Аннотация: Писалось для Минифеста, пришла 12той из 41го!:)))
Я сидела на кровати и бездумно разглядывала стену напротив. Снизу до середины холодная белая плитка, дальше неприятного оттенка зеленая краска. Стена холодная и не сильно чистая. Зачем разглядываю ее столько времени? Тренирую смирение, по-своему интерпретируя советы психолога.
Больница вызывает у меня острый приступ нелюбви к человечеству. Не знаю почему, вроде бы должно быть наоборот. Но я замерзала и внутри, и снаружи. Приходили священники и говорили о Боге, поддерживали тяжелобольных. На такие проповеди у меня самая настоящая аллергия. Тело начинает чесаться, глаза слезиться, и я торопливо, насколько позволяет костыль, сбегаю в свою одиночную палату.
Наступил ноябрь и я жду снег. Уж он то бы меня согрел, если не тело, то душу. Но и снега нет. Мне некого обнять, кроме старой детской игрушки бегемотика.
После того случая, который, несомненно, несчастный, я не могу заниматься. Вдобавок к сломанной ноге и сотрясению, у меня дрожат руки. Непрекращающийся, сводящий с ума, тремор.
Сейчас хочется не столько играть, сколько просто обнять скрипку. Погладить полированное дерево, натереть смычок канифолью. Почувствовать родное тепло и запах. Но инструмент потерян.
Больница чем-то неуловимо походит на тюрьму. В тюрьмах я никогда не бывала, но атмосфера представляется именно такой. Безнадежная скука и обреченность.
Спать легла ровно в девять. Накрылась с головой тяжелым одеялом и принялась проигрывать в голове произведения. Странная штука - память. Врачи сказали, у меня частичная амнезия. Верю. Но я отчетливо помню все до единой ноты. Уснула через пару часов, проиграв весь репертуар. Ночью снова снился снег.
Утром солнца не было, небо мучнисто-белым одеялом нависло над крышами. Моя палата на четвертом этаже. Поэтому я очень удивилась, обнаружив на подоконнике яркую упаковку чего-то непонятного. Открыла створку, просунула руку через решетку, и достала картонное ведерко. Осторожно открыла. Мои глаза, наверное, походили на круглые блюдца.
Внутри лежал пакетик, в пакетике шарики, похожие на снежки. Я повертела один в пальцах, раскусила, и почувствовала на языке сладость. Клубника в белом шоколаде. На дне лежала записка без подписи. "Я тебя нашел". Черные чернила, крупный почерк. По позвоночнику прошла дрожь. Нет... Я не верю в гномиков.
Рассказывать об этом психологу или не стоит?
Десять шариков исчезли быстро. Они таяли во рту, оставляя за собой кисло-сладкий привкус лета.
Каждое последующее утро начиналось с проверки подоконника. Ночью я пыталась бодрствовать, следила за дверью и окном, цепляла ниточки, передвигала стул к двери, но никого так и не засекла.
Таинственный гном приходил еще три раза. В понедельник, среду и пятницу. Три записки - "Скучаю!", "Люблю!", "Встречу".
В воскресение меня, наконец, выписали.
Перед тем как уйти, я провела маленькое расследование и выяснила, что никто в больнице тапки на окно не ставит и сладостей не получает. Ни дети, ни старики. Мне стало стыдно, ведь конфеты я уплетала в одно рыльце, ни с кем не делилась.
В день выписки повалил снег, большие влажные хлопья, было скользко. Я улыбалась и медленно спускалась по лестнице, одной рукой придерживая лямку рюкзака, другой держась за перила. Чертовски длинная лестница.
Взгляд зацепил рождественский колпак. Человек, ростом как все, явно не гном, но на голове длинная красная шапка с белой бахромой и помпоном. Мы встретились взглядами и он помахал мне рукой в черной перчатке. Серые глаза и лукавая ухмылка.
Гном переросток дождался, пока я спустилась, после чего развернулся и пошел прочь. На спине у него висел футляр от скрипки. Не раздумывая, пошла следом. Куда он приведет - без понятия. Но следовать за ним гораздо интереснее, чем советам психолога. Почему клубника в шоколаде вызывает больше доверия, нежели таблетки?