Мы с ним давно не встречались. Как-то завертелось все, закружилось. Все время некогда. У него семья. Дети пошли. Работает, впахивает, как раб на галерах. А по выходным - всегда с женой, с детьми.
- А пуркуа бы и не па? - смеюсь я.
Он сейчас один стоит на пороге, и это хорошо. Его жена ничего не говорила, но так смотрела и так двигалась, и вообще такая атмосфера в доме была, что мы, старые друзья-товарищи, постепенно перестали приходить к нему в гости.
Я даже выглядываю на лестничную площадку - точно, один.
- Заходи!
Хотел было спросить, когда это я его не пускал, да побоялся зацепиться языками за неудобную тему. Ну, вышло так у нас, старых друзей, что практически перестали к нему ходить. Разве только на день рождения - раз в год - я звонил, быстро поздравлял, предлагал встретиться, выслушивал уже привычно, что надо бы, да вот, брат, дела... А теперь вот он сам пришел. Один.
На кухне он достает из магазинного пакета водку, банку шпрот, полбуханки черного, две луковицы. Я в это время вылавливаю из банки в холодильнике пару крепких соленых огурцов. Рублю крупно тонкую полукопченую колбасу, выкладываю все это по тарелкам-блюдцам. Осматриваю стол - хорошо. Вот еще стопки. Настоящие водочные стопки на толстом тяжелом дне. Такие, даже если уронить - никогда не разобьются.
- Ну? Что за повод у нас? - я вообще-то не думал сегодня пить, но, похоже, придется.
- Да так просто... Без всякого повода.
- За встречу?
- После первой и второй...
- Наливай.
Хрустит лук, и хрустят огурцы. Вкусно пахнет колбасой. Водка хороша. Она заморожена - похоже, он долго шел по улице в такой-то мороз. Выливается медленно из горлышка, и стопка тут же покрывается ледяной испариной.
- А жена где? - невзначай спрашиваю я.
- А хрен ее знает...
...
- Да ты не удивляйся, не удивляйся. Накопилось просто.
Я молчу. Я не делаю удивленного лица, хотя удивлен, конечно. Все считали их примерной парой. Показательной парой. Везде вместе, везде вдвоем. Дети вот. Двое подряд. Все у них есть, вроде, что нужно для жизни. И он всегда такой веселый был, когда встретишься с ним где невзначай. И вдруг...
- Тебе хорошо... Ты один. А вот посмотри на меня. И что ты видишь? Нет, ты смотри, смотри в глаза и говори в глаза, как настоящий друг!
Похоже, он выпил еще до меня. И крепко выпил. А потом гулял по улице, мерз, трезвел, забежал в магазин - и ко мне. А в тепле кухни, в тишине и тепле, его сразу начинает вести. Он оседает тяжело на старой табуретке, крашеной темно синей масляной краской еще в тот год, когда я въезжал в эту квартиру. Расплывается, как в мультфильме. Еще немного, и стечет тяжелыми каплями на пол.
- Помнишь, как я женился?
Еще бы не помнить. Он тогда "зажал свадебку". Умудрился как-то быстро зарегистрироваться, без гостей, без свидетелей, чуть ли не в сельсовете каком. А потом сразу уехал в круиз по Волге.
- Так она теперь мне в укор все время, что не было у нее белого платья и свадьбы не было, представляешь? А ведь вместе обсуждали. Вместе все это организовывали. И в турбюро вместе ходили, чтобы купить путевку как раз на тот день, когда сочетание брака... Брак, так его...
Я молчу. Я только киваю в ответ, подливаю иногда водку - уже не по полной лью. Подталкиваю еду на блюдце. Сую ему в руку вилку, чтобы таскал шпротины из вскрытой наспех банки.
- Ты закусывай, закусывай...
А он, уперев локти в стол, говорит, говорит, говорит...
Десять лет, говорит он. Все думают, а оно у них совсем не так. Жить не могли друг без друга. Как будто связаны такой тонкой крепкой резинкой. А резинка та зацеплена за живое. За сердце, вот здесь, как крючком рыболовным зазубренным. И когда уезжаешь куда-то даже по делам - тянет. Чем дальше отъезжаешь, тем сильнее тянет. И больно. Вот тут, в груди - больно. А когда возвращаешься, то идешь все быстрее и быстрее, и улыбка, и такое счастье, такой восторг...
- Мороз на улице, я приезжаю рано утром из командировки. Первой электричкой. Иду по темным улица, хрустит снежок, мороз кусает. А мне легко - я домой иду. И вдруг - она навстречу. Она не выдержала, вскочила пораньше и пошла меня встречать. Понимаешь, да? Губы холодные сначала, а потом сразу горячие-горячие. И слезы на глазах - такое облегчение. А дома тепло, тихо, дети сопят в своей комнате. Запахи эти - у нас совсем не так пахнет, как у тебя.
Ну, конечно. У меня тут еще и курят иногда. И ведро я не каждый день выбрасываю - лень. Да и убираюсь я не часто. Дома тоже редко бываю. Дома как-то скучно и пусто. Я же один.
Но он продолжает, подробно, но и без какой порнухи. Как везде ходили вместе - ну, я это сам видел. Как никто не был нужен ему, кроме нее. А ей, говорила, никто и не нужен, кроме него.
- Ты закусывай, закусывай, - говорю я опять. - Что случилось то? Кто и кому изменил?
Он смотрит возмущенно, потом расстроено машет рукой. Никто никому не изменял. Просто стало невыносимо скучно. Дети в школу пошли. Такие самостоятельные уже. Он вот бизнесом занялся - с утра до ночи мотался. Она скучала, а потом стала то к матери, к теще его, значит, то к сестре в деревню - в баню. Сначала он, возвращаясь домой, нервничал, искал ее, телефоны обрывал. Она смеялась. Потом уже привык. А потом стал злиться. Вот он давно пришел с работы. Пятница сегодня. Праздник фактически - два дня рядом будет. А ее все нет и нет. Она, понимаешь ли, в баню срочно уехала. И вот он ходит, ходит из угла в угол. И злится. Когда она приезжала, он уже был не в настроении. Молчал весь вечер. В субботу она шла к матери. Помогать по огороду.
- Зимой?
- Нет, зимой - просто так в гости.
Опять пытаюсь разозлить его, расшевелить, понять, в чем дело. Спрашиваю небрежно, с кем это она там в баню и кто ее ждет возле родительского дома. Он хмыкает.
- Ничего и никого, понимаешь? В бане она с сестрой - по три-четыре часа. Они там и попарятся, и помоются, и мужьям кости перемоют. Оттягиваются без мужиков. И у матери...
Он же звонил, она там была, точно-точно. Ну, раз позвонил так, два. А потом перестал. Потому что смешно же. Будто ей нельзя к родителям сходить. А она еще с детьми, с детьми. Говорит, чтобы дать ему отдохнуть от всех. И вот сегодня...
Сегодня тоже пятница. Он специально на работе распихал все дела, скомандовал, что и кому. А сам - домой. Купил выпить, закусить. Просто так, без повода. Соскучился же. Пришел, а дома опять никого. Ни жены, ни детей. Он даже звонить никому не стал. Потому что привык уже. Она, выходит, либо у сестры сейчас, либо у матери. А где еще - с детьми-то? Сел, сам себе сделал закуски, налил, выпил в одиночку. И вдруг стал думать, как станет жить, если автобус их попадет в аварию. То есть, вот сейчас позвонят, откашляются в трубку и скажут суконным голосом, что была, мол, авария, что автобус занесло, а там лесовоз шел тяжелый. В общем, все ваши погибли. Жена и дети. Все.
- И ты понимаешь, мне не было страшно... Я стал обдумывать на полном серьезе, как буду жить, что делать. А что - мне всего лишь тридцать пять. Я же еще...
- Ну?
- И тут они пришли.
- А ты?
- А я поругался, когда она ткнула мне, что в одиночку пью, хлопнул дверью - и к тебе. А куда мне еще, если не к друзьям?
- На то и нужен друг, ага. Ну, тогда еще по одной, что ли?
- Слушай, а можно, я у тебя переночую? Пусть теперь она подождет...