Я вроде бы спешил на автобус и решил срезать, пройдя через парк. Там немного тропинок и много травы, а по осеннему времени - много палых листьев. Ну и свернул туда. Казалось бы - всего лишь ограда, витая, кованая. Несколько деревьев, кустарник стриженый, клумбы, трава, и листья эти. Всё - за почти символической преградой, а вот вошёл - и как-то тише стало. Невольно замедлил шаг, умерил спешку. Наверное, не очень и торопился.
Широкая асфальтовая аллея давала приют ребятишкам и пасущим их женщинам - молодым мамам, бабулькам, выгуливавшим внуков... Голуби семенили тут же, под ногами, надеясь - и не зря - на угощение: дети охотно кормили их кусочками булок. В кронах тенькали синицы, ветер шелестел опадающей листвой, и воздух казался цветным, жёлтым, как кроны вокруг...
Я совсем передумал спешить и пошёл прогулочным шагом, дыша вольно, с наслаждением, и жмурясь от попадающих в глаза лучиков...
И чуть не наткнулся на неё: стоит себе, запрокинув голову и, прикрыв глаза, улыбается; в руке пламенеет букет листьев, несколько других фигурных листочков выглядывают из сумочки, висевшей на плече...
Я забыл, что куда-то торопился. Стоял и смотрел, как она млеет в нежарких уже лучах - невысокая, с небрежно рассыпавшимися по плечам рыжеватыми прядями перепутавшихся волос... Пялился на усеявшие вздёрнутый носик веснушки, неяркие губы... игравшую на одной щеке ямочку. Ресницы её подрагивали, и падавшие на округлость щеки тени от них дрожали тоже. Я стоял, как дурак, глядя на неё сверху вниз. И тоже млел.
А потом вдруг понял, что теперь рассматривают меня. Карими девичьими глазами - с зеленоватыми возле зрачков крапинами.
- У вас нет ручки? - спросила она.
- Чего? - почему-то растерялся я.
- Ручки, - повторила она. - Моя сдохла. Вот.
И я увидел, что у неё исписаны обе руки - и ладошки, и тыльные стороны.
- Что это? - глупо спросил я. - Зачем?
Она замеялась:
- У меня была только ручка, да и та сдохла. А бумаги не было. Так есть ручка?
- Маркер! - вспомнил я, полез в сумку и достал чёрный маркер. - Перманентный.
- Замечательный маркер! - одобрила она. - Слушайте, он вам очень нужен? Подарите, а? Или продайте.
- Берите так... - я всё посматривал на её руки, пытаясь зачем-то понять, что же на них было написано. И не мог...
- Ой, спасибо! Вы меня так выручили! А тетрадь, блокнот - что-нибудь? Ага, - кивнула она на моё отрицание.
Подбежала к скамейке, пристроила на колени свой букет и... начала на нём писать. С листка на листок перепрыгивали неровные печатные буквы, и листья становились крапчатыми. Я смотрел. Подошёл, присел рядом.
На лицо ей падали пряди, она недовольно - движением головы - отбрасывала их и писала дальше. Исписала весь свой букет, и лишь тогда остановилась и обратила на меня внимание. Лицо её было серьёзным и... определённо довольным, как после хорошо сделанной работы. Вот в глазах засветились смешинки, губы разъехались в улыбке...
- Хотите прочесть? - спросила она.
Я кивнул. Я очень хотел.
- Держите, - она сунула мне в руки крапчатый букет и встала. - Спасибо вам. Я, если не запишу, обязательно забуду, а так - припомню. Да и тут основное поместилось!
Она подняла свои исписанные ладошки и покрутила ими в воздухе, как дети, знаете, делают: шарики-фонарики... И, засмеявшись, закружилась по палой листве. Сумка летела за ней по кругу на длинном ремне, и листья из неё рассыпались и разлетались... Они тоже были исписаны...
Я посмотрел на букет: это были стихи, и неожиданно хорошие - я увлёкся, перебирая листья... один за другим... разбирая неровные строчки печатных букв, выстраивавшихся в звуки...
А когда опомнился, её рядом не было. Только ветер гонял по аллее рябые от стихов яркие листья. Я бросился их собирать... Хоть что-то.
С тех пор я всегда хожу этим парком. И зимой. И весной. И летом тоже.
Её я больше ни разу не видел. В кармане обязательно ношу маркер и небольшой такой блокнотик с её стихами, переписанными мной с тех листьев...