Первые три года я учился в филиале школы. Это было деревянное одноэтажное здание барачного вида. Располагалось оно в небольшом дворике среди других бараков, в которых жили люди. Туалет на улице, а во дворе росли большие пирамидальные тополя, которые летом покрывали землю своим белым, невесомым пухом. Школа была тихая. Самым лучшим для нас местом в ней был буфет. Здесь продавались всеми любимые пирожки. Пирожки с повидлом, с яйцом. Стоили они всего три или пять копеек (в зависимости от начинки), но какое это было для нас лакомство. Набирали в большую перемену по два или три пирожка. И потом бегали по школьному двору, догоняя друг друга, кусая их и толком не прожевывая, проглатывали. Заканчивалась перемена, и мы плелись в класс, доедая пирожки на ходу. Первые полгода уроки были у нас по тридцать минут. Так мы привыкали к этому нелегкому труду под названием учеба. Первые пять лет я учился на хорошо и отлично. Моя первая учительница, Теребихина Ольга Никифоровна, не могла на меня нарадоваться.
По вечерам мы с ребятами из соседних дворов устраивали сражения, поделившись на русских и немцев. Барак, в котором мы жили, был разделен на три семьи. В одной семье были две девчонки, а в другой жила семья с одним ребенком. Был у них сын Женька, младше меня на два или три года, точнее не помню. Девчонки были одна старше меня на четыре, а другая младше два года. С девчонками я не особо дружил, все-таки девчонки. А вот с Женькой мы были сплоченной командой. Был у дяди Юры, отца Женьки, мощный мотоцикл "Урал" с люлькой. Праздник у нас двоих наступал, когда он нас катал на нем по двору. Как то на день рождения Женьке, ему стукнуло тогда шесть лет, купили в подарок с рук машину, в которую садишься и, двигая педалями, ездишь. До самого вечера мы с ним носились по двору, толкая эту машину и садясь за руль поочерёдно. После занятий в школе мы часто ходили с ним или с другими соседскими ребятами на речку. Ловили гольянов, пескарей, изредка попадался карась. Поймать карася была большой удачей. Речка находилась не далеко от работы отца. Если быть совсем точным, то путь к ней лежал через его работу. Работал он тогда в автоколонне 1951, на автобусе. Частенько мы с мальчишками заходили к нему в гараж. Для нас тогда всё было интересно. И всякие промасленные шестеренки, большие колеса, устройства для накачивания этих самых колес и многое другое. Нас знали в этом гараже, и никто не ругался, если мы не лезли туда, где было опасно. Когда мы возвращались с уловом поздно вечером, то заходили к отцу, и он вместе с нами шел домой. Весь улов был большим ужином для кошки. А оставшийся вечер мы с Женькой обсуждали, как надо было правильно подсекать рыбу, чтобы она не срывалась. Иногда дело доходило почти до драки. Отцы в последний момент еле успевали нас растащить. Но каждый оставался при своем "правильном" мнении. На следующий день мы встречались с ним, как ни в чем не бывало, оставаясь по-прежнему друзьями.
Так не спеша проходило лето, наступала осень, а за ней приходила зима. Тогда все мальчишки поголовно были увлечены хоккеем и играли в него кто, чем мог. У меня была такая хорошая палка с изгибом на конце, как у настоящей клюшки. Еще по осени я нашел этот дрын после обрезки деревьев, обстрогал его топором, что бы он был плоским, задал ему форму и играл им зимой в хоккей. Игры проводили на дороге, которая после выпавшего снега была нашим полем битвы. Вместо ворот клали по два куска угля. Разделившись поровну, используя вместо шайбы консервную банку, начинали гонять ее, стремясь попасть ею в эти ворота. Хуже всего было тому, кто был вратарем. Кому им быть решал жребий. Частенько было так, что игра неожиданно заканчивалась с уходом вратаря, который, ревя после очередного попадания ему в лицо банки, убегал домой. Больше желающих стать вратарем в тот день не было. Приходилось придумывать для игр что-то другое.
Не далеко от нашего переулка проходила железная дорога, а немного дальше была железнодорожная станция. До шестидесятых годов она именовалась станция Евгеньевская, а в начале семидесятых ее переименовали в станцию Спасск-Дальний. По названию города. Перед станцией вдоль насыпи были насыпаны большие кучи угля, которые тянулись по несколько десятков метров. Тогда не было ни тепловозов, ни электровозов, а везде ходили паровозы. Топили их дровами и углем. Часто мы бегали на станцию, чтобы посмотреть, как заливают воду в паровозы с больших и высоких колонок. Эти кучи угля имели вид трапеции, и забраться на них было нелегко. Вот, забираясь на эти кучи, мы и гонялись друг за другом, играя в пятнашки. Конечно, нас гоняли обходчики, когда мы попадались им на глаза. Но мы быстро разбегались в разные стороны, и поймать нас было тяжело. Перед тем как вернуться домой мы вытряхивали свою одежду, чтобы никто не мог догадаться, что мы бегали по кучам угля. Но это плохо получалось, и мать ругала меня за испачканную одежду. Ведь воду для стирки приходилось таскать на коромысле, а колодец был не близко. Стиральных машинок тогда почти не было, и в ходу была машинка под названием стиральная доска. Во дворе натягивалась веревка от дома до сарая, и на ней сушилось выстиранное белье.
Осень для нас всегда наступала, когда к нашему бараку привозили большие бревна и мужики из соседних дворов приходили их пилить, позаимствовав где-то пилу "Дружба". Опилки от нее были крупные и это "добро" не оставалось без нашего внимания. Что мы с ними в своих играх делали - уже и не припомню. Пилили мужики те бревна несколько дней. После того как все бревна были распилены мужики распределяли их по дворам и начинался новый этап в заготовке дров. Их начинали колоть и складывать в поленницы. Это был нелегкий труд. Даже я старался принимать в нем участие. Шел мне уже тогда десятый год.