Наверное, если есть место, где домашние любимцы возведены в ранг священных животных, так это здесь.
Я смотрел на экран монитора, вделанного в стену напротив ряда удобных кресел, покрытых пластиковым слоем в гигиенических целях. Таймер в углу экрана показывал наступивший вечер, что никак не отражалось на освещении. "Еще десять минут сижу и пойду к линиям внутреннего сообщения", - решил я и устроился поудобнее посмотреть очередную передачу на английском языке. Текст в основном был непонятен, но идея была ясной. Слезливая история болезни собаки в обычной, по их меркам, семье. Спустя пять минут добрые врачи рассказали, как они успели и спасли жизнь бедного пса, пока благодарная семья рыдала над своим спасенным любимцем. "Все в восторге", - подумал я мрачно и пошел к эскалатору. Меня догнало стандартное звуковое окончание подобных передач: "Если вы хотите завести домашнее животное, обращайтесь... Если вы увидите животное без хозяина, немедленно обратитесь в ближайший полицейский участок".
Эскалатор пронес меня на уровень вверх, где, сойдя с него, я прошел по длинному коридору, наполненному людьми, к линиям внутреннего сообщения. Это был не обычный, как у нас, крытый вокзал, а огромный подземный зал, нарезанный до половины, как гипертрофированный яблочный пирог, двумя десятками парами рельс.
- Уважаемые встречающие рейс 132А, - голос разнесся по залу, искажаясь многоголосным эхом. - Поезд прибудет через пять минут на двенадцатую линию.
Моего знания английского хватило на эту фразу, которая была повторена еще раз на немецком. На русском слабо, усмехнулся я и вписался в радостную толпу встречающих, которым открылся проход на двенадцатую линию.
Сейчас поезд уже под землей, проходит через обязательные процедуры, прежде чем появиться в зале, чистенький, не содержащий активной или зараженной пыли на боках своих вагонов. Потом его эти западные пижоны обдуют теплым воздухом, чтобы он был сухой и красивый. У нас все проще: разбрызгивая капли, воняя дезинфекционными и дезактивационными растворами, поезд мягко подкатывает на перрон и дергается, как будто врезается в стенку. Зато всем видно - обработку прошел.
Бесшумно распахнулся шлюз, между рельсами зажглась линия белого неонового света, и поезд начал медленно выкатываться на двенадцатую линию, скрипя амортизаторами вагонов. Я замер на отметке "восемь" и стал, как и все, смотреть на световую линию, проблескивающую между платформой и вагонами. Поезд остановился и я облегченно вздохнул - сегодня обошлось. Двери восьмого вагона, замершего напротив меня, распахнулись.
Я сделал шаг вперед, и тут что-то меня толкнуло под ноги. Удержавшись на ногах, чертыхнувшись, я повернулся и увидел бегущую по платформе собаку. Она бежала строго по середине, вертя башкой и словно кого-то высматривая. Потом я заметил ошейник и кусок поводка. "Видать вырвалась на радостях и теперь разыскивает хозяина", - решил я.
- Вот он! - радостный крик, и на меня обрушились мои друзья.
- А не верили! - закричал я не менее радостно и начал помогать им выгружать вещи и двух детей, один из которых немедленно ухватил меня за рукав и потащил внутрь вагона.
- Что, еще что-то? - удивился я, оглянувшись на гору вещей.
Дитя провело меня сквозь спешащих к выходу пассажиров с сумками и пакетами, довело до купе, отпустило руку и посмотрело на меня.
- Откывай! - приказало оно мне и настойчиво повторило: - Откывай!
Я отрыл купе, вошел внутрь и тут же оказался прижат к полуоткрытой двери огромными мохнатыми лапами. Я смотрел на огромную пасть с не менее огромными зубами. Потом очень слюнявый язык облизал меня.
- Пшел! - отвернулся я, руками скинул с себя лапы и сделал шаг вперед. - Вот псина огромная...
Рычание сбоку заставило меня замереть. Я осторожно посмотрел налево. Там стоял, весь напрягшись, пес поменьше, с короткой шерстью. Обнажив зубы он опять зарычал тихо, но вполне грозно.
- Фу! - в купе ворвался старший ребенок. - Он свой, понял? Свой!
Пес успокоился только тогда, когда мальчик схватил меня за руку. Большая же псина, напоминавшая ковер с бахромой, продолжала вертеться рядом, задевая меня и все время пытаясь обслюнявить то руку, то пояс сбоку.
Я вышел на линию уже в сопровождении двух детей и двух собак. Первая, радостно гавкая, приветствовала всех и вся, вторая молча и недоверчиво косилась на меня и настороженно оглядывалась.
- Ну как? - спросил меня Толик. - Хорош собачник?
- Круто, - ошарашенно оглядывая всю компанию, ответил я, подхватывая сумки. - А зачем так много?
- Мы решили, что не помешает, - Марина показала на большую собаку. - Это Шарик. Он просто веселый.
- А второй? - рукой с сумкой я указал на вторую собаку. - Это кто?
- Это сторож, - Толик усмехнулся, - Бен. Спецпорода, как и первый, только с другими задачами. Охрана и нянька.
Что же, подумалось мне, почему бы и нет. Дети есть, можно завести собак.
- Во сколько они обошлись? - осторожно осведомился я, лавируя между людьми, направляясь к эскалатору. - Спецпороды?
- Повезло, - Марина перехватила пакет. - У знакомых была лицензия и разрешение, слишком удачные пробирки оказались - вот нам и досталась парочка.
Мы прошли к эскалатору, и он направил нас в туристический центр.
- Послушай, - Толик повернулся ко мне и посмотрел оценивающим взглядом. - Ты здесь давно?
- Слишком даже, - усмехнулся я. - Не переживай, справлюсь.
- Уверен? - решил уточнить он. - Можем зарегистрировать.
- Не надо. Сказал же: справлюсь!
Толик отвернулся к маленькому Максу, который требовал внимания, показывая на приближающуюся колонну, светящуюся зеленым светом, переходящим к верху в оранжевый, напоследок бросив взгляд, значащий "если что...".
Наверное, тяжело быть нелегалом, но мне нравилось. Это давало много новых и интересных ощущений. Трехдневный срок разрешенного пребывания в этом западноевропейском городе у меня закончился около шести утра, и теперь я находился на положении постороннего. Как и всякий транзитный турист, я имел право на бесплатное трехдневное проживание, медицинское обслуживание и неприкосновенность личности. Теперь же я становился нелегалом и мог быть задержан и выслан с солидным штрафом в часовой срок. К счастью, вследствие абсолютно чистой совести, отсутствия правонарушений и отсутствия мутаций, болезней, вызванных радиационным или химическим заражением, на таких, как я, смотрели сквозь пальцы, оборачивая дело штрафом и ласковым пожурением.
Каждому человеку иногда надо сменить обстановку. Для себя я выбрал такой способ: ездить по другим городам и просто ходить и смотреть. Иногда это приводило к очень интересным наблюдениям и, изредка, к приключениям.
2.
Вся компания вместе со мной веселилась, поставив торговый центр на уши. Наконец мы остановились в небольшой закусочной, где с интересом изучали меню. Для моих друзей этот город был пересадочной станцией, для меня - единственной за полгода возможностью повидать их. Я уже немного тяготился общением с ними, несмотря на то, что их любил, так как привык быть один.
"ФУ!" - закричал Толик; и все хором подхватили: "Фу", - вырвав меня из невеселых раздумий.
В углу стоял, не двигаясь, мой старый знакомый - пес с двенадцатой линии. Рядом с ним, замершим в напряженной позе, крутился Шарик, настроенный поиграть, и рычащий Бен, изготовившийся к драке. Специально или случайно, но они полностью лишили пса возможности вырваться, и теперь он стоял, выжидая чего-то.
- Б...! - выдал Толик и рванулся к собакам. - Сейчас начнется!
В этот момент Бен прыгнул на пса. Собаки столкнулись, и Бен отлетел. Пес, казалось, не сделал ни одного движения, но Бен, вскочив на ноги, уже не сделал попытки броситься, а начал кружить возле него, припадая на переднюю лапу.
Тут подоспел Толик и схватил Бена. Бегущая следом Марина упала на колени и руками отпихнула Шарика. Я зацепился за него, чуть не упал, но, устояв, вытянул руки и сделал то, что никогда бы не рискнул сотворить, будь я один. Схватив конец поводка пса, второй рукой я зажал ему пасть и замер, загораживая его от всех и всех от него.
Пес не шевелился, хотя я понял, что удержать бы его не смог. Потом я опустился на колени перед псом. Отпустил морду и перехватил за ошейник. Он изменился за те сутки, что я его не видел. Похудел, шерсть стала серой, хотя грязи заметно не было. В глазах пса стояла пустота.
- Все нормально? - Толик отпустил Бена, шлепнул его и тот, понурившись, отошел.
- Ага, - хрипло отозвался я. - И часто так?
- Сейчас они играют, - переведя дыхание, сказала Марина. - Ты бы видел, когда они действительно в деле.
- Не хочу... - начал я, но она перебила.
- Держи его, - потребовала она. - Глазам своим не верю!
- Что? - не понял я.
Марина подошла ко мне и псу, аккуратно положила одну руку под нижнюю челюсть собаки. Пес не двигался, но задышал чуть быстрее. Второй рукой Марина провела у него по голове, пальцами приподняла губу сбоку, и пес немедленно распахнул пасть.
- Впечатляет, - не удержался я.
- Это Хранитель! - Марина повернулась к Толику. - Посмотри, Толь, это Хранитель. А я думала, что их уже почти нет.
- Кто? - я ничего не понимал.
- Посмотри на язык!
На розовом языке была темная линия пигмента, делящая его пополам.
- Это ген-метка, - разъяснила мне Марина, - Такая только у Хранителей.
- А кто такие Хранители? - спросил я. - Он что, чем-то отличается?
Толик подошел к нам и положил руку на голову пса, который стоял, по-прежнему не двигаясь. Только пасть закрыл.
- Там, - махнул он другой рукой в сторону Бена и Шарика, - там инстинкты и рефлексы, немного подправленные. Здесь же, - тут он погладил пса по голове, который никак не отреагировал на это, - здесь интеллект.
3.
- Да ты и сам помнишь, - рассказывал Толик. - Сколько было шуму, когда геном человека расшифровали...
Мы сидели на пластиковых креслах в зале ожидания, мои друзья уезжали. Я собирался тоже, только через двенадцать часов.
- Но пользы от этого тоже не было, так как корректировать было делом почти невозможным. Выявлять мутации - да, определять проблемы развития - пожалуйста, а вот исправлять - тяжко.
Толик говорил как по писаному, время от времени его жена вклинивалась со своими дополнениями. Я же старательно воспринимал.
С собаками было проще. Корректировка поведения, чистоты породы, благо над породистыми собаками столетиями работали собаководы безо всяких генных штучек путем селекции, была делом простым и быстрым, а "пробирочный" способ позволял ускорить процесс и отбраковывать материал на ранней стадии развития. В результате породы стали делиться не только по внешним признакам, но и по манере поведения в разных условиях. Были выведены семейные собаки, охранники, сторожа и няньки.
- Кошмар! - я схватился за голову. - Откуда вы столько знаете?
- Когда решили собаку завести, - ухмыльнулся Толик. - Правда я и сам не знал вначале, в какую область лезу.
- А как насчет старых, милых дворняжек? - не удержался я.
- Тут тяжелей.
- Почему?
- Объясняю на примере...
Толик достал сигареты, поискал глазами пепельницу, наткнулся на предупреждение о штрафе за загрязнение очищенного воздуха и, пробурчав "козлы заграничные", продолжил:
- Вот здесь. например. Ты уже видел, какое количество передач посвящено животным?
- Ну, - я пока не въехал.
- Так вот, люди животных любят, хотят завести. Ставится выбор - привести животное извне, или получить, но за деньги, любимца с нужными качествами. Животное извне...
- Можешь не продолжать, - перехватил я. - Рекламируем породы, любовь к животным, выводим стерильно чистых бурундучков, а внешних, повергающих в ужас счетчики Гейгера и индикаторы токсинов, перехватываем.
- Любое животное, внешнее или брошенное внутреннее может принести заразу снаружи, - Толик поморщился. - Все четко и правильно.
- А что с ними делают? - продолжил я допрос.
- Видишь? - он кивнул в сторону неспешно прогуливающихся полицейских. - Это их работа. Не отлов, а уничтожение.
По залу разнеслось приглашение к очередному направлению. Мы встали и медленно направились к подземному вокзалу.
Стоя на эскалаторе, я не удержался:
- А Хранители?
- Хранители... - протянула Марина. - Это самый дорогостоящий проект, прекративший свое существование год назад.
- Объясняй. - Мы сошли с эскалатора и прошли через небольшой переход к поезду, сиявшему вымытыми и безукоризненно чистыми поверхностями, до которых было страшно дотрагиваться.
- Так вот, - Марина посмотрела на Толика. - Моя очередь. Хранители - порода, даже не порода, а создание, с повышенным интеллектуальным развитием. Бойцовская собака, но без заниженного инстинкта самосохранения, хотя у хозяина приоритет. Добавь к этому преданность, послушание, умение принимать решения, повышенный иммунитет... В общем не собака, а... Ты чего?
Я смотрел на линию, проходящую через две от нашей. К ней подходил поезд после обработки.
- Толик, - позвал я. - Приготовься!
Толик бросил взгляд на поезд, схватил детей за шкирку и начал выводить их к выходу с нашей линии.
Свет, пробивающийся между вагонами и платформой, начал приобретать все более розовый, потом красный оттенок.
- Не повезло, - подумал я, и тут завыли сирены.
- Ваше внимание, пожалуйста! - раскатился усиленный и отраженный голос, - Всем находящимся на третьей линии: покиньте платформу. Повторяем: покиньте линию. Остальных просим не беспокоиться и не создавать паники. Угрозы для здоровья нет. Угрозы для здоровья нет.
Из платформы третьей линии начали вырастать щиты, огораживая ее от других линий. Вскоре поезд был за ними не виден.
Одновременно резко возросло количество полицейских на вокзале. Они рассекали толпу, одевая защитные маски, обычно болтавшиеся на шее у каждого.
- Все нормально, - Толик вернулся с детьми. - Проверят вагоны и отправят обратно на дезинфекцию. Где-то защиту пробило - вот они и переполошились.
Вскоре все семейство погружалось в свой вагон. Я помог занести им вещи, они помахали мне сквозь просвинцованное стекло, я помахал им в ответ.
Послышалось шипение: каждый вагон герметизировался, потом, почти без звука, поезд тронулся. Одновременно окна стали задвигаться заслонками из металла.
Я повернулся и пошел. Мне было немного грустно, но в глубине души было и облегчение. Все-таки я привык быть один.
На эскалаторе впереди мелькнул и пропал мой знакомый Хранитель.
4.
Монитор опять показывал аналог "в мире животных". Да сколько можно? Я встал с кресла, которое успел изучить так хорошо, как не знал собственной квартиры. До моего отбытия из этой дружелюбной страны еще восемь часов. "Пора чего-нибудь перекусить", - решил я и медленно, чтобы потянуть время, поплелся со станции в прогулочный район, где уже успел побывать и не раз, восхищаясь огромным количеством магазинов в этой части подземного города.
Широкие раздвижные двери реагировали на вес и, наверное, поэтому просто не могли распахнуться перед Хранителем, которого я опять увидел.
- Оголодал небось? - спросил я его.
Хранитель поглядел на меня, ткнулся в двери и прилег.
- Что же с тобой случилось? - начал я рассуждать вслух. - Без хозяина, носишься как угорелый по этому району, словно ищешь чего-то.
Я присел рядом с ним, погладил. Хранитель не отреагировал. Мне он казался странной головоломкой, очень немногие части которой мне были известны, но стояли не на своих местах. Информации для анализа было мало.
Выпрямившись, я шагнул к двери, и Хранитель немедленно вскочил, заняв пост у дверей.
Я посмотрел сквозь стекло на магазинный центр, в котором было затишье, потом на собаку. "Дурак", - обозвал я себя и, повинуясь чувству, схватил кусок поводка Хранителя, на один оборот намотал на кулак. Пес медленно повернул голову и посмотрел мне в глаза.
- Готов? - спросил я. - Наверное, готов.
Я сделал шаг и наступил на пластину. Двери разъехались.
- Пошли! - скомандовал я, и мы вошли в центр...
5.
- Дурак, - ругаю себя последними словами. - Идиот. Мало тебе было? Встрял. Кто тебя за язык тянул? Сидел бы тихо, дожидался бы своего поезда, так же тихо уехал бы. А теперь...
Я перевожу взгляд с настенных электронных часов, которые показывают, что мне осталось еще три часа, на высокого мужика со светлыми волосами и пропорциями манекена. Аполлон, мать его.
"Аполлон" наклоняется ко мне, что-то быстро спрашивает. Настолько быстро, что я его не понимаю.
- Отвали, - бросаю я вторую грубую фразу, что знаю на английском. Первую я сказал раньше.
Удар, от которого мир трескается пополам, отбрасывает меня на спинку стула, к которому я привязан. Бессильно сгибаюсь и смотрю в красные пятна на полу. На него капает. С меня. Больно. А так хорошо все начиналось. И продолжилось тоже неплохо, а заканчивается плохо.
6.
Когда я появился в этой небольшой комнатке вместе со Хранителем, часть головоломки была собрана. Уж пес постарался.
В служебном помещении, на задворках шоп-центра, находилось двое. Первого я назвал про себя "Аполлоном", второй был ничем не примечателен. К сожалению.
Они уставились на меня, перевели взгляд на Хранителя и замерли. Тут я и собрал половину головоломки "Хранитель". И решил проверить, правильно ли я собрал.
- За что вы его убили? - задал я вопрос.
В руках "Аполлона" оказался большой револьвер, явно со старых времен. Он навел его на меня и нажал на курок. Жахнуло так, что заложило уши. Одновременно я получил толчок в спину от Хранителя и некоторое время созерцал все с пола. Хранитель, опрокинув меня, вцепился в руку "Аполлону" и с большим удовлетворением, рыча от удовольствия, грыз ее.
Я подхватил револьвер и наставил на "Аполлона". Пара моих воплей прекратила грызню. Хранитель отошел, а блондин, перехватив руку, замер.
- Слабак, - бросил он мне.
- Уверен? - ехидно спросил я и согнул указательный палец. Отдача чуть не вышибла оружие у меня из руки, стеллаж с колбами сзади "Аполлона" разлетелся вдребезги.
"Ого", - подумал я и перевел револьвер на блондина.
- Так за что вы его убили? - потребовал я ответ.
- ...! - высказал мне "Аполлон" и посмотрел куда-то мимо меня.
Тут я и допустил ошибку. Во всех фильмах, что я смотрел, таким образом главный герой всегда накалывал злыдней.
- Не наколол! - успел сообразить я, погружаясь в белесый туман, когда что-то очень тяжелое двинуло меня по голове.
Я пришел в себя и оказался привязан к стулу. Рядом стоял "Аполлон", а чуть поодаль - второй мужик, с нездоровым блеском в глазах похлопывая себя по руке дубинкой, оснашенную металической окантовкой на ударном конце. "Наверное, чтобы тяжелей была", - решил я.
- Где собака? - спросил "Аполлон".
- ... тебя! - выдал я свое главное ругательство.
Меня поколотили. Это было не так страшно, но очень больно. Потом начали спрашивать про собаку, про еще какие-то вещи, но я уже их не понимал. Потом опять потерял сознание.
7.
- Он твой, - отступился "Аполлон" и кивнул второму, с дубинкой.
Голова у меня уже не функционировала. Но понять, что железная окантовочка была не для веса, я сумел. Когда она начала бить меня током. Я вырубился через несколько минут, громко поорав, и отметив, что времени у меня осталось около двух часов.
- Так за что вы его убили? - уперся я, когда они отступились от меня.
До бедолаг наконец дошло, что я ничего не знаю, и они успокоились. В отличие от меня. Дрожь била меня с головы до ног, болело все, что может болеть, в черепной коробке выросли зубы, состоящие из одних нервов. Страшно уже не было, осталась одна обреченность и упертость. Я просто не мог хоть не узнать, за что так пострадал.
- За что, за что, за что? - начал раскачиваться я на стуле, насколько позволяли веревки.
- Вот именно, - подтвердил он, взводя курок. - Штампы протеинов и сами протеины. Мы и занимаемся тем, что перебрасываем штампы протеинов с одной компании в другую. Заодно и всем, что ты назвал, только нелегально. Знаешь, сколько стоит партия фальшивых антитоксинов, поставленная в правительственное учреждение для упаковки в спаснаборы, обновляющиеся раз в три года?
- Сколько? - в этот раз я понимал каждое слово. Головоломка "Хранитель" была собрана, и я был удовлетворен полностью. Почти. Для полного счастья не хватало только обезболивающего, но его мне уже собрались дать.
- Больше, чем твоя убогая жизнь. - Он направил ствол мне в лоб.
Громкий лай заставил "Аполлона" вздрогнуть. Он обернулся и в этот момент что-то грохнуло и яркая вспышка возникла прямо на его лбу.
"Шоковые пьезопули", - сообразил я. И вторая мысль: "Полиция"
Второй бандит прыгнул ко мне. Зажал своей дубинкой шею и развернул меня вместе со стулом. Я увидел пожилого полицейского в форме, с оружием в руке. Рядом с ним стоял Хранитель.
Это было последнее, что я увидел в этой комнате.
8.
- Так пес не зарегестрирован за тобой? - полицейский сидел рядом, держа в руках портативный цифровой рекордер, пока его коллеги крутились возле меня и пса. Врачи уже успели меня осмотреть, заклеить хирургическим клеем наиболее значительные повреждения. Вкатили обезболивающее и предложили госпитализацию. За счет департамента полиции. Я отказался.
- Нет. - Я перевел взгляд на Хранителя, который рядом со мной сидел со странным выражением на морде.
- Проверьте его, - продолжил я. - И вы увидите, что его хозяин мертв. Вы же слышали половину разговора, неужели не поняли?
Полицейский помрачнел.
- Это была интересная задача. Я понял, что Хранителя что-то ведет. По тому, что я о них знаю, это может быть или поиск хозяина, или месть. Собака, просто выполняющая задание, не бывает в таком состоянии. Я предположил второе. К месту он меня привел. Оставался мотив, причины. Любой преступник рад возможности выговориться. Они на этом и...
Тут я замолчал. Не хватало слов, да и потолок куда-то поплыл со своего места.
Полицейский подхватил меня.
- Это пройдет, - успокоил он меня, - Извини, но пришлось выстрелить в тебя, а потом во второго. Иначе он бы тебя прибил. Или сбежал.
- Хорошо, что у вас уже нет настоящего оружия, - усмехнулся я.
Формальности продолжались еще полчаса, за которые мне стало чуть полегче. Меня напоили кофе с коньяком, и я почувствовал себя еще на десять процентов нормальнее.
В итоге меня официально поблагодарили за содействие и сообщили, что в трехчасовой срок я должен покинуть это место - все-таки я нелегал. Заодно намекнули, что три часа ждать необязательно: мой поезд могут задержать немного, чтобы я на него успел. Пообещали официально много хорошего и так же официально попрощались. Оставалось еще одно дело.
- Простите, - я повернулся к полицейскому, который, в сопровождении Хранителя, вел меня на линии внешних сообщений. - Можно вопрос?
- Конечно.
Я вдохнул воздуха, отчего закружилась голова, и сильнее заболело в побитых легких:
- Нелегал имеет право стать хозяином Хранителя?
Полицейский радостно улыбнулся и передал мне поводок.
- Хранители не имеют хозяев, - разъяснил он. - Они бывают зарегистрированы за человеком. А человека они выбирают, когда совсем маленькие.
- Так нельзя? - спросил я обреченно.
- Отпусти поводок! - распорядился он.
Я отпустил. Хранитель отступил на шаг, мотнул головой и снова шагнул ко мне. Взял аккуратно зубами мою руку, подержал и отпустил.
- Уезжайте вместе, - полицейский облегченно вздохнул. - На месте зарегистрируешь, мы пришлем в твой департамент соответствующие бумаги. Не зря он меня к тебе привел. Тебя спасал.
- А что бы было, - не унимался я, - если бы он попытался убежать?
Полицейский не ответил, только схватил меня за руку и потащил к моей линии.
9.
Я стоял возле своего поезда. Часы показывали, что я опоздал, но он был задержан. Специально для меня, надувался я от гордости.
- Прощай, нелегал, - полицейский пожал мне руку, и я шагнул было, но он не отпустил меня.
- Каждый из служителей порядка... - он не смотрел на меня. - Раз в месяц каждый из нас занимается уничтожением пойманных собак, кошек и прочих любимцев без хозяев. Раз в месяц я прихожу в приемник, вместе с группой мы выводим всех оставшихся беспризорными наружу. Там, снаружи, и заканчивается все для них. Но у них есть шанс, что хоть кого-то в течение месяца заберут, что кому-нибудь понравятся. Хранители же подлежат уничтожению на месте.
- Не тяжело?
Полицейский отпустил мою руку.
- Тяжело, когда своего сына не можешь заставиться занимать делом. Тяжело, когда нелегал обставляет всех, а мы обязаны, по закону, задержать его и выслать после подробного расследования. Любая работа тяжела. Хранитель - тоже работа. И очень тяжелая. Подумай над этим. Удачи.
- Пока, - попрощался ошарашенно я и вошел в поезд.
Окна закрылись щитами, в вагоне зажегся свет, и я прошел в купе, где меня ждал Хранитель.
Впереди была дорога домой.
Эпилог
Дневной моцион стал традицией. Последнее время разрешения выходить на открытые пространства стали выдавать свободно, чем я немедленно воспользовался. Хотя каждый раз надевать одноразовый комбинезон, сделанный из пластика, немного тяжеловато. Так же, как и ходить в респираторе. Но это еще ничего. Раньше бы пришлось надевать полную защиту и противогаз. Или маску-фильтр, весом с полкило. Такой груз на лице несколько отягощает, не правда ли?
Я иду по тому, что когда-то называли улицей, стараясь далеко от входа не отходить. Вечно хмурое небо вверху, что-то грязного серо-буро-малинового цвета внизу, серые здания, с открывающимися по часам жалюзями на темных окнах - красота, кто понимает. Несколько таких же, как я, тоже бродят или стоят, сторонясь друг друга.
Вытащив из кармана кусок стула, я швыряю его от себя. За ним устремился Хранитель.
- Интеллект, - думаю я ехидно, - а бегает, как щенок.
Хранитель сбился с ровного бега и, приостановившись, оглянулся на меня.
- Беги, - промычал я сквозь респиратор, и он продолжал веселиться.
Двадцать минут ежедневно - максимальное время для него снаружи. Дольше нельзя, да и не надо.
Тут мои мысли прервал лай Хранителя. Лаял он редко, и я заторопился к нему.
- Ну, что случилось? - спрашиваю я, подходя к нему, стоящему и лаящему мне о чем-то.
Хранитель замолчал и ткнул носом в кусок, что я ему кинул.
- Ну и... - тут я замолчал. Потом нагнулся и посмотрел внимательнее. Потом встал на колени и аккуратно убрал пластиковый обломок.
На небольшом кусочке пробивались сквозь корку бурой земли странные растения, совсем не похожие на кусты и деревья в инкубах.
- Мать твою, - выдыхаю я. - Это трава! Я твой день рождения, трава!
Тут я понял, что мне жарко, и посмотрел на небо. Через серое небо протянулась почти нереально яркая полоса. на которую смотреть было больно, но так приятно. Сама полоса была темно-голубого, почти синего цвета.
Но прямо на глазах полоса быстро затянулась привычной серостью, стало, как всегда, прохладно. Тут сработал таймер, и я, бросив взгляд на зеленый кусочек, нехотя встал и пошел ко входу. Хранитель затрусил рядом.
- Как ты думаешь, - спрашиваю его, когда мы почти подошли, - оно вернется?
Хранитель приостановился и посмотрел на меня.
- Ну это, - я замялся, - Солнце и Небо?
- Гав!
- Я тоже так думаю, - уверенно подтверждаю я. - Надо только еще немного подождать. Оно будет появляться все чаще и чаще. А потом больше не будет пропадать.
Мы зашли и направились к карантинным блокам для необходимых процедур, чтобы после них отправиться домой. Ждать.
Нам же осталось только немного подождать. Правда ведь? Немного подождать.