Кабинет Гитлера. Гитлер сидит за столом, сочиняет стихи. Входит Геббельс.
Геббельс. Хайль, мой Фюрер.
Гитлер. А! Очень рад вас видеть, мой дорогой Йозеф. Как ваши дела? (Геббельс падает в кресло, вытягивает ноги) Мне кажется, вы нездоровы? Что с вами?
Геббельс. Ох, блять, как я вчера напиздился!
Гитлер. Дорогой мой Йозеф, ну нельзя же так! Вы должны беречь свое здоровье.
Геббельс. Такую хуйню творил.... Ой, блять, что я только не творил. Сообщил, кстати, по Немецкому Народному Радио что мы захватили Англию.
Гитлер. Мы захватили Англию?! Вот здорово?! (Прыгает на месте, хлопает в ладоши.) Ура! Я сяду на королевский трон! Я сяду на королевский трон! А Палата Лордов будет присягать мне на верность!
Геббельс. Именно так и будет, мой Фюрер. Именно так и будет.
Гитлер. Йозеф, а мы правда захватили Англию?
Геббельс. Да какая разница? Ну скоро захватим. Я хотел приободрить нацию. Ну, значит, сначала поехали в 'Галактику'. Были: я, Жоржета, Рабинович, Кальтербруннер, Мюллер, какую-то девчонку с собой притащил из Комитета Помощи Фронту, ничего так себе, и один штурмбанфюрер из Люфтваффе, но, по-моему, он гомик. Да. Поехали мы в 'Галактику'. Там есть одна актрисочка... Такая шельма! А другая есть... Вау! Тааакие буфера! (Показывает) Мой Фюрер, хотите, познакомлю? А?
Гитлер. Да нет, Йозеф, спасибо.
Геббельс. Ну, мой Фюрер, ну! Вот такие! (Показывает) А?
Гитлер. Нет, Йозеф, нет. Это, конечно, очень любезно с вашей стороны и я, конечно, очень люблю театр, но... Но несколько иначе.
Геббельс. Ну, как хотите. Хозяин - барин. А зря. Да. Потом поехали к Филиппу, потом в 'Балаган', потом в 'Вавилон', а дальше я не помню. Рабинович - он же у нас охуенный спец по музыкальной части, особенно по певичкам, - заявил, что контабасы играют как сапожники и пошел в оркестровую яму давать им пиздюлей и дирижеру заодно, но Кальтенбруннер сказал охране, чтоб его догнали. Потом он отрубился, слава богу, и его домой увезли, а Мюллер чуть в партер не упал. Стоит в этой ложе, что твой капитан на мостике и пялится в бинокль на какую-то шлюху. И качается при том, будто, в натуре, шторм на море. Хорошо Фридрих успел его за ноги поймать. (Внезапно заливается смехом) А Геринг...! (Приступ смеха.) Вставил в жопу сигару и показывал Черчилля! Мы упали! (Берет со стола у Гитлера ручку, сует в рот, показывает, как будто сосет сигару и пердит ртом.) Жоржета хохотала так, что обмочилась.
Гитлер. Ах, Йозеф, ради бога! Уж это... Уж это чересчур.
Геббельс. Ну, извините, мой Фюрер, извините, но если б вы видели... (Опять показывает, как Геринг изображал Черчилля и хохочет.)
Гитлер. Да, дорогой Йозеф, повеселились вы...
Геббельс. Повеселились... Зато теперь тошно, будто чертиков наелся.
Гитлер. Вот! Вот, мой милый Йозеф, вот! Ах, мой друг, я не хочу читать вам проповеди, но поверьте: умеренность и воздержание от излишеств...
Входит Гиммлер с бутылкой шампанского.
Гиммлер. Хайль, мой Фюрер! Йозеф, привет.
Гитлер. Доброе утро, дорогой Генрих!
Геббельс. О, шампусик! Шампусик-папусик! Шампуленция-мамуленция! Это очень кстати! Мой добрый доктор Генрих пришел меня спасти! Да здравствует мой добрый доктор Генрих!
Гиммлер. Спасибо, Йозеф, спасибо, но подозреваю: ты предпочел бы медсестру.
Геббельс. Вы очень проницательны, мой друг. Лисичку-медсестричку. Такую рыженькую, грибастенькую, продувную бестию такую.
Гиммлер. Вот с такой клизмой (Показывает).
Геббельс. Ну, если только клизма с ледяным шампанским.
Гитлер. Клизма с шампанским! Ха-ха-ха! Йозеф, вы, как всегда, неотразимы. Однако, дорогой Генрих, по какому случаю шампанское? Что за праздник?
Гиммлер. О! Всем праздникам праздник! Уж такой праздник, уж такой праздник... Но, давайте, сначала наполним бокалы. (Откупоривает бутылку, разливает шампанское по бокалам)
Гитлер. Генрих, я до крайности заинтригован!
Геббельс. Мы захватили Англию?
Гиммлер (поднимает бокал). Господа! Сегодня мы сожгли миллионного еврея! Это произошло в ноль два часа четырнадцать минут в печи номер 8Б лагеря 'Дахау'!
Геббельс. Ура!
Гитлер. Боже мой, Генрих, вы сжигаете евреев?
Гиммлер. Ну, не живьем, мой Фюрер, не живьем. Мы их сначала травим газом.
Гитлер. Какой ужас!
Гиммлер. Но, мой Фюрер, вы же сами хотели, чтобы в Германии не осталось евреев.
Гитлер. Да, но... Но я... Но не так радикально. Нет, ну я, конечно, хотел, чтобы они... Чтобы их... (Делает движения рукой, как будто отгоняет от себя кого-то) Но... Но это как-то уж слишком...
Гиммлер. Именно радикально! Именно радикально! В этом-то все и дело! Итак, господа, за радикальное решение еврейского вопроса!
Все чокаются, пьют.
Гиммлер. Радикальное решение принесет нам утешение.
Геббельс. Генрих, ты, блять, поэт, оказывается.
Гиммлер. В школе, кстати, стихи писал. (Геббельс смеется.) Серьезно.
Геббельс. Про любовь?
Гиммлер. Не помню. Наверное, да. О чем еще может писать пацан в шестнадцать лет?
Геббельс. О смысле жизни. Некоторые начинают задумываться.
Гитлер. О! Кстати, друзья, я вам сейчас...
Гиммлер. Да перестань. 'Смысл жизни'. Стянуть трусы с соседской девчонки - вот и весь смысл жизни в эти годы.
Геббельс. Увы, увы: лично я девочек-соседочек в детстве был лишен. Моим соседом был Курт Пейпер по кличке Сопель - мой закадычный дружок. Вечно у него текло из носа. Его мама загорала за сараем совсем голая, а я за ней подглядывал. Такие позы принимала, ох-ох-ох! И знаете, ребята: я блядом буду - она знала, что я подглядываю.
Гиммлер. Дрочил на нее? А? Признавайся! (хватает Геббельса за щеку) Дрочил!
Геббельс (отстраняется). Да иди ты..! А то сам не дрочил! А? На свою соседскую девчонку? Представлял, как ей вдуваешь, а сам: ту-ду-ту-ду-ту-ду-ду! (Показывает, как именно Гиммлер в детстве занимался виртуальным сексом.)
Гиммлер (смеется). Да. Честно говоря, хотеть то я ее хотел, но путалась она с другим пацаном. Залетела от него. А мамаша ее, дура, вместо того, чтобы разобраться по-тихому, устроила большой скандал. Опозорила девчонку на всю деревню. Она потом вышла замуж за говночиста. С отчаяния, я полагаю. Потому что больше никто не хотел брать ее. Плохо они жили. Он ее бил. За прошлое.
Геббельс. Что ж ты на ней не женился?
Гиммлер. Не все так просто.
Геббельс. А все-таки?
Гиммлер. Ну, тогда бы я ее бил.
Геббельс. Пусть, лучше, генерал бьет, чем говночист.
Гиммлер. Она умерла еще до того, как я стал генералом.
Гитлер. Ну вот опять вы о грустном! Друзья! Я хочу прочитать вам свое последнее, так сказать, произведение. Я ведь тоже, как вы знаете, некоторым образом...
Гиммлер. Ба, новый шедевр?! Давайте-ка, давайте!
Геббельс. Ага. Жгите, мой Фюрер!
Гитлер (готовится читать). Но, впрочем, это так, забавы ради...
Гиммлер (хлопает в ладоши). Просим, просим!
Гитлер. Ну, хорошо, но прошу вас, друзья, будьте снисходительны. (Опять готовится и уже было собрался, но вдруг морщится и машет рукой) Нет, право, все это вздор и чепуха.
Гиммлер. Э, нет, мамочка моя, мы вас теперь так просто не отпустим! Извольте читать!
Геббельс. Мой Фюрер, расстреляйте меня, но я требую!
Гитлер. Ну ладно, ладно, раз уж вы так... (Собирается. Декламирует)
Ярко солнышко сверкает на весеннем небе,
Я все время думаю только о тебе.
Пауза. Гитлер тревожно смотрит на Гиммлера и Геббельса.
Геббельс. Потрясные стишки, мой Фюрер.
Гиммлер. Феерично.
Геббельс. Отпад.
Гиммлер. Просто чудо.
Геббельс. Шикарно.
Гиммлер. Волшебно.
Геббельс. Офигительно. Офигенно.
Гиммлер. Народ еще не знает?
Гитлер. Честно говоря, я... я уже посылал... В 'Берлинский Альманах', но...Скажите, Генрих, откуда в людях столько злобы? Ну, если не нравится, если ты не понимаешь - напиши вежливый отказ. Зачем же оскорблять? Зачем унижать? Человек писал, мучился, вложил душу...
Гиммлер. Как, вы говорите, называется этот журнал?
Гитлер. Берлинский Поэтический Альманах. И еще написали: как я смею свой... графоманский бред подписывать именем Великого Фюрера, представляете?
Геббельс. Я думаю, это заговор.
Гиммлер. Да. Там, наверное, засели евреи. Но ничего, наш непримиримый Йозеф с ними разберется. Не так ли Йозеф? Все эти ссаки-писаки по твоей части.
Геббельс. Говно вопрос. Всех в 'Дахау'.
Гиммлер. Так что, не печальтесь, мой Фюрер, я уверен: новый состав редакции отнесется более благосклонно к вашим виршам.
Гитлер. Спасибо, дорогой Генрих, спасибо дорогой Йозеф! Вы настоящие друзья!
Геббельс. Господа, это дело надо отметить!
Гиммлер. Можно. Предлагаю в 'Истерику'.
Геббельс. Отлично! Поехали! Но, ребята, скажу вам честно: я голый. Все спустил в 'девятку'.
Гиммлер. Да ладно, я угощаю.
Геббельс. Генрих, я тебя люблю!
Гиммлер. Йозеф, ты славный парень, но - увы - не могу ответить тебе взаимностью. Давай останемся друзьями.
Геббельс. 'Йозеф славный, Йозеф милый' - все так говорят. Кто бы мне сказал: 'любимый' - как бы я был рад!
Гитлер. Друзья! Ну просто миллион извинений, но... Не могу. Хоть зарежьте - не могу! Прямо сейчас нужно ехать на репетицию.
Геббельс. Мой Фюрер, да плюньте вы на эту репетицию-хренетицию. Поехали, оттянемся. Потом в 'Галактику' заедем. (Игриво улыбаясь, напоминает Гитлеру размер буферов актрисы из 'Галактики') А?
Гитлер. Нет, нет, нет! Нет, господа! Очень жаль, право, очень жаль, но не могу! Я на эту пьесу возлагаю большие надежды. Я там и режиссер, и актер, и автор пьесы заодно. Един, так сказать, в трех ипостасях.
Геббельс. Как Иисус Христос.
Гиммлер. Йозеф, у тебя, явно, двойка по богословию была. Ладно, пошли. Мой Фюрер, в таком случае, разрешите вас покинуть. Желаем вам дальнейших творческих успехов.
Гитлер. Идите, друзья, отдыхайте, и прошу меня простить еще раз.
Гиммлер и Геббельс (вытягивают вверх руку). Хайль!
Гитлер (отвечает соответствующим жестом). До свидания, друзья. Уж вы не обессудьте.
Геббельс (уходя с Гиммлером). Генрих, а потом в 'Галактику', ладно? У меня предвидение: сегодня я эту шельму трахну.
Уходят. Гитлер садится за стол, обтирает платочком ручку и продолжает прерванное занятие.
Часть 2
Кабинет Гитлера. Гитлер стоит перед зеркалом в костюме Амура: золотые сандалии, белая тога, крылья и кудрявый парик.
Гитлер. Нет, эти крылья, эти крылья! Но я, ведь, рисовал им эскизы! Все всё портят! Все всегда всё портят!
Входит Ева.
Гитлер. Ева, дорогая, только что доставили мой костюм. Взгляни, пожалуйста, мне очень важно знать твое мнение. Ах, это ужасно, это ужасно!
Ева. Что ужасно, дорогой?
Гитлер. Все ужасно! Сегодня на репетиции у меня опять дико разболелась голова. Ева, я этого не вынесу! Декорации для четвертого действия не готовы, хормейстер абсолютно - абсолютно! - ничего не хочет понимать и смотрит на меня так, будто убить хочет, Венера, такое чувство, что роль прочитала только вчера, Зевс собрался, видно, доконать меня окончательно - не понимаю, как я мог дать ему эту роль, Гермес, когда произносит свой монолог, каждый раз совершенно глупо улыбается непонятно почему, нимфы больше похожи на рыночных торговок, а художник пришел ну совершенно пьяный! Я не знаю, как будто специально все бестолковые собрались в одном месте!
Ева. Ты не должен так расстраиваться, дорогой, это очень вредно для здоровья. И все не так страшно, как кажется.
Гитлер. Нет, они сведут меня с ума! Они сведут меня с ума! Я уже не говорю про генеральную репетицию, уже давно я махнул рукой, знаю, что все будет через пень-колоду, но премьера! Я боюсь даже думать о премьере! А с Психеей, при слове 'премьера' всегда случается истерика! Честное слово, не думал, что она такая нервная!
Ева. Ох уж эта твоя драгоценная Психея...
Гитлер. Почему 'моя'?
Ева. Ну не моя же. Знаешь, дорогой, мне, все-таки, не нравиться, что ты с ней целуешься.
Гитлер. Ну, солнышко мое, во-первых, поцелуй самый невинный - мы почти не касаемся друг друга. Во-вторых, ты же прекрасно знаешь: другие женщины для меня не существуют.
Ева. Зачем же ты целуешься с другими?
Гитлер. Дорогая, этот поцелуй изъять невозможно. Это кульминация всей сцены прощания. Я уступил тебе и убрал поцелуй из сцены встречи. Согласен, два поцелуя - это слишком фривольно. Но прощальный поцелуй надо оставить.
Ева. Да ладно, ладно, пожалуйста, целуйся на здоровье. На глазах у всех. А я буду сидеть и смотреть. А все будут смотреть на меня. Представляю, какая физия будет у жены Геббельса. Целуйся, если она тебе нравится. Она тебе нравиться?
Гитлер. Ну что значит 'нравится'? Мне она может нравиться или не нравиться только как актриса.
Ева. Так нравится или нет?
Гитлер. Как актриса? Ну, скажем так: у нее есть определенные... некоторые достоинства.
Ева. И какие же у нее достоинства? Чем она лучше меня? У нее сиськи больше?
Гитлер. Ева! Я не говорю, что она лучше! Я говорю, что... (затрудняется)
Ева. Что? Если хочешь знать мое мнение: она просто корова.
Гитлер. Ну почему 'корова'? Ты, ведь, ее даже не видела.
Ева. Я знаю. А почему ты ее все время защищаешь?
Гитлер. Я ее не защищаю! Не защищаю! Я... (опять затрудняется) Боже мой, ну почему, почему я должен оправдываться?! Я ничего не сделал! (плаксиво) Ева! Ева! Вместо того, чтобы поддержать меня в трудную минуту, ты... ты мучаешь меня! Самый дорогой человек на свете и... я весь расклеился, я весь больной, а ты... (Вот-вот заплачет) Тебе меня не жалко.
Ева. Ой, ну ладно, ладно. Чего я такого сказала?
Гитлер. Я еле держусь, боже мой, я весь на нервах, а ты...
Ева. Ну ладно, ну иди сюда. Ну иди, мой маленький, иди. (Гитлер садится к ней на колени, она прижимает его к себе) Ну, извини. Да ничего я такого не сказала, ты уж воспринимаешь все так...
Ева. Давай, давай, я очень хочу посмотреть. Ну встань, я посмотрю! Да вставай, уже! А, ну-ка, повернись. Помедленнее. Еще повернись. Пройдись.
Гитлер (дефилирует перед Евой). Ну что? Очень плохо?
Ева. Дорогой, во-первых, нужен поясочек. С золотыми кистями под цвет сандалий. Талию нужно чуть-чуть сузить. Сзади сделать две сборочки, а подол немножко приподнять. Ну, а так... Вполне себе ничего. Крылышки такие хорошенькие.
Гитлер (крутится перед зеркалом). Ты думаешь? Тебе правда нравиться?
Ева. Да. Мило, очень мило, но...
Гитлер. Что-то не так? Говори, не стесняйся.
Ева. Нет, нет, дорогой, костюм хорош, мне очень нравиться, но вот твои усы...
Гитлер. А что усы?
Ева. Ну, ты знаешь, Амур с усами... Как-то это не то.
Гитлер. И что же мне теперь делать?
Ева. Ну... может сбрить?
Гитлер. Нет, дорогая, нет! Что угодно, только не это! Солнышко мое, я ведь играю не купидона. Амур - достаточно взрослый уже юноша. Почему бы ему не носить усы? (Разглядывает себя в зеркале)
Ева. Дорогой, Амур не носил усов. Ты видел на какой-нибудь картине Амура с усами?
Гитлер. Нет, усы я не сбрею. Сейчас в Германии многие носят усы как у меня. Сейчас это модно.
Ева. Ладно, как хочешь. В конце концов, они тебе идут.
Гитлер. Вот именно.
Ева. Иди сюда, я поцелую тебя в усики. Ну иди, хватит кукситься. (Гитлер подходит, Ева его целует) Ты еще обижаешься?
Гитлер. Да нет, ладно. Уже нет.
Ева. Ну я же вижу. Обижаешься. Обижается, мой маленький зайчик. Господи, все из-за этой суки! Ну прости свою глупую зайку, ну прости. Я тебя мучаю, а у тебя столько дел, столько дел. Ты так устаешь, бедный. Родной мой, возьми себе заместителя какого-нибудь, я не знаю. Ты знаешь, что у Геббельса восемьдесят шесть секретарш? Он им платит сумасшедшие премии.
Гитлер. Дорогая, у Йозефа очень много работы. Ему нужны помощники.
Ева. Помощницы. Нет, я просто удивляюсь: куда столько? На вид щупленький, такой, субтильный. Прямо интересно. И Марта его знай рожает, да рожает. Похоже, он с нее не слазит. Ну ладно, в конце концов, это все не мое дело.
Гитлер. Дорогая...
Ева. Что, мой котик?
Гитлер. Нам нужен малыш.
Ева. Опять ты со своим малышом!
Гитлер. Золотце мое, у меня до сих пор нет наследника. Нация волнуется.
Ева. Дорогой мой, беременность портит фигуру. И вообще... Нет, я, конечно, не против, но давай как-нибудь потом.
Гитлер. Дорогая, ты это говоришь уже восемь лет.
Ева. Господи, нашел же ты время, для этих разговоров!
Гитлер. А чем плохое время?
Ева. Неподходящее.
Гитлер. Почему неподходящее?
Ева. Потому.
Гитлер. Ева, дорогая, объясни, пожалуйста...
Ева. Не буду я ничего объяснять! (Встает, собирается уходить.)
Входит Геббельс.
Геббельс. Ева, привет. Хайль, мой Фюрер! Извините, не сразу вас узнал.
Ева. Здравствуйте, Йозеф.
Гитлер. Здравствуйте, мой друг, здравствуйте! Очень кстати вы зашли! Как вы находите меня Амуром?
Геббельс. Похожи, мой Фюрер, похожи. И даже очень. А крылышки - просто прелесть.
Гитлер. А что вы думаете, дорогой Йозеф, относительно усов? Ева советует их сбрить.
Геббельс. Я бы не стал этого делать. Усы придают мужественности. Без них вы в этом наряде совсем уж будете смахивать на... Не на того, на кого надо.
Гитлер (Еве). Ну вот видишь, дорогая, Йозеф тоже на моей стороне.
Ева. Все вы, мужики, всегда заодно.
Геббельс. Кстати, Ева, звонила Марта, просила передать - ей только что привезли кучу новых трофейных фильмов.
Ева (встает). Спасибо, Йозеф, спасибо. Я немедленно еду. Котик, не жди меня к ужину.
Гитлер. Дорогая, а когда ты вернешься?
Ева. Боже, ну откуда я знаю! (Целует Гитлера в щеку) Ну все, я побежала. (Выходит)
Гитлер. Ох уж эти женщины!
Геббельс. Да уж.
Гитлер подходит к окну, смотрит в окно. Долгая пауза.
Гитлер. Дождь, дождь, дождь. Опять дождь. Вы знаете, дорогой Йозеф, я очень не люблю осень. Просто не переношу. С зимой я еще могу как-то примириться: Рождество, пушистые сугробы на еловых лапах, дым из печных труб поднимается столбом в морозном воздухе... Да, зимой я люблю, знаете ли, мой друг, как-нибудь эдак пройтись по узенькой тропинке в заснеженном лесу, если, конечно, погода хорошая, но осень! Осенью я просто весь разбит и даже солнечный сентябрь для меня - предвестник грядущего ненастья. Весна - вот мое время! Ах, мой дорогой Йозеф, ведь я живу, на самом деле, от весны до весны!
Геббельс. В Южном полушарии сейчас весна. Давайте объявим войну Бразилии, мой Фюрер. Сделаем ее своим протекторатом. У нас тут полнейший мрак, дерьмо, а мы там зажигаем с мулатками на пляже под румбу-самбу. (Танцует румбу-самбу) Кстати, вы извините, мой Фюрер, но, похоже, вы забыли... На два часа было назначено типа совещание. Все уже собрались. Сидят в приемной.
Гитлер. Ох, да! Я забыл! А сколько сейчас времени?
Геббельс. Пятнадцать минут третьего.
Гитлер. О боже! (Бестолково суетиться)
Геббельс. Мой Фюрер, вам, наверное, нужно переодеться.
Гитлер. Да, да, конечно. Я сейчас. Но вы, господа, начинайте пока без меня.
Геббельс выходит. Гитлер выходит в другую дверь. Входят Геббельс, Гиммлер, Борман, Кейтель. Садятся за стол. Кейтель вешает на стену карту. Становится возле карты с указкой. Пауза.
Гиммлер. Ну, давай, Кейтель, начинай уже.
Кейтель. Наша разведка сообщает нам: враг собирает силы на флангах Сталинградского фронта. (Показывает указкой на карте)
Молчание. Все смотрят куда угодно, только не на карту. Пауза.
Кейтель. Наша разведка сообщает нам: враг собирает силы на флангах Сталинградского фронта. (Опять показывает указкой)
Гиммлер. Короче, Кейтель, чего ты хочешь?
Кейтель. Нам нужно 12 дивизий, чтобы противостоять угрозе.
Гиммлер. Ты все время просишь и просишь эти свои чертовы дивизии. Мы тебе их все время даем и даем. Куда они деваются?
Кейтель. Сгорают в горниле войны.
Геббельс. Прелестная отмазка. Кейтель, мы еще два месяца назад объявили, что взяли Сталинград и битва закончилась нашей полнейшей победой, а вы там топчитесь какого-то хрена до сих пор. Что за ерунда?
Кейтель. Наши солдаты сражаются отважно. Но враг оказывает ожесточенное сопротивление и вводит свежие силы. (Пауза) Еще нам нужен провиант, боеприпасы и топливо. У нас этого мало. Наше обмундирование плохое. В шинелях плохо бежать в атаку. Очень неудобно. Нет теплого белья. Скоро будет зима. Зимы в России очень холодные. Когда солдаты замерзают, они плохо воюют. Когда солдаты замерзают совсем, они совсем не воюют.
Гиммлер (Борману). Мартин, дорогой, мы, же выделяли средства фирме 'Хорстенхофф унд Вассель' на закупку зимних полушубков?
Борман. А чё ты меня об этом спрашиваешь?
Гиммлер. А, кажется, эта фирма принадлежит твоему кузену, нет?
Борман. Ну и чё, если так? Все полушубки в армию поставлены.
Кейтель. Мы получили 1465 полушубков. Это очень мало. Это не хватит одеть одну дивизию.
Гиммлер (Борману). Полторы тысячи полушубков? На 50 миллионов марок пошили полторы тысячи полушубков?
Борман. Война. Все дорожает.
Кейтель. Материал очень плохой. От искры загорается. Горит очень быстро. (Пауза) Нам нужно 12 дивизий.
Гиммлер. Где я их тебе возьму!? Рожу я их, что ли!? А!? Ты думаешь, я их рожу!?
Кейтель. Нет, я так не думаю. Мужчины не рожают солдат. Мужчины сами солдаты. Они воюют. Солдат рожают женщины. Иногда женщины рожают женщин. Но это тоже хорошо, потому, что женщины потом рожают солдат.
Гиммлер. Ладно, Кейтель, иди. У меня от тебя всегда болит голова. Иди, воюй там.
Кейтель. Я получу 12 дивизий?
Гиммлер. Иди на хуй!
(Кейтель снимет со стены карту, сворачивает ее в трубу и уходит)
Гиммлер. Что мы можем дать этому идиоту?
(Пауза)
Борман. Нужно заказать еще полушубков.
Гиммлер. Да?
Борман. Да. Солдаты замерзают. Нужно заказать еще.
Гиммлер. Фирме 'Хорстенхофф унд Вассель'?
(Геббельс пилочкой обтачивает ногти)
Борман. А ты чё имеешь против?
Гиммлер. Ладно, потом поговорим.
Гиммлер, Геббельс, Борман встают и уходят. Входит Гитлер.
Гитлер. Господа..! (Оглядывает кабинет) А, уже ушли? Ну ладно.
Садится за стол, достает бумагу, ручку, задумывается.
Часть 3
Кабинет Гитлера. Гитлер сидит за столом, сочиняет стихи. Входит Борман с пустым мешком.
Борман. Хайль.
Гитлер. А, Мартин, дорогой, здравствуйте, здравствуйте. Как ваши дела? Не правда ли, погода - просто чудо?! Вы знаете, дорогой Мартин, я сегодня чувствую исключительный прилив сил! Отлично выспался и позавтракал с большим аппетитом. (А Борман меж тем открывает сейф, достает пачки американских долларов, английских фунтов, слитки золота. Складывает все это в мешок) А про свою мигрень я уже и забыл - ха-ха! Я даже не помню, когда был последний приступ. Мартин, дорогой, а что это... Что это вы делаете?
Борман. Надо сховать понадежней.
Гитлер. Мартин, дорогой, но разве мой кабинет - не самое надежное место?
Сильный взрыв где-то рядом. Вылетают стекла. С потолка сыпется пыль и штукатурка. Борман приседает, Гитлер падает на пол.
Гитлер (лежа на полу). Мой дорогой Мартин! Что это?! Что это было?!
Борман (отряхивается). Это, мой дорогой Фюрер, русские танки.
Гитлер (поднимаясь с пола). Русские танки??!!
Борман (осторожно смотрит в окно). Да. Ёбаные русские танки.
Гитлер. Да что вы такое говорите?! Как в Берлине могли оказаться русские танки?!
Борман. Да вот так.
Гитлер. Но вы же говорили мне, что ситуация под контролем!