- Я ненавижу Новый год, - сказала она и наконец расплакалась.
Долго крепилась, долго. Но совсем уже к горлу подкатило, видимо. И рюмка водки только помогла. Конечно, водка была совсем лишней.
Корпоратив "заряжал" сладким и полусладким шипучим. Потом были бешеные танцы, когда все с ожесточенными лицами толкались на тесном танцполе и резко двигались в такт громкой музыке. Потом кто-то потребовал караоке, и с тем же ожесточением выпевал что-то непотребное, на чем она обычно всегда выключала телевизор. Маша ушла, сославшись на головную боль. А дома ведь никого не было. Просто - никого. Вот и шла совсем медленно.
На выходе из метро стоял какой-то слегка поддатый мужик средне-офисного вида в красном колпаке Санта Клауса. Было видно, что стоит давно, что уже замерз, что ждет кого-то, наверное, а ждать-то уже поздно. Ей стало жаль его, пожалуй, как саму себя. Некого ждать, некого. Просто уже поздно. Совсем поздно.
- Маша? - сказал он неуверенно.
- Э-э-э..., - приостановилась она, вглядываясь. - Мы знакомы?
- Нет. Скорее всего, нет. Но кто нам мешает познакомиться?
Тьфу! И этот туда же...
А он уже идет рядом, помогая перепрыгивать то, что называется в Москве зимой: грязные снежные завалы и черные лужи между ними. Что-то говорит, говорит...
Маша прислушалась.
Действительно, ждал. Правда, так и не дождался. Дико замерз. Нет, не женат. То есть, в разводе. Дети уже взрослые. Надо бы ехать домой - он снимает на Юго-Западе, на конечной. Да куда теперь спешить? Все равно ведь дома никто не ждет. Вот, хотя бы поможет девушке. Проводит через темный парк до дома. И во дворе поможет - мало ли что. Времена сейчас такие, праздничные, пьяных дураков хватает...
- Что? Николай. Коля. Нет, не святой, совсем нет, даже наоборот. А колпак - это просто так, для ощущения праздника, для настроения. Чтобы можно было спеть: просто я работаю волшебником.
Ждал он действительно Машу. Но другую, конечно. Стоял перед метро в колпаке и ждал. Так что просто уже от холода взял и обратился к незнакомой красивой девушке. Он вообще-то никогда не знакомился на улице. Никогда. Так получилось, что не умел, что ли. Или просто - не то воспитание. Нет, с той Машей тоже не на улице. Интернет, знаете ли. Там теперь все.
Маша не заметила, как сначала стала поддакивать, кивать, а потом сама задавать вопросы. А там уже и разговор пошел такой, что не могла не пожаловаться. Что вот дико устала. Корпоратив этот проклятый. Рожи эти офисные - надоели хуже горькой редьки. Вино и шампанское сладкое - бр-р-р... А дома в туалете утром лампочка лопнула. Как вот теперь достать? Ножницами, что ли, ковыряться? И кран на кухне течет. И праздники - никто ведь в выходные не придет, не поможет. И дома никого...
Через пять минут они уже смеялись, вспоминая разные случаи с поломками в старых квартирах. Сошлись на том, что самое страшное, когда тебя начинает ночью заливать сверху, да еще горячей водой. Да так заливать, что проливает и ниже на два этажа. А подняться туда наверх некуда - двери же теперь стальные между этажами. И все стучатся именно к тебе, и спать дико хочется, и головная боль, и утром на работу, и воняет сыростью потом месяц...
- Вот тут я и живу, - сказала Маша, открывая дверь квартиры. - Ну, что стоите, Николай?
- Коля. Просто Коля.
- Коля-коля-колокольчик, колокольчик голубой, - вдруг запела она красивым голосом, и прикрыла рот ладонью, сама удивляясь, что нашло вдруг.
- Да-да, Коля-Николаша...
- Вот вам тапки.
Он тапки не принял. Сказал, что привык так. И потом - тут же совсем чисто! Просто все блестит!
Маше стало приятно, что он заметил чистоту и уют. Да, он сразу сказал, что пахнет домом, что уютно все и очень удобно.
Как кот прошел по кругу, все осмотрел, все потрогал. А потом открыл свой чемоданчик-дипломат и достал бутылку водки.
- Это хорошая. Финская. С нее никто и никогда не болеет.
Они в четыре руки ладили стол. Потом он быстро мыл посуду, оставшуюся в раковине, и протирал кухонным полотенцем. Она резала колбасу и сыр. Он разливал водку.
- Ну, за знакомство?
- Эх, - опять сказала Маша, мотнула головой, махнула рукой и вылила в рот первую стопку.
А ведь водка под разговор - гора-а-аздо лучше сладкого вина. И вовсе она не противная. Правильная водка - это когда ты ее наливаешь, холодную, почти густую на вид, а уже запах, и слюни текут, и хочется ее быстро выпить. И конечно, просто обязательно, под горячее.
Горячее тоже нашлось. На имеющемся в холодильнике курином бульоне Николай быстро соорудил остро перченый домашний супчик.
- Надеюсь, противопоказаний нет?
А она только сидела и смотрела. И ее слегка покачивало.
И вот после супчика, после водки, она так и сказала, что ненавидит Новый год.
Потом плакала у него на груди. А он гладил по волосам, гладил по плечам, снимал слезы губами с ресниц, целовал... Ах, как целовал!
Маша думала, в дамских романах все придумывают. Но было все, как в тех романах. И ноги слабели, и руки сами, сами, сами... И уже летят в разные стороны блузки-лифчики, и, слабея, показывает рукой - туда, туда, на кровать... И - ночь.
Какой же он был ласковый...
Утром она проснулась от позвякивания на кухне. Коля обещал сделать кран. У него были с собой какие-то инструменты - совершенно случайно. И лампочка в туалете. У Коли был такой нож, с плоскогубцами. Он сказал, что утром все вывернет. И перчатки были, чтобы током не стукнуло.
В постели было мягко, тепло, уютно. Чуть слышное движение в квартире усыпляло и успокаивало. Маша снова уснула, как в омут провалилась. Без снов. С улыбкой.
...
Николай шел обратно к метро через тот же парк. Ему было мерзко и скучно. Девушка ведь хорошая. А он - вот так. Поматросил, можно сказать, и бросил. С другой стороны, ну, какой с него, скажем, муж? Муж - он ведь не для кранов или лампочек. Муж - для детей, для жизни вместе. Чтобы смотреть в одну сторону. Чтобы говорить об одном. А тут... ну, приятно, что сказать. И ей вроде бы приятно было.
Он отремонтировал кран. Сделал свет в туалете. Смазал петли в ванной, дверь больше не будет скрипеть. Убрал вчерашний мусор и вынес его с собой. Вроде как заплатил, выходит... Скверно, скверно...
А ведь было-то - просто замерз. И никогда он ни с кем не знакомился на улицах. Может, просто этот колпак красный? Точно - все от него.
Уже на выходе из метро, увидев густо идущий снег, он снова натянул красный колпак с белым мехом по кругу и белым твердым помпоном.
- О! Санта, мать твою, Клаус! - выругалась замерзшими синими губами какая-то девчонка, приплясывавшая под козырьком автобусной остановки. - Ты, блин, подарки нам принес, лохматый?
Девчонка явно кого-то не дождалась. Как Николай вчера. Точно так же. И была она синяя-синяя, замерзшая-замерзшая. В белом коротком пуховичке и розовой шапочке.
- Лучший мой подарочек - это я! - заявил Николай, подхватывая ее под руку. - Ну-ка, милая, греться, греться, греться. Вода горячая есть. Еда есть. Напитки... Водку пьешь? Хотя, чего я спрашиваю - куда ты денешься? Заболеешь ведь, если не я!
И он говорил, говорил, а она, замерзшая в конец, не могла сопротивляться, да уже и не хотела, похоже.
Вода горячая была.
А пока она сидела в ванной и отогревалась, Николай готовил стол. Горячий суп-харчо из консервов, но с рисом и с большим количеством перца. Куриные окорочка трещали под крышкой, набираясь жара. Водка доставалась из места, где было темно и холодно.
- Ну, за знакомство...
И тут они чуть не попадали со стульев. За знакомство! Как хоть кого зовут? Снежана? Красивое имя. Современное. Редкое. Николай. Да-да, как того самого Санту, ага. Ну, между первой и второй...
Девушка разомлела. Девушке было хорошо. Девушка даже была готова отблагодарить. Но Николай слишком понимал разницу в возрасте. Это опять то самое, старое еще, воспитание. Конечно, говорил он себе, я, может, и педофил со стажем, но не до такой степени! Ну, совершеннолетняя она, и что? Прилег рядом, обнял, погладил по голове, поцеловал в глаза - она и отключилась. Все же с мороза очень хорошо спится.
Утром напоил кофе. Снежана смотрела смущенно и недоверчиво. Проводил до метро. Помахал рукой на прощание. Шел домой с улыбкой. Теперь уже не ругал себя. Выходило, что перед Новым годом он помог двум девушкам. Очень помог.
...
Лена никак не могла очухаться. Вот же залет получился, так залет. Хорошо еще, мужик старый просто, что ли, не клюнул. Еще и имя настоящее не назвала - это она правильно сообразила. А ведь после той водки - делай с ней, что хочешь. Но какой мужик... Спас ведь. Теперь ни насморка, ни чиха какого. И идется упруго. И улыбка во весь рот. И Новый год совсем скоро. А того мудака, из-за которого мерзла на остановке, она запомнила, запомнила... Но это - потом, после праздников. После. А пока...
На площади перед метро стоял с потерянным видом парень лет двадцати с тремя розами, укутанными и завернутыми в прозрачное. Он прятал розы за пазуху. Снова вынимал, чтобы не помялись, шагал вперед и назад. Топал ногами. Дурак - надел туфли на свиданку. Зима же!
- Молодой человек, - сказала Лена. - Вы не меня ждете?
А он, с полминуты подумав - все же замерз, не сразу сообразил - вдруг расцвел:
Вообще у нее подруг много, но иногда она звонила Катьке. Потому что Катька - она как психолог и даже как настоящий психиатр. И еще Катька - она правильная. Она тоже Новый год ненавидит.
- Кать, а приходи ко мне в гости?
- Прям вот сейчас, что ли, бросить все и бежать?
- Ага.
- Ой, Мария, я слышу, вы улыбаетесь? Мария, что с вами случилось? Черт, Машка, ты влюбилась, что ли? Ну, наконец-то... Все. Молчу-молчу. Уже одеваюсь, уже бегу. Разливай, подруга!
Они пили на кухне. Катька курила в форточку и все время, как в комедиях:
- А ты? А он? А что потом? Ну, так что теперь-то?
- Ой, Кать, это просто так. Понимаешь? Просто так. Но вот не было у меня такого никогда - а стало. Ты представь, как змей такой поцеловал... Ух, как он целуется!
- Так, старый, говоришь? Опытный, выходит? Ничего, кстати, не пропало?
- Чему у меня пропадать, Кать? Ну, глянь вокруг. Тут хоть все пусть уносят. Но как же было хорошо... Эх, хорошо. Тепло. И вообще.
Затренькал нудный домофон.
- Если опять рекламщик - пошлю его матом, - улыбаясь, сказала Маша. - Слушаю вас...
- Маша, извините, это Коля. Я не знаю вашего номера телефона, а хотелось поздравить. Завтра же Новый год.
- Бля, - сказала Катька, прижимавшая ухо с другой стороны трубки.
И стала быстро одеваться.
- Все-все-все, - шептала она, целуя подругу в мокрую щеку. - У меня, блин, семья. Ждут ведь, проглоты. Надо их кормить-поить. Вырвалась - только к тебе. Позвоню, поздравлю, спрошу.
И исчезла.
Маша стояла перед дверью и нервно сжимала руки, вслушиваясь в медленное движение лифта.
...
А у Ленки все было классно. Чувак оказался из соседнего института. Прикольный такой, вообще. Когда отогрелся. Сначала-то очень такой - синий и холодный. Все рвался идти домой, раз уж у него свидание не вышло. Но Ленка сказала, что свидание очень даже вышло, и они выпили чуть-чуть ликера на брудершафт, чтобы не "выкать".
...А целоваться, кстати, он совсем не умел, этот Витька.
Зато, какой романтичный будет Новый год! Просто вот - Новый-Новый! Самый настоящий!
...
Дед Мороз, невидимый народом, стоял над площадью трех вокзалов, принимая донесения со всех концов огромного города.
- Та-ак, - гудел он негромко. - Вот еще есть интересная пара. Совсем Новый год не любят. Скучают в праздники, понимаешь. Ну, кто возьмется?
- Я! - выскакивал из снежного строя совершенно мультяшный снеговик с ведром набекрень на круглой лысой голове.
- Ну, давай. Нагони им там морозу. Сделай их сосульками. А потом пусть греются в общении. Ишь, чего придумали - Новый год им не нравится. Новый год - главный праздник. С него все начинается и им все заканчивается. Вперед! У тебя есть еще целых пять часов!