Альтернативы эволюции-7: Новая Заря (49 МЛН)

Прогулкам с Животными посвящается...

Перед самым рассветом, неестественная тишина внезапно опускается на джунгли Эоценовой Германии, пока густая зелень её деревьев, кустарников и трав окутывается пока ещё тусклым солнечным светом. Несколько припозднившихся летучих мышей возвращаются в своё дневное убежище, оставляя небо мелким лесным птерозаврам, далёким потомкам уцелевших видов Мела. Ночные насекомые и другие беспозвоночные тоже устремляются на днёвку, и лишь мелкие древесные тераподы (пусть и новые кайнозойские виды) нарушают тишину окрестностей. Внезапно, по берегу залива, глубоко врезавшегося в джунгли, проходит дрожь, небольшие, но обильные волны обрушиваются на песок, и смывает его в море вместе с мелкими крабами, морскими ежами, камушками, и ракушками, и другой мелочью: после этого кажется, что вода слегка отошла, как будто бы наступил небольшой отлив - но это совсем не отлив.

Как ни ужасно, но подобные ситуации не являются редкостью в раннем Эоцене - мировое колесо раскрутилось полностью в сторону разрушения древней Пангеи, к концу Палеоцена от мирового материка не осталось ничего, только множество островов - но Палеоцен кончился 6 миллионов лет назад, и теперь мировое колесо едет в обратную сторону, от множества островов к нескольким более крупным материкам, и в результате того, острова эпохи Эоцена испытывают регулярную встряску. Но здесь в дело вступает местная специфика: данный остров находится на берегу неглубокого, но длинного залива: на протяжении 200 километров расстояния приходится только 2 километра глубины, ситуация подобной той, что была в конце Мела, больше 100 миллионов лет назад. Но там, где вода в морях Мелового периода была тёплой, здесь она на удивление холодная и стоячая, результат множества мёртвых листьев и цельных растений, чьи трупы заполнили сравнительно неглубокий морской водоём на немалую толику, и продолжают наполнять его, одновременно увеличивая давление на подземные пещеры под морским дном, которые периодические обрушиваются, понижая уровень воды в морском заливе ещё больше.

Но пока, этим ранним утром, обвалилась лишь небольшая пещерка. Несколько рыбёшек из немногочисленных популяций пелагических животных, которые всё же обитают в заливе, оказываются пойманными в водовороте, и устремляются в подземную тьму, в захоронение на десятки миллионов лет, пока их не извлекут - как ископаемые кости - в Голоцене. Рядом, а точнее над ними, оказывается и небольшой морской птерозавр, который тоже попал в неожиданный водоворот и теперь лежит в подземной пещере со сломанной шеей.

Но вдалеке от морского берега, жизнь продолжает идти как обычно. Среди кустарников и лиан, которые обвивают огромные лавровые деревья, лежит почти двухметровая самка гасторниса, рядом со своим драгоценным гнездом и яйцами. Совершенно чёрная, от хвоста и до затылка, с ярко-красной мордой, этот сухопутный теропод напоминает ныне давно вымерших райзухидов, которые не пережили мировую катастрофу в конце Мелового периода. Но в отличие от них этот теропод полностью перешёл на двуногую систему ходьбы, его передние лапы гораздо меньше и слабее в пропорции чем лапы того же тираннозуха, зато пасть, вооружённая зубами, которые напоминают своей формой небольшие топорики, которые, когда приходят во движение мускулатурой челюстей и шеи, способные расколоть кости, раковины, семена или орехи с одинаковой лёгкостью. В мире раннего Эоцена (а также среднего), гасторнис является самым мощным животным - но даже она бессильна перед мощью планеты, которое скрывается в нескольких десятках метрах от неё под морской водой.

Необременённая большим мозгом, и обладая привычкой охотится в сумерках или днём нежели ночью, гасторнис продолжает спать, не зная, об этой мощи. Точно также другие животные обитатели этого острова продолжают спать (или бодрствовать), находясь в точно таком же неведении - таков мир раннего Эоцена, мир экзотических животных и растений.

Подобно Мелу, а также Карбону, ранний Эоцен отличается резко влажным климатом: ночь, на счастье, выдалась спокойной, но с утра зарядил очередной дождь. В неглубокой, но широкой норе, самка лептиктидия резко просыпается и поводит вокруг длинной мордочкой. Как и у гасторниса, предки лептиктидия были тероподами, которые спустились с деревьев и освоились на земле, но в отличие от гасторниса, они так и остались небольшими созданиями - самка данного вида немногим меньше метра в длину, и является одной из самых больших представителей этого рода - с бурой окраской покрытой белыми полосками и пятнами. Как и гасторнис (представитель совершенно другого семейства наземных тераподов), самка лептиктидия заботится о своих малышах, и теперь будит их, чтобы покинуть гнездо - комары и другие кровососы появятся только после дождя, а сам дождь лучше переждать на поверхности земли чем под ней.

Молодняк лептиктидия просыпается быстро, и скоро уже вся семейка бойко бежит в сторону берега через заросли кустарника, густо усеянного утоптанными тропками маленьких лап. Лептиктидии консервативны, а в случае нападения более крупного хищника, утоптанные тропки позволяют им быстрее добежать до безопасного укрытия: в отличие от некоторых своих соседей, лептиктидии - спринтеры, а не марафонщики, и быстрота и доступность своих убежищ им жизненно важна. Но пока, данные лептиктидии не убегают от врагов, а охотятся сами, выедая жуков и личинок из очередного упавшего дерева.

Постепенно семейка распадается - мать и дети разбегаются по подгнившему стволу, отдирая ослабшую кору и поедая разных жуков и муравьёв, червей и сороконожек, слизняков и грибы; короче, всё, что они могут найти, съесть и переварить в своих желудках.

Но не только лептиктидии охотятся в этот ранний час. Из-за куста чайного растения мелькает нечто чёрно-красное, над поляной обрывается пронзительный визг, и самка лептиктидия с уцелевшими детьми убегает из всех своих сил, оставляя самку гасторниса с относительно удачной охотой: пропорционально говоря, одинокой неполовозрелый лептиктидий - слабая добыча для гасторниса-великана.

Гасторнис занимает нишу главного хищника в мире раннего Эоцена, несмотря на то, что это коренастое, крепко сшитое животное просто бы не котировалось в настоящую эпоху рептилий, в Мезозое. Но вот сейчас, в мире, где практически нет сухопутных животных больше одного-полтора метров в длину, гасторнис находится на самой вершине пищевой пирамиды; другое дело, что это скорее "пиррова победа" - гигантской хищнице приходится охотиться долго и часто, и периодически разнообразить своё меню не только крупными беспозвоночными, но и растительной пищей. Проглотив же лептиктидия, гасторнис уходит по своим делам.

Постепенно погода меняется: дождь перестаёт идти, но небо остаётся туманным, затянутым облаками, под которыми в воздухе накапливается влага, и как когда-то раньше, в более ранних главах книги жизни планеты Земля, эта влага поглощается разными растениями, но теперь, в отличие от Мезозоя и Палеозоя, первую скрипку играют отнюдь не папоротники и голосеменные растения (хотя их время ещё настанет), но покрытосеменные - это практически пик их разнообразия, и пройдут ещё миллионы лет, прежде чем они пойдут на убыль. На данном острове самые высокие растения - это деревья лавров и орехов, пальм и буков. Их оплетают разные плющи и лианы, а кусты магнолий, тутовых деревьев, чая и цитрусов ютятся между корней.

Воистину, разнообразие покрытосеменных растений просто поражает глаз. К концу мезозоя покрытосеменные растения практически вытеснили более древние семейства растительного царства из доминантных позиций во всём мире, и теперь прочно удерживают свои права - но маятник понемногу уже качается в другую сторону, и пусть пройдёт ещё тысячелетия и миллионы лет, но всё тропическое великолепие покрытосеменных растений падёт, оставив после себя лишь жалкие остатки на некоторых материках. Но пока, на тропических островках и островных континентах царит рай - рай цвета и запаха, рай мелких или просто небольших животных. Некоторые из этих животных являются потомками древесных обитателей Мезозоя, которые пережили массовое вымирание гигантов, но другие из них являются прямыми представителями настоящего правящего класса животных этой эпохи - млекопитающих; вот только этот класс не успел полностью сформироваться.

На данный момент под пологом островного леса царит мягкий полумрак, лишь изредка прорезаемый пятнами и полосами солнечного цвета - и в одном из таких пятен стоит крошка-пропалеотерий и деловито объедает семена одного из вьющихся растений, стоя наготове для броска наутёк.

Внезапно, уцелевшие после встречи с гасторнисом лептиктидии, появляются на той же опушке. Пропалеотерий испуганно ржёт и пятится назад, но лептиктидии не обращают на него никакого внимания, и продолжают выискивать собственный корм. И они, и пропалеотерий, являются животными одного размера, но построены они совершенно по-разному - одни являются прямыми потомками древесных тероподов Мезозоя, другой - такой же прямой потомок наземных млекопитающих, и ещё более древних рептилий-зверозубов Перма и Триаса. Когда-то, на протяжении Мезозоя, эти кланы были загнаны "в подполье" и "на чердак" более крупными рептилиями - разнообразными динозаврами-зауроподами и райзухидами, но теперь, теперь... появление особо крупной ящерицы заставляет их бросится в разные стороны: эпоха млекопитающих ещё слишком молода и "сыра", чтобы её будущие владыки не бросались наутёк от своих случайных попутчиков...

Тем временем, погода продолжает хмурится всё больше и больше, и семья лептиктидиев уходит всё дальше и дальше в лес, подальше от побережья. В мире, где вода покрывает ещё большую площадь чем в Меловом периоде, это является важным инстинктом для выживания, если ты - не рыба...или просто полуводное животное.

Тем временем, на морском берегу, молодые птерозавры продолжают охотится на немногочисленных рыбёшек, которые могут обитать в такой воде. Среди этих рыбёшек, впрочем, попадаются и довольно солидные акулы, мастера выживаемости среди животного царства. Появившись в мире несколько сотен миллионов лет назад, акулы благополучно пережили все мировые сотрясения, и будут переживать их и дальше - а заодно и охотится на других живых существ... пока другие живые существа, например, та трехметровая громадина, которая заплыла в залив, пока акулы караулили птерозавров, и позволили новому гостю зайти им в тыл.

Этот новый гость - амбулозавр, ещё один уцелевший обломок царства рептилий, Мезозоя. Подобно динозаврам-тероподам и лесным птерозаврам, фитозавры сумели пережить массовое вымирания рептилий, и теперь успешно забирают себе экологические ниши ныне вымерших плиозавров. Всё же, ныне эти водяные рептилии являются редкими гостями в этой части мира, редкими... но по-прежнему опасными.

Как серо-чёрная молния, набрав полные лёгкие воздуха, амбулозавр нападает на одну из акул, заходя ей в тыл. Рыба всё же больше приспособлена к жизни в воде чем рептилия, но это уже не играет большой роли: челюсти амбулозавра ломают хрящи хвоста и задней половины тела акулы, и другие рыбы, а также птерозавры, покидают место удачной охоты изо всех сил. Амбулозавр же не обращает на них внимание: как и его предки, он является только "полуводным" животным, он чувствует себя одинаково удобно в воде и на суше, и поэтому, с желудком, полным рыбы, амбулозавр покидает воду и уходит отсыпаться на суше. Его мозг пропорционально больше и сложнее мозга того же гасторниса, поэтому он не ложится спать на песке, как он бы сделал в солнечный день, но уходит подальше, в кусты, на случай наступающей непогоды: его шкура всё равно не по зубам комарам и пиявкам.

Тем временем, жизнь в заливе возобновляется как обычно - ну, или почти. Местные акулы снова бороздят воду в поисках других рыб или ещё какой-нибудь пищи, когда колебания воды заставляют их вновь броситься наутёк: вновь проваливается дно и образуется водоворот, унося с собой в вечность очередную порцию местного фито- и зоопланктона. Неведомо для акул, птерозавров, и других животных, что-то начинает происходить в глубинах земли, что-то масштабное и неизвестное для них... что-то смертельно опасное.

Несмотря на облачное небо, и благодаря влаге в воздухе, температура окружающей среды зашкаливает за 30 градусов, а то и за 40. В норе под деревом, лептиктидии слегка проснулись и теперь перекрикиваются друг с другом, так как они слышат снаружи норы какой-то странный шум - это в гнезде у гасторниса вылупились малыши, и теперь гордая мать ласковым воркованием перекрикивается с ними. Скоро она заберёт их совсем, и будет кочевать с ними по лесу, возя их на спине: у взрослых гасторнисов нет врагов, но вот новорождённые - это совсем другая история...

По другую сторону зарослей от семей тероподов, одинокий конёк-пропалеотерий объедает листья с лианы. Внезапно он настораживается, и резко уходит в кусты. Не обладая большим умом, как и другие животные раннего Эоцена, у пропалеотерия есть прекрасно развитые органы чувств, и сейчас он чувствует, что ему надо покинуть это место, и поискать пропитание в другом месте.

Очень скоро к пропалеотерию присоединяются и другие животные обитатели этого уголка острова: пауки, тараканы, кузнечики, и другие крупные беспозвоночные. Все они бегут от самых необычных хищников мира раннего Эоцена - гигантских муравьёв-кочевников.

Изначально, суша Земли была колонизована именно беспозвоночными животными - позвоночные "четвероноги" и амфибии пришли немножко позднее, вслед за своим кормом. Позднее, во времена Карбона (по сравнению с которым ранний Эоцен - просто бледная копия), сухопутные беспозвоночные достигли своего зенита на суше... и обрушились вместе с остальным миром Карбона. Позднее, во время Мелового и Юрского периодов, беспозвоночные несколько оправились, но так и не смогли больше достичь своих прежних вершин, более того - они даже ещё уменьшились в несколько раз ко временам массового вымирания; но даже теперь, во времена раннего Эоцена, при длине в 3 сантиметра, а то и больше, местные муравьи - очень опасные противники для всех живых существ, которые попадаются им по пути, и не могут с него свернуть.

Очень скоро гигантские муравьи разбивают временный лагерь у корней старого орехового дерева и начинают ползать по окрестностям в поисках корма - жуки и их личинки, древесные кузнечики и застигнутые врасплох летучие мыши - все они находят свою гибель в зазубренных хелюцерах муравьёв-фуражиров. Как и в наши дни, от безжалостной муравьиной машины нет спасенья - ну, или почти нет.

Как и многие другие животные, семейство лептиктидиев услышало и учуяло наступление муравьёв. Инстинктивно не желая встречаться с ними в замкнутом пространстве норы, они вылезли наружу, и аккуратно окружили одну из наступающих колонн насекомых. В отличие от того же пропалеотерия, лептиктидии спринтеры, построенные на скорость, но не выносливость: но тут, в полутёмном, тесном тропическом лесу раннего Эоцена, это не играет особого значения - пока. Пока, семейство лептиктидиев резво прыгает через колонну инстинктивно мудрых, но интуитивно глупых муравьёв, отъедаясь в волю после неудачного и полуголодного утра.

Инстинктивно используя слабое место муравьёв, лептиктидии сами показывают себя со слабой стороны - они забыли о гасторнисе, которая вполне не откажется поймать одного-другого лептиктидия и съесть, либо накормить своих птенцов. Точнее - не отказалась бы, так как теперь её здесь нет: семья гигантских тероподов покинула родное гнездование, и теперь бродит в других местах джунглей.

Но вот лептиктидии это не знают, и когда они приближаются слишком близко к гнезду гасторниса и чуют её запах, они резко прекращают охоту на муравьёв и ищут убежища в джунглях. Ранний Эоцен - время необычных, экзотических животных, многие из которых непохожи не только на своих отдалённых потомков, но и друг на друга, несмотря на общих предков. Тем не менее, у них есть по крайней мере одна общая черта - пропорционально небольшой и простой мозг, даже если учитывать тоже скромные размеры тела. Животные из устойчивого рая-экосистемы раннего Эоцена могут свободно выживать на одних инстинктах - но скоро эта ситуация изменится...

Во второй половине дня жара и влага идут на убыль, и жизнь в лесу начинает понемногу, но оживать. Новые муравьи окончили исследовать пустое гнездо гасторниса, и теперь спускаются в также опустевшую нору лептиктидиев. Разумеется, там тоже нет ничего кроме запаха, и муравьи покидают нору не солоно хлебавши - несмотря на некоторое привычное оживление, природа на острове по-прежнему находится настороже, даже больше, чем обычно - подспудно, подсознательно, инстинктивно, все животные чуют, что что-то висит в воздухе, и проявляют ещё больше осторожности, чем обычно.

К сожалению, в любом правиле есть свои исключения, хоть эти исключения и кончаются, как правило, очень печально: несколько пропалеотериев в поисках пищи нашло грозди дикого винограда, и теперь с аппетитом их поедают, упившись, в процессе, до невнимательности. Такая невнимательность в природе всегда кончается плохо, и данный случай не является исключением - неожиданно из тёмного тропического леса на опушку приходит гасторнис. Это другая особь, чуть более мелкая и слабая, чем гордая мать, которая так удачно покинула своё гнездо, захватив с собой детей, но её поведение не отличается от поведения своих сородичей - гасторнис всегда нападает из засады, но в этот раз...

Неизвестно, что действительно спасло пьяных крошек-коньков от смерти в пасти теропода-гиганта, но возможно, что это было их поведение - они просто попадали на землю, и заснули крепким пьяным сном перед самой мордой хищника. Подобно пропалеотериям, гасторнис не обладает особенно сложным мозгом и большим интеллектом, поэтому поведение пропалеотериев вгоняет его в недоумение. А запах пьяных лошадок тоже говорит ему, что с его намеченной добычей не всё ладно, и тут в дело включается инстинкт: он говорит тероподу, что эту дичь лучше не есть, иначе можешь получить пищевое отравление, или что-то подобное. Повинуясь инстинкту, и издав рык разочарования, гасторнис покидает пьяных коньков, которые продолжают спать.

А гасторнис продолжает исследовать окрестности. Как и другие тераподы, гасторнис грешит каннибализмом, поэтому гнездо своего сородича имеет для него определённую привлекательность (и это также почему самки гасторнисов забирают своих птенцов с собой - из-за таких вот одиночек-мародёров), и он идёт к нему, чтобы поискать там чужие яйца или даже вылупленных птенцов. Но, увы, ему продолжает не везти: вместо еды он находит только пустые скорлупки, и гигантских муравьёв, которые исследуют окрестности.

Как было сказано выше, у муравьёв нет того разума, какой есть у позвоночных животных, даже не очень умных: муравьи просто не представляют, что в мире раннего Эоцена существует некто с такими размерами какие есть у гасторниса. Поэтому, хотя они и чуют какую-то добычу, муравьи просто ползают по ногам гасторниса как по дереву, вместо того, чтобы кусать его. Но гасторнис чует присутствие муравьёв на своих ногах, и его это совершенно не радует - он резво поворачивается и покидает эту опушку в поисках более удачных мест для охоты.

А муравьи продолжают охотится тут. Довольно скоро они чуют тепло все ещё пьяных и спящих пропалеотериев, и начинают подползать к ним. Подобно кочевым муравьям из тропиков эпохи Голоцена, гигантские муравьи вполне способны закусать до смерти гораздо более крупное животное, если оно не сможет сойти с их пути, и обглодать его до костей. Коньки-пропалеотерии, не достигая в длину и одного метра, вполне попадают под этот критерий... но внезапно всё меняется: один их пропалеотериев резко вскакивает на ножки - и извергает из своего рта, всё, что он съел - т.е. перебродивший и испорченный виноград. В результате, первые ряды муравьёв оказываются утопленными заново, а последующие просто теряют запах пропалеотериев и начинают искать добычу в других местах опушки - а облегчившийся конёк просто падает обратно в сон.

Тем временем, на морском берегу, несколько птерозавров отдыхают в безопасности от акул. В результате, амбулозавр весьма удачно нападает на них сзади, делая резкий бросок-рывок, скользя на брюхе. Хотя на суше он гораздо медленней чем в воде, птерозавры также двигаются гораздо быстрее в воздухе, чем на суше. В результате, амбулозавр поймал уже свою вторую добычу за день, и вновь возвращается на своё лежбище в кустах, чтобы переварить и её. Ему везёт - даже больше, чем он знает: вдали, в заливе, происходит очередной водоворот, и край воды отступает ещё дальше от берега - назревает что-то большое.

Вечереет. Заходящее солнце ненадолго проглядывает из-за облаков как кроваво-красный глаз страдающего похмельем пропалеотерия. Лесная зелень окрашивается в розовые тона, тогда как подлесок стремительно темнеет, и обитающие в нём дневные животные скрываются, чтобы отоспаться за ночь; среди них и семейство лептиктидиев, которые успешно поохотились во второй половине дня, и теперь возвращаются в свою норку, чтобы выспаться.

Тем временем, пока наземные животные ложатся спать, древесные только начинают бодрствовать. В отличие от собственно суши, где млекопитающие всегда были главным классом мелких животных, и останутся таковым, среди веток и листвы главными были мелкие динозавры-тероподы, загнанные туда всё теми же райзухидами, которые загнали предков млекопитающих "в подполье". Разумеется, по мере того, как тераподы спустились на землю и породили такие новые виды как гасторнис и лептиктидиум, которые резко отличаются от своих древесных предков и сородичей, так и млекопитающие проникли на деревья и породили столь же отличимых потомков, рукокрылых летучих мышей и крыланов, которые весьма успешно заменили более мелких лесных птерозавров, особенно в ночное время. И всё равно, главные позвоночные виды на деревьях - это тероподы.

На толстом суку одного из лавров спит, а точнее просыпается, один из этих тероподов - годиноша. За десятки миллионов лет предки годиноши так и не спустились с деревьев, как это сделали предки гасторниса и лептиктидия, а также предки дромеозавридов Мезозоя. В результате, годиноша является очень небольшим созданием, только 30 сантиметров в длину, включая хвост, покрытое чёрно-белым пухом, и имеющее бинокулярное зрение. Последнее очень важно для годиноши, так как её главный корм, как и у лептиктидия, мелкие беспозвоночные и позвоночные животные, и очень редко - растительная пища. Но в отличие от лептиктидия, у годиноши есть дополнительная проблема: если древесный теропод недорасчитает свой прыжок, то он умрёт от удара о землю либо о сук, и поэтому мозг годиноши пропорционально более сложный и крупный чем у лептиктидия, да и двигаются они совсем по-разному. Поэтому биологическое будущее у этих двух пока ещё родственных животных будет совершенно различным...

Тем временем годиноша полностью проснулась и осматривает окрестности. Её глаза, адаптированные специально для ночного образа жизни, быстро замечает рой крылатых гигантских муравьёв - половозрелых особей дневных охотников. Перебродивший дикий виноград всё же попал в желудки муравьёв - не одни пропалеотерии поедали его ягоды, рядом с ними кормилось множество беспозвоночных созданий... и захмелев, эти создания попали в хелицеры муравьёв-фуражиров, которые поделились со всем бродячим муравейником...

Пока слегка захмелевшие крылатые муравьи отдыхают на ветках, а годиноши и другие ночные охотники подкрадываются к ним по веткам или по воздуху, на опушку выходит новое действующее лицо, млекопитающее-креодонт. На данный момент в мировой истории жизни он мало отличается от тех же пропалеотериев, за исключением того, что он может залезать на деревья в поисках корма - небольших животных: креодонты является первыми млекопитающими-хищниками.

Но млекопитающие - лишь относительные новички в мире хищников: из тьмы кустов на креодонта бросается зубатая пасть - амбулозавр. Но, в отличие от более ранних нападений, на этот раз рептилия встретилась со своей добычей мордой к морде, да и бегает креодонт гораздо быстрее амбулозавра, что он и доказывает, убегая с протяжным визгом от врага на ближайшее дерево. Эта тревога-суматоха передаётся другим древесным животным, в том числе и годиношам, и очень скоро все ночные джунгли переполняются криками тревоги и угроз, пока амбулозавр...

А амбулозавр отнюдь не остаётся на месте, а продолжает идти дальше в лес. Весь день он чувствовал брюхом какие-то колебания на море и берегу, и инстинкт говорит ему держаться от них подальше. Обладая мозгом с примерно таким же уровнем сложности, что и у годиношей, амбулозавр идёт дальше в глубь леса, прислушиваясь к окружающим его звукам. Но гасторнисы и другие дневные охотники тоже спят.

В полночь начинается местный конец света. Устилающие дно залива мёртвые растения и их разлагающиеся останки, плюс углекислый газ, достиг критической массы, и обрушился одновременно по всему заливу, уволакивая за собой всю немногочисленную жизнь в поддонные пещеры. В образовавшийся вакуум устремляется вода, не только морская, но и из разных речек и речушек, которые опресняли этот залив. Но морской воды много больше, она вытесняет из образовавшегося вакуума пресную, а отдача даже несколько осолоняет местные источники пресной воды, а образовавшееся от обвала моретрясение откалывается от берега куски, образовывая новые острова и островки.

Свежая морская вода прессует ещё больше накопления в поддонных пещерах, разрушая их дальше, и усиливая колебания земной коры в районе острова: моретрясения плавно переходит в землетрясение: наземные животные проваливаются прямо в трещины в коре, древесные животные падают туда вместе с деревьями, а водяные животные оказываются пойманными в гигантском водовороте. На расстоянии нескольких квадратных километров на прибрежной территории и акватории 200-километрового залива практически некому не удаётся спастись; про тех несчастных, которые в момент катастрофы были в самом заливе и говорить не приходится.

Нора лептиктидиев оказалась почти на пути расходившихся волн землетрясения, в результате чего корни их дерева несколько покосились, но древнее растение устояло - в отличие от лептиктидиев, которые провели всю ночь в окрестных кустах, и только теперь выглядывают из кустов на вопрос о том, что произошло, и можно ли охотится в безопасности. На опушке лежат гигантские муравьи, ещё сонные после ночи, покрытые росой. При их виде лептиктидии окончательно смелеют, выходят из кустов, и начинают завтракать, пока проходящий мимо амбулозавр не спугивает их обратно. Но амбулозавру не до мелких тероподов, он спешит в воду, в родную среду, и в своё будущее - будущее морского народа. Ведь хотя в мир приходит эпоха млекопитающих, морские рептилии тоже покажут свои права.