Зимой на море хорошо. То есть, не на самом море, а на суше, на берегу, возле него, неподалеку.
Летом тут везде толпится потный народ, плавящийся от жары; а еще - всегда забитые гостиницы и съемные квартиры, наглые в своем абсолютном праве таксисты и голосистые плотные тетки с горячими жирными пирожками. И еще - теплое пиво. Фу!
Зима на море - это когда само бескрайнее пространство от берега к небу, спускающемуся к горизонту, представляет собой черную тяжелую жидкость, медленно колыхающуюся взвесь мелкого льда и воды. На пляжах чернеют неубранные деревянные лежаки, и едко пахнут йодом валики водорослей, лежащие вдоль линии прибоя. Холодный соленый ветер выбивает слезу и выдувает дурь, накопившуюся от духоты и смрада городов. А самое главное - тут зимой совсем нет приезжих. Вернее, почти совсем нет. Именно поэтому огромные гостиничные комплексы, стандартные гостиницы и маленькие семейные гостинички вдруг резко скидывают цены, а их хозяева и менеджеры с надеждой смотрят на каждого прохожего, замедлившего шаг перед их дверями.
- Давно мне надо было так, - думал Мишо, "вечный странник", как шутливо называли его немногочисленные друзья.
Он объездил практически всё. Был везде. Удивить его чем-то? Его, вечного странника? Вот разве только этим - совершенным безлюдьем и неожиданной чистотой, острым запахом моря и свежепожаренной рыбы, дешевым вкусным местным вином и таким же дешевым жильем.
"Парадиз". Это рай, что ли, так получается? От моря-то вроде далековато - замучаешься тут спускаться и подниматься обратно в этот рай. Да и внешний вид никак не тянул на райские кущи. Трехэтажный сборный дом, обитый для тепла и пущей крепости и красивости блестящим алюминиевым профилем. И собачьи глаза хозяина. Вряд ли тут в это время тут может стоять наемный работник.
- И что - почем и как? - задумчиво спросил в воздух Мишо, оглядывая непрезентабельный холл.
Глаз цеплялся только за большой набор разноцветных бутылок над стойкой бара. За стойкой, кстати, никого не было. Скорее всего, хозяин заодно работал и барменом. Это в том случае, если удавалось хоть что-то продать.
- Только для вас - полторы! - натужно весело выкрикнул краснощекий хозяин, сразу начиная лучиться энергией и радостью от встречи гостя.
- Э? - удивился Мишо, приподняв брови.
- То есть, тысяча, конечно, - засмущался тот лицом. - Полторы - это ведь в самый сезон, вы же понимаете.
Мишо молчал, рассматривая потолок с тенью паутины в углах и стены в мелких трещинах, трогал легкие соломенные кресла.
- Ну, восемьсот...
- Пятьсот. И ужин в номер, когда попрошу.
Хозяин молча выложил на стойку ключ. Уже в спину сказал неуверенно:
- Вы, это, господин хороший... Если там вдруг стреляться вздумаете или что еще другое - так дверь-то не запирайте изнутри. Двери у нас хорошие, жалко ломать.
Мишо махнул рукой, что можно было принять за согласие, поднялся к себе. Вот тут, значит, придется пожить какое-то время. Придется, потому что специально уехал от всего. Потому что надоело до мозговой оскомины. Все надоело. Даже привычный вид из окна на такой же привычный двор.
Здесь за окном виднелись темные серые крыши ниже по склону. Кусок старой булыжной мостовой, блестящей от сырости. Было очень тихо. Ни машин, ни людей.
Он повернулся к зеркалу, всмотрелся внимательно и строго. Седой, немного неряшливый, невысокий, с намечающимся плотным животом, в больших очках с толстыми стеклами. Эти очки создавали образ, имидж. Таким его и запоминали во всех городах и странах. Каким-то, наверное, писателем-неудачником, графоманом, мелким клерком, дорвавшимся до поездок за границу. И рассеянно-растерянные глаза за большими очками с толстыми стеклами. Кто бы и что мог на него подумать?
Стекла в очках были простые.
...
Местные гопники, мелкие стайки малолетних преступников, кучковались в переулках, смотрели угрюмо, провожали взглядом, примеривались. Но этот толстячок не выглядел богатым, чтобы вдруг кинуться и что-то отобрать. Да и время было еще раннее, утреннее, то есть - не их время. Не время "зверя", когда мелочь становится злобными пираньями.
У моря Мишо задержался, внимательно рассматривая пустую набережную, закрытые киоски с сувенирами и свинцовый простор, невидимо смыкающийся с тяжелым небом где-то далеко впереди. Линии горизонта видно не было - все сливалось в единое холодное и тяжелое. Подвижное.
Пожал плечами: что в этом море такого, что все к нему рвутся? Тут же тебя видно буквально отовсюду. Стоишь, как... Как кто? Материться было лениво. Мысли перекатывались медленно и плавно. Как будто их печатали на старой пишущей машинке двумя пальцами.
Зябко дуло сыростью и морозом.
В какой-то кафешке недалеко от набережной Мишо постоял у входа, недовольно рассматривая небольшой зал. Даже в пустом зале хотелось сесть, как удобнее, как было привычно. То есть, чтобы за спиной обязательно была капитальная стена. Чтобы весь зал был на виду. И чтобы слева или справа неподалеку была дверь на кухню. Или хотя бы витрина. Через витрину ведь тоже приходилось уходить, хотя и не нравилось так - с шумом. Стулом в стекло, сам следом. Можно, конечно. Но совсем не хочется.
А тут как раз именно такое место было занято. И сразу подумалось, что и пахло в этом кафе как-то не так и не тем. И свет тут какой-то...
Мишо пересилил себя, сел сразу у входа справа и заказал кофе.
- Черный. Двойной. Да. Нет. Без ничего. Нет, и лимон не нужен. Даже с корицей - все равно не надо. Ничего больше не надо.
Вот же прилипчивый официант! Поговорить просто хочет, что ли?
Пока исполнялся заказ, Мишо рассматривал того, что сидел за столиком в углу, как раз на "его месте". Больше никого в том кафе под вывеской "Золотое руно" и не было. Всего двое посетителей и официант, бегающий куда-то за легкую занавеску из постукивающих кусочков бамбука. Наверное, от мух занавеска. Там у них кухня, наверное, за этой вот занавеской. А в кухне, конечно, должен быть отдельный вход. Он же - выход. Куда-то во двор, не на улицу. Хорошее место. Удобное место. На будущее стоит его запомнить.
Второй посетитель бы светловолос, имел на своем лице ярко-синие глаза и мелкие добрые морщинки от уголков глаз к вискам. Легкий загар подчеркивал здоровье и свежесть кожи. Еще у него был высокий рост и широкие спортивно развернутые плечи. И руки - крепкие руки с длинными сухими пальцами музыканта. Просто герой-красавец из кинофильма.
В общем, он совершенно не понравился Мишо.
Поэтому Мишо понюхал принесенную чашку кофе, поморщился, положил купюру под блюдце и вышел. Стоял за углом десять минут, заранее сняв очки и положив их в карман. Даже замерз немного, потому что стоял, не двигаясь. Потом какое-то время он шел за этим блондином. Наконец, на сумрачной лестнице, почему-то называемой на карте улицей, затененной старой толстой сухой виноградной лозой, догнал его, ткнул, ни слова худого не говоря, ножом в печень, ухватил за шею и утащил за собой в подворотню заброшенной стройки. Тут было много таких "заброшек".
- Кто ты, на хрен? - шипел в бешенстве Мишо, тряся ошеломленного и быстро слабеющего незнакомца. - Кто ты такой, сволочь? Что ты тут делаешь, мать твою?
Раньше он гордился своим спокойствием, но тут просто сорвался. Бывает так даже в самой надежной технике, когда накапливается усталость в металле, или срывает вдруг резьбу на прочном и надежном болте - и тогда взрыв, или просто срубает все, летят кругом острые осколки, и берегитесь тогда, окружающие!
А ты не стой под краном и стрелой.
...
Нож пришлось выбросить. Мишо все делал основательно, как привык. И перчатки одноразовые прозрачные надел заранее, и пакетик пластиковый на всякий случай всегда лежал в кармане, а камней на галечном пляже хватало. Вот ножа было жалко. Совсем новый нож. Керамика. Тут ведь теперь правильный нож не достать. Кто тут может делать или продавать правильные ножи? Курорт - одно слово.
Вернувшись домой...
То есть, в гостиницу, конечно, в свой номер, где заранее думал пожить основательно и с удовольствием, несколько часов перед тем гуляя по набережной и крепко замерзнув на соленом ветру с брызгами, Мишо долго лежал в ванной. Гостиница, конечно, была паршивая, но в ванной при всем при том была горячая вода. И какие-то цветные шампуни и пенки лежали россыпью на столике. Пена от них пахла ванилью и переливалась жемчугом. А Мишо лежал в воде, жар проникал в самые кости, пот копился на лбу, а потом стекал щекотными каплями. На душе было паскудно и холодно.
Ведь сорвался же. И как же теперь жить, не доверяя самому себе? А если вдруг опять сорвется?
Так ведь никакого заказа больше не выполнить. Просто не взять даже.
Тут Мишо нырнул с головой, высунув колени из воды, потом вынырнул, отплевываясь и сдувая пену из-под носа, сполоснулся прохладным душем, завернулся в белый гостиничный халат, сел к письменному столу в комнате и уставился на быстро темнеющее окно.
А что - заказ? И вообще, если подумать, как часто он позволял себе вот такие поездки? Без цели, без работы. Просто так. Сорвался вот и приехал к морю - не каждый может позволить себе такое. Всегда же было: срочно-срочно, бегом-бегом, не опоздай, не промахнись, не попадись, вернись... Но сейчас-то ведь можно расслабиться, так?
Или не так.
Он вздохнул, полез в шкаф, вытащил свою сумку, рябую от гостиничных и аэропортовских наклеек, порылся по разным карманам, собрал свой "пластик". Удобная вещь, хоть и дорогая. Никакой контроль не видит, особенно если класть разные детали с разными вещами. Правда, надежность не очень. Да и долговечности совсем никакой. Зато никаких тебе проблем с вездесущими магнитными рамками.
Долго сидел в неподвижности и навалившейся темноте. Руки на столе. Между ними лежал черный пистолет. В гостинице было тихо. Только иногда поскрипывали полы - хозяин ходил по кругу, проверял порядок и прислушивался к звукам.
"Летом, наверное, тут масса народа", - вдруг с непонятной тоской подумал Мишо. - "Никто никого не знает. Все знакомятся. Радуются новым лицам, общаются. Можно даже подружиться с кем-нибудь. Или еще этот, как его, курортный роман".
Море, шампанское, ночной пляж, девушки...
Когда это было? И было ли? Может, сам себе придумал или во сне увидел? После какого-нибудь длинного кинофильма, когда отсиживался ночами в круглосуточных кинотеатрах, прислушиваясь к звукам на улице и подремывая вполглаза. А на самом деле не было совсем ничего, а была одна лишь работа. Были полеты по всему миру. Были друзья... Или друзей тоже не было? Ведь друг - он кто? Кого ты называешь другом, или кто называет другом тебя? Тот, кто поможет в беде, или тот, кто порадуется твоим успехам, как своим? Но в беде Мишо быть не мог. Бедой был он сам. Не для всех, что там говорить! Для некоторых он был большой бедой. Для избранных, так сказать. И успехами своими он ни перед кем похвалиться не мог. Это что - вот так прийти в ресторан, сесть с другом, заказать... Водки, наверное. Да, водки, как в кино. Пить водку и рассказывать, как, мол, летал в Африку. Про аэропорт, про гостиницу, про море - оно там совсем другое! То есть, там же не море, конечно. Там океан. И потом опять про аэропорт и возвращение? И чем тут хвастаться? Не говорить же о своей работе?
О работе говорить нельзя, это точно. Ни с кем. Даже с заказчиками. Имя, фамилия, конверт с деньгами. И больше никаких встреч и разговоров. И никогда. Даже второй заказ от того же клиента уже вызывает подозрение и желание проверить всё и зачистить следы.
Это когда-то в другой жизни были такие клиенты, что очень любили до заказа долго обсуждать вопросы. Приглашать на переговоры. Сводить со все более и более важными персонами. Нет уж: имя, фамилия, конверт. Все.
А выходит, друзей-то ведь и нет в его жизни. Настоящих друзей. Потому что друзьям же врать нельзя. А не говорить чего-то - это разве не врать?
Да и просто поговорить. Или выслушать. Или даже помочь кому...
Кому?
Друзья остались в детстве. В том самом, когда родители впервые привезли его на море, и маленький Мишо бегал от высоких волн, а отец смеялся и спасал...
Мишо примерился к пистолету, потрогал его левой и правой рукой. Взял за рукоятку, посмотрел правым глазом в черное дуло. Там, с другой стороны ствола, была небольшая стальная пуля. "Пластик" большого калибра - вещь редкая. Да и не нужная, по сути. Вот этот маленький кусочек металла может остановить любую жизнь. Это же не на километр, а почти в упор.
Ему было легко стрелять, хотя со зрением не все было в порядке. Левый глаз после одного дела практически ничего не видел. Ну, так он зато мог теперь стрелять, не прищуриваясь. С широко открытыми глазами. Чего тоже никто не ожидал.
И никто ведь этого не знал. Ни родня, ни друзья. Хотя, друзей нет, он уже пришел к такому выводу. А теперь, честно покопавшись внутри себя самого, понял, что и родни, настоящей родни, своей крови, за которых можно жизнь отдать - их ведь тоже никого нет.
Мишо вздохнул - на сердце было тяжело, как будто заболевает. А он ведь еще и не болел никогда. Всегда гордился здоровьем.
Сейчас было муторно. Хотелось странного. Книгу, что ли, хорошую, чтобы до слез пробрало. Или лучше с кем-то поговорить по душам. Посидеть в темноте над рюмкой, и просто так почти ни о чем поговорить.
Он помедлил. Потом, как через силу, переоделся и спустился вниз, засунув пистолет за кровать. Так, чтобы не найти случайно, но зная - легко достанешь.
- Не страшно тут у вас по вечерам? - спросил у хозяина, тоскливо смотревшего на улицу через пыльную витрину.
- Раньше бывало и страшнее. А так-то - чего теперь бояться? Ну, зима, да. Не сезон. Паршиво, конечно. Муторно. Тут ведь главное - продержаться до весны, до сезона. Люди все же приезжают. Вот вы приехали.
Хозяин вздохнул, вспомнив, наверное, сколько можно было выручить за этот номер летом.
- А гопота ваша не тревожит? Я тут видел компании, когда гулял.
- Летом-то они все при деле. Работают. Они ведь, в сущности, ребята совсем неплохие. Это сейчас у нас просто не сезон. А было, они и мне помогали - погрузка-разгрузка всякая, чемоданы поднести, завтрак в номер поднять. Зарабатывали.
- А если что? Вот сейчас - если что и вдруг, а?
- Ну-у... Если что... Загляните-ка сюда.
Под стойкой на металлических крючьях висело старинное большое ружье.
- Ого. Калибр-то какой. Однозарядное?
- От деда еще осталось. Бухает, как пушка.
- А если они - толпой?
- Да они же трусят на самом деле. Они еще совсем малые. Это вот вы, я сразу заметил, уже ничего не боитесь. Вот потому и просил дверь не закрывать, если что. Вы уж не обижайтесь.
- Бывают, значит, случаи? - понимающе приподнял брови Мишо. - То есть, бывали раньше, да?
- Зима, сами понимаете. Приезжают, чтобы жизнь свою передумать, пересчитать. Бывает, расчет не сходится. Так вы ужинать тут будете или в ресторан какой сходите? У нас-то по-домашнему все. Без особого выбора.
Мишо заказал в номер, что было, заплатил, не торгуясь, за бутылку коньяка, поднялся к себе.
Вот, вроде и поговорили, а все равно как-то не так. Чего-то все равно не хватает.
Внизу поднялся внезапный шум, грохнуло, как будто граната взорвалась.
Мишо подхватил пистолет, на цыпочках, не обуваясь, в одних носках, спустился вниз, держа его за спиной. Никого не было в сумрачном холле. Был только хозяин, лежащий навзничь перед стойкой.
Мишо по периметру, по тени, пригибаясь, обошел весь холл, прислушиваясь к звукам. Нет. Никого больше в гостинице не было. Прокрался вприсядку к двери, толкнул ее, посмотрел одним глазом в щель. И там все тихо. Прав был хозяин, как там его звали-то, кстати? Вот ведь позор - даже имени не спросил. Но все равно он был прав - гопота и мелочь. Вон как сбрызнули - уже нет никого поблизости.
Хозяин лежал мертвее мертвого. Кровь заливала крупную плитку пола. Древнее ружье просто не выдержало, взорвалось в руках. Ждать теперь полицию? Или самому звонить куда-то? И куда, если все же звонить. Телефон молчал, только где-то далеко в черной тяжелой трубке потрескивало электричество и как будто играла тихая музыка. На улице - ни звука. Ни огонька. Темно и тихо.
...
Утро Мишо встретил на стуле перед гостиницей.
Сердце требовало прохлады и свежего воздуха. Полиции так и не было. И вообще никого не было. Тут, похоже, привыкли ко всему и всякому. Мертвый, так его, сезон. Руки и ноги гудели. На левой ладони с непривычки лопнул мозоль. Щипало. Зато пол был начисто отмыт, остро пахло хлоркой. А во внутреннем дворике, куда выходила дверь, что сразу за стойкой, появился могильный бугорок.
Кстати, третий по счету от стены.
Интересная у них тут жизнь.
- Хозяин! - громко, как обычно говорят плохо слышащие, обратился с подъехавшей повозки незнакомый местный мужик в брезентовом плаще. - Продукт сегодня брать будешь?
Мишо с интересом посмотрел на него. "Хозяин", значит?
- Ну? - слезая и отряхиваясь кричал мужик. - Продукт натуральный. Все здесь знают. Раз в три дня, значит, как и договаривались... Хозяин, слышь? Как звать-то? Меня все Колей зовут. Так и ты меня - просто Колей. Я привык. А - тебя?
Мишо взял "продукт". Цены тут были просто смешные. А запас в огромном гостиничном холодильнике позволял думать и о весне, о лете...
Он снова сел на старый стул у входа, думая уже не о друзьях и родных, а о доходах и расходах. О прибылях. Прикидывал, посматривая по сторонам, что надо бы изменить и как. Конечно, с его работой это не сравнить. Тут деньги совсем другие. Но это же почти как пенсия, выходит. И опять же - море тут. Это, к примеру, если поставить какого-нибудь гопника за стойку, так можно и прогуляться по набережной. Утром - окунуться, пробежку сделать для пользы здоровью. Крутые улицы и лестницы - это сердцу польза и закалка. И климат для долгожительства. Долгого и спокойного жительства.
- Кхм, - громко откашлялся подошедший худой тип в клетчатой куртке. - "Парадиз" - это, типа, рай, что ли? И какие же будут ваши запросы?
Мишо достал очки, надел и посмотрел внимательно и строго.
- Полторы, - сказал он спокойно.
- Тю!
- Для вас, как для родного - всего тысяча.
- С завтраками?
- Отож!
И, выдавая ключ, сказал вдогонку:
- Одна просьба, господин хороший: если вдруг стреляться вздумаете или что еще такое, так дверь не закрывайте изнутри. Двери у нас хорошие - жалко ломать.
- Га! - обрадовался приезжий.
- Шутка, конечно шутка. Но двери, правда, хорошие.
"Клетчатый" поднялся в номер, а Мишо вытащил книгу, вписал имя и номер. Посмотрел на улицу через отмытое стекло витрины. Потом пошарил рукой под стойкой, нащупывая пистолет. Нормально получается. Практически сам в руку кладется.