...Ведь легче, когда, если больно, кому-то больнее?..
Когда пропадаешь, а кто-то уже — ни за грош?..
И ранено небо любовью и рано позднеет,
А мы все хотим зачеркнуть то, чего не сотрешь.
А то, чего не было — то, вероятно, возможно.
И все повторяют «Держись!» Отчего же тогда
Никто не повесил табличку «Любовь! Осторожно!»?
И только кричит воронье: «Осторожно! Беда!»
Назойливы письма — почтовые белые птицы.
Их вечная свадьба — как происки черной вдовы.
.........
Я снова вернусь!.. Я же снова забыла проститься...
Увы!..
Зимняя Одиссея
Потерявший коня, поменяй же ненужное стремя
На ветра ледяные — отряды невидимых конниц!..
Под наркозом зимы забывали о боли на время
Все, кто крепкими снами его не берег от бессонниц.
Он мечтал утонуть в этом великолепнейшем снеге,
Чтобы стать как младенец, как ясное небо и чтобы
Зачеркнуть, позабыть и — изгнать или вырвать навеки
Лебедино-собачью надежду из глаз Пенелопы...
А можно?..
А можно я крикну «Прочь!» и стану прочнее скал?
...Я — солнечно-нежный смех — весенним дождям под стать
Для слабых корней Цветка, что ты так давно искал.
И это ль не все, о чем мне разрешено мечтать?
Но надо переболеть — побольше и посильней...
Гори оно все огнем, но надо перегореть
Тебя и твою зарю и, следом идя за ней,
В затылок дышать, чтоб взгляд уже не увидеть впредь —
И это все то, о чем мне хочется помечтать:
Подсвечник — как эдельвейс, на полочке — как в горах...
Но сколько еще искать?.. Да столько же, сколько ждать!
И в доску своя тоска кривляется в зеркалах.
Сплин
Нечто больное как-то разбито бьется в груди.
Стань посторонним. Просто прохожим. Мимо пройди.
Стань по ту сторону. Можешь прогнать — можешь позвать.
Я не умела, не научилась тебя убивать.
И не случайно, ближе, чем близко, ты так далек.
От удивления вздернулись брови под потолок.
Все необычно: медленней медлю, слаще пою
Неудалую и неудачную песню свою.
И умоляю: ради былой небывалой любви
Стань отражением — стань по ту сторону и позови.
И снова хандра
Ухожу. И в глаза мне бросается осень.
И, наверное, нужно удариться оземь,
Чтоб в кого-то уже, наконец, превратиться —
Ну хотя бы в ничто — в улетевшую птицу.
Осень вышлет Вам желтые письма без марок.
Вы хотели дождя? Разверните подарок —
Насладитесь печалью в озябшей ладони
И быстрее укройтесь в железобетоне...
* * *
Убаюкана пленом плетеного кресла,
Я боролась с сомненьем неясного рода.
Потеряться в лесу? Но неблизко до леса,
И по-прежнему точен «закон бутерброда».
Почему мы сегодня сдаемся без боя?
Мы — глаза. Ты погаснешь, меня отражая.
Я навеки останусь погасшим тобою.
Просто время — не наше, и песня — чужая.
* * *
По черной лестнице из красного угла
Мы в ночь уходим, превращаемся в безверье,
И призрак цвета темноты стоит за дверью,
И кто-то прячется в прозрачности стекла.
Холодный ужин или теплую одежду
Я вдруг забуду и некстати вспомню вдруг.
А ты теряешь то терпенье, то надежду,
Но я теряю то тебя, то все вокруг.
И натыкаясь на предметы и пустоты,
Ломая руки, заговаривая боль,
Я задаю опять вопросы: «Где ты? Кто ты?»
И если скажешь точный, правильный пароль,
Внезапно станет то ли проще, то ли легче,
И призрак цвета темноты сорвется прочь.
И ты кладешь себя руками мне на плечи,
И мы уходим без оглядки прямо в ночь.
* * *
Я все чаще в чаще брожу теперь.
Где-то в чаще прячется лютый зверь.
Я его теряю и вновь ищу.
Мы грустили с ним. По нему грущу.
Только вам, охотники ночедня,
Не загнать его, не найти меня,
Вам ли, жители светотьмы,
Разузнать, что в чаще скрываем мы?
* * *
Кардиограмма улиц в твоем пути.
Буду небесконечной в твоей груди.
...Тенью отбросив прошлое за порог,
Ты так мечтал согреться — ты так продрог.
Каменный гость соавтором дум твоих
Делит последний камешек на двоих.
Не вознесется в небо бескрылый конь.
Снег-мотылек стремится в огонь-ладонь.
Только минуя игры, что мы ведем,
Души переселяются в новый дом.
Капище опустело в пылу огня.
Стань моей тенью, Свет Мой, укрой меня.
Город В.
Вот эта перезрелая луна
Наутро будет — маленькая часть.
И чудом уцелевшая стена
Мешает мне без памяти упасть.
Я соберу в ладонь твои слова,
Дострою башню ввысь — из хрусталя.
И буду ни жива и ни мертва,
Ее закрыв от ветра-февраля.
И осторожно, чтобы не разбить,
На дно бурлящей памяти кладу.
И не забуду, нет. Но, может быть,
Вернусь забрать и просто не найду.
Пришла зима
Замерзшая ладонь
Сумеет ли согреть?
Мне нужен твой огонь,
Но я боюсь сгореть.
И я схожу с ума
И не могу сойти.
И в срок пришла зима
Без права на «прости».
* * *
Она крадет себя — на время, незаметно,
Поет об облаках, в лугах плетет венки.
И посылает вновь — то «срочно», то «секретно»
Всего одно письмо, да из одной строки.
Он мог бы знать верней свой адрес во Вселенной.
Он мог бы стать сильней. Но сможет ли позвать?
Когда придет заря, не будет озарений.
И будет, что сказать, но будет, что скрывать.
Они падут в огонь, но пепел не сгорает,
И даже в этом сне все будет как во сне.
Печальный пианист печально доиграет
Почти неслышный вальс о будущей весне.
* * *
Какая несладкая правда! Прощенья не жди.
Молитвами нашими живы-здоровы ветра.
И, судя по сводкам, не скоро начнутся дожди,
Но, судя по стеклам, неясно-дождливо с утра.
Ненайденный смысл проистек из утраченных грез.
Строители планов вне плана берут выходной.
Пригрет на груди, извивается странный вопрос:
Как быть, если мы не едины? Как быть мне одной?
А впрочем, оставь одиночество двух единиц.
Из тех, кто ошиблись, всегда кто-то более прав,
Проштрафиться можно, но нужно выплачивать штраф.
И ветер из рук вырывает несчастных синиц...
* * *
... Пела так летне-утренне,
А из груди залатанной,
Снежной пыльцой припудренной,
Что-то рвалось неладное.
Птица о счастье грезила.
Счастье терпело бедствие.
Я улыбнусь невесело,
Все, что потом, — последствия:
Ночь раскололась надвое,
И на изломе полночи
Песни, что были клятвою,
Стали мольбой о помощи.
Просто
Как легка поступь снега —
Как сказка для сонных ресниц.
До скончания века
Ловить журавлей и синиц.
А будильник молчит,
Спит — никто его не разбудил.
Тишина — но кричит
Утро темное: «Ты приходил...»
Бездна
Разверзаясь, бездна думала о небе,
Пропуская без паролей души павших.
И от душ ей было душно, словно в склепе.
Склеп смешал опередивших и отставших.
В бездне божьи души возопили,
Что лететь без отпущенья очень страшно,
Что любили, потому — убили,
А в любви все прочее не важно.
Ну а бездне прочее не нужно —
Хлам на чердаке и хлам в подвале.
Бездна примет каждого радушно,
А вернет кого-нибудь едва ли.
* * *
...Я лед ладони приложу к твоей груди,
Отдерну — ледянее льда. Зачем мы ненавидели?
Звонят.
— Кто там?
— Любовь пришла.
— Любовь, уйди!
...Ты сухо плачешь.
Ты — другой.
Тебя похитили.
Список пропавших
Прячу змею на груди:
«Замерзла, бедняжка».
Мне тяжело — уходи.
Ушел — как тяжко.
Только шептуньи дождя
Вползают в мысли.
Ты прошептал, уходя:
«В пропавших числи».
В сердце я прятала шторм
На девять баллов.
Вот и попалась на том,
Что вдруг пропала.
* * *
Как непросто прогонять ночью сердце.
...За наигранной мелодией штиля
Слишком слышно приближение скерцо,
Зреет буря, а матросы в бессилье.
Я гадаю по загадочным звездам:
Не пора ли на века распроститься,
Не пора ль покинуть теплые гнезда,
Не гнездо ли между небом и птицей?
Переполненное сердце пустует.
В уголочке паутинные связи.
Мое внутреннее «ты» протестует
И не хочет уходить восвояси.
Напутствие
Заверши наконец эту боль без конца.
Разорви эту нить, разрывая сердца.
Близ любви бриз весны не согреет твой сон.
Ты спасешь не меня, и не будешь спасен.
Помолись за меня. Небо внемлет мольбе.
И прости — я любви не желаю тебе.
* * *
Сплошь ложь: и узы-путы, и связи-сети,
Невежество — удобное, зло — стальное.
Теперь я знаю: ложь — это все на свете,
И вычисляю: правда — все остальное.
А вроде бы недавно, за первомартом,
Сквозь форточку входила чужая гостья,
Гадала по ладони, потом — по картам,
Угадывала судьбы: в ладони — гвозди...
Но я перевесную. И лютым летом
С пути собьюсь на север — простая птица,
Оставив на прощанье перо жар-птицы,
Как память о себе — для идущих следом.
В прострации
Я впадаю в прострацию рая.
Может быть, я уже умираю?
Я не знаю, куда я лечу,
Я не знаю и знать не хочу.
Мне не нужно ни неба, ни моря,
Я в прострации, я на просторе.
Приходите вчера или завтра,
Пусть скучает простывший мой завтрак.
Пусть пустуют другие пространства,
Я в прострации — в облаке странствий.
Тем, кто с крыльями
«На крыльях мечтаний —
надежнейший способ разбиться,
Но этими крыльями —
преображаются дети...»
И опять не доказан закон притяжения неба. К земле
Припадаем, отчаявшись вдруг — до попутного ветра,
Как несчастные золушки, ищем, зажмурившись, блики в золе,
Раздувая бличок до пожарища — пламенно-щедро.
Смирный ветер срывает пушинки смиренности с губ облаков,
Первый с неба этаж не скрывает заплаканных окон,
Семь путей лабиринта сливаются в семьдесят семь тупиков, —
Бог растроган.
А сегодня нелетно. И с этим не стоит шутить.
Все воздастся, что долг. Все, что с крыльями, да вознесется.
Время не проведешь, и разбившихся не возвратить —
Тех, кто шарил по небу, шалил с выключателем солнца.
Возвращение
Бесконечных годов, километров растаяла рать...
Этот сдался без боя, а тот поплатился душою.
Ты теряешь себя, значит, нечего больше терять.
Даже эту любовь... Все уже не твое, а чужое.
До бездонности пуст непорочный пространный покой.
Вспоминаются все, кроме тех, кто тебя вспоминает.
Ты вернешься другим, но она тоже станет другой,
И, когда ты вернешься, она тебя вряд ли узнает.
Недостаточность
Ты вновь говорил, но опять ничего не сказал.
И губы мои, леденея, твердят горячо,
Что все очевидно... Но я все не верю глазам...
И что-то еще... Да, и что-то такое еще!
Но что же еще? Как же только могла я забыть! —
Забытое сердце отправит тебя за порог.
Прости, недостаточно сердца, чтоб вечно любить.
И реки-истоки, конечно, дороже дорог.
И, больно-не больно — довольно игры без затей.
Но ты и в сомненьях мои берега сбереги.
... А души русалок — недетские слезы детей —
К рассвету покинут холодное тело реки.
На уровне неба
А небо закончится ровно на уровне моря,
И ангел становится чайкой — далек, далека.
Украденный кем-то закат вспыхнет шапкой на воре.
С рассветом угрюмые заговорят берега,
Чернеет вдали облаков клочковатая вата...
Я в море огня... И в руках — два сгоревших весла...
И в том, что случилось... ей-богу, я не виновата.
Ведь я не хотела... Я верила... Я не со зла...
Возвращение на землю
Перелетные птицы в пути заплутали. А мы
Виноваты, виновны и, если угодно, повинны
В том, что рвемся на юг по причине наставшей зимы —
Ежегодно не просто разрыв, но разрыв пуповины.
Я твое отражение, я искажаю тебя,
Прокаженные мысли плутают до изнеможенья.
Каждый сам по себе, оттого и ликуем, скорбя,
Что самим по себе не найти направленья движенью.
Это, право, предательство, я не хочу уходить
От тебя и себя, если даже и нужно кому-то.
Это сложно — все беды сложить. И все разом простить.
И понять и поверить за час до урочной минуты.
Ты меня не просил о прощенье, зачем умолять? —
Я б исполнила просьбу, но только мольбе я не внемлю.
Все, что будет нескоро, приходится мне ускорять,
Все, что стало до неба, рубить, возвращая на Землю.
Закон перспективы
Ты не знаешь еще — за крутым поворотом тупик,
Запрещающий знак «Возвращаться — плохая примета»,
И взлетишь по привычке. Но тот, кто летать не привык,
Установит опять устаревшие знаки запрета.
И опять в голове у меня то ли мед, то ли яд.
Я в тебе раствориться пытаюсь, забыв, что сказала.
Ты уходишь, тебя провожаю не я, но мой взгляд.
И невидимый Каменщик выстроит зданье вокзала.
* * *
Пара хищных зверей,
Невступившая в спор:
День открытых дверей,
Ночь задернутых штор.
Пью несладкий туман
Акварельных небес
И иду к тем, кто пьян,
Или к тем, кто исчез.
Вот и суть. Вот и путь.
Сжатый крепко кулак.
А потом — как-нибудь,
А по сути — никак.
Но все так же болит
В сердце ночи закат...
Дайте «завтра» в кредит
И «вчера» напрокат.
По домам
Блуждающим нервом ты по миру бродишь.
Прошенье пишу никому ни о чем.
А выхода нет. Что же ты не приходишь,
Чтоб утром уйти с самым первым лучом?
За серость и сирость уплачено в кассу.
Здесь дешево все, что так дорого нам.
Уйдем по-английски, навеки и сразу
По серым и скучно-квадратным домам.
Коль выбора нет, я и не выбираю.
Неправильный взлет, нерассчитанный взмах...
И мы — только руки, простертые к Раю,
Бездомные люди в безлюдных домах.
Зима в сердце
... А я потеряла меня —
Увы, удается побег.
И снег, не похожий на снег, —
Итог непогожего дня.
Вчерашний последнейший дождь.
Ты помнишь и веришь, и ждешь,
Надеждою сердце скрепя,
Но минули тысячи лет.
Как ты не похож на себя
Под снегом, которого нет.
Дон Кихоту
... А ветер и мельницы ждут —
Придет приглашенье на бой.
И наши нешансы растут.
Я ветер пошлю за тобой.
И ветреный посланный вновь
Забудет шепнуть про любовь.
Как будто заклятье на нас!
Такая пора! И пора
Начать забывать прошлый час.
.........
...И небо в смущенье с утра.
К другому миру
I
Эта ночь не позволит уснуть.
Белым призраком в городе снег —
Беглых призраков вечный побег.
И туда приведет Млечный путь,
Где баюкает небо мечту,
Что давно никому не нужна,
Где венчается тайно луна
С отраженьем Икара во льду.
II
Еще чуть-чуть отменного тумана,
Наощупь ввысь, спасаясь от былого.
Когда на свете все не без изъяна,
Любовь — то имя, то и вовсе слово,
Которое звучит излишне шумно.
И, чтобы мир построить по-другому,
За шагом шаг иду к тебе бездумно,
И мы с тобой до боли незнакомы...
* * *
Ты растерян. Читаю в мыслях
Веру в вечную милость солнца —
Вычисления в странных числах.
Может, кто-нибудь и проснется.
Постепенно — как по ступеням...
В поднебесье — так в поднебесье...
Все, что выношено терпеньем,
Прибавляет в удельном весе:
«Может быть». «Возможно». «Быть может».
Тают звуки, но зябнут руки.
Как две капли слез мы похожи...
Дети Встречи... Внуки Разлуки...
Мы
Мы придуманы без роду и без племени.
И придуманы надолго. Но дышать
Слишком больно — слишком пыльно в этом времени!
Мы застигнуты в попытке убежать.
Не стремимся в занебесное-бездонное
И мечтаем поскорей убраться прочь.
Что же делать, если — верно ли прочтенные? —
Знаки свыше перестанут значить ночь?
Мы бессмертны, словно эльфы одуванчиков.
На заоблачной отметке — взмах ресниц.
Мы — сплетенье из ладоней и из пальчиков...
Наши линии во власти кружевниц, —
Перепутаны в попытке не запутаться...
Нам вовеки не запомнить всех дорог,
Но слова, что обязательно забудутся,
Произносятся и остаются впрок.
Поизносятся века в сиюминутности,
Обмелеют реки, плача в три ручья.
С нами справятся безвременные трудности,
И помирит нас всеобщая «ничья».
* * *
А газеты, наверно, совсем пропадут без вестей:
Посему в мире снова — двойная игра без затей,
Если жертва одна, то вампиры — молочные братья...
И скелеты в шкафу одеваются в лучшие платья,
На оскалы зверей надевают улыбки друзей,
И так просто поверить, что мир сей — почти Колизей,
И поверженный раб наконец-то вкушает свободы,
И у Леты становятся чистыми мутные воды,
И никто не забыт из ушедших навек... Но пока
Люди метко стреляют. И рана небес — глубока.
Имя призрака
1. Ты и я
Не верь мне. Я — призрак. Но
Ты смело пройдешь навылет,
И ветрено сквозняком
Меня к пустоте пришпилит.
.........
... Страдание ни о ком.
...Привычно курю в окно.
Закрыт для тебя Сезам —
Разграблен и истолкован,
А даль, как и встарь, вдали,
И ты, как и я, прикован
К нательным крестам Земли,
Взывающей к небесам.
2. И снова в полет
В великом знании великая печаль
Накрепко-крепко глаза закрываю.
Знаю, но знать не хочу.
Подозреваю, что прозреваю, —
Неблагодарна врачу.
На чердаке собираются в стаю
Ночи бессонниц и сны.
Мне бы к тебе. И я снова взлетаю
В ожиданье весны.
3. В ожиданье весны
Не досчитаться грехов — тоже грех, что, конечно, зачтется.
Черной принцессою ночь восседает на каменном троне.
Он, ожидая, весну неожиданно просто дождется —
Линии жизни пересекутся ладонью в ладони.
Там, где встречаются шпаги двух молний, — выгорит дело.
Может быть, это не молнии вовсе? Может, кометы?
И если небо двух убежавших не доглядело, —
Люди приметят...
Но людям останутся только приметы...
4. Имя призрака
Никто не сделает шага — забыта шагистика!
Гроза уходит так долго, что вряд ли уйдет.
А знаешь, я тебя вижу второй раз в день, третий — в год,
Но год завершится вот-вот... Вот такая статистика,
Где я сбиваюсь со счета, да и молчу как-то сбивчиво.
А ты опять ненавидишь любимый мой дождь.
Но ты свободен. Лети. Чего, любимый мой, ждешь?
И отчего же твой взгляд — словно картонка нищего?
Возьми стекло моих слез и постарайся пораниться.
Но ты измениться не можешь... Как горько пахнут сады!..
И я вплету свои пальцы в струи Живой Воды,
И вздох мой стал твоим именем. И это имя останется.
5. На скрижалях сердца
...На скрижалях сердца
(Библейское)
Быть твоей болью больно. Мне — право — жаль:
В каждое сердце вбита своя скрижаль,
А запустенье глаз дешевит слезу.
Я паруса в огне, может быть, спасу...
...Прямо из темноты — бумеранг-любовь.
Паром валит невечная мерзлота.
.........
.........
Если готов бороться — не прекословь,
Даже когда не встретимся никогда.
Охота на волков
Стреляли снова. Дали маху.
Ну, значит, в следующий раз.
Все люди серы. Желтых глаз
Не покидают слезы страха.
За шкафом, в душной тесноте,
Но не в обиде, как в берлоге,
Нашли приют мы, дети-боги.
У нас глаза уже не те.
Я затаилась. Ты тайком
Сжигаешь письма, имена.
Пустая полная луна
Не пожалеет ни о ком.
И музы с пушками молчат,
Поскольку пересчет долгов.
Идет охота на волков.
Грядет охота на волчат.
Кругосветье
Свет не сошел с ума — кругом сошелся свет.
И не найти исход, как не найти управы,
И у вина луны слишком богат букет.
Ядом дополнен мед — так хороша отрава!
Теплые капли льда — мелкие бусы дней —
Вновь не собрать тому, кто разрывает нити.
Надо бы и пора остановить коней,
Только как свист кнута, веское «извините».
Взгляд не пускает плыть море за горизонт.
Может, тогда принять небо за берег моря?
Может, не разлучат? Может, и повезет?
Двое — рука в руке. Небо и море в ссоре.
Скоро зима, и дождь станет совсем седым —
Только до срока снег прячется в сердце лета.
Помнится, здесь был дом — ныне остался дым...
Прочно завернут в ночь страх высоты и света.
В каждом проснулся страх — новый недобрый друг.
Вьется, подобно снам о несвоей невесте,
Вольная птица слов — мертвой петлей вокруг...
Видишь — танцуют вальс, вечно кружат на месте.
Кто-то кричит: «Ау!» Что его крик теперь?
Дождь было начал путь, взял да и растерялся.
Джаз молодой луны приоткрывает дверь,
Вспомнив, что столько лет в гости не появлялся.
В гости как будто, но — так по-хозяйски смел,
Так беспощадно добр к нашей пустой надежде.
Джаз обезболит всех, кто заболеть посмел,
Но если он уйдет, станет больней, чем прежде.
И голоса молчат, и не горит очаг.
Холодно, мой родной? Вздрогнули зябко плечи.
.........
...Двое — спина к спине — делают первый шаг
Навстречу.
* * *
Какая неслучайная нелепость —
Нелепая случайность этих встреч,
Печальный образ рыцаря!.. И крепость,
Что от песчаных бурь не уберечь.
Отличный вид на город-невидимку:
Осенний призрак, первый снег и дым.
Прозрачный город кутается в дымку
И кажется все более простым.
Внутри домов — разбитые корыта
В ассортименте, но сдается мне:
Пока над кабаком горит «Открыто»,
Последний — ищет истину в вине.
Он был еще не стар, но и не молод
И, много говоря, сказал одно:
«Я знаю лучший вид на этот город!», —
И глянул сквозь бутылочное дно.
* * *
Ночь, Верона и сад. Оглянувшись назад,
Он увидит грядущего след на губах —
Красной нитью прошьют его грудь поцелуи.
И случится гроза, дождь и снег или град,
И цветок из волос упадет, весь в шипах,
И в ответ на «Аминь» — «Аллилуйя!»
И Богиня, рождаясь из пены пивных,
Заскользила по стеклам разбитых витрин
Босиком, оставляя следы цвета света
На закрытых глазах: «Все равно все равны,
Но — иные. Иными себя сотворим,
А назавтра забудем об этом».
И на завтрак опять подадут свежий яд —
Быстрый яд. И запомнится молния-взгляд.
И мы медлим с ответом.
* * *
Крылья за спиной превратились в пух,
И прощальный крик бритвой режет слух,
И в последний раз отмеряя взмах,
Он прощает все, как седой монах.
Он прощает все, но совсем не всем.
Или, может, всем, но не все совсем.
Ну а в нас всегда непрощенный грех,
Этот грех — ничей, оттого, что всех.
Он оставит смех, что придет, как гром,
В каждый божий день, в каждый божий дом,
И оставит смех по себе слезу,
Что пройдет в горах и пройдет в лесу.
Этот долгий дождь окропит уста
Тех, чья жизнь полна и чья смерть пуста,
Тех, чья жизнь полна смертной пустотой...
И на целый миг дрогнет Мир седой.
* * *
Все пройдет, а кое-что промчится.
Солнце снизойдет да и взойдет.
Сколько серенад луне-волчице
Посылают волки в этот год!
Этой ночью слезы без причины
Этой туче подали сигнал.
И она расправила морщины
И чуть-чуть поправила финал:
Ты такой нецелый и вредимый.
Я приду к тебе, но к палачу...
Я приду сказать тебе, любимый,
Что уж никогда не прилечу.
* * *
Роняя листья, словно слезы,
Дрожат осины от озноба.
Мы все — шипы прекрасной розы.
Мы — только злоба.
Мы начинали жизнь сначала —
А жизнь возьми да вдруг исчезни.
Из окон цоколя кричала
Чужая песня...
* * *
Ночь. И снова живу,
Каждый день умирая привычно.
Я тебя не зову
И не плачу. Смеюсь неприлично.
Тонким кружевом свет
Оплетает запястья в оковы.
Ты обнимешь — в ответ
Прохладительно спросится: « Кто вы?»
Вы пришли без пути,
А теперь — на развилке дороги.
Чья-то тень во плоти
Тяжким камнем скует ваши ноги.
Но сейчас, может быть,
Время суток проститься с луною,
Время года забыть,
Что случилось совсем не весною —
Заградите огонь,
Защитите его от агоний!
.........
Дайте вашу ладонь,
Незнакомец в плаще, посторонний...
* * *
Ты — то зимний, а то — осенний
В этих будничных воскресеньях.
Остановишься ли на «Постой!»
Вдоль стези — сухостой,
И как долго
Ты искал в этом стоге иголку!
И в глазах зазнобило небо,
Но твердыни крепки. Нелепо?
Так нелепо, что все — нестрашно;
Так нестрашно, что и неважно,
Это дождь или снег прощаний.
И молчанье
Твое так странно.
День короче — темнеют раны.
Ты разбит — ничего не выйдет,
Но проходишь камни навылет,
Пришивая заплаты к дырам —
Это способ расстаться с миром.
Посторонний пространству странник —
Не гонитель и не изгнанник, —
Завершаешь обход карнизов
Срывом вверх...
И ни стона снизу.
* * *
Черною кошкой, красным светом
Пересекаюсь с твоей дорогой.
След твой невидим, путь твой — неведом.
Но я же мечтала быть одинокой.
Я умерла с прошлогодним снегом.
В ясных лучах глаз твоих — прохлада.
Бледные тени подобны рекам,
И ничего нам уже не надо.
И небо настежь откроет двери.
И сквозняком будет долго литься
Тот, которому не в кого верить
И некому помолиться.
* * *
Горизонт горит. Я люблю смотреть на пожар его.
Умирать — всерьез. Ах, не шутка — жизнь и не слезы — дождь.
Просто стоит знать: ни к чему тушить это зарево,
Даже если вовсе не стоит ждать, а зачем-то ждешь.
Нет, невидим миру железный цвет мягких трав седых,
И не слышен звон колокольчиков — погребальный стон.
В ожиданье манны еще больнее удар под дых,
Ну а, в общем, можно и дотянуть до иных времен.
Если солон суп, пересыпать перцем — и можно есть.
Урожаю быть: на пшеничном поле поспеет рожь.
В темноте не видно луны и звезд не найти-не счесть.
Горизонт горит. Умирать — всерьез... А зачем-то ждешь...
* * *
И каждая занавеска — завеса,
И в силах ее поднять — не каждый.
Но лето живет под кистью леса,
И долго живет молитвой вашей
Всевечная синь небес пречистых,
Оставшаяся в мечтах с глазами,
Остывшая на губах речистых...
И мы натворили Мира сами, —
Себя вырываем из объятий...
Снег начал по крыше барабанить.
Ложатся печалью в семь печатей
Две тени свечи одной на память.
Ты смотришь на огонь
«Все пройдет»
Надпись на древнем кольце
Дрожь, струны... И ладонь
Взяла другой аккорд, ты станешь просто песней.
Горит камин. В упор ты смотришь на огонь,
Но видишь что-то много интересней.
Смотрящий на огонь, поющий на луну,
Я слышала твой голос в песнях комнат.
Я знаю: «Все пройдет», но долго не усну,
Лишь век спустя — тебя забуду вспомнить...
Не надо о любви. Горит камин. Тепло.
Оставь, молчи, разбившийся мечтатель.
Ты смотришь на огонь так огненно-светло,
Как смотрит на огонь его создатель.
Мы облачно-нежны. Мы меры на весах
Над бездною — средь грозовых и рваных.
Огонь танцует смерть и жизнь в твоих глазах
И смотрит на тебя в упор, на равных.
Еще чуть-чуть... Потом — дойти бы до воды.
Я провожу тебя, мой друг, до Рая.
Горит наш город и последние мосты.
Ты смотришь на огонь, где я сгораю.
Не приходя в себя
Мне незачем спешить.
Загонит в угол ночь,
Но не включаю свет.
И ничего же нет
Скучней, чем просто жить,
Но чем помочь?
И с плеч снимая тень,
По свету не скорбя,
Я завершаю день,
Не приходя в себя.
* * *
...А казалось бы — стань веселей и счастливей!
Оказалось, что стать — это вовсе не быть.
На печальных окошках тоскующий ливень
Что напомнил? Забыть! И окошки — забить!
Наши взгляды нелепо неуловимы.
Нам двоим слишком странно нас видеть вдвоем.
.........
.........
Все труднее скользить по поверхности дыма,
Оставляя следы на дыханье твоем...
* * *
О чем молчат среди среды осколки бабушкиной вазы?
Я узнаю тебя во всем. Себя узнаю я не сразу.
В кофейной гуще ткется тень, известны мне ее приметы.
Куда пошла душа гулять, неосторожно неодета?
Ты, верно, точно знал пароль и на краю открытой раны
Стоял и, словно ждал Того, кто попадет в твои капканы,
И проверял на мне секрет, но привирал, того не зная,
Что у дорог обратных суть всегда обратная, иная.
Но осторожно: поворот. И дела нет до смерти личной.
«Дороже» — есть и есть — «нужней», но не бывает «безразличней».
И все равно как прыгать вниз — несмело или же бесстрашно.
И кто из нас сравняет счет разлук и встреч — уже не важно.
* * *
Выросли кресты после дождя на перекрестке.
Что мне делать с временем, отпущенным к тебе?
Над тобой невечные склоняются березки...
Смерть отворожу и не поверю ворожбе.
Не расправив крыл, не поднимаются с коленей.
По щекам скалы скользит горючая роса.
Ничего не ведая, а значит, и сомнений,
Я бросаю якорь, поднимая паруса...
Местонахождение неба
Обиталище неба зовет поиграть в паруса.
Там чего только нет!..
...Только вновь ничегошеньки нету.
Я должна была знать: никуда не уйдут небеса.
Им же некуда будет деваться до самого лета.
Кто же я для тебя? И на что мне эфирное «ты»?
Эфемерное счастье-сейчасье слезу проливает.
Небо водится там, где уже не родятся мечты,
Вот и видится вкривь то, чего даже впрямь не бывает.
* * *
Я спою о том, что на том берегу тоже ищется тот берег.
Ты уйдешь, я знаю: зачем тебе крупный бисер моих истерик?
Но не будешь верен измене своей — петух не споет и дважды.
Потому, что бегство — всего лишь бег, а пустыня — средство от жажды.
Застелю следы твоей тени, в снег — оберну пропащие листья.
Ну сколько мне можно снегом быть и, словно дождь, за окнами литься?
Да и сколько нужно еще веков, чтоб скопить на минуту выси?
Сколько душ еще прыгнет вниз, боясь нахожденья на фок-карнизе?
У планеты — тысячи рек и звезд, но что ей делать с одною жаждой?
Ах, как жаль, — бессмертным уже не родиться дважды, —
Так считает все сто процентов мужчин и столько же — чувствует женщин...
Только странно, — если по лестнице вниз, — ступеней как будто меньше...
Сегодня не было
Сегодня не было рассвета.
Быть может, так кому-то нужно?
Взирал радушно-равнодушно
На белый свет кусочек света,
Комочек зачерствелой ваты
В ладони пламенной вселенной —
У постоянства переменной
Все преимущества заката
Дня без рассвета. Жизнь согрета
Несмелым пульсом океана.
Мы спорим-спорим: полстакана —
До пустоты?.. До полноты?..
И все вопросы непросты.
День — воскресенье.
Скоро — пять.
Ты улыбнулся так субботне.
Мне показалось, что опять
Сегодня не было сегодня.
* * *
Пусть будет тоска по тоске
Стелиться прибрежной тропой,
Пока не пробьет час-прибой...
...И смоет следы на виске...
Но, ставшая линией жил,
Я стану бояться Того,
Кто умер и после того
Уже никогда не любил.
Перекресток
Какая смелая ночь! —
Ушла к себе не спросясь,
Когда отправились прочь
Дороги, перекрестясь...
.........
.........
...Пустив слезу в колею,
Не отряхнув даже пыль,
Я здесь напрасно стою,
Ведь ты же морем уплыл.
Не ты ли небом служил
В картине Мира тогда,
Когда, пройдя руслом жил,
Все прибывала вода?
Нежданно грянул потоп,
Как будто слезы из глаз.
И я расплакалась, чтоб
Не опоздать в этот раз
Оповестить о себе;
И все посланья мои
Слились с чужими — в ручьи
По водосточной трубе.
На небе смылись следы
Упавших в небо до звезд.
Глазницы Мира пусты,
Но наспех выстроен мост.
Молочный брат Млечный путь
Хватает за душу так,
Что не сказать как-нибудь,
Не описать кое-как, —
Как раскаляется сталь,
Покорной льется рекой
Туда, где время и даль
Перечеркнулись строкой.
Печать: «Не преодолеть!»
Заставит и не таких
Переживать — и жалеть
Себя сильнее других,
Других — слабее себя —
Спасать от встречи с собой.
Бескрыло кони хрипят —
Здесь бой и схватка с судьбой.
Не разогнать воронье,
Чье предсказание — вздор.
... Забрать от жизни свое,
Но пробираясь, как вор,
И продираясь сквозь лес,
Теряя целую часть,
Упасть уже не с небес —
С небес уже не упасть.
* * *
Что ты сделал с собой? Что мне делать с тобой? Отшумело.
За решеткой в груди ком осколков хранит форму сферы.
Ты обязан простить, я любила тебя, как умела:
Неумело, нелепо, некрепко, несмело, не в меру.
Вот и сердце — строительный камень любовного зданья —
Оправдало себя, достучавшись к тебе чердаками.
Я хотела б не слушать, но слышу твои оправданья.
Мы бы стали друзьями, не будь мы немного врагами.
* * *
Я стою у двери в небо — изнутри заперто.
Безусловному стуку в ответ — тишина паперти.
Чьим-то поздним прозреньям сродни эта смурь ранняя.
Обезбожели эти края — я опять крайняя.
Все поделено так: нечто — общее, что-то — частное.
И зачем-то все большим нужна эта дверь несчастная.
Самый долгий путь — дорога к себе да по бездорожью.
В небо дверь заколочена и на стук отвечает лишь дрожью.
* * *
Снег проникся небом, к земле приник.
Время стало в позу, и на часах
В острый угол стрел загнан долгий миг:
Кто-то умер в ночь на моих глазах.
И я выйду в ночь и войду в нее,
Побегу я прочь, но за мной должок.
Воронье вещает, но все вранье —
Упадет с небес сизый порошок.
Верная примета, что завтра есть, —
Гребень золотой в синих волосах.
У любви тепла тридцать шесть и шесть:
Кто-то умер ночью в моих глазах.
* * *
И кому нужно небо, раз небу никто не нужен?
Чего-либо не знаю белее черных жемчужин.
Точный выстрел в висок, — точно умер по собственной воле, —
Входит странный знакомец в неясного цвета камзоле:
Этим пасмурным цветом, я думаю, пахнет картина
Твоего «моего». По утрам промокает холстина.
От росы и до розы — немного распятого звука.
В грудь вошло твое сердце без цели, без средств и без стука,
Осмотрелось, ослышалось и не опомнилось, видно.
И случилось немного «как жаль"... и немало обидно.
Прогоняю такси, к удивлению, не убегаю...
Ты прости — и зима за глаза заморозила Кая.
Поболтаем... ногами над пропастью или во ржи
Можно даже пропасть и играть в незабудки. Скажи,
Отчего я бывала слепа, если темень такая?
Почему не закрыла глаза теплоокого Кая?
Веско теплится нечто в висках, согревается дуло.
Почитаю то дрожь твоих век, то признанья Катулла
Громко вслух, с точки зрения многих, дошла уж до точки...
Но в моем многоточьи добавился знак, и цветочки,
Отцветая до ягодок, перебродили по свету.
Мы расскажем друг другу по сказке, по сну, по секрету,
Потихоньку состаримся, вскорости помолодеем,
И поделим-умножим все то, чем уже не владеем,
Позабудем себя, будем помнить друг друга не очень.
Вот и будет, что вспомнить в бессонные долгие годы.
На коленях молить, и в глаза жарко-желтого цвета
Устремятся трамвайные рельсы и тайна портрета,
Неоткрытая книга, скрещенье путей и распутье,
Неслучайный удар о кинжал неприкрытою грудью.
На порог приходил новый век и неновая веха.
Смеха ради вернусь за тобой тенью этого эха,
Выбью стекла — им вовсе не больно под зимним наркозом.
Для чего раздаваться в ушах, задаваться вопросом?
Ночью серая кошка луну обнаружила в миске.
Из груди вышло сердце твое, как всегда, по-английски.
* * *
В моем саду растет фонарь, и, слава Богу.
Я закажу тебе совсем в мой сад дорогу
И загорюю, приводя в порядок мысли,
Что за окном рядами рядышком повисли.
От фонаря и до кровати светят строки.
И я стою то на краю, то на пороге
И, сна не ведая, читаю сновиденья.
.........
Такое странно-постороннее растенье,
В моем саду цветет фонарь и пахнет светом,
И говорит, что я умру не этим летом...
* * *
Прошлое прошло. Настоящее — ненастоящее. Будущего не будет.
Если кто-то еще не видел Бога, то вряд ли его забудет.
Но вот верит ли Бог в меня — крайне небезынтересно.
Пресно.
Отчего-то вещая сон-трава невещественна... Несущественно?
Я, конечно, приду к верности слов и рук, но, наверное, по прошествии...
Если сделать несколько взмахов вверх, то вниз не делать нисколько.
Горько.
Пораженная прочностью тишины, прокаженная, так, между прочим...
У твоего сына другой Бог и добрейший Иосиф-отчим...
Убежать нетрудно, труднее уйти ти-и-хо, но пока еще несколько рано.
Странно.
* * *
Фотографии людей, которых я не знаю.
Их глаза неузнаваемы во мраке.
В плохо спрятанной коробке вьются змеи, заклиная.
Звуки. Знаки.
Проклинаю эти стены, потолки и облаченье
Облаков, таящих нечто грозовое.
Бой часов все тяжелее и напомнил мне ученье.
Мы с тобой напоминаем тех, кого спасут по двое.
Трое суток до потопа, до весны побольше будет.
Сразу кто-то станет лишним, стоит лишь о нем забыть.
Что с того, что неподсудны? Подсудимы. И рассудят:
Быть.
...Забываюсь на секунду. Забываешься присниться.
И уже не помню точно, для чего ты снился мне.
Грань — граница. Длань — синица.
И фонарь еще в окне.
* * *
Уже легко читать чужие письма счастья
На незнакомом миру языке.
Но я устала в тюрьмах смысла заключаться.
Ты догадался по моей руке:
Идти по линии огня теперь недолго
Фигуркам изо льда.
Мы добираемся к себе на запах волка
И умираем точно — навсегда.
Я подвожу итоги долгой пятилетки,
А результатов нет.
Лишь сердцу удалось пробить грудную клетку,
Разбиться о паркет.
* * *
Опротестованы версты.
Движение Мира — на потолке.
Ах, как обойтись непросто
Без журавля в руке!
Приходится прятать руки
На безутешной груди.
В нелепой безудержной муке
Больше не приходи.
Видишь — не долетая,
Птица укрылась в туче.
Темная — рассветаю.
Только уже не мучай.
* * *
Заклинателям змей
Яд прописан врачом.
Ты так смел! Но не смей
Говорить ни о чем.
Фиолетовый смог
Стелет дрожь по душе.
Там, где миловал Бог,
Нет пощады уже.
За движение вверх
Не прощается высь.
Тот, кто пламенней всех,
Отзовись.
Пробуждение
Наверное, можно бы было и не просыпаться.
Мне странно непрочно, и вижу я дрожь темноты.
Невсюду капканы и все же нетрудно попасться.
Ты мог бы приехать, и все же приехал не ты.
Прости, мне так хочется верить, что хочется плакать.
От всполоха штор обнаружил свой голос февраль.
Нежданно окажется каменной лунная мякоть,
Луна — мое сердце, поэтому мало что жаль.
Позвать бы на помощь, но, право, немного нелепо,
И вряд ли услышит кто-либо беспомощный зов.
Некрасное небо и все же прекрасное небо
Войдет в этот дом через несколько долгих часов.
Окна. Двери. Слова
1
Тишайшее эхо шагов твоих —
Невидимый след.
И все, что останется на двоих:
— Останешься?
— Нет.
2
Зачем руки? Никто не достанет солнце сегодня.
Горят звезды и телефоны пожарной службы.
Горит вторник, но ярко помнится день субботний.
И пусть останется безответной твоя дружба.
3
Ловушки слов неисправны,
И ты слишком честно молчишь,
И славно бы сгинуть бесславно
В такую неславную тишь...
4
Что не вспомнится, то пригрезится,
И в малиновых волосах
Обитают двенадцать месяцев
В невесомости на весах.
Равных к небу зову надорвано
К облакам, где недужна высь, —
Ни души. Делим беды поровну:
До свидания-отзовись.
Посвящается никому...
Дверь открыта,
Лица машут на прощанье...
.........
Маргарита,
Вам осталось обещанье,
Вы остались
Первой в кассу за расплатой!..
.........
Черный парус
За землею тридевятой
В мелкой ряби
Старой памяти утонет.
Милый Скрябин,
Скрипка плачет Вами, стонет
И смеется
Кем угодно, но не скрипкой.
.........
Наше солнце
Полной лунною улыбкой
Опадает
Прямо в ноги лучепадом.
Дождь — страдает
И, седея, станет градом.
.........
«Мы Вам рады!»
Вы обуглены и ветхи.
Вы — расплата,
Слезогрезы бедной Гретхен.
Оправданья
Ждут и жаждут правдолюбы:
Ей заданье —
Полюбить хоть раз неглупо.
Жизнь после любви
Аллилуйя! Скоро выйдут сроки
И прошедшей памяти следы,
Где толкуют все на все лады,
Нарочито-медленно-жестоки.
На полях заметки незаметны —
Вехи во спасение весны...
Завещанье: помни беззаветно
Наши послевременные сны.
* * *
У львиного сердца любви половина.
На ниточке тонкой — оттенки ночей.
А помнится, с магмой сходилась лавина
В том месте, где стынет горячий ручей.
У авторов судеб в чести повороты
В том действии пьесы, где близок финал.
.........
.........
Заря родилась и проснулась при родах,
Но я не узнала, и ты не узнал.
* * *
Кто-то пойман с поличным на фоне безликого дня
За раскаяньем, но неглубоким, а несколько зыбким.
Кто-то слишком похож на того, кто похож на меня,
По приметам: глазам и слезам, по следам и улыбкам.
По следам отпускают собак... И, срываясь с цепи,
Это солнце взошло без сомнения скоропостижно.
Я давно опоздала, и ты меня не торопи.
Не закончить ли просто вопросом четверостишье?
Не закончить, а жаль. Мне — увы, у тебя — небеса.
Снег — эпиграф к моей эпитафии — на загляденье.
У тебя и русалки, и лешие, и чудеса.
У меня голоса, среди яви, как сон, привиденья.
Кто-то пойман, к несчастью, но кто-то же, к счастью, поймал.
Быстрый яд растворится мгновенно в любовном напитке.
Пригубивши напиток, ты яд за любовь принимал...
И последней из пуговиц тяжко висится на нитке...
* * *
Рисовать дыхание. Читать ветер. Любить небо.
Назови этот полет побегом. Зови напрасно.
Оказалось, берег не значит суша. Тебя мне бы
Удивить песней, такой непонятной, такой ясной.
Я затем так, что мне сказали, что есть Надежда,
И еще есть две сестры ее — имена забыла.
Но при этом прочностию и нежностию между
Выбирать нужно. Чуть шаг — вот уж и зазнобило.
На краю вечно нельзя, через край — вечность
Тем сильней манит, чем недлиннее ретроспектива
Жизни глаз. В полосах жизни ценю встречность.
Нарисуй небо в воображеньи. Даешь диво!
* * *
...Пишет тебе письмо скорее моя одинокость.
Привет. Коротаю век. Держу каравай полнолунья
В поле зрения зря. Так нужен какой-либо фокус.
Ложь была бы ошибкой. Так, неисправимая лгунья,
Я якобы мщу за все, что не то, чему рада.
И пропаду в мире войны, подогретой в ужин,
Но не пойму, для чего мне этого чувства надо,
И не пойму, для чего ты мне как будто нужен.
... А камни снова летят мимо решеток и рам,
А в стеклах красиво-звонко бьется песня о свете.
Ты — эквилибрист. И твой путь упрямо прям...
... Найти бы смысл себя. За жизнь я ли в ответе?
* * *
Осиротелость — волшебна. Взгляни: глаза — озера.
Кто, кроме тебя, знает в лицо Слово?
Ты заклинаешь. И я знаю: любовь скоро.
По умолчанию разуверюсь — не жду снова.
Я предпочла бы плыть параллельно. Меридианом
Ты повстречаешься. Широта разорвет сети.
Что ж делать в таком случае, вдруг данном?
И преступленье границ свято в таком свете.
Свет слеп собою самим. Когда прозреет?
Зреет ночь. Нет без огня даже сажи.
Лед сердца — просто лед неба. Лед греет.
Что освоим, а что присвоим. Все — наше.
Быть свету? Но тень брошена — тень ранит.
«Может быть — свету, миру, любви, пространству...»
Все наше море жизни — солнца ждать не устанет.
В том-то и дело, что в чем-то надобно постоянство.
* * *
«Бог есть любовь».
(Евангельское)
Не жалей, не желай — ни о чем, ничего. Помолчим
О седых берегах, забывающих наши утраты.
Нам не следует лгать, нас опутали цепи причин,
И без масок найтись невозможно среди маскарада.
Не считаясь со мной, наступают песочные дни.
.........
Просыпаясь под утро без чувства какой-либо меры,
Я спасу тебя вновь, но и ты уж меня сохрани.
Мы с тобой будем — Бог, поглотив заменителя веры...
Заставляют мечтать
(вариант)
Заставляют мечтать. Я сама бы мечтала мечтать.
И была бы так рада, что даже подумать не смею.
Написала письмо, а теперь не могу прочитать
Там, над уровнем неба, на крыльях воздушного змея.
Опрокинута высь, под ногами вопят облака,
А могли бы молчать, как и многие, под сапогами.
Ветер да вознесет — заставляют мечтать, а пока
Растоптать на века, разрывая их сердце клочками.
Закоулки зовут заблудиться, ей-богу, смешно
Оказаться в такой тишине в положении молча.
Если долго просить, открываются двери в окно.
Если сделать хоть шаг, тишина завывает по-волчьи.
Нипочем холода, ни за что не сдаваться мечтам.
Ни к чему размышлять о нетвердости первого шага,
Привыкая идти по главам и ступать по пятам
И по главам читать незначительность каждого знака.
Невезенье во всем, даже грезы — предвестники гроз,
Даже мимы хотят говорить, накануне кричали,
Словно птицы оттенка в закате чернеющих роз.
Даже розы к финалу не те, что бывали в начале.
Даже скрипка расстроена. Плакать и сладко жалеть
О нелетности крыльев. И дело, конечно, в картоне.
Даже небо растрогано, долго слезами белеть
Будет каждая пядь каждой мили. Рыдают ладони.
Взгляд окна сквозь вуаль зимних штор заставляет мечтать.
Добровольцы мечты не у дел, их удел — понемногу
Отвоевывать даль, чьи следы нужно долго пытать.
А иначе нельзя, ведь никто не укажет дорогу.
Не узнает никто, что до смерти — всего ничего.
Что до жизни, — она наступает. Трубят отступленье.
Ты пришел вместо утра, и это вино для него.
Ты конечно отравлен, и в этом твое преступленье.
Я должна была ждать. Я ждала. Я должна была знать.
Я не знала, что снова в вине искупалась заря.
Я должна была звать чье-то имя, иные — прогнать,
Но запутали сети настенного календаря.
И наскальные знаки молчат за отсутствием скал,
И немой знак вопроса согбен, он сегодня в ответе
За пустые глаза тех, кто болен, отстал, кто искал
Огонька маяка при слепящем в беспамятстве свете.
Помнишь, не было рек, мы с тобой возводили мосты
Априори, а реки пришли и мостов избежали.
Ты погиб, как и я, я осталась в живых, как и ты,
Но оставшимся в мертвых уснуть наши песни мешали.
Для чего было все, чего не было? Рвется душа
Пополам, наживую зашиты на скорую раны.
Незадача, и что ж? Сколько можно ее не решать?
Сколько слез было нужно забрать в мировом океане?
А теперь, если хочешь позвать, то, пожалуй, зови.
Обольстительна мысль о победе. Объятья удушья
Заставляют мечтать о последней непервой любви
И старательно склеивать ровно луны полукружья.
Полулунья кружатся и падают, льнут и скользят.
И напрасно, наверное, ведьмы оделись на бал.
Мы стояли у Райских ворот. «Посторонним нельзя!»
Кто-то взял и взлетел, оглянулся и взял да упал.
Пахнет дымом, но чем, мне позвольте узнать, пахнет дым?
Оправдания ищут друг друга на стылом перроне.
Сердце выйдет гулять, а вернется постыло пустым,
И ничто его больше глубинно-подводно не тронет.
Чужестранное море зовет, а, с другой стороны,
Ничего не бывает своим, и пора бы усвоить:
Что дано, то дано. А засим, мы друг другу даны
И не знаем еще, сколько данности этой да стоить.
И не знаем еще, только ль наши нужны пожеланья.
Сколько карт у тебя в рукаве, столько будет миров.
Ты еще не ушел, я уже посылаю посланья.
Я все также болею тобой, только ты будь здоров.
Если выдать в награду «ничто» — это было бы щедро.
То-то было бы смеху, в себя, надорвавшись, придя,
Для чего застучалось в окно воплощение ветра
В час, когда я поверила, проще дождаться дождя.
Астматический вздох заревелого падшего неба
Так несмело нелеп, даже если к нему припаду,
Испрошу ни зари и ни света, немножечко хлеба,
Искрошу синей птице на жертвенник. Скользко на льду
Доживать целый год и справлять по привычке годину.
Я по звуку шагов догадаюсь о пришлой поре.
У меня будет уголь и ночь, «Предоставьте картину».
Я представлю тебя в заболевшем больничном дворе.
Ты войдешь в эту дверь, я доверю пришельцу секреты,
Переполню ладони созвездьями, спрячу в саду.
Буду нервно курить и по дыму седьмой сигареты
Предскажу нам несчастье и, может, беду отведу
В темный лес по звериной тропе в плен чужому капкану,
Зимовать до нескорой весны и до скорой звонить.
Неотложную помощь откладывать дольше не стану,
Но бессилен острейший кинжал рвать тончайшую нить.
Ответвления ждать тупиковой железной дороге
Можно долго еще, но нельзя уже дольше терпеть.
Подбирая слова, подыскать все труднее предлоги
Помолчать, сделать вид, что по-прежнему надо робеть
И скорбеть, в траур штор погружая туманные взгляды.
...О хрустальной мечте: под подковами хруст хрусталя...
Мир заглянет в свой шкаф, отряхнет нафталину с нарядов.
Подождать февраля и, с отметины ниже нуля
Начиная шкалу, покоряя скалу за горою,
Опасаться совсем обойтись без тепла и привета.
Ну и что, что пора, иногда же пора порою,
А не выпросить даже у солнца кусочка света.
Но сегодня, нетрудно заметить, луна чуть новее,
И, быть может, уже нарождаются виды следов
Тех, кто будет бояться всех пуще ветров суховея,
Что потянут сильней неборощеных райских садов.
Сущность — фон фонаря, скрип, простуженный хрип фонаря,
Откричавшего ночь, имитируя раннее утро,
Прокричавшего ночи «держись» и, конечно же, зря.
...И роняет с деревьев себя бледно-белая пудра...
Все же ранят шипы, притупились укусы змеи,
И по-прежнему «быть» и «казаться» покажутся было.
Ты ошибся слегка, тяжелеют ошибки мои.
Если б вечно за окнами вьюга так жалобно выла.
Позади в зеркалах отражения тех, кем не стать.
Время года пришло, как и время минуты молчанья.
Я боюсь даже думать о нас — заставляют мечтать.
Только, рано ли, поздно ль, жалеть заставляют мечтанья.
Чья-то мрачная тень к фонарю простирает персты.
В ожиданьи вестей все вернее приходят предвестья.
Но в желании знать, отчего мои вены пусты,
Для чего плакать мне: это место всего лишь предместье.
И о чем пожалеть: эти розы всего лишь кусты.