Аннотация: Грабя могилы, вандал поневоле попадает в загробный мир, где встречает Паромщика
Первое, о чём я подумал, протерев глаза, было: привет, галлюцинации! Славно меня огрело могильным крестом...
Секунда капала за секундой, а призрак неизвестного мира всё ещё стоял перед глазами, очевидно, поджидая, когда мне станет ясно, что это - не мираж.
Я, наконец, понял и, к своему стыду, едва не обделался. Живот скрутило от страха, ноги подкосились, а морда уже прицелилась носом вниз, если бы чья-то костлявая рука не подхватила меня за локоть. Но вместо того, чтобы поблагодарить хорошего человека, я выпучил глаза и шарахнулся в сторону. Незнакомец пожал плечами - кости его при этом хрустнули - прошамкал что-то невнятное оголённой челюстью, с которой свисали засохшие остатки плоти, и ушёл прочь.
Я немного потоптался на одном месте. Затем понял, что нужно куда-то идти. Не стоять же здесь, посреди дороги и гадать, что будет дальше.
Шёл я довольно долго, пока не увидел камень, и тут только осознал, насколько сильно устал, работая всю ночь без отдыха. Я облегчённо уселся на твёрдую бугристую поверхность и немного расслабился. В голове тут же закрутились, завертелись шестерёнки, перематывая, словно плёнку, несколько мгновений прошлой жизни...
Мы не сразу докатились до этого. Сначала были несколько месяцев безденежья, холода и полуголодного существования. Потом у некоторых стало реально сносить крышу, и они открыли сезон охоты на собак, кошек и голубей. Никто никого не осуждал: когда голод сжимает горло, человек вспоминает, что он просто животное, которое хочет жрать.
Жена отказывалась есть дворовую живность. Иногда она смотрела на меня таким страшными глазами, в которых жизнь колыхалась на тоненьком волоске, и я понимал, что ещё чуть-чуть и она перережет себе вены, чтобы не мучаться. Что её держало? То же, что и меня. Майя - наша полугодовалая кроха, улыбчивый голубоглазый чертёнок, которого мы неосторожно произвели на свет.
Они-то и толкнули меня на скользкую дорожку.
Идея пришла в голову Борьке. Но действовать в одиночку тяжело и страшно. Поэтому он посвятил в свои планы друзей - меня и Пашку. Как бы ни было противно, но куда лучше, чем грабить уже ограбленных или убивать едва живых собак.
Нужно отдать Борьке должное - сначала никто, кроме нас не додумался чистить могилы. Но уже через неделю за нами выстроился хвост. И пока мы добросовестно зарывали тела после "обработки", остальные просто бросали разрытые трупы и шли дальше.
Что, спросите вы, можно взять у покойников: вся их одежда сгнила, и любой дурак знает, что в гробы уже не кладут ценных вещей? Хе-хе... Голод прижал нас так, что даже вшивая медная копейка стоила как золотая. А мертвяки были богаты - по сравнению с нами, живыми. В каждом гробу мы находили мелочь - монетки, которые кладут на глаза и в карман покойникам.
С одной разграбленной могилы вся наша троица - включая и наши семьи - могла прожить целый день.
Привыкали мы постепенно, и через недельку-другую уже спокойно смотрели на разложившиеся тела. Одно было плохо - весна подходила к концу. На носу маячил тёплый июнь, и трупы, брошенные под голым небом, начинали жутко вонять.
В эту ночь мы пришли, как обычно, после десяти, и первое, на что наткнулись, был ряд развороченных могил. Кое-кто не слишком заморачивался совестью и работал днём, не пугаясь осуждающих взглядов. Наша троица, на свою беду, страдала щепетильностью, и всё чаще получала на ужин пустые могилы и трупный смрад.
Сегодняшний день выдался жарким, и покойники успели здорово попортиться.
Едва мы ступили на кладбищенскую землю, Борьку вывернуло наизнанку. И это было даже хуже, чем белые черви, копошащиеся в плоти кое-как сваленных на кучу земли мертвецов.
- Слышь, пацаны, - заканючил Борька, - давайте сегодня тай-аут. Не могу. Кишки болят.
- А у нас они заболят завтра. Когда нечего будет жрать, - зло бросил Пашка и начал долбить землю лопатой.
- Может, зароем этих, - несмело предложил я, - чтоб не воняли.
- Ты что - санитар кладбища? - осклабился Пашка и сплюнул на землю.
- Нет, но... как-то по-свински выходит...
- А мы уже не люди, - загоготал Пашка.
Борис молчал. Лицо его казалось белее паруса на горизонте. Он снова скрючился и выплеснул наружу порцию рвоты.
- Вы как хотите, - сказал он чуть погодя, - а я пошёл отсюда.
- Ну и топай, - равнодушно бросил Пашка.
Я посмотрел на него с укоризной, но возражать не стал. Во-первых, в Пашкиных словах была истина: от человеческого у нас осталось мало. А во-вторых, нужно было кормить семью. Звенели принципы тут мёртвым звоном.
Борька посмотрел на нас слезящимися глазами и ушёл. А мы остались. Выискивали нетронутые могилы и махали лопатами, что проклятые.
Помню, как услышал позади себя шум, однако не успел среагировать. Грубый толчок в спину - и я полетел в свежеразрытую могилу. Лицо уткнулось в склизкие останки хозяина, и по телу пробежала дрожь омерзения.
Сверху доносились крики и скрежет лопат. Пашка ругался отборным матом, и кто-то ему отвечал. Я приподнялся на коленях и стал искать, за что бы ухватиться. В это самое мгновение на меня и свалился крест...
Небо над головой было пепельно-серым. Сквозь унылые тучи изредка протискивались лучи грязно-алого солнца. Горизонт отливал мутно-жёлтыми пятнами.
Вокруг не было ничего интересного - извилистая лента дороги причудливо петляла между холмов. Скудные карликовые сосны, покрытые порыжевшей хвоей. Откуда-то издалека доносилось карканье ворон...
Нет, не так я представлял себе преисподнюю. Совсем не так. С одного боку, картинка была "веселее" той, что рисовало воображение, с другого - мелкими штришками в ней было написано что-то гнетущее, царапающее душу невидимыми когтями, и от этого не становилось легче.
Когда мне осточертело сидеть на холодном камне, я поднялся и побрёл, куда глаза глядят. А они глядели вперёд - на дорогу. Больше идти было некуда.
Несколько часов я тащился в дорожной пыли и уже отчаялся найти хоть какие-нибудь следы цивилизации, как впереди показались невнятные очертания города. Я мысленно закричал "аллилуйя".
Как выяснилось позже, насчёт города я немного погорячился. Заваленные мусором трущобы, а в центре - огромная ярмарочная площадь, на которой день и ночь кипела торговля. Все что-то продавали или меняли. Мало у кого были деньги, но вполне можно было обменять одну вещь на другую.
Миновав парочку полуразрушенных кварталов, я очутился прямиком на площади. Повсюду сновали толпы всякого сброда. В основном, люди. Ещё вполне похожие на самих себя. Однако попадались особи, вроде того костяка, что повстречался мне в самом начале пути. Некоторые выглядели и похуже, но от них никто не шарахался. Видимо, привыкли.
Первое, что сделал я - попытался расспросить прохожих о том, где нахожусь. В ответ я получил только несколько глупых смешков и пожеланий "идти своей дорогой". Странные люди. Быть может, они затаили обиду на то, что я копался в могилах? Но откуда мне было знать!
На ум пришла фраза: "незнание закона не освобождает от ответственности". В самую точку! Воровство есть воровство, даже если называть его как-то по-другому.
Пожав плечами, я пошёл дальше. Путь мой пролегал мимо таверны. Из распахнутых настежь дверей доносился сногсшибательный запах пищи. В животе заурчало от голода. И это навело на мысль, что, может быть, я не совсем умер. Мёртвые не ощущают голода. Или это всё миф?
Желающих подсказать ответ на мой вопрос не наблюдалось, и я потопал дальше, лелея в душе воспоминания о вкусном аромате чего-то мясного с пряностями. Рот наполнился слюной, которая всё-таки вырвалась и побежала тоненькой струйкой по подбородку.
Я сунул руку в карман и нащупал складной нож. Хорошая вещица - с длинным крепким лезвием. Не просто зуботычина для мелких подростков, а настоящее оружие, без которого в наше время не стоит выходить на улицу.
Может, стоило смастерить что-нибудь и обменять на еду? Только что я мог выстрогать, и главное, из чего? Разве только вернуться на дорогу и срезать парочку сосновых веток.
А дальше? Ну, мог я смастерить кукольный столик, дудочку или китайские палочки. Зубочистки, например. Только кому всё это надо? Я бы точно не купил...
В голову лезли идеи - одна бредовее другой. Я мог организовать сервис по срезанию гниющей и болтающейся на костях плоти. Сэкономил бы на еде - после такого зрелища аппетит пропадёт надолго.
Я усмехнулся собственной дурацкой шутке и подбросил нож на ладони.
На площади вдруг стало очень тихо. Стало слышно, как в подвалах пищат мыши, а ветер терзает лохмотья прогнивших крыш.
Вокруг меня мгновенно собралась толпа. Люди смотрели на мои руки едва ли не с благоговением и молчали. На лицах написан восторг. Потом все опомнились и загудели похлеще прежнего, напомнив пчёл, танцующих вокруг цветка. Каждый норовил сунуть мне под нос свой товар: какие-то тряпки, кости, зубы, ножницы, клетки с дохлыми курами, пару яиц.
- Возьми, на - возьми. Не пожалеешь. Хорошие куры!
- Да к чёрту курей! Верёвку возьми. Крепкая, добротная верёвка.
Тут до меня дошло, что всплеск этой симпатии вызван ножом. Обыкновенным складным ножом, которые на наших рынках пытаются всучить почти даром, но никто не берёт, потому что у каждого есть свой. Да и денег нет.
Но здесь... Похоже, здесь нож был не просто диковинкой, а огромной редкостью. Я прижал своё неожиданное сокровище к груди и попытался выбраться из толпы. Но не тут-то было. Меня никто не собирался отпускать просто так.
- Продай, - раздался чей-то еле слышный шёпот, - не то худо будет. Не отстанут.
"Вот, угрозы пошли", - подумал я и ещё крепче сжал нож.
Неподалёку завязалась драка. В стороны летели клочья волос, зубы, обрывки ткани. А продавцы всё продолжали наступать. От этого гула уже начинала раскалываться голова. И вдруг я увидел буханку свежего, ещё тёплого хлеба...
Вы когда-нибудь испытывали приступ дичайшего, поглощающего остатки разума голода? Последний год я постоянно недоедал. А тут - целая буханка, да ещё одному!
Я подумал, что не больно-то мне нужен этот нож. Против толпы я не выстою, будь у меня в руках хоть топор. А давиться слюной было невмоготу. Поэтому я схватил хлеб и сунул в дрожащую ладонь продавца нож. Тот визгнул от счастья и бросился удирать сквозь толпу. Я решил, что стоит последовать его примеру.
Остальные продавцы вздохнули с горечью и, метнув в меня залп убийственных взглядов, неспеша разбрелись по площади.
Я спрятал буханку под ветровку и стал искать глазами, куда бы приткнуться, чтоб поесть по-человечески. Делать это посреди улицы не хотелось, а в таверну наверняка не пустят. Потребуют что-нибудь купить.
Под ноги мне бросился какой-то коротышка, и я едва не растянулся на земле. Нахал протянул свою цепкую ручонку к буханке, но я проворно щёлкнул его по носу и ускорил шаг.
Я шёл и чувствовал спиной внимательные взгляды. Более того, отлично понимал, что это, к тому же, были голодные взгляды таких же как я - безденежных скитальцев. Следовало съесть свою буханку, пока это не сделали за меня.
Я свернул в переулок, и вдруг меня схватили за рукав и затащили внутрь какой-то лачуги. Когда я опомнился от страха, то увидел того самого костлявого парня, что не дал мне упасть на дороге.
Костяк щёлкнул челюстями и смахнул с носа болтающийся кусок плоти. Тот упал на землю с противным чавкающим звуком.
- Мне сегодня везёт, тебя выручать, - глухим голосом просипел костяк.
- Да не за что, - пожал плечами костяк, - ты вот что - садись, ешь давай. Не то отнимут.
- Хорошо, - ответил я и уселся на пол. Мебели в лачуге не наблюдалось.
Какой-то хлам, сваленный в кучу. Ведро. Метла. Я огляделся по сторонам - лачуга казалась чистой, и если бы не состояние полнейшей разрухи, я бы сказал, что она вылизана до блеска.
Очевидно, хозяин любил чистоту. Моя догадка подтвердилась, когда костяк наклонился, поднял с пола кусок гнилья и швырнул его в мешок, что стоял возле двери. Потом вытер пальцы о висевшее рядом латаное полотенце.
Я принялся за свою буханку, уплетая за обе щеки и стараясь не смотреть на гниющего хозяина. По мере насыщения, желудок перестал бунтовать, и проснулась совесть. Я решил поделиться с костяком куском хлеба.
В ответ костяк попытался рассмеяться. Получилось весьма скверно.
- Таким как я еда уже не нужна. Но ты не ешь до конца. Оставь краюху, замотай в тряпку и спрячь. И ни при каких обстоятельствах не ешь.
- Почему? - с интересом спросил я.
- Здесь не продают обычных вещей, - туманно ответил костяк, - и ни одна вещь не попадает в руки просто так. Просто послушайся мудрого совета.
Я кивнул головой, продолжая жевать. Каким бы ни был хлеб - много его не съешь, и вторую половину я запихивал в себя скорее из жадности. Остатки я завернул в кусок чистого тряпья, любезно одолженного у костяка, и спрятал во внутренний карман ветровки. В этом мире всё было странным, в том числе и советы. Глупо отказываться, если тебе помогают, причём бесплатно...
Правда, насчёт бесплатного - тот ещё вопрос. Я так и не понял, почему этот ходячий скелет со мной возится.
- Послушай...те, - неловко начал я, опасаясь, что костяк может оказаться чрезвычайно ранимым, - я не знаю, как вас зовут...
Костяк задумался. Пустые глазницы уставились куда-то в обшарпанную кирпичную стену. Он снова щёлкнул челюстью - должно быть, пытался улыбнуться, и сказал:
- Димкой звали когда-то... Да, Димкой Сахаровым. Фамилия у меня знаменитая, - с гордостью добавил он, - но окромя фамилии так ничего и не было в жизни.
Я промолчал. Мир вокруг казался унылым донельзя - не хватало ещё мемуаров ходячего трупа. Как-нибудь, в другой раз, решил я и сменил тему.
- Скажи-ка, Дима. Почему тем, на ярмарке, так нужен был мой нож?
- Ты не представляешь как, - костяк опустился на подобие подстилки рядом со мной, - зря ты его продал. Хотя... может, и не зря. Тебе он тут без надобности. А так хоть поел немного.
- Почему без надобности? - удивился я.
- Ты живой.
- С чего ты решил? Разве это не ад?
Дима затрясся от смеха. Зрелище было довольно гадким. Кости его тёрлись друг о друга с противным скрипом. Остатки плоти срывались и падали на пол. Костяк вздохнул, выудил из кармана тряпку и стал вытирать гнильё. Сдаётся мне, он помешан на чистоте.
- Ада нет, - после долгой паузы сказал Дима, - есть - та сторона реки. Что там - не знает никто, потому что никто ещё не возвращался. Но мифов ходит - чёртова уйма. Как кто попадёт сюда - так новый миф и рождается.
- Что за река? - не понял я.
- Стикс. Так будет привычнее. Ангелы называют её по-другому. Через неё Харон перевозит души умерших. Туда, на другую сторону реки стремятся все.
- Я лично не стремлюсь, - уверенно сказал я, - мне ещё жить хочется.
- Живи, - ответил костяк, - ты ведь тут, можно сказать, проездом. Иногда такое случается. Выполнишь то, что от тебя хотят - и валяй обратно. В жизнь.
- А что это за место такое? И что от меня хотят?
- Место? Это не место. Перевалочный пункт. Вокзал смерти, если хочешь. Покупаешь билет - и едешь на ту сторону. Билета нет - сиди, жди, пока с неба упадёт милость.
- И часто она падает?
- Посмотри вокруг - видишь, целый город. Думаешь, как он образовался? И что эти все торговцы пытаются выторговать?
- Понятия не имею, - признался я.
- Эх! - выдохнул костяк и с досадой махнул рукой.
Честно говоря, у меня не было особого желания выпытывать, что он имел в виду. Едва до меня дошло, что, я здесь временно, всё остальное перестало меня интересовать. Только бы выбраться отсюда - из этого проклятого места!
- Что нужно сделать, чтобы убраться отсюда?
- Ты меня спрашиваешь? - костяк развёл руками, демонстрируя оголённые кости, - выбраться отсюда нельзя. Пока не отпустят. Ходят слухи, что если перерезать горло Ангелу смерти, он выдохнет твою жизнь обратно. Правда, если немного времени прошло, и твоё тело не превратилось в останки. Так что - мне, например, твой нож ни к чему.
- Вот чёрт! - я с досадой сплюнул на пол. Костяк щёлкнул зубами и полез за тряпкой. Я отобрал у него тряпку и вытер за собой.
- Не переживай, - добродушно сказал костяк, - говорю ж тебе: ты ещё живой.
- Откуда знаешь?
- Мёртвые выглядят иначе.
- Ну и что теперь делать?
- Вспоминай, что натворил.
- Да мне..., - промямлил я, кажется, начиная понимать, что к чему, - понимаешь, у нас на земле сейчас такая свистопляска. Жрать нечего. Почти как здесь.
- Не сравнивай, - оборвал меня Дима, - там у вас у всех есть шанс. Здесь его ни у кого нет. Что за дрова ты наломал?
- Ну...мы с приятелями грабили могилы.
Костяк усмехнулся и поскрёб пятернёй затылок.
- Я умер лет двадцать назад. Неужто с той поры в гробы стали класть сокровища?
- Сокровищ нет. Деньги есть.
- Какие деньги?
- Что кладут в карман...
То, что произошло дальше, оказалось для меня неожиданным. Костяк подскочил к двери, схватил ведро и выплеснул на меня кучу гнилья. Мене передёрнуло от отвращения. Желудок не выдержал, и меня смачно вырвало на пол.
- За что? - чуть не плача спросил я, глядя, как Дима навис надо мной, словно коршун и едва не изрыгает пламя.
- Большего греха ты и придумать не мог.
- Почему? Неужто?!...
Страшная догадка закралась в мою голову. А что если все эти люди - торговцы -застряли тут, потому что не могут заплатить паромщику? И я - именно я отобрал у них деньги?
Костяк будто читал мои мысли.
- Похоже, Харон на тебя зол. Ты крал его деньги. У пристани куча народу - при монетах. Ждут, когда приплывёт лодка. А она всё не плывёт. Потому что паромщик злится. И знаешь, что происходит в этот момент? Их, зелёных, обхаживают торговцы, предлагают что-нибудь купить. Или выменять. Или накормить. И потом эти несчастные остаются здесь, потому что когда соображают, что им нечем платить Харону, уже слишком поздно! И тогда они сами становятся торговцами - продают, надеясь получить заветные монетки. И уехать на тот берег.
- Ты... ты тоже попался на эту удочку? - осторожно спросил я.
- Нет, я не такой дурак. Я гораздо хуже, - грустно ответил Дима, - в жизни бывают крутые повороты. Я не вписался... Растерял друзей. Стал пить. Кончил тем, что попал под электричку на Одесском вокзале. Хоронили в общей могиле, вместе с бомжами. И никто обо мне не плакал, не положил в карман монетку...
Я неслышно вздохнул и опустил голову. Что теперь будет? Наверное, если другие мертвяки узнают - разорвут на части.
- Иди к Харону, - сказал Дима, распахивая передо мной дверь, - там за углом колодец. Можешь умыться. Думаю, тебе лучше иметь презентабельный вид.
Собственно, именно эта мысль волновала меня особенно. Запах гниющей плоти и рвоты сводил с ума. Я ушёл, не прощаясь и даже не поблагодарив. Костяк старался не смотреть на меня. Что ж, никто не спорит. Я был виноват...
Умывшись, я снова вернулся на ярмарку. На этот раз мало кто обращал на меня внимание. Все знали, что больше с меня нечего взять, поэтому обходили стороной.
Успешно миновав площадь, я вышел к пристани. По крайней мере, я думал, что это пристань. Небольшой деревянный помост, на котором толпилась кучка перепуганных людей.
Реки не было видно. Только слышно, как плещутся волны. Берег был окутан густым коричневым туманом, сквозь который невозможно что-либо разглядеть. Я подошёл ближе и почувствовал жар, который тут же сменился пронизывающим холодом. Стало жутко. В голове мерещились всякие потусторонние голоса, зовущие ступить в реку. Иногда казалось, что из тумана высовываются скрюченные когтистые пальцы и норовят утащить за собой.
Я тряхнул головой, напоминая себе, что это мираж. Страхи.
Невдалеке маячила высокая сгорбленная фигура в тёмном плаще. Вокруг неё туда-сюда сновали какие-то твари - не то волки, не то собаки. Я скорее почувствовал, чем понял, что мне туда. К этому незнакомцу в плаще. И я пошёл. А что ещё оставалось делать?
Признаться, я ожидал злобы, метания молний в мою скромную особу, фонтана желчи, и уже втянул голову в плечи, чувствуя себя клопом перед мухобойкой. Но Харон встретил меня улыбкой. Обыкновенной - немного грустной, правда, но всё же улыбкой.
- Здравствуй, Антон, - просто сказал он и взглянул на меня исподлобья. У него было серое, покрытое глубокими морщинами лицо, острый внимательный взгляд, тонкие, едва заметные губы. Из-под капюшона выбивались чёрные как смоль пряди.
Я не стал спрашивать, откуда он знал моё имя. Раз я здесь - про меня известно всё.
- Что я должен сделать? - прямо спросил я.
- Что? - Усмехнулся Харон, - дай-ка подумать... Покойников-то я перевёз, а плату ты украл. Вернёшь на место?
Я смутно представлял, как это можно сделать даже на земле. Разве что украсть у других покойников, что то же самое. А уж здесь...
- То-то же... Думать раньше надо было. Сейчас - расплачиваться. На деньги эти я еду покупал, для своих псов. Видишь, их у меня немало.
Немало - это мягко сказано. Вокруг нас собралось уже целое стадо диких псов. С добрую отару овец. И откуда они все понабрались?
Некоторые собаки казались нормальными. Но другие... облезлые, исхудавшие, с гниющей плотью на белых костях. Вот, куда, оказывается, уходят собаки. Это, признаться, сильно меня смутило. До этого момента я пребывал в иллюзии, что жизнь после смерти бывает только у людей.
Если честно - не понимал. Собаки не выглядели ни голодными, ни обиженными. Многие дружелюбно махали хвостами и вставали на задние лапы. Да и сам Харон не походил на испытывающего нужду. Мне не верилось, что перевозчик душ живёт на плату за свои услуги, хотя в таком странном мире ничего нельзя было исключать.
- Я, пожалуй, отдохну, - сказал Харон и сбросил капюшон с головы.
Невидимый ветер взъерошил его блестящие пряди. Если бы не измождённое старческое лицо, я бы сказал, что он красив. По-своему, конечно. Но было в его красоте слишком много сурового, отчего по телу пробежала дрожь.
- А со мной - что? - голос мой звучал нерешительно, даже умоляюще, и я возненавидел себя за трусость, но ничего не смог с этим поделать.
- Ты, Антон, будешь вместо меня.
- В каком смысле? Кормить псов? Души перевозить?
- Догадливый юноша, - усмехнулся Харон. Улыбка побежала по его лицу глубокими бороздами, и на секунду показалось, что на нём маска, готовая вот-вот рассыпаться от старости.
- Но как... я не...
- Не мямли! - окрикнул меня Харон и поманил пальцем, - ступай за мной.
Он взмахнул плащом, будто огромная летучая мышь крыльями, и зашагал к реке. Шёл он быстро, едва касаясь земли, будто плыл по воздуху, перебирая ногами. Я едва поспевал за ним. Иногда спотыкался и падал. Тогда Харон останавливался и смотрел на меня сверху вниз. Как на никчемную букашку. И это выводило из себя.
Едва мы достигли причала, Харон остановился. Уперев руки в бока, он равнодушно окинул взглядом толпу, и мёртвые стремительно рассыпались по сторонам. Мы с Хароном спокойно пошли по образовавшемуся пути до самого края причала.
Я слышал плеск волн таинственного Стикса, однако по-прежнему ничего не видел. Туман, окутавший реку, был слишком густой.
- Залезай, - бросил мне Харон.
- Куда?
Харон кивнул в сторону. Приглядевшись, я сумел разобрать очертания парома и ступил ближе. Широкий, сложенный из аккуратно обтёсанных брёвен, с крепкими суковатыми поручнями - паром казался почти сказочным. Но Харон не позволил мне любоваться всласть. Он велел отвязать паром от берега, вручил в руки огромный шест и пожелал удачи.
- Постой! - закричал я, - а как же?!... Куда мне плыть? И как управлять этой штуковиной?
- Всё просто: отталкиваешься шестом. Им же погоняешь угрей, что тянут паром.
Я посмотрел на край парома и заметил ожившую карикатуру из ужастика: мерзкая рыба высунула из воды остроносую голову и смотрела на меня глазами-бусинами, скаля белоснежные клыки.
- Не бойся, это она присматривается. Запоминает нового хозяина, - успокоил меня Харон.
Правда, легче от этого не стало. Сердце ушло в пятки и устроило там настоящий бунт - с митингами и попытками показательного самоубийства. Дыхание перехватывало, чуть ли не на каждом вдохе.
Харон, казалось, меня понимал, но жалеть не собирался. И в эту минуту я искренне завидовал его псам.
- Не забудь: ты никого не можешь пустить на паром без платы. За каждую душу - монету. На том берегу пересчитаешь души и деньги. Лишнее - выбросишь в реку.
- Что значит - лишнее? - спросил я.
Харон не потрудился ответить на вопрос. Вместо этого он снял с шеи какую-то цепь и протянул мне.
- Держи. Этой печатью откроешь врата.
- Какие врата?
Опять молчание. Что ж, подумал я, разберусь на месте. А что ещё мне оставалось?
Харон ушёл, оставив меня на пристани в гордом одиночестве. Правда, ненадолго - как только очертания его плаща растаяли за горизонтом, толпа душ хлынула к парому, едва не сбив меня с ног.
- Эй, полегче, - громко сказал я, - без меня вы всё равно не попадёте на эту штуковину.
Мертвецы расступились, пропуская меня вперёд. Я встал на краешек парома, мельком бросил взгляд на мерзкие рожи угрей и мне почудилось, будто одна из них подмигнула. Не знаю - правда это или глюк, но настроение немного улучшилось.
Я снял с парома ограждающую цепь и стал пускать мертвецов на борт. Одного за другим. Мотеты звонко ударялись друг о друга на ладони, пригоршнями кочевали в карман. Веренице мертвяков не было конца.
Спустя какое-то время я услышал странный звук, похожий на кряканье осипшей утки. Я посмотрел под ноги и увидел, как один из угрей почти наполовину высунулся из воды и усиленно вертит головой.
Я окинул взглядом паром и понял, что тот переполнен. Что ж, достаточно на сегодня душ. Бросив остальным "приходите завтра", я вернул цепь на место, взял в руки шест и оттолкнулся от причала.
Паром заскользил по речной глади удивительно легко. Даже приятно - будто плывёшь по растопленному сливочному маслу. Вокруг даже пахло чем-то таким - тёплым, живым, немного сладким...
Издалека донеслись крики. Я покрутил головой и увидел, как с причала прыгнул человек. Затем другой.
"Вот шизики, - подумалось мне, - я бы не рискнул нырять в эту воду".
От берега до парома было метра четыре - сущая ерунда для тех, кто умеет плавать. Первый мужик одним махом очутился рядом и ухватился за поручень. Я закинул шест за плечи и подошёл к нему.
- Давай монету.
Взгляд мертвяка сочился злобой. Значит, денег у него нет. Санкции на перевозку "зайцев" мне никто не выдал, но не выкидывать же его за борт! Я пожал плечами и посмотрел на второго, который цеплялся за край парома, безуспешно пытаясь влезть.
- Эй, кто-нибудь, подайте ему руку, - крикнул я.
Но мёртвые не шелохнулись. Они с ужасом смотрели на того, который в воде. Женщины даже прикрыли лицо руками.
Раздался свист. Ничего подобного я раньше не слышал. Будто включили гигантский пылесос и направили звук в усилитель.
Первый мужик, который держался за поручни, взмыл вверх и закружился, выгибаясь на все лады. Тело скрутило в спираль. Мне даже казалось, что я слышу, как выкручиваются и дробятся кости. Потом - словно лопнула невидимая струна, и мертвец, рассыпавшись на части, полетел в воду.
Я взглянул на второго. Он тянул ко мне руку. В трясущейся ладони блестела заветная денежка. Мне стало безумно жаль беднягу. Я опустился на колени и взял монетку.
Но это его не спасло. Из реки высунулись две тёмные, похожие на прозрачные водоросли, лапы и утащили мужика под воду...
Я подбросил на ладони монетку, сжал её и отправил в карман. На душе стало горько, будто кто-то пролил в неё уксус...
Но времени грустить не было. На моей шее висел целый паром. Я насчитал не меньше сотни человек, и каждому хотелось поскорее попасть на тот берег. Поэтому я снова опустил шест в воду и оттолкнулся.
О том, куда плыть, я не имел ни малейшего понятия. Оставалось полагаться на дрессированных угрей, не раз проделывавших этот путь.
Примерно через четверть часа течение стало сильным. Паром то и дело сносило влево. Угри, выпучив глаза-бусины и высунув длиннющие языки, старались выровнять паром. Я помогал им шестом - тыкая по дну - на манер пятого колеса в телеге.
Когда угри подустали, паром стало медленно уносить в сторону. Тут я вспомнил слова Харона и огрел каждую из тварей шестом. Взревев от боли и злости, угри собрались с силами и вытащили паром из течения. Правда, после этого, стали воротить от меня морды, но меня это не сильно задевало. Чай не сахаром пришёл сюда их кормить.
Какое-то время паром шёл относительно ровно, и я даже вздохнул с облегчением. Но затем обнаружил странную вещь. Туман почти рассеялся - или глаза привыкли - и стало видно, как мы скользим по абсолютно ровной глади. Стояла тишина. Едва слышный плеск волн, порождаемых нашим движением, редкие вздохи мертвецов, стук моего собственного сердца...
А потом началась буря.
Вода забурлила, окатывая нас горячими брызгами. Паром задрожал, а из реки показались человеческие руки - сотни, тысячи рук с грязными растопыренными пальцами, обтянутые тонкой, почти прозрачной кожей.
Жуткое зрелище. Но оно не шло ни в какое сравнение с воем, который издавали волны. Должно быть, они подхватили его где-то на дне и, игнорируя законы физики, вытащили наружу. Я съёжился и стал подгонять угрей шестом.
Вслед за руками из воды показались полуголые черепа и плечи. Мертвецы подплыли к парому, схватились за край и стали лихорадочно трясти. Паром ходил ходуном, а до меня вдруг дошло, что они жаждут перевернуть нас и отправить более счастливых коллег в свою обитель. И меня в том числе.
Это мне совершенно не улыбалось. Я велел своим пассажирам собраться посреди парома и взяться за руки. А ещё лучше - лечь кучей и не двигаться с места. Не в коем случае не паниковать и не прыгать в ужасе за борт. Мёртвые вели себя на удивление послушно. Уселись всей кучей, образовав плотный круг, и закрыли уши руками, предоставив мне самому выпутываться из ситуации.
Положение было не ахти. Пришельцы из воды взбирались на паром, расплёскивая вокруг гниющие остатки плоти. Я ударил одного из них шестом. Он скорчился и рухнул костяной массой на пол. Остальные с воем бросились на меня, однако добежать не успели.
Следом за ними на паром вскочила парочка моих ездовых - угрей - я и не подозревал, что они способны передвигаться столь быстро - и, щёлкая зубами, разогнали одичавших покойников.
Отправив незваных гостей восвояси, угри двинулись расчищать дорогу среди волн. В ход шли острые носы, клыки и даже плавники. Мёртвые с визгом улепётывали, кто куда и, наконец, исчезли под водой.
Снова стало тихо. Угри вернулись в упряжку, и паром плавно тронулся, продолжая путь. Правда, далеко мы не уплыли. Может, метров двадцать.
Паром снова остановился.
Я без толку колотил шестом по воде, ставшей вдруг очень горячей. Вокруг поднимался пар, застилавший свет и мешающий вдыхать на полную грудь.
Я слышал, как покойники заходились в кашле, но ничего не мог сделать, кроме как метаться взад вперёд по парому, покрикивая на угрей и подстёгивая их шестом. Однако злобные твари упрямо сносили побои, не желая двигаться.
Наверху зашелестели крылья. Я задрал голову вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как над паромом пронеслась стая летучих мышей размером с доброго гиппопотама.
Покойники закричали от ужаса.
Спустя минуту мыши вернулись, и началось несусветное. Покойники носились по парому, преследуемые летучими тварями. У меня в ушах ещё долго стоял их жалобный крик.
Мыши по очереди подлетали к каждому из мертвецов, дышали им в лицо могильным смрадом и улетали обратно. Выбрав себе четырёх жертв, они схватили их когтями и стали подниматься в воздух. Покойники цеплялись за поручни, молили о помощи, однако никто не откликнулся, включая меня.
Я стоял, будто громом поражённый, не в силах переварить увиденное. Ничего подобного я не ожидал. Харон не предупредил о летучих мышах, хотя должен был. Как и о мертвецах, жаждущих утопить паром...
Мыши исчезли, унеся с собой извивающиеся тела несчастных. На меня накатило уныние. Билет оплачен "до", но никто не гарантирует безопасность доставки. Или у них там, в загробной жизни, строго лимитированы места?
Но делать было нечего - следовало плыть дальше. Я погрузил шест в воду и нащупал дно. Значит, мы прибыли? Но куда? Впереди не было видно ничего, кроме реки и тумана. Быть может, мне следовало сбросить покойников в воду - одного за другим? В почти кипящую грязную жижу?
Я посмотрел на угрей в надежде, что эти твари хоть как-то намекнут. Но они, если и понимали, то предпочитали молчать.
Я решил, что для начала стоит причалить к берегу, а уж потом думать, куда девать мой груз. Оттолкнувшись от дна, я попытался сдвинуть паром, но не тут-то было. Он прочно застрял на одном месте и не двигался. Я ещё долго бегал с края на край, строго покрикивая на угрей, прежде чем понял, что мы, скорее всего, сели на мель.
Что делал Харон в подобных случаях, я не знал. Быть может, он никогда и не садился на мель. Так что выкручиваться приходилось самому, тем более на меня смотрела почти сотня перепуганных не на шутку глаз.
- Эй, - громко выкрикнул я, - придётся лезть в воду и толкать паром. Добровольцы есть?
Добровольцев не оказалось. Никто не хотел рисковать, и отчасти я их понимал. Но лишь отчасти: этим людям уже нечего было терять. А я всё-таки жив, и моя скромная особь в настоящий момент стоила намного дороже, чем вся эта толпа материализовавшихся призраков. Без паромщика их тут мигом слопают - если не река, так следующая отара демонов. Хотя, признаться, и защитник из меня никакой.
В общем, я осознал, что помощи ждать неоткуда. Скинув брюки и кроссовки, я сел на край парома и опустил ноги в реку. Горячо... даже слишком. Сглотнув подступившие слёзы, я кликнул угрей и прыгнул в воду.
Тело обожгло, словно кипятком. Слава богу, вода доходила лишь до середины бедра, иначе я бы сильно волновался за своё будущее потомство, которого вполне могло и не быть, после столь жестокой процедуры.
Стараясь не обращать внимания на боль, я начал толкать паром. К сожалению, без толку. Он прочно сидел на том, на чём застрял.
Я крикнул покойникам, чтобы они попрыгали на пароме, в надежде, что удастся раскачать эту посудину и немного сдвинуть с места. Не сразу, но они всё же сообразили, чего от них хотят и, наконец-то, сделали хоть что-то полезное.
Паром заходил ходуном. Я отплыл немного в сторону и подождал. Затем велел всем остановиться и снова попытался толкнуть паром. На этот раз он поддался и неожиданно резко двинулся вперёд. Я едва успел догнать его и вскочить на борт.
Покойники встретили меня радостным ликованием. Лицемеры! Впредь я зарёкся их жалеть. Каждый шаг отдавался невыносимой болью. Я не стал одеваться, подозревая, что мои распухшие ноги этого просто не вынесут.
Конец пути маячил впереди ускользающей мечтой. Ещё добрый час мы петляли по реке, борясь с течениями, иной раз застревая среди камней, и мне снова приходилось залезать в воду и толкать паром. Правда, вода уже не была горячей. И слава богу, иначе мои ноги рисковали превратиться в отварное мясо на кости.
Пару раз кто-то пытался ухватить меня за руки, а чьи-то костлявые пальцы едва не порвали мне щеку. Но в этих случаях угри забывали о личной неприязни к новому паромщику и безжалостно рвали нападавших на куски.
Так мы добрались на другой берег. Туман рассеялся, и я чётко увидел каменные ворота, торчавшие из воды. Сообразив, что паром следует направить туда, я подстегнул угрей шестом, и они потянули нас прямо на ворота. Но у самого входа мы неожиданно замерли, будто упёрлись в невидимую стену. Я глубоко вздохнул, понимая, что снова придётся лезть в воду и толкать, однако не успел даже присесть на край парома, как ко мне подплыла одна из скользких тварей и ткнула носом в ступню.
Я поднял голову и увидел, что все угри из моей упряжки высунулись из воды и смотрят на меня внимательным взглядом. Словно ждут от меня чего-то, правда, я никак не мог понять чего. Тем не менее, я встал и, ковыляя, подошёл к тому краю парома, что упирался в ворота. Протянув руки, я пальцами ощутил прикосновение чего-то липкого, холодного, будто подтаявшего льда. На пути стояла невидимая ледяная глыба.
И что прикажете делать? Толкать глыбу? Или растопить её своим дыханием?
Пока я решал, как лучше сойти с ума, покойники громко шептались, показывая на меня пальцами. Что ж, перед ними не супермен и даже не Рэмбо. И в карманах не припасена волшебная рация, чтобы вызвать вертолёт и увезти нас отсюда. Всё, что есть - это проклятый шест, несколько угрей и дурацкая цепь на шее, которой я должен что-то открыть.
Стоп! Я взял цепь в руки и только тут заметил небольшой ромбик, болтающийся на одном из звеньев. На нём были какие-то символы: звёздочки, палочки, иероглифы...
Может быть...
Я приложил цепь к невидимой стене, однако ничего не произошло. Преграда по-прежнему существовала. Я ощупал стену, затем ворота, и, наконец, в одной из каменных колонн обнаружил знак - зеркальное отражение ромбика, болтавшегося на цепи. Я прислонил к нему печать, и стал ждать.
Вопреки всему ледяная стена не растаяла. Я по-прежнему ощущал её холод. Однако по ту сторону стены образовался проход. Сразу за паромом, там, где раньше плескалась вода, возник песчаный берег. Абсолютно пустой, если не считать камней, лежавших на примерно одинаковом расстоянии друг от друга. От каждого камня убегала вдаль ленточка дороги и терялась где-то впереди, за горизонтом.
Я насчитал девять. Девять троп, по которым умершим предстояло идти в новую жизнь.
Какой бы она ни грезилась - эта новая жизнь, мне почему-то стало страшно. Я бы всё отдал, лишь бы не ступать на этот берег - ни сейчас, ни когда-нибудь потом. Но выбора не было: пришлось прыгать на песок и провожать души - одну за другой.
Понятия не имею, кто их направлял, только поравнявшись с камнями, каждая шла своим путём, будто знала, куда следует идти...
Когда последняя душа покинула паром, я достал из кармана пригоршню денег, пересчитал и, вспомнив наставления Харона, выбросил в реку лишние пять монет. Я с трудом вспомнил, как выглядели пассажиры, которые потерялись во время пути, и чуть было не взвыл от тоски.
Человеческая душа здесь ценится едва ли не меньше, чем на земле. А ведь эти люди так хотели... хотя бы существовать...
Обратный путь выдался спокойным. Может, и случались какие-то происшествия, но я понятия не имел об этом. Как только паром отчалил от берега, я лёг на деревянный пол, зажал шест между коленей и неожиданно для себя провалился в глубокий сон.
Проснулся я уже на другом берегу. Паром мягко ударился о пристань, на которой собралась новая толпа. Я глубоко вздохнул и ещё крепче сжал шест.
"Вот оно - проклятие загробной жизни, - подумалось мне, - бесконечные вереницы мёртвых, и ни конца им - ни края..."
В этот день я перевёз около пятисот покойников. Слава Богу, никто больше не пытался проникнуть на паром без билета. Летучие мыши забрали ещё тринадцать человек, но мне уже, признаться, было безразлично. Плечи согнула усталость, ноги невыносимо болели. Я замечал, как мертвяки испуганно таращатся на мои ноги и старался не смотреть вниз, чтобы не видеть, как с щиколоток свисают куски мяса.
Надо будет выпросить у Харона какой-то балахон. Если, конечно, я доживу до этого момента.
Под конец своего последнего рейса я настолько обессилел, что готов был броситься в кипящую реку и свариться заживо, лишь бы не мучаться. Должно быть, угри почуяли слабинку, потому что внезапно остановились и, положив на край парома свои мерзкие пасти, скалились, как мне казалось, с издевкой.
- Не дождётесь! - выкрикнул я и замахнулся на них шестом.
Угри нырнули в реку, и вдруг за один из поручней уцепилась жуткая конечность. Обнажённую кость едва прикрывали остатки мяса. Затем показалась голова. Я с ужасом увидел в ней что-то знакомое...
Искривив обкусанные губы в злобной усмешке, мертвец прошипел:
- Тебе тоже недолго осталось. Старайся - не старайся, всё насмарку...
Закончить он не успел. Один из угрей вцепился ему в глотку и утащил под воду.