- Ты что тут себе думаешь? - ругала ее в детстве мать. - Ты как себя ведешь? Как выглядишь?
- Ну, мама... Ну, чего ты, - ныла Нюрка, пряча за спину руки в черных пятнах от одуванчиков. - Все девчонки венки плели - и я плела... Что я, не как все, что ли?
- Не как все! - отрубала мать.
И начинала "воспитание". Не ремнем, как пацанов, не мокрым полотенцем, как соседку Варьку ее мать регулярно учит. Нюрка должна была стоять смирно и выслушивать в сотый раз одно и то же.
Что не простые они. Что спаслись в свое время, из города, в деревню переехав. Что и отца, вон, из редакторов газеты районной выгнали - не просто так. Во всем виновата их фамилия. Аристократическая фамилия - голубая кровь. И если раньше просто расстреливали таких, то теперь, хоть и полегче стало, все равно ущемляли по всякому.
- И ты, Анна, - мама всегда называла Нюрку полным именем. - Ты, Анна, должна перед деревенскими-то марку держать. Не простая ты, из князей, чай. Ноблес оближ, если по-французски, ясно?
- Чего это? - совала Нюрка палец в нос.
- Чего-чего... Эх, чему только в современной школе учат... Французский это, ясно? Нобель - это князь по-ихнему. А оближ - обличье. Ясно? Княжеское надо держать в себе обличье. Ноблес оближ, то есть.
Нюрка держала, но когда все бежали играть в лапту или разом все девчонки на пруд купаться - куда только девалось княжеское. Такая же была, как все. И загорелая дочерна, и трусы такие же - сатиновые, самошивные.
После семилетки от колхоза поехала в техникум. Там общежитие, комсомол, активистка-спортсменка. Но помнила мамкины слова, и если вдруг накатывало... Ну, боль от порванных связок, обида от предательства, слабость от болезни - а болели в общежитии все по очереди - то сжимала губы в узкую злую полоску и повторяла про себя, как заклинание:
- Ноблес оближ!
Окончание техникума совпало с началом войны. Весь их курс потащили в эвакуацию, на строительство новых заводов. Там и мужа будущего встретила. Только он был по электрической линии специалистом.
Потом - Сталинград, который поднимали своими руками, и первая квартира, полученная в свежепостроенном доме на месте разобранных развалин.
Дети, за воспитание которых она взялась так же рьяно, как и ее мать в свое время. Ставила перед собой сына или дочь - всегда по одному! - и втолковывала, что они не просто так тут дети техников, а голубая кровь, из князей.
В общем, ноблес оближ, ясно?
Сын закончил институт, стал учителем, копался в истории страны, составлял родословную. С матерью никогда не спорил, только кривил губы в усмешке: он уже нашел, что и деда выгнали с работы не за фамилию, а за его беспробудное пьянство, и деревню ту отыскал, откуда корни все росли, да и фамилия была не такая уж и княжеская, если честно говорить.
Пошли внуки.
И внукам она втолковывала, сидя прямо-прямо на своем стуле, что - князья, дворяне, что ноблес оближ, мол. Смотря на нее, всегда прямую, строгую - верили. А отец и не разубеждал. А зачем? Была бы польза.
Когда осталась одна, ни слезинки не видели посторонние. Стояла у гроба, как в почетном карауле. Совершенно седая - в черном. Стояла прямо и сжимала в злую узкую полоску губы, держалась. Ноблес оближ!
Обидно было только, что, повзрослев, внуки переставали гостевать месяцами у бабки. Ну, да это понятно - у них своя жизнь. И только прислушивалась с удовольствием к их новостям, чтобы потом походя сказать соседям, что вот уже и младший выучился. А что вы хотели? Кровь - она сильнее всего. Не простые мы, ага. Не коровам хвосты крутить - в аспирантуре учится старший.
Раз только сорвалась. Один раз. Последний.
В больницу обратилась, потому что приболела сильно. Давление зашкаливало. Головные боли целыми днями не давали покоя. Моложавый врач глянул на нее, глянул одним глазом в карточку и сказать только успел со смешком:
- Да чего же вы хотели, бабушка! В вашем-то возрасте! Да если в таком возрасте просыпаетесь и ничего не болит... Знаете, да?
Она наклонилась слегка к нему, все-таки стесняясь немного медсестры, сидящей сбоку и записывающей что-то, и высказала негромко, но отчетливо все, что думала о нем и его такой важной для людей работе. Так высказала, как объяснялась на стройке с бригадами строителей. Как никогда не говорила с детьми, с соседями...
И вышла, держа прямо спину.
Стыдно, ой, как стыдно! Навалилась головная боль еще сильнее, до крика, но кричать-то как раз и нельзя. Только и успела, что присесть на стул в коридоре, сжать туго губы, повторяя про себя: "Ноблес оближ, ноблес оближ".
И свалилась.
На похоронах соседки судачили:
- Глянь, как выеживатся сынок-то ейный. Ни слезинки ведь... Аристократ, понимаешь... А она ведь его как любила, как любила...
Вечером в темной кухне - свет зажигать запретил, чтобы слез видно не было - он пил с сыном холодную водку.
- Пап, а чего бабушка про княжеские корни какие-то рассказывала? Врала, небось?
Он мог бы ответить: ну, какие там князья? Фамилия ее была девичья - Длиннорукова. Так там и деревня Длинноруково - каждый второй под такой фамилией. Мог ведь сказать. Но сжал тонко губы, помолчал, отдышался, а потом сказал:
- Не врала. Так что, сын, ноблес оближ, ясно? Ноблес оближ!