|
|
||
Зарисовки из не написанного. | ||
Абсолютная монархия, правящий князь, все дела.
Обозвав шпиёном, арестовывают. И хоть страна явно не бедствует, полиция на джипах Порш раскатывает, тюрьма их новая, высоким кирпичным забором обнесённая, как и моя камера, показались спартанскими.
Засадили c утра, а в полдень, когда солнце уже ощутимо начало припекать, ввалилась ко мне делегация. Дело объясняют, в следующем. Принято решение, об признании тебя нежелательным элементом, с территориальным запретом. Отсюда следует, что содержать тебя далее, в нашей замечательной тюрьме мы не можем, а выпустить прав не имеем. Короче должен ты, дать письменное согласие на свой перевод под швейцарскую юрисдикцию. У нас с ними есть договор. А там, в тюрьме швейцарской и условия поприличнее и порядки либеральнее. Короче не маленький, сам должен понять. И вот значит тебе мил человек ручка, бумага и « пишите Шура, пишите ».
Не сказать, что застенки y них, мёдом намазаны, но не иначе как от неизъяснимой дурости, но им объявил:
— Вы обвинили, вам и доказывать. Да только свои домыслы, сами знаете куда засунуть можете. Ишь чего захотели! Работу дурную спихнуть по-тихому. Хрен вы угадали! Не стану писать!
— Аx так, говорят! Тогда, покуда у нас прохлаждаешься, не станем тебя кормить. Вот просто совсем.
— Господа изволят шутить? Мы ж не в Африке! В Европе, пока ещё. Просыпайтесь уже наконец! Права человека и всё такое. Забыли нехристи?
— Во-первых, - отвечают, мы не Европа совсем. А со шпионами, во-вторых, разговор y нас короток!
...................................................................................................................................................
Камера на четверых, две койки двухъярусные. Думал один отсиживаю, но привели с прогулки напарника. Не успеваем познакомиться, приносят ему обед. Приглашают его за стол, сами ж, с другой стороны, выстроившись, на меня уставились. Что мол сделаю?
—А мой, вопрошаю, где обедня моя? Уж не сами ли сожрали, изверги?
Молча достав бумагу с ручкою, выкладывают их на столе. Когда ж сокамерник, трапезу завершил, даже хлеб им не съеденный, методично собрав, унесли. А только мы поболтать собрались, припёрлись вновь и его, вместе с постельным бельём увели. Остался один. И уж больше меня в тот день не тревожили. C утра, камеры отпираются. Возможности есть, коли желанье имеется, в общую залу пройти, ноги размять. Все сидельцы там уже собрались. Человек восемь — десять, весь наличный состав. Шашки, шахматы, телевизор, библиотека - что пожелаете. В отличии от каземата шведского, литературы на русском здесь нет. И разговоры, соответственно на немецком ведут и не понятно мне ни черта. Но видя, как народ чай, кофе пьёт, бутербродами закусывает, забеспокоился. С грехом пополам, по-английски, сидельцев расспрашиваю,
— Где мол разжились деликатесами?
— Как это где? - удивляются. После завтрака, десерт полагается, а пожелавшим дают и сандвичи.
Оба-на! Я ж не только не завтракал — сутки не ел!
— Не поделитесь? И навалили мне, конфет, печения и бутеров. Не пожалели и чая с кофеем. Но не то, чтоб богатство сиё оприходовать, рта раскрыть не успел. Отовсюду вдруг набежав, оттащили меня от жратвы тюремщики. Я, дело святое, возмущаться принялся.
— Да вы поохреневали тут все! Где ж это виданы, такие, понимаешь дела!
Кто-то меня поддержал, всё движуха, какая ни есть. И тогда всех во двор выгнали, меня ж вернули в камеру. А в то лето, жара стояла жутчайшая. Под сороковник, может и более. В помещениях же, было прохладнее. Сразу не определишь, кому больше свезло. И приходит ко мне с переводчиком, главный их полицай. Словами простыми, диспозицию мне разъяснил. На этот раз получилось доходчиво. Кормить не будут. И точка. Выход один — бумагу писать, давая согласие на свой перевод в Швейцарию.
— Хрен с вами, - говорю, а вот ежели я там, гномам этим расскажу, как вы над людьми издеваетесь? Что делать станете?
Отвечают мне.
— Ха-ха, три раза! К тому же подумай сам, кто поверит тебе? Объявляешь голодовку? Вопросов нет, право такое у тебя есть. Не станем же тебя насильно кормить? Чай, - подмигнули, не в Африке!
И смотались, довольные. Я мозгами раскинул, и впрямь не поверит никто. Да это ладно, но за ради чего тогда мне мучиться. За каким дьяволом, вцепился как клещ, в грёбаную эту тюрьму? Оно мне надобно! Да катитесь вы все! Взял ручку, и на оставленном мне листе, что им требовалось, изобразил. По-русски, заглавными буквами. Подумал чуток и как сумел, то же самое написал по-английски. Без разночтений чтоб. И писанина моя, нашла понимание. Тем же днём, под конвоем, в наручниках, с эскортом, был отправлен в Швейцарию. Перевезли через речку и дело с концом. Там и обрёл камеру новую.
Хитрая тюрьма ФБР. Заседание суда в самом разгаре. Обычная для этих мест предновогодняя жара. Тихо жужжат кондиционеры. Установленные повсюду, даже в туалетных комнатах, они честно делают свою работу. Под сенью американского флага, установленного за его спиной, уставший от фантастических историй подсудимого, пожилой судья, в мантии и белом парике c буклями, спадающими ему на плечи, непринуждённо раскинулся в необъятном кресле. Стол, за которым восседает его честь, завален бумагами секретных служб. Битый час потратил он на выяснение элементарного вопроса, в котором, не понятно зачем упорствует обвиняемый.
— Подсудимый, вам предоставляется последняя возможность, сказать правду. Мы же в свою очередь, не станем рассматривать предъявленное вам обвинение об обмане суда под клятвой. Итак, каким образом и где, вы проникли на территорию?
— Даже не пытайтесь меня обмануть!
— У вас же другой маршрут на карте вычерчен.
Возражаю.
— Это карта как сувенир, приобретена в Мехико. А всем известно, о том, что границы касается, как и всевозможных закрытых зон, включая приграничные города, карты безбожно врут. Толку тo c них! Переход планировал заранее, но в процессе всё поменялося. И в действительности было, как я рассказал.
— Ну наконец то, отдувается судья, теперь мне всё намного ясней. То есть, за незаконное пересечение границы, трёшку ты готов получить, вдобавок пяток за обман суда? Притом правды не рассказать? Ну и зачем это вам? Поглядите сюда. Передо мной, отчёты и донесения. Армия, пограничники и чёрт в ступе, все единодушны в одном — места вами указанные, не проходимые в принципе. И причин миллион, от природных, до технических. Прекратите наконец морочить мне голову. Там всё под охраной, добавок конный и вертолётный патруль. И пройти там немыслимо, тем более незамеченным. Ни единого шанса нет!
— Допускаю, что так. Но как же тогда, я оказался здесь, в суд угодил?
— А вот об этом вы нам и расскажете! Идите думайте! И помните, станете юлить, накину за шпионаж.
Тут отметить следует, что во времена те допотопные, Гуантанамо, было ещё не в ходу и вместе со мной коротали свои дни, верней года, засланцы из разных стран. Сроки же ими в тюрьме проведённые, поражали размерами. Пять, восемь, двенадцать лет. И это у тех, кто согласился болтать. Каждому, обвинения в шпионаже предъявлены. В застенках ж, оказались по чистой случайности. И полагая себя ни к чему не причастными ангелами, бесконечные "май стори" строчили в суд. Но видать без толку. Истории их задержаний, отдалённо напоминая мою собственную, не сулили мне ничего доброго. В конце концов, судебные прения, по моему делу были отложены. Никто больше от меня ничего не хотел, сам же и не пытался что-то доказывать. Но в один из похожих друг на друга дней, разъяснила администрация свою мне политику.
— Контингент, подобрался подготовленный, закалённый и выдержанный, но и время у суда достаточно. Спешить некуда. Рано ли поздно, все всё сами рассказывают. А иначе, и не выходит, никто с тюрьмы. Так что думайте, господа хорошие, думайте! А жизнь, она от и до, в вашей власти полностью. И как ей распорядиться, решать только вам.
....................................................................................................................................................
Через неделю с адвокатом встречаемся. Разговаривая, как бы сидим за единым столом, что переходит в другую комнату. Перед рожею двойное, с решёткой стекло. Говорим через телефон. Над столешницей, широкий, узкий прорез для передачи бумаг.
— Ну как, вспомнил чего? - интересуется адвокат.
— Не-а, - отвечаю, всё что знал давно мной выложено.
— И напрасно, поскольку имею для тебя две новости. Плохую и соответственно хорошую. С какой начинать? И то хлеб, давайте плохую сперва.
— Не везёт нынче тебе, судья попался кремень. И чтоб ты не выдумал, не поверит в твои сказки ни в жизнь!
— Да что ж творится то, говорю. То, о чём на суде говорил, может и было то единственное, в чём не соврал. Как там у судьи с головой? У меня даже слов не хватает на вас. Хотя с этим понятно, теперь новость хорошую.
— Тут такое дело, ну не свезло тебе с судьёй. Тот ещё понимаешь попался кремень. Чтобы ты не выдумал, не поверит ни в жизнь! Да что ж это у вас, возмущаюсь, творится то здесь? Всё что я на суде о маршруте своём сказал, может и было той единственной правдай, где врать не пришлось. А вы там похоже все давно посходили с ума. У меня и слов даже больше нет. Хотя с этим понятно. Ну и где наконец то новость хорошая?
— Будет, будет, не переживай, имеется. Так вот, твой значит судья, заговорщицки кривится адвокат, он в возрасте, думаю лет десять, больше ему не протянуть. Ну и когда представится, другого назначат тебе судью. Тогда и появляется у нас шанс. Сможешь его обмануть!
Шок это по нашему.
Сдаётся мне, что во времена оные, наши, только за тем в Европу каталися, что б чего спереть. Тяжкий то был грех, не прошвырнуться по заповеднику богатства и наивности. Но времена те, скончались давно. Смогли-таки гастролёры, научили буржуев, любить родину. Однако во всяких Франциях, в момент моего там явления, в магазинах красть, было дюже приятно и офигенно легко. В Швейцариях жe, ещё вольготней жилось. И воровали там все понаехавшие. Что меня касаемо, то в авантюр-процессе, приходилось и самому то, что плохо лежит, оприходовать. К примеру Базель.
От долгих странствий, кроссовки мои, поистёршись до дыр, превратились в не пойми что. И подмётка с одной отвалилась почти. До того износил, что в районе пальцев, пришлось вязать проводом. И никакой халявной обувины, не подвернулось нигде. А поскольку жизни им осталось, наплакал кот, выход и спасенье — на дело отправиться. И надо б успеть, пока на ногах они ещё держатся. Меж тем, в швейцарских лабазах, как внутри, так и на выходе, охранники, как класс — отсутствуют. Не предусмотрены. В торговых центрах, в больших, особенно, не в каждом отделе с продавцом встретишься. В один из таких и отправился.
От многолюдных залов в стороне, заприметил специальной одежды отдел. Комбинезоны, рубахи и штаны в нём развешены. Любого фасону, размера разного. Но главное, за чем и припёрся собственно - ботинки рабочие. Кожаные, резиновые, высокие и короткие, даже под кроссовки закошенные. Да так умело, что и не отличаются от последних ничем. Правда тяжёлые. Но то, кому как, мне подойдёт. В подошве у них стальная лента и усилен железом носок. На тот случай, коли падёт на ногу, да хоть бы плита. И что б ты значится, из-за таких мелочей, ором своим, уважаемых персон, от подсчёта бабла, понапрасну не отвлекал. Единственно что, вежливо бы испросил, нехорошую плиту, подъёмным краном, с ноги убрать.
А народишко сюда не заглядывает. Просто дорогу забыл. И продавцам тут ловить нечего. Немного понаблюдал - ни души. Вымер отдел, за проф. непригодностью. Ну и ладушки. На склад 'Али Бабы' зайдя, коробку с нужным размером сыскав, не скрываясь, благо не от кого, никем не замеченный, на парковку перед магазином ушёл. Лавку найдя, присел, добычу меряю. Показались свободными. Не, с толстенным носком в самый раз. Да не царское это дело, в зимних носках по лету бродить. Вернув добро назад, поменьше размер углядел. По-хорошему - взял да ушёл, но призадумался. Что, так и буду воровать - возвращать? А я меж тем, здесь один одинёшенек. В общем, там же, опустившись на пол, очередную пару, замерил по-быстрому. Левый прекрасно, правый жмёт. Присмотрел следующую. В ней же наоборот.
В итоге, с обоих коробок по ботинку достав, лишние отложил в сторону. Но гулять так гулять! А не примерить ли ещё? Парочку. Процесс увлёк. И провозился покуда с другого отдела продавец, поспешающий по делам, не споткнулся об расставленный мною по полу товар. Я, с видом, что не при делах, отхожу в сторону. Продавец, бурча под нос, по полкам коробки раскидал, но не ушёл, остался благоустраивать. Да ещё и пару мою, с таким трудом найденную, не пойми куда задевал. И решив, что засветился достаточно, по-добру-здорову свалил. И зря, как оказалось впоследствии. Уже к вечеру, подмётка, провод порвав, отвалилась ко всем чертям. Делать нечего, обратился к ворам. Пообещали на завтра с собою взять. Кроссовки, одна проводом, вторая изолентой замотаны, на честном слове, держались едва-едва.
— Не стремайся, будет обувка тебе. Сам и выберешь. И не боись, справишься!
Но сомненья терзали. Любой сотрудник, на ноги мои посмотрев, просечёт на раз, за каким хреном к ним бомжара пожаловал
— Не увидят, утешили, некому! За полным их отсутствием.
— Кого, переспрашиваю отсутствием?
— Вестимо кого — продавцов.
— А что, такое бывает?
— Бывает и не такое!
Следующим днём, электричкой, на штрафах, в провинциальный город заехали. Пересев на трамвай, на площади, аккурат перед супермаркетом высадились.
— Вот то, что тебе и требуется. Заходишь, выбираешь, берёшь и сматываешься. Тут у них коммунизм.
— Это как?
— А так! Разбираться будешь по обстановке, внутри. Короче, действуй злодействуй!
— Да вы что? Сам? Один?
— А ты хотел как? У нас своих дел полно. Вона какой круг, из-за тебя сделали.
И на подошедшем трамвае отбыли. И стало яснее ясного что, если авантюра провалится, вернусь босиком. Ладно, выбора нет, будь что будет, вхожу. По широкой лестнице вознесясь, неохватные глазом, вижу блага. К коим кассы преграждают дорогу при выходе. Кассир меж тем только за одной. И никого более. Осмелел, захожу. Мимо спальников и горных лыж, велосипедов, снаряжения альпинистского, моторов подвесных — лодочных и всякой фигни, бесполезной и безумно дорогой пробираюся. В заведении полное. Самообслуживание. Продавцов не видать, народ по пальцам перечтёшь. Промтовары закончились, одежда пошла. Вот и стеллажи подходят к концу, обуви ж, нет как нет.
Развернулся и по параллельной галерее попёр назад. Наконец то! Круглыми диванами разделены, коробки с кроссовками, на мягких коврах картонными стенами выстроились. Вокруг них, спортивное развешано шмотьё. И ни души, только мертвые с косами вдоль дороги стоят тихо играет мелодия. Выбор и дизайнерские диваны меня потрясли. Не заворачиваясь, присел, достав ближайшее. На роскошной тахте, старьё с ног сорвав (верёвки долго разматывать), надеваю понравившиеся. Свои, осторожно всунув в коробку, ставлю назад. Выждав положенное, перешёл в другую секцию. Никто на меня не бросается и обновки с ног, сдирать не спешат. Добираюсь до выхода.
Стрелка указывает, что дозволяется только через кассы идти. А по-другому никак. Заволновался, но указателям следую. Касс до фига, но немногочисленные покупатели, гуляя рядом, кассира ждут. И ни рамок, ни турникетов, ни охранников. Из персонала никого. С кислой рожею, иду в свободный проход. По нескончаемым ступеням слетая, ареста жду. Вот сейчас, за мною погонятся. А сам то хорош, не зашнуровал, как положено приобретение. Торопился блин. Шнурки по асфальту тащится, и одна кроссовка уже болтается на ноге. Далеко не сбежишь. Но когда ж меня наконец, с поличным возьмут?
Прозрел за павильоном, соседней улицы. Да всем здесь, на меня наплевать. И поскольку народ в стране совестливый, для владельца, охрана, обойдётся дороже украденного.
В один из тихих зимних вечеров, гуляя по Парижу, наткнулся на парк. Площадка в нём детская. Давно заброшенная. С пещерами, лабиринтами, горками. Как раз хотел место ночевки в запас себе подыскать. На случай тот, коли со сквота попрут. При раскладах моих, запас иметь недурственно. Забор перемахнув, территорию обследовал. И устроило меня там, абсолютно всё. Надость место столбить. Для начала вещи, коих не жалко, в гроте складировать. На предмет проверить, не выкинут ли. Удивлялся помню, c чего, такие роскошные хоромы пропадают зря? Оказалось, что некто бдительный, на одном из верхних, ближнего дома этажей, увидев захватчиков, хоть заброшенной, но гос. собственности, звал полицию. Потому и не спешили клошары, там устраиваться. Заприметив меня, доброжелатель сообщает полиции. И вот, что бы проходимца на горячем взять, за мной приехали и проникли в сад. Добрый малый, с высоты, их корректировал. Об нависшей опасности не догадываясь, по лабиринтам пройдя, ни с кем не встретился. Тем паче, не ища выхода, из декоративных скал выбравшись, забор, там, где пониже перелез и пошёл к метро. Наблюдатель (если конечно был), забеспокоился — упустили сони преступника. Ну полицейские и подсуетилися. И пока один парк обегал, напарник на площадке меня разыскивал, а третий в машине скучал. Вечер, темно, гуляющих почитай никого.
Увидав, как полис пронёсся к станции, в гущу парка сворачиваю. И там запутываюсь. Нет, понятно куда идти, но там машина в раскраске стоит. Свернул раз, другой — тупик. Возвращаюсь на исходную - встречаю патрульного. По наводке, не иначе, ко мне поспешил. Я ж до метро добрался почти — вон станция. Но подходит значит ко мне, быстрым шагом мент. Зыкнув по сторонам, что-то спрашивает. Я не в зуб ногой. Знаками просит сумку открыть. И ну содержимое рассматривать. Долго копался. Подмогу ждал? И она, из темноты выскочив, документы потребовала.
— Как нету паспорта? А здесь что делаешь? ... В участке выясним.
И там, без переводчика составив протокол, в изолятор меня отвезли.
— Бывал здесь уже? Нет? С прибытием!
Камеры на последнем этаже префектуры полиции. Из окна, вид на Нотр-Дам. Правда на крышу, но тож ничего. Весь следующий день туристов, снующих вкруг купола, подсчитывал. Кормили плохо, заняться нечем. Не самый лучший оказался денёк.
К вечеру следующего, переместили в железную клеть. Хуже чем было, но есть койка, можно прилечь. Только устроился, зашла переводчица. И с ней, идём на беседу к дежурному. Заполнив многочисленные досье, объявляет мне дама с радостью,
— Вот и всё. Отмучился.
Я обрадовался, подумал сейчас выпустят, но меня в тюрьму отправили. Через дорогу, вывшая королевская резиденция, ныне апелляционный суд. Около Сены на углу, высоко на стене громадные, стариннейшие часы. Как раз там, в одной из камер Антуанетта, что Мария, казни ждала. Теперь там, внизу музей, а наверху, как была тюрьма, так и поныне работает. Но туристы об том не догадываются. Похоже, что в темнице один к одному мне и пришлось ночевать. В камере только нары вдоль стены. Толстенные, деревянные бруски, сделанные на века. Вместо сортира — дыра в полу. Толщина каменных стен, по гробовой тишине чувствуется. И быстро усваиваешь - место намоленное. В смысле - полный швах.
Не припоминаю где бы то ни было ничего похожего, потому как ни лестниц, ни коридоров, что в застенках приняты, здесь вовсе не было. Из камеры дверь в бездну распахивалась. Это если бы её открыть удалось, что невозможно в принципе. И если снизу на неё посмотреть, то это стена. Высоченная, каменная, с дверными проёмами. На соты похожая. По необходимости, к нужной камере, кованого подкатывали козла в виде лестницы. Одновременно всех узников, если что, вывести бы не удалось. Да кому это нужно, зато впечатляет всех. И покидая узилище, без дураков, радовался. Невдомёк ведь, сколько в этом санатории пришлось бы сидеть. В камере понимаешь, что о тебе все забыли давно и оставаться тебе теперь здесь на века. Окон понятно нет. Вентиляция, в виде углубления в каменной стене, уходя ввысь, скрывается в складках, может и пяти метрового потолка. А ещё в камере темно. Лампочка высоко и светит не ярче свечи, окошко где-то высоко, но его не видать.
Зал судебных заседаний, на самой что ни на есть верхотуре. В одной из башен оборудован. Жандармы, по лестнице, с тобою не поднимаются. Сам карабкаешься. Только наверху с ними встречаешься. Если резво подниматься, то крякнуть запросто. Потому ясен пень, никто не торопится. Не успеваю отдышаться, начинается суд. Переводчик вещает: задержан из-за того, что сумку украл. Адвокат бубнит: покайся и отпустят. Единичное воровство не наказывается. Хозяин не объявился, заявление не подано.
— Да ни как, вы тут все, умом тронулись?
— Сумка эта моя. Больше того, хочу её назад получить.
— Не сомневайся, вернём, - ответствует мне судья. Вот только придётся теперь тебя судить за нелегальщину. Вы же батенька, незаконно в стране. А сиё не приветствуется. Зато домой, со своей сумкой отправишься.
И пятнадцать суток мне выкатила. И это только для начала, как потом оказалося. Прямо из суда в депортационную тюрьму отвезли. Там полный мрак, потому как занятий нет. За окном холодина, собаки и снег. Целую ночь, до рассвета, гавканье и вой за стеной. А в камере жарища и духота. Без привычки сон не идёт. Ещё и подушки не предусмотрены. Форточки на цепях. Счастье, если на ладонь открываются. Поганое время выдалось. Но не успела пятнашка закончиться, как очередной судья добавляет срок. Столько же. В депорте, в рамках системной борьбы, по-новой прошу убежище. Переводчика не дают, а по-английски беседовать отказываюсь. Оно мне надобно? Я время тяну, что работает на меня. Чем дольше сижу, тем больше у власти проблем. В третий раз продлевать арест, закон не велит. И принялись меня уговаривать, но трюк дохлый и не прошёл. И тогда затребовала администрация мои дела, а может это OFPRA по своей инициативе их им выслала. Зачем? История тёмная. Изучив досье, с какого то бодуна (или спецом), в анкете отметили какую то связь моей истории с делом приснопамятного Литвиненко. Агента КГБ, убитого в Лондоне.
— Не хочешь у нас, дома поговоришь!
О поимке шпиона, проинформировали консулат. Пойман дескать свидетель, по громким делам. Он ещё и про Штаты много чего рассказал. Берёте, договоримся? Порешили вопрос, передав всю имеющуюся у них информацию консулу. Став взамен, счастливыми обладателями, не знаю чего, плюс бумага на моё возвращение. Понятно, что дела так не делаются. Меж тем, те кто был арестован с паспортом, максимум, дней десять в депорте проведут. И пролетев, как фанера над Парижем, с пятилетнем запретом на возвращение, дома окажутся. И никакой особенной канцелярщины для того не потребуется. Другое дело если без документа, выловлен не пойми кто. Тогда, прикинув с каких краёв, везут разбойника в консульство. Для установления и подтверждения личности. Но толи в отношениях стран стояли заморозки, толи ещё какая беда, но российские власти давали французам от ворот поворот. Об том все, кого не спроси, в один голос твердят. Консул, за дверьми оставив конвой, интересовался у доставленного, желает ли последний вернуться домой. И слыша в ответ — нет, выходил к полиции с заявлением,
— Не известен нам сей гражданин.
И злодея возили по консульствам. Как по процедуре требовалось. В белорусское, казахстанское, молдавское, но конец уже был известен заранее. И по истечению тридцати дней, криводуев выпускали из заточения. Словив же заново, месяц подержав, отпускали вновь, никуда не возя. Но рано ли поздно, обычному чуваку, болтаться в чужой стране надоест. Начинает рваться домой. По дурости идёт в полицию, прося выслать его в из страны. Те берут клиента на заметку и не видать ему теперь депортации. Направляют в консульство. Сначала дескать лессе-пассе получи — документ для возвращения. А за него требуется платить. Ни много, ни мало, но 60 евро вынь, да положь. А где их шаромыжничать взять? Один чел сказывал, что гоняли его из полиции, пока он стекло витрины спецом не разбил. Кто-то духи украв, по дешёвке загонял. Наконец получив в консульстве требуемое, нужно обратится в специальную контору, что бесплатно отправляет домой. Но и там не торопятся. Бывает по пол года заставляют ждать. Наконец, в аэропорту, в назначенный час, бедолага получит билет. На том его мучения заканчиваются. Теперь, по прилёту может начинать хвастаться, как лихо он капиталистов вздул. Уж такая, была по тем временам практика.
В моём же случае, консул без всякой встречи, заочно оформил всё. И оказался бы я в камере Лубянки, потому как не в Питер, а в Москву зафрахтовали рейс. На том бы авантюра и кончилась. Но давно замечал, что мне безумно везёт. В первые же дни ареста, разработал злостный, спасенья план. Ему следуя, все действия администрации, обжаловал в суд. На одном из них узнал о намечаемой встрече с консулом. Подготовил речь, но никуда не отвезли. Подноготную узнал на апелляционном суде. На заседании, представитель префекта на чистом глазу заявил, что мол меня, вчера свозили в консульство. Там и было благополучно получено, согласие страны на моё возвращение. Сразу ж и документы оформили. Обалдев от такой наглости, поднимаюсь.
— Всё ложь, ваша честь. Тюрьму не покидал, консула не видал, да и не согласный я на возвращение.
— Во первых, слова тебе никто не давал. А во вторых, согласия твоего не требуется, - судья констатирует. Но всё ж решил уточнить.
— Возили же супостата в консульство?
— Ес ичиз, - гнёт своё префект. Как же иначе, нам стать счастливыми обладателями бумаги на его возвращение? А оно вот, прошу посмотреть — имеется!
— Опять врёт, - встреваю я в разговор. Нигде не был, консулов не видал!
— Ещё слово, удалю из зала, - грозится судья. Объявляется перерыв. И разберитесь уж наконец, был задержанный в консульстве или нет?
И правда конце концов выяснилась. Да, действительно, меня никуда не возили -было нельзя. Из-за просьбы убежища. Но бумаги... Отчего ж русским их не отдать? Ведь хранить секреты ОФПРА, ни префектура, ни полиция не обязаны. Передали их короче, обменяв на документ для моего возвращения. Больше того, поступило предложение: что если есть проблемы с моей депортацией, отправят в Россию своими силами. Вы ж только привезите его. Про сии злодеяния услыхав, чуть не выскочив из мантии,
— Да вы там все посходили с ума Сказанное, не переводить, - возопил судья,строго глянувна переводчицу.
И она, кивнув, минуту безмолвствовала. Да вот беда. Синхронный был перевод и я был уже в курсе сказанного. Наконец, выдержав паузу, суд констатирует:
— Префектуре, повторить процедуру заново. По закону, полагается задержанному видеть посла. А полученный документ, передайте мне. Представитель префекта,
— Не могу! Завтра у него самолёт.
Судья ж ледяным голосом,
— Месье жандарм, будьте добры ...
Жандарм бумагу берёт, но с другого конца префектурский адвокат в неё вцепляется.
— Не отдам. Зафрахтован на рейс!
Театрально перетягивая документ, оба смотрят на судью. А тот, как по столешнице молотком хрясть. И бумага была положена на судейский стол.
— Как теперь поступать? - недоумевает префект.
— Строго по закону, - разъясняет судья. Повторить процедуру заново, удостоверив имярека в консульстве.
— Мы не укладываемся в сроки, что тогда?
А по тем временам, максимум 32 дня, дозволялось под арестом держать. Нынче уже три месяца.
— Действуйте по закону, - клинит судью.
— Не понимаю, - возражает префект.
— Значит опускайте, - злится судья.
Через пять дней, получив под роспись "приглашение покинуть территорию Франции" выхожу. В ней мне предложено, рассмотреть вопрос о добровольном, за собственный счёт, выезде из страны. Рассмотрел и отклонил!
И двух дней не прошло, средь белого дня, нагрянули криминалы на сквот. Не скрываясь, перелезают забор по ангару, спокойно идут. И хотя облаву видя, насельники, кто где сумел, попрятались, кого-то выловили. Узнав где квартирую, ко мне вваливаются. Я ж собираюсь обедню справлять и тут такая делегация. И ведь предупредить бы не недурственно. В коридоре, скажем, полиция поорать. Ведь рядовой нелегал, со слабой психикой, увидав этаких гостей, прямо на месте б и преставился. Очухиваюсь только когда комнату обшмонав, документы потребовали. Медицинскую страховку в руках повертев, вернули назад. Не успел обрадоваться, сообщают:
— C нами идёшь. Нужное с собой захвати.
Приехали! По депорту я ещё не соскучится. Надо валить, да проблема как? Бумаги собирая, прикидываю. А мне сообщают, что хочет со мною поговорить их комиссар. И значит, без сюрпризов чтоб. Понимаю — кранты! Но не дергаюсь, внешне спокойный, на выход следую. А в нашем ангаре, по тем временам, требовалось через непроходимые завалы из мусора скакать козлом и в железное окно с торчащими с основания осколками лезть. Справились.
— А надолго ли беседа, - спрашиваю?
Хотя понятно и ежу, никак не меньше месяца (два по пятнадцать, в лучшем случае).
— Не знаем, ответствуют.
— Тут такое дело, вспоминаю, трубу забыл прихватить. Нельзя ли вернуться, взять телефон?
Спрашиваю, заранее зная ответ. На хрена? В депорте пользоваться им не дают. Да просто так, качнуть ситуацию. Знаю, беспонтово, а вдруг сумею удрать? Остановившись, задумались. И нежданно вдруг согласились:
— Возвращаемся!
Лезем обратно, через все тернии взад. Дело ясно не чисто, но гулять так гулять. И была не была:
— А могу я пожрать? Бог весть когда, доведётся теперь.
Посмотрев на часы разрешают.
—Трескай, что уж там!
И даже, не поверил, вышли за дверь. Банку открыл, но рыбные консервы не лезли в рот. Худо-бедно, что то сожрал. Как бы там ни было, притащились в отдел. В ихнем логове я бывал не раз. Обыкновенно то на первом этаже в наручниках время коротал. Потом, минимум на сутки, а было и пару дней провёл в камере. На этот раз обошлось без обезьянника. Поднялись на этаж. Прошли в кабинет и расселись вдоль стен, кого-то ждать. Появился полицейский чин с секретаршею. Устроился за письменный стол, дама сбоку и меня просит придвинуться, а лучше супротив него пересесть. Доставивший меня конвой, поздоровавшись с начальством, ретируется, за дверь. Сидим, молчим. Начало странное. Тут без стука, растворятся дверь, входит троица. Главный полицай вскочив, со всеми поручкался и даже своё кресло пришедшим отдал. Сам сел на угол стола. Когда все устроились, оккупировавший стол, обратился по-французски ко мне. Секретарша, оказавшаяся переводчиком, на хорошем русском мне переводит вопрос. А он собственно никакой.
— От куда, как давно и за каким лешим, припёрся в страну?
Ударился в воспоминания. Главный же, знай гвоздит вопросами.
— Быстро отвечай. Литвиненко знал?
— Нет!
— А зачем к делу пришил?
— Я? Да ни в жизнь!
— Не валяй дурака! В анкете ОФПРА, его поминал.
Объясняю ситуацию.
— Текст не мой. За меня написали и даже не перевели. Я и подписывать его не хотел. Но сказали — выбора нет. В противном случае вылетаю домой. Короче я не я, хата не моя!
— А ты, мил человек, подумай ещё.
— Да мне без дураков, думать не о чём!
— Если скрыл - смотри. Проверю, достану из-под земли.
Нормально. Этакую присказку я слышал уже. Универсальная она похоже в мире спецслужб. Заодно понял с кем говорю, чьих будет не представившийся мне господин. Он же пошептавшись с комиссаром, встал и не прощаясь ушёл. Следом попрощавшись, его команда откланялись. Полисмен, вернув своё место за рабочим столом, сообщает, что и него, ко мне есть вопрос. Я весь внимание.
— Работаешь?
— Нет.
— Чем питаешься?
Начинаю объяснять, тут ушедший первым, возвращается. Не входя, через приоткрытую дверь, с комиссаром обсуждает чегось. И наполовину войдя, с деланным удивлением, через секретаршу бросает ко мне.
— Ты ещё здесь?
А уходя:
— Депортировать.
И распорядившись, во второй раз исчезает в дверях. Остаёмся втроём. Переводчица смотрит на босса, тот в окно, я на переводчицу. Сидим в тишине.
— Смотались, - комиссар констатирует. И похлопав по папке рукой.
— Дело твоё прочитал. Занимательно. А ещё, - улыбается, фильмы об этом ... как его... а неважно, — смотрел. Короче, Этих самых я не ловлю, а криминала за тобою не числится. И не стану тебя задерживать, но совет дам — пристанище поменяй от греха.
Но выбора у меня не было. Остался где проживал. Вышло на десять лет.
|