На лето меня мальчишкой вывозили в Тверскую губернию. Старицкий район, деревня Валуйки. Крохотная деревушка - в пятнадцать домов, и только в трёх из них жили постоянно остальные дачники.
Дом наш крайний у леса, всего сто метров - и Волга.
Совершенно отчётливо помню, как к нам в дом пришла бабушка, из настоящей сказки, в которые я, четырнадцатилетний мальчик, уже не верил.
Маленького роста, красное обветренное лицо с такими глубокими морщинами, что они походили на шрамы, совершенно пронзительные глаза, гладкая и неспешная, как музыка, речь. В деревне ее звали Л;нушка. Жила она очень скрытно, и о ней мало кто что знал. Она пришла к деду, они вышли на улицу и проговорили с полчаса, потом дед почти силой затащил её в дом и усадил пить чай. Разговора не получилось, сидели молча. Дед был красный, я таким его никогда не видел. Вечером, когда я уже лежал в кровати, услышал разговор на кухне: дед рассказывал бабушке, зачем приходила Ленушка и что она у него просила.
Было у Ленушки два сына. Один всё время сидел в тюрьме - звали его Андрей, второй сын - дурачок, Аркашка. Он родился дауном, она его прятала, дразнили его в деревне. Пенсия у неё была крохотная, дом старый, крыша текла, забор упал, жизнь - беда. К моему деду Ленушка пришла, чтобы он похлопотал за неё в Старицком райсобесе, чтобы ей увеличили пенсию, за труды настырно совала ему в руку червонец, долго извинялась, что, дескать, понимает, что надо больше, но больше нет.
Дед стал объяснять ей, что в райсобесе его никто и слушать не будет, ей нужно ехать туда самой.
Она не поверила и обиделась: как же так, если местный царь и бог, председатель колхоза "Светлый путь", приезжает к деду, они разговаривают, и подолгу - сама, мол, видела, а тут какой-то райсобес не послушает такого важного и умного человека, как дед. Вот с этого всё и началось.
На следующий день мы с дедом пришли к Ленушке просто спросить, не надо ли какой помощи.
Она хитро улыбнулась и ответила, что есть у неё дело, но не к Бориссанычу, а ко мне, и если я ей помогу, вовек не забудет. Дед развернулся и пошёл домой, а я остался.
"Живём мы бедно и погано, сам видишь, кормимся с огорода. Я-то ладно, а Аркашке совсем голодно, и оборвыш он совсем, одежонку купить не на что, - сказала Ленушка. - Я ведь его забираю на лето. Осень и зиму он живёт в интернате подо Ржевом, кормят там и худо-бедно одевают. Беда у меня: в интернате кто-то приучил Аркашку курить, а денег и на хлеб-то нет, а тут ещё курево ему покупай. Его в интернате не строго содержат, поможет кому по хозяйству, его отблагодарят: кто покормит, кто одежонку даст ненужную и курево за работу, будь оно неладно. Я в Калинине была год назад, ездила в райком, жаловалась на жизнь, просила помощи. Но пустое дело, зряшное".
"На автовокзале видела, пока автобус ждала, - продолжала она, - как лихо тётка одна сушёными грибами торговала. Осенью и зимой я тоже могла бы торговать, пока Аркашка в интернате. Слепая только я старуха, куда мне, грибов не вижу, да и огород с домом - всё на мне. Аркашка, конечно, мне помогает, старается, но в огороде он, как корова, неловкий, неухватистый. Попросишь гряду прополоть, всё ему обскажешь, покажешь, а он выдерет всё до корешка, ничего не оставит - пустая грядка. Вот дрова колоть, таскать мешки, копать - это по нему работа. Я попрошу тебя, а ты не отказывай сразу, подумай. Бабушка твоя Нина Васильна говорила мне, что грибы ты ловок собирать, никто больше тебя белого гриба не берёт, глаз у тебя вострый. Научи Аркашку грибы собирать, я сушить их буду, поеду, продам, пока он в интернате, копейка какая-никая будет. На одёжу, курево Аркашке, может, и на баллонный газ хватит. Ничего не говори, подумай".
В деревне народ встаёт рано. Пришёл я к Ленушке в восемь утра, сел на лавочку около дома и стал ждать. Вышла она почти сразу и села рядом. Не мог я ей отказать, не повернулся бы язык.
"Я попробую", - вот и всё, что я ей сказал.
Она заулыбалась, стала гладить меня по голове, вогнала меня в краску, я просто не знал, куда деваться. Мы договорились, что Аркашка будет одетым для леса ждать меня в семь утра у нашего дома.
Утром меня разбудила бабушка. Я оделся, выпил чашку чая - никогда ничего утром не ел.
Аркашка уже ждал меня на крыльце. Мы быстро двинули к лесу и через двадцать минут пришли на место.
Он был среднего роста, коренастый, с сильными руками. Нелепо одетый - в огромных метростроевских сапогах, засаленной телогрейке, каком-то намертво выцветшем берете. Круглое лицо и большие губы, глаза-бусинки, стриженый Ленушкой под горшок, сутулый и всё время не знал, куда деть руки. Вот таким я его и запомнил, а было ему тогда 35 лет. Правда, глазёнки у него были с бесом, и я нутром почуял, что понимает Аркашка больше, чем кажется на первый взгляд.
И я запел: водил его по лесу, показывал грибные места, рассказывал ему всё, что знал сам, выкладывал, ничего не утаивая, разжёвывал и клал в рот. Аркашка молчал и кивал, потом нашёл моховика и радостно мне его показал. Я долго хвалил его и вёл его к своему козырному месту - там всегда находил белые грибы. Два боровика торчали там, как бельмо на глазу: я ходил кругами, а Аркашка их всё не замечал. Сделав пять кругов вокруг грибов и подойдя к ним совсем близко, мы остановились. Тут Аркашка увидел большую гусеницу и внимательно стал её рассматривать, отломал веточку, присел на корточки и стал тыкать в неё. Я выдохнул воздух и затих. Мне хотелось орать, огреть его по голове своей палкой. До меня только сейчас дошло, в какую яму я попал. Аркашка возился с гусеницей минут двадцать, потом смачно её раздавил. Наигравшись, уставился на меня своими бусинками и попросил у меня закурить, а услышав ответ, отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес. Я срезал грибы и показал ему их, громко называя их белыми грибами.
Так прошёл первый день "грибной" школы. Следующая неделя была сущим кошмаром: я пыхтел, Аркашка зевал и требовал от меня закурить. И наконец однажды за ужином я попросил деда купить пару пачек сигарет. Дед был удивлён и стал меня спрашивать. Я выложил всё как на духу. Идея была следующая: завернуть в целлофан сигарету и спрятать недалеко от гриба.
Мне надо было вставать в четыре часа утра и бегом бежать в лес - белые грибы ведь надо было ещё найти, хотя "пристрелянных" мест у меня было достаточно. Дед покачал головой, но сказал, что за сигаретами завтра сходит. Утром я заскочил к Ленушке и сказал, что в лес сегодня не пойдем. Отправился с дедом в магазин, а топать туда надо было шесть километров. Дед по дороге меня очень внимательно расспрашивал и дал пару дельных советов.
Рано утром я рысью помчался в лес - на заветном пятачке было три боровика. Сигареты мне очень компактно упаковал вечером дед, и я их спрятал рядом с каждым грибом. Весь пятачок по площади был двадцать на пятнадцать метров. И - бегом назад. Я бежал и думал, что сейчас, может быть, кто-то срезает мои грибы на пятачке. Вернувшись в лес с Аркашкой, я облегчённо вздохнул - грибы были на месте. Как можно спокойнее и обстоятельнее я сообщил ему: находишь белый гриб - рядом спрятана сигарета. Хочешь курить - ищи грибы. Аркашка очень оживился, потыкался по пятачку и через пять минут нашёл гриб. Он смотрел на меня и ждал, что получит сигарету, но я стал объяснять, что сигарета спрятана рядом, с грибом. Тогда он взбесился, кричал и грозил кулаком, так что мне пришлось показать спрятанную сигарету. Развернув целлофан, он с видимым удовольствием закурил, а все мои попытки объяснить, что есть ещё два гриба и две сигареты, остались без ответа - у него уже была сигарета, и он уже курил. Мне оставалось только срезать два белых гриба и показать спрятанные рядом сигареты. Аркашка оживился, но поняв, что сигареты я ему не отдам, полез в драку. Хотя и было мне всего четырнадцать лет, но драчун я был опытный, а Аркашка пусть и гораздо крепче меня физически, но крайне неповоротлив и неловок. Накостылял я ему палкой знатно, и он плача сбежал домой. Я побрёл из лесу, точно зная, что меня ждут большие неприятности. Ленушка встретила меня у края леса, я всё ей и выложил. Она слушала и молчала. "Аркашку больше не бей, - сказала наконец. - Я ему прикажу тебя слушаться, но если полезет в драку, не бей, дай поджопник и беги от него, он бегает плохо и быстро отстанет. Если придёт, домой я его обратно к тебе пригоню, только не бросай его - всё, о чём тебя прошу. Не бросай его, он мне про грибы рассказывает, он слушает, что ты говоришь. Он только не понимает, что грибы - это сигареты, не доходит до него".
На том и закончился наш разговор, тяжёлый для меня - так перед Ленушкой мне было стыдно. Мы пошли в деревню, разошлись по домам.
Весь вечер я говорил с дедом, мы обсуждали и спорили, но не было решения. Тупик.
Утром следующего дня Аркашка категорически отказался идти в лес до тех пор, пока я не оставил свою палку дома. Мы прочёсывали лес, и я стал просто давать сигарету за найденный белый гриб.
Ленушка отправила его в лес со своей корзинкой, и туда попадали только белые грибы, так мы ходили два дня, он нашёл пять белых грибов и получил пять сигарет.
Дни тянулись, пустой нудной чередой, я злился, руки опускались. Он тащил мне всё подряд, ему было плевать, моховик или валуй. И это только я понимал, когда он приносил мне белый гриб. Аркашка тянул всё, что ни попадя: а вдруг за этот гриб дадут сигарету? Я бесился от того, что Аркашка несёт мне всё подряд, он же злился и сопел от того, что не понимал, почему за один гриб дают сигарету, а за другой нет. Я плюнул и, найдя сам белый гриб, просто подводил к нему его, он срезал гриб и клал его в свою корзинку, а я давал ему сигарету. Домой Аркашка шёл с грибами, но только искал их он сам крайне плохо: как и в самом начале нашей эпопеи, он просто отбывал в лесу повинность, сигареты ему давали, и больше ему ничего не надо было. И вот как-то вечером мы все ужинали, и дед загадочно заулыбался, спросил у меня, много ли Аркашка сегодня принес грибов домой. Я сказал, что штук тридцать.
Дед поел и ушёл, пришёл через час, сказав, что Аркашку мы одолеем. Все мои попытки расспросить его оказали пустыми - дед улыбался и молчал. Я был заинтригован, спал отвратительно, ворочался и думал, но мне ничего не приходило в голову.
Утром дед встал вместе со мной, и, пока мы пили чай, выдал мне подробные инструкции - что и как нужно делать. А именно: следующие два дня набивать Аркашкину корзину как можно полнее, и обязательно чтобы грибы срезал сам Аркашка и тут же получал сигарету. Два дня шёл марафон: мы прочёсывали лес, Аркашка дымил как паровоз, возвращались домой часам к пяти.
И на второй день на опушке леса нас встретил дед, а в руках у него была авоська, набитая пачками сигарет "Памир", в народе прозванных "нищий в горах", и мы втроём пошли в дом к Ленушке. Аркашка глаз не сводил с сигарет всю дорогу, пока шли домой.
Пришли, мы с дедом уселись у печки, а Ленушка с Аркашкой резали грибы и нанизывали их на нитки. Когда они закончили, стали пить чай. Авоську с сигаретами дед поставил на край стола прямо под нос Аркашке. Я помалкивал, понимал, что какая-то хитрость во всём этом есть, и все эти разговоры про лес и грибы, про сушку грибов, про то, как их выгодно можно продать. Аркашка поедал сигареты глазами, но просить у деда не решался. Как только мы с дедом засобирались уходить, дед авоську с сигаретами со стола забрал. И уже в дверях стояли, как Ленушка громко спросила, не нужно ли Бориссанычу белых сушёных грибов, а в руках - пяток ниток с ними. Дед тут же авоську с сигаретами Ленушке отдал, а грибы забрал, и Ленушка из авоськи пачку сигарет тут же отдала Аркашке, и было видно, как с каким-то скрежетом, что-то оглушительно в Аркашкиной голове щёлкнуло, глаза загорелись и заулыбался он во весь рот.
Я ходил с Аркашкой в лес ещё неделю, искал грибы он всё лучше и лучше и никаких сыроежек и маслят больше не брал, ходил по лесу гордо и дымил сигарету за сигаретой. И с таким видимым удовольствием доставал пачку сигарет из кармана, гордо показывая, что это, мол, его сигареты, целая пачка.
И совсем немного времени прошло, как стали Аркашку в деревне звать "пылесосом". Где он прошёл, боровика не найдёшь, всё подчистую выметал. Выходил по грибы он раньше всех, Ленушка давала ему тормозок с едой и выбирался он в лес на весь день и всегда приносил полную корзину белых грибов. Другие грибы были ему просто не нужны, он их не замечал.
Перед нашим отъездом с деревни пришла Ленушка, принесла бутылку водки, солёных огурцов и банку маринованных белых. Быстро собрали стол. Я недолго высидел за столом, мне было неинтересно, а вскоре и ушёл, а то захвалила меня Ленушка вконец, засмущала. Запомнилось только, как Ленушка лихо опрокинув пару стопок, затянула "На муромской дорожке стояли три сосны". Только она почему-то пела "На мурманской дорожке стояли три сосны". Особенно смешно мне это было потому, что дедушка и бабушка мои жили в Мурманске.