...И да, жил я с мулаткой, на природном на лоне
Жили с нею на склоне Абиссинских гор.
Аполлона забыл, позабыл и Пифона,
Изредка доносился из джунглей их ор.

Прилетали откуда-то птицы-синицы
С изумрудными перьями в длинных хвостах;
Прибегали откуда-то и кобылицы,
Были там капли пота на их на носах.

И однажды закат был особо прекрасен,
И особенный закат пришёл из лесов,
Тут пришёл европеец, и он был ужасен,
Весь - от сношенных пяток до обвислых усов.

Вплочь до ночи он ел неустанно и жадно,
Клал сардинки на хлеба сухого кусок.
Выпил весь мой запас, выкурил безпощадно,
А потом он прилёг и вздремнул на часок.

Я спросил у него отчего он так бледен,
Отчего его руки так сильно дрожат?
- Ах, - ответил он мне, - оттого что я беден,
Я пошёл за богатством...низвергнулся в Ад.

Я спросил про большую, открытую рану,
Что сквозь тряпки чернела на тёмной груди.
- Ах, - ответил он мне, - я плевал на охрану,
Я не мыслил о бедах, что ждут впереди.

Был с ним местный, по пояс был голый, весь чёрный,
Мне казалось - совсем он не мог говорить.
Как бульдог он сидел за своим господином,
Я его пожалел - дал водички попить.

Но когда подтолкнули его мы как шутку,
Очень резко оскалил он зубы свои.
Пережили потом мы не раз ту минутку,
Когда он бормотал - "гребубля гребубли".

Я постель приготовил усталому гостю,
Лёг с мулаткой своей, но не мог задремать:
Цвет его, вишь, лица, было бледною костью,
Он всё время во сне поминал свою мать.

Он вздыхал - "Как темно...этот лес бесконечен...
Неувидеть нам солнце уже никогда...
Что, опять Пьер? Ну ты и беспечен - 
Эти джунгли одна прибольшая п...да..."

"Почему нас покинули чёрные люди?
Горе, компасы наши они унесли?
Не платили мы им? Ну от них не убудет...
Не увидем мы больше французской земли!"

"Пьер, заметил костры? Неужели там люди?
Неужели же мы, наконец, спасены?
Что, опять заплатить? Нет - от них не убудет...
Ну и рост - чуть пониже французской сосны..."

"В рукопашную! Помни, отравлены стрелы...
Бей, того кто кричит - он похоже их вождь...
Все вокруг нас черны - только мы с тобой белы...
Это что ещё тут - блин, какой острый нож..."

"Нет, я жив, только связан... злодеи, злодеи,
Отпустите меня, я не в силах смотреть!
Жарят Пьера... вот гады... наверно халдеи...
А меня... вы чего... собрались поиметь?"

"Что ты хочешь, собака? Что встал на колени?
Я плюю на тебя, омерзительный зверь!
Ох, совсем я ослеп - кругом люди как тени...
Ты разинул свой рот - он огромный, как дверь!"

"Ну, бежим! Не бери человечьего мяса...
Всемогущие боги его не едят...
Вот послала судьба в помощь мне лоботряса,
Понимает он всё, ухмыляется, гад!"

Он стонал и хрипел, он хватался за сердце,
И под утро казалось мне он задремал.
Но когда я толкнул его пальцем за тельце,
Оказалось - он твёрдый, как древо сандал.

Я его закопал под подножием пальмы,
Крест поставил под грудой тяжёлых камней,
И добавил потом в присуствие Альмы,
- Ангелы, помогите ему поскорей!

Спутник, чистя свой дротик, смотрел равнодушно,
Но когда я закончил печальный обряд,
Он лишь раз прокричал - совершенно бездушно -
И быстро умчался - проворный был, гад!

Чрез год прочитал я в французских газетах,
Прочиталл я мулатке, поник головой.
"Весь поход иностранцев - в своих интересах -
Поход африканский - весь сгинул, ай-ой!"