли ей просто мерещилось? Как тут ответить?
-Легко, - вдруг сказал кто-то за левым плечом. - Если ты это чувствуешь, значит, так оно и есть. Все-таки ты балбеска.
Маша оглянулась и увидела знакомую широкополую шляпу, знакомую тетку. В отличие от Маши, та ничуточки не состарилась. Маша бросилась ей на шею, как девчонка - она была рада встрече со старой подругой. Они обнялись, расцеловались, пожали друг другу руки, простили то, что нужно было простить.
-Пойдем, - сказала Смерть. - Теперь уж пора. По пути и наговоримся.
Маша взяла свою верную подругу за руку. И они пошли.