Однажды, одним тёплым весенним утром в Одессе, вдоль пристани прогуливалось три городовых. Тот, что справа - явный великоросс, ещё совсем недавно проживающий в самой матушке Москве, и даже и не думаю о военной службе. Ан пришёл к власти царь-государь Николай, и решил бравый великоросс, что жить в столице империи скорее беспокойно, чем престижно, и отправился служить в менее блистательную, но гораздо более спокойную провинцию.
Тот, что слева - явный житель бывшей Жечи Посполитой. Что он делает в одном из главных портов России? - понятно, служит службу. Польша - провинция неспокойная, то свои сектанты-особисты-фанатики, то спецагенты кайзерцев воду мутят - вот отдельным местным аборигенам и приходится сменять место жительства с их исторической родины до... хорошо если в Малороссии или подобных местах, а то ведь и в захолустье Сибири, и на пограничную службу в Кавказ отправить могут.
Ну, и, наконец, самый первый легионер, из роду-племени иудейского. Что он делает тут, в Одессе - понятно, ибо в Великороссии, а также в Малороссии, да и в местах других не любят, и даже бьют, ну а тут, в Одессе, он не чужой!..
Итак, три городовых прогуливались, вернее - патрулировали, рыбачьи пристани в Одессе. Кругом было полно народу, так как хоть Одесса и была скорее одной из имперских окраин, но народу в ней тоже было порядочно.
- Эй, Стефан, - окликнул поляка великоросс. - Ты нас слушаешь?
Поляк, который до этого пристально разглядывал подплывающие суда, неторопливо повернулся к великороссу, и, наконец, изрёк:
- Да.
- Что, "да"? Слушаешь ты нас или опять погрузился в пучину своих дум?
- Да не дразни ты его, Кондрат, - вмешался в спор двух других иудей. - Ты ж забыл - Стефан у нас житель деревни, для него и большая река - чудо, а тут само Чёрное в берега плещется! Естественно, что при виде его, он, как и другой любой его собрат впадает в прострацию!
- Ой-ой-ой, кто это мне говорит?! - сразу же вскипел поляк. - Англичанин али француз? Нет, это говорит мне иудей, чьи почтенные батюшка с матушкой, небось, и сейчас каждую ихнюю Пасху пляшут, как лисы вокруг винограда из притч ихнего Соломона не плясали!
- Пасха, - сразу же вскипел иудей, - это подарок богов людям! Без него сидели бы мои предки в земле Египетской!.. А, впрочем, что говорить о богах тому, чей народ на помазанника божьего руку поднял?
- Что есть русский царь для Польши? Чужак, а чужаков мои предки били ещё при псах-рыцарях тевтонских!
- Э-э, послушайте, ребята, - быстро заговорил Кондрат-великоросс, ибо оба других солдата стали быстро подходить к той точке общения, после которой начинается мордобой. - Может, не будем в общественном месте?
Поляк и иудей продолжили сверлить друг друга взорами, но явно уже остывали - напоминание явно пришло вовремя.
- Ладно, мир, - наконец сказал иудей. - Ты лучше скажи, на что ты в этот раз загляделся?
- Да я и сам не знаю, - наконец сказал Стефан. - Мне всё время кажется, что под водой плавает что-то большое.
- Ну да, сам чудо-юдо морское, - насмешливо сказал иудей. - Наверное, опять какой-то топляк. Беда с ними! То несчастный случай, то злой умысел, то ещё что-то...
- Только не надо мне вновь говорить об анархистах, - быстро сказал Кондрат. - Уж лучше вы тогда об Исходе спорьте - и то лучше!
Стефан только вздохнул, всё ещё поглядывая на водяную гладь перед портом. - Ну, чего ты разнервничался, Кондрат? Ещё со времён, и до времён, царя Александра, были и, наверное, будут разные "пророки", которые стараются извратить правило мироздания, которое гласит, что над всеми народами русскими - царь! И то, что какой-то выскочка из глубинки - из русской глубинки, между прочим! - решил пополнить собой этот скверный список - не представляет собой не одного чуда. Чудо в том, что этот выскочка сумел довести до белого каления нашего царя-батюшку!
- Да не выскочка он, а кайзерский шпион, - не унимался иудей. - Эти проклятые кайзерцам всё неймётся. Они никак не могут забыть, как мы их били, и будем бить! ...
- В любом случае, - перехватил лепту Стефан, - мы... что там происходит?
Все трое как по команде посмотрели в ту сторону. Там, в воде плескался пёсик, таща на берег палочку своему маленькому хозяину. И у мальчика, и у его пёсика были явно плебейские корни, но... на улице стоял такой хороший день, что городовым никак не хотелось прогонять их.
- Ну и чего мы на них смотрим? - наконец сказал египтянин. - Ребятня играется, вон рыбачье судно возвращается... дальше что? Или ты взаправду топляк увидел?
- Кра!
- Ах ты, проклятая!..
Тем временем, на воде разыгрывалась иная драма. Дело было в том, что в порту в Одессе водились не только люди, но и другие создания, как например крысы и чайки. И ежели первых сейчас не было видно совсем, то одна из представительниц вторых сейчас активно пыталась своровать рыбу из маленькой рыбачьей лодки. Тем временем, один из ловцов этой рыбы явно протестовал против такого развития вещей, и старался отогнать её тем, что было под рукой - сиречь веслом. К сожалению, он промахнулся, и просто вылетел из лодки, теперь лишь барахтаясь в воде.
- Ещё раз, хорошая бытовая сцена, - повторил иудей. - Думаю, любой интеллигент уже или пьесу сочинил, или новую философию. Не заделаться ль и мне интеллигентом? Например, не лезь в воду, не зная броду-
Внезапно по воде пронёсся звук, как будто бы в воду свалилась целая кладь бревен, вплоть до целого фонтана брызг. А когда брызги осели, рыбачьего судна уже не было, и лишь чайки кричали над тем местом, да отчаянно выл пёсик плебейского происхождения, уже вовсю сидя на пирсе вместе со своим малолетним хозяином.
- ... а не то тебя скушают, ты это хотел сказать? - проговорил Стефан. - Так что ты говорил о чуде-юде морском?
- К-какое чудовище? Это была акула. Просто акула, т-ты, поляк!
- Не знаю, - тихо сказал Кондрат. - В конце концов, что за акула смогла съесть целый челн?
- К-какой челн? Так, лодка!
- Всё равно. Какая акула могла съесть лодку?
Тем временем, ситуация продолжала развиваться. Особой паники не было. Чего-чего, а в городском порту была всякая рыба, были и акулы. Особо их любили всякие высокопоставленные лица - одному медик посоветовал есть побольше акульего мяса, другой просто любит кушать суп из акульих плавников, третий из акульей шкуры, мастерит-оббивает всякие вещи - дело разное. Так что и рыбаки акул ловили, не брезговали, и торговцы тоже. Но с другой стороны уж больно испугано кричали чайки, взлетая тем временем всё выше и выше, и пёсик на пристани тоже выл всё испуганней и испуганней.
Пёсик... Стефан хоть и был поляком, но никогда не считал себя ни пророком, ни особливо верующим, и, тем не менее, его сейчас озарило...
- Эй, пацан! - заорал он голосом громче, чем трубы иерихонские. - Бери свою драную шавку и беги!
Слова и тон сделали дело. Парнишка, не отличавшийся особым благородством происхождения, нередко встречался с раздражёнными городовыми, и не стал испытывать судьбу. И правильно сделал. Ибо лишь через несколько ударов сердца, поверхность воды буквально взорвалась, и в воздухе мелькнуло огромное грязно серо-белое тело и рухнуло обратно в воду с не меньшим гулом, чем, когда оно вынырнуло. И хотя на берегу никто ничего не успел толком заметить, на кораблях увидели более чем достаточно, ибо все они устремились к берегу, причем, чем были суда меньше, тем были они быстрее.
Всё равно, некоторые из них не успели.
* * *
- Итак, господа мои, что мы имеем?
Не смотря на вежливый тон, начальник городской стражи Одессы был не в духе. А ещё верней - совсем не в духе. Причин тому было две, и обе они были связаны между собой.
- Итак, проблем у нас две, и они связаны друг с другом. В-первых, эта акула. Из каких глубин интересно Господь вызвал сюда это чудовище, и почему?.. А во-вторых, это эти... анархисты. Стефан, они твои соплеменники, так что...
- Мои чувства по этому вопросу хорошо известны, ваше превосходительство, а вот к вам вопрос есть? Вчера они не были проблемой, а сегодня стали? Как так?
- Да потому что с сегодняшнего дня они всё говорят о каком-то мальчике из них, которой вчера услышал ангельский голос, который сказал ему, что господь наслал на нас эту рыбу, которая не уйдёт, пока царь не покается в грехах и не уйдёт в монастырь! У меня, конечно, есть большой соблазн поймать их на слово, и доказать раз и навсегда всем нашим горожанам, что анархизм лжив насквозь и поперёк, но столица, столица! - не поймёт! А отправляться на пограничную службу к китайцам или горцам - не хочу! Да и в ссылку в сибирское захолустье - тоже. Так что этот метод мы откладываем, и остаёмся со своими проблемами. Эта проклятая акула сгубит нам всё торговлю, и проклятые анархисты этим воспользуются! А если не они, то ещё какая-нибудь секта! Я ясно говорю? И потом, на столицу нам надеется нечего! Не поймут, как портовый город может пострадать от рыбы! А то, что это рыба может бревно столетнего кедра перекусить - это им не объяснить! Так что думайте, орлы, думайте!
- О чём? Ну, сделаем анархистов крайними - они-де наслали эту рыбу сюда, своими делами богомерзкими, дальше что? - задумчиво сказал всё тот-же Стефан.
- А ведь это идея! - бодро сказал начальник городской стражи. - Ты, Стефан, берёшься реализовать её?
- Нет, ваше благородие, я, пожалуй, возьмусь за другую идею - как извести акулу.
- Вот как? И как же это ты берёшься сделать?
- Вот это я до конца недодумал. Но - додумаю.
- Много времени просишь?
- День, много два.
- Сколько денег будет стоить?
- Наверное, в зависимости от рыночной цены.
- Стефан, без твоих торговых штучек! Через седмицу-полторы эта акула устроит такой рост цен, что и до банкротства дело дойти может!!
- Не беспокойтесь, ваше благородие! Думаю, день-другой у нас ещё есть, а может, я ещё и за бесценок всё добуду!
- Опять за свои штучки! На тебя жаловаться будут - на китайскую границу сошлю! Или нет - в зону чеченских набегов! Помни!
- Я могу идти?
- Иди. Но помни. А теперь поговорим с тобой, Нахимлес - как ты собираешься связать эту акулу с анархистами...
* * *
...Городовой-поляк молча подошёл к рыбной лавке и постучал в дверь. Её открыл грек - не дать не взять прямо из "Илиады" с "Одиссей" - старый бывалый мореход, бывший и в войнах, и в пиратских набегах...
Что ж, на этот раз проза жизни вполне соответствовала поэзии: старый Экхемос успел и повоевать, и попиратствовать, и начать и возглавить самую крупную организацию контрабанды в Одессе, и ещё заниматься рыбной ловлей. Ни дать, ни взять - Юлий Цезарь!
Нет, разумеется, начальник городской стражи знал о старом Экхемосе и его бизнесе, но, как и все люди, он был грешен, и поэтому брал взятки только по долгу службы, и тратил их только на свою семью. Но этого никто из его подчинённых не знал. Или почти. Стефан, хоть и был сравнительно честным городовым (взяток не брал, или не брал деньгами), но денежно-торговыми махинациями занимался сам, и был в курсе, о том, кто был старый Экхемос, и почему его так и не брали. А посему предпочитал поддерживать с матёрым греком свои собственные деловые отношения. Вот и сейчас...
- Здоровенек будешь, старый пёс?
- Здорово и тебе, поляк проклятый. Зачем пожаловал, снова снег с Альп лохам продавать будешь?
- Какой снег? В порту запустение, никто в воду идёт, там же акула - и топляка от полдюжины лодок и прочих, которые она потопила!
- Да, проклятый, ты попал. Что делать будешь?
- Ну, допустим, попали мы оба - ты лохам вещи покруче, чем снег продаёшь... скажи лучше другое - что эти акулы жрут, а то человек я сухопутный, поляк, а не грек - так что рассказывай.
- Да всё они жрут, всё! Бывало - даже глиняные и бронзовые кувшины, поношенные сапоги и лишние цепи!..
- Ну-ну, а чтоб наверняка?
- Рыбу, птицу, зверя морского - ты сам понимаешь. Главное, чтоб напуганный или подраненный был - слышишь?
- Кажется, да. Ну, бывай, борода!
- Бывай и ты, поляк проклятый. Да только - слышишь? - постарайся на днях не подохнуть: жалко будет!
- Я эту учту. При страшном суде тебе это зачтётся.
* * *
На следующее утро всё было без перемен...
- А ты хотел, чтобы всё исчезло? - язвительно спросил Нахимлес у Кондрата. - Полдюжины разбитых рыболовных судов с экипажами и грузами, плюс прочий урон? Сейчас! Такое не было даже в Библии.
- Да, - согласился Стефан, выезжая из переулка ведя телегу, над которой как-то подозрительно роились мухи. - Это реальная жизнь, и значит, что ещё хуже.
- Как мило, - скривил губы Нахимлес. - Наш поляк в своём репертуаре: всегда говорит, что может быть хуже.
- Это поклёп, о сын Иудеи! Нашу нацию всегда отличал излишний оптимизм и жизнелюбие! Как не тужились всякие "националисты", как не говорили они, что мы должны задирать нос и вообще прятаться как сычи на нашей родине - ан не вышло! Скинули мы их ярмо, да и разослали представителей во все страны - аж в самый Третий Рим попали, вижу я. И вообще-
Кондрат вздохнул.
- Ребята - мы уже здесь.
- Где?
- В порту.
И действительно, они были в порту. Только как он изменился! В воде торчали остовы кораблей и куски пристаней, и вообще, пахла вода прескверно. Изредка, поверхность воды покрывалась рябью, как будто-бы под ней проплывало что-то большое, и даже очень...
На берегу, впрочем, было тоже нехорошо. По нему ходили крепко сбитые толпы людей, которые постепенно сливались друг с другом...
- Граждане малороссы... сколько можно... терпеть царя лживого... - доносились до троицы крики уличных пророков. - Наказание... за грехи наши... ибо сие - левиафан, наказание господа...
- Я им покажу - "левиафан, наказание господа", - прорычал Стефан. - Ребята - да помогите мне скинуть этот груз в воду!
Городовые не привыкли иметь разногласия (по серьёзным делам), поэтому эта просьба была исполнена без всяких проблем.
Скинули.
- Дальше что? - спросил Кондрат.
Стефан повернулся к Нахимлесу.
- Просвети его, талмудист, о пророке Данииле.
- !!! Стефан, ты чего туда накидал? Динамита? Так запал-то?..
- Какой динамит - контрабанда. Нитроглицерин называется, смесь чёртова по-простому.
- И станет акула это есть?
- А я в рыбью требуху закатал - как раз ей на пасть.
- !!! Кондрат, записывай Стефана в свои!
- Да о чём хоть речь? - не выдержал Кондрат.
- Он её травить вздумал.
- !!! И на это он весь день вчера потратил? Устроил этим анархистам представление, пся кревь!
- Спокойствие, только спокойствие. Я знал, что кидать. Химия!
- Довольно! - иудей тут вклинился между товарищами. - Стефан, когда это должно сработать?
- Когда будет съедено.
- А если она это не съесть?
- А куда она денется?
Наступила пауза.
- Если я правильно угадал полёт твоих мыслей, - наконец заговорил Нахимлес, - то... ты тронулся, и я тронулся, так как я их понял.
- А я - нет!
- Тогда ты единственный нормальный... когда трезвый.
Наступила пауза, лишь вдалеке (подальше от представителей власти) раздавались крики уличных пророков.
- Складно кричат, сволочи, - наконец выдохнул иудей. - Слушаю их - и охота в Иерусалим, пока не прибили, и не был бы он под турецкой пятой. А может - и придётся...
- Стамбул сегодня... кто-то... славит, а завтра тяжкою пятой как змея спящего раздавят ну и пойдут своей тропой, - язвительно заметил Стефан, бывший паныч, человек не без образования. - Придётся-то почему?
- Я же тебе ангажемент сделал, а ты подвёл!..
- !!! То-та их так много тут!
- Ну! Я думал ты что-то серьёзное, а ты!..
Тем временем, пока товарищи припирались, Кондратом овладело густое равнодушие. Совершенное. Непроницаемое.
"Батюшки, матушки", думал он. "Выносите, святые угодники! Чур, меня! Дайте этой рыбе помереть - пить заброшу! Дорогу в кабак заброшу! Чур, меня, чур!"
Тут его сильно толкнули в плечо.
- А? Что? - спросил он, выходя из ступора.
- Получилось! - ответил, улыбаясь, Стефан.
В воде порта, брюхом вверх, "плавала" акула.
* * *
- Ну что, орлы? Не знаю, как у вас получилось, но получилось! Можете же, когда хотите! - говорил позже начальник своим подчинённым. - Чего же раньше не было-то?
- Желания не было, - ответил за всех иудей. - А тут... как-то получилось.
- Да уж, получилось, - пробурчал начальник. - Ладно. Идите премиальные и проваливайте!