Кашпур Валерий Валентинович. В пасти зла

В пасти зла

I am the reason of the fire in the sun

- Atikapatum

Les têtes carrées sont passées par ici

- Roger Blackburn

Огромная золотая собака с остервенением грызёт золотую кость: острые клыки дробят добычу так, что во все стороны летят обломки. Они кажутся брызгами растерзанного солнца, разлетающимися в окружающую тьму. Течёт слюна, подрагивает хвост, сотрясается от усилий лапа, прижимающая кость к клубящемуся мраку. Страх гонит прочь. Хочется бежать прочь от золота в спасительную темноту, но нельзя, слова, написанные над собакой, удерживают, невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой. Проклятые буквы, золотые, как и собака, имеют магическую власть. Они растут, раздуваются, того и гляди упадут сверху и раздавят как букашку. Остаётся только кричать от ужаса. Помогите! На помощь! Собака отрывается от кости, поворачивает голову. Зрачков в больших как мячи глазах нет, но она смотрит прямо сюда. Могучие лапы бугрятся от напряжения. Сейчас она прыгнет! Нет, только не это! Собака летит с оскаленной пастью. Боже, зубам нет числа. Мама!

Пьер-Николя проснулся в холодном поту, отвёл прижатые к голове руки. Чудовище исчезло. Рядом только мать. Милое, родное лицо искажено испугом, в руке подрагивает свеча. Ночной чепец съехал, тесёмки в беспорядке отброшены на плечи. Весь в слезах, он бросился ей на шею.

-- Что случилось, сынок? Ты так сильно кричал, -- зашептала она, прижимая сына к себе.

-- Мама... опять собака с буквами. Она... она... проглотила меня, -- причитал Пьер-Николя, орошая слезами её ночную рубашку.

-- Ну, полно, полно, не шуми, братьев разбудишь. Это был всего лишь сон. Страшный сон, --сказала она, осторожно освобождаясь от его объятий.

-- Это была золотая собака. У неё были вот такие зубищи! И страшные буквы.

Мать тяжело вздохнула. Кошмары начали мучать Пьер-Николя недавно, как только он научился читать и прочёл надпись на барельефе, укреплённом над входной дверью дома:

Собака я, грызу я кость.

Её грызя, храню я злость.

Придёт мой час, я не спешу,

Меня куснувшего, кусну.

Барельеф уже красовался над дверью, когда пятнадцать лет назад они с мужем купили этот старый, чудесный дом. Он был настоящим замком с толстыми покрытыми мхом каменными стенами и декоративными башенками, в которых находились винтовые лестницы благородного дерева. Как у настоящего замка у него был своего рода герб -- собака, грызущая кость. Покрытая проплешинами плесени, она пожирала взглядом предмет своего аппетита так, как будто во всём мире ничего другого, достойного её внимания не существовало. Первым делом муж, Николя-Жакэн, предприимчивый торговец, велел очистить и позолотить барельеф, отчего собака стала больше походить на хищного упитанного золотого тельца, чем на страшное, облезлое животное. Первенец -- Пьер-Николя, когда был маленьким, совершенно не обращал на него внимание. Да и сейчас, его братья: Люка, Жан-Антуан, Мишель барельефом интересуются только когда играют в снежки. Большой честью для них считается попасть в нос псины. А вот Пьера-Николя словно подменили: как увидит собаку, так сразу или ноги заплетаются или наоборот - спешит поскорее забежать в дом. Так дальше продолжаться не может, надо уговорить Николя-Жакэна убрать барельеф. Пьер-Николя его любимчик, ради его душевного спокойствия, он должен пожертвовать собакой.

Словно прочитав её мысли, на пороге детской показался муж, как всегда важный и степенный. Он старался быть строгим с детьми, поэтому даже сейчас был в парике. От его спокойного, крупного лица веяло непоколебимой уверенностью в себе.

-- Что здесь происходит, Мария-Анна? Почему Пьер-Николя не спит? -- спросил он, нахмурив брови.

-- Ему снятся кошмары из-за нашей золотой собаки.

-- Это правда? -- он воззрился на сына.

В присутствии отца Пьер-Николя мигом юркнул под одеяло, закрывшись им по самые глаза. С отцом были шутки плохи, мог выдрать розгами, несмотря на ночь.

-- Не хочешь отвечать, герой? -- Николя-Жакэн тяжело присел на кровать, она жалобно скрипнула.

Мария-Анна поспешила сесть рядом, успокаивающе положила руку ему на ладонь. Муж гневался редко, но был ужасен в своих вспышках ярости. Сейчас он был на грани: ноздри большого носа раздувались, в серых глаза читалась злость. Николя-Жакэн не любит проявлений слабости. Считает, что мужчина не имеет на них право, даже если ему десять лет.

-- Запомни сын. Страх возникает у человека, когда он видит силу больше собственной, -- сказал он веско. -- Ты взрослеешь, для тебя золотая собака становится не просто забавной зверюшкой, ты чувствуешь в ней какой-то смысл. Её установил очень сильный мужчина, чтобы его дети смотрели на неё и становились такими же сильными, как и он сам. Его сила тебя пугает.

-- Николя, он ещё маленький, разговаривай с ним попроще, -- прошептала ему на ухо Мария-Анна.

-- Кхм, -- Николя-Жакэн неодобрительно посмотрел на жену, но ничего ей не сказал. -- Давай я тебе, сын, расскажу историю этой собаки, ты перестанешь её бояться. Началось всё с апельсинов.

-- Апельсины, это такие фрукты, как яблоки, только с толстой кожурой, они красновато-жёлтые, сладкие и очень-очень вкусные, -- сказала Мария-Анна.

-- Да, в нашем городе они не растут из-за холодов, -- продолжил Николя-Жакэн. За ними нужен особый уход, для этого строят особые стеклянные дома с печами. Так вот, у одного богатого горожанина были очень красивые апельсиновые деревья. Герцог - правитель того края, всегда ими любовался, когда проезжал в свой дворец. Он много раз предлагал горожанину купить деревья, но тот отказывался, потому что для него это было единственное счастье в жизни. Однажды ночью слуги герцога тайком выкопали деревья и пересадили их в сад своего повелителя. Горожанин был унижен и оскорблён. Он не мог вернуть украденные деревья. Вся власть и суд были у герцога. Горожанину только и оставалось что горевать. Но он решил отомстить и сделал на своём доме барельеф с собакой. Теперь, проезжая к себе, герцог видел не прекрасные апельсиновые деревья, а злую собаку с гневным стихом. В один дождливый день перед домом горожанина у кареты герцога обломилась ось, и никто не кинулся её чинить. Герцогу пришлось тащиться во дворец по грязи. Тогда он и сказал: "Собака всё-таки меня укусила". Для всех людей барельеф стал знаком справедливости. Бывший хозяин нашего дома, Тимоти Русел был родом из тех мест. Когда сосед обошёлся с ним жестоко, он по памяти сделал похожую статую собаки.

-- Что же с случилось с Тимоти? -- робко спросил Пьер-Николя.

-- Тимоти был хирургом, часто ездил в пригород лечить людей. Короткая дорога туда проходила через землю соседа. Врачу приходилось по ней ехать, чтобы успеть спасти тяжелобольных. Сосед очень сердился из-за этого. Он даже подал жалобу в суд. Судья разрешил Тимоти ездить по соседской земле. От бессильной злобы сосед убил любимую собаку хирурга. Тимоти сделал на своём доме скульптуру в память о верном друге и всё равно продолжил ездить к своим больным. Однажды сын соседа попытался ему помешать, подбежал и вставил палку в колесо. Ему удалось поломать врачу повозку, но сам он при этом покалечился насмерть.

-- Милый Николя-Жакэн, ведь у нас нет злобных соседей. Все жители нашей улицы очень приветливые и добрые люди. Вели убрать эту собаку, -- попросила Мария-Анна.

-- Ты же знаешь, что интендант спит и видит, чтобы разорить меня с того самого дня, когда я купил этот дом. Он сам хочет стать королевским поставщиком. Я хочу, чтобы он знал, чтобы весь город знал, что у моего золота надёжный страж и ему это никогда не удастся.

-- Не такой уж он и злой, очень обходительный, галантный. Когда я с ним танцевала на балу...

-- Довольно, Мария-Анна! Пьеру-Николя давно пора спать, -- оборвал её Николя-Жакэн, вставая с кровати.

-- Спи, моё сокровище, -- Мария-Анна тёплыми губами поцеловала сына в лоб. -- Пусть тебе приснятся вкусные-превкусные апельсины. Папа закажет их тебе на следующее рождество.

-- Не балуй его.

Родители ушли, тихо переругиваясь. Свет их свечей затрепетал и погас в щелях двери. Пьер-Николя остался наедине с темнотой. Где-то в ней рядом посапывали братья. Хорошо быть маленькими, они не знают, что в городе есть страшный интендант, который может забрать все деньги, еду и выгнать на улицу. Придётся спать в снегу. Но ничего, он сильный, как отец, он победит всех врагов и вернёт семье дом. "Вот прямо завтра пойду и убью интенданта" -- думал Пьер-Николя, закрывая глаза. Ему опять приснилась собака. Она больше не кусалась, грызла свою кость и только иногда смотрела на него своими большими глазами. Апельсиновыми глазами.

*****

Утром братья затеяли игру в снежки. Тяжёлые комья гулко били в обледеневший забор двора. А Пьер-Николя строил в большом сугробе слежавшегося снега дом, чтобы им было где жить, если вдруг не удастся покончить с интендантом. Надо будет стащить на кухне побольше булочек и украсть из чулана старую дерюгу. Он оглянулся на собаку. Всё вокруг серым-серо: серое небо, серые стены, а она золотая, ей серость нипочём. Хорошо ей, у ней всегда есть что покушать. "Эй, Люка, хватит вам чепухой заниматься, идите сюда" -- крикнул он старшему из братьев. Братья прибежали, разгорячённые и весёлые. Пьер-Николя рассказал свою задумку. Им понравилась новая игра: Мишель отправился на кухню за запасами еды, Жан-Антуан в чулан. Люке было поручено окончание строительства дома. Пьер-Николя разыскал за поленницей дров палку. Когда было тепло он ей славно убивал лягушек, интендант тоже быстро умрёт надо только хорошо треснуть его по голове.

С самыми решительными намерениями Пьер-Николя приотворил скрипучую калитку и выскользнул на улицу. Громыхающие по брусчатке груженные дровами телеги, испугали его. Один раз он видел, как возница огрел кнутом зазевавшегося мальчишку, лицо у того потом много недель было синим и распухшим. Стараясь держаться подальше от телег, прижимаясь к заборам, он устремился вверх по улице. На праздники ему приходилось бывать во дворце интенданта, из окна кареты мало что было видно, но дорогу он запомнил.

Беда подстерегла его в самом конце улицы, когда он ждал возможности проскочить перекрёсток, полный повозок. Чувствительная затрещина сотрясла голову и, обернувшись, он столкнулся с ватагой оборванных мальчишек. Здесь начиналась бедная сторона, которой заправляли сыны прачек и извозчиков. Верховодил ими Одноглазый Ги, которому отец в пьяном виде выбил глаз. Но и одного было достаточно, чтобы испугаться до колик в животе: мертвенная блёклая синева презрительно смотрела с изуродованного лица. Метко сплюнув на башмак Пьер-Николя, он осклабился:

-- Далеко собрался, щенок из собачьего дома?

-- Чего тебе, надо, Ги? -- спросил Пьер-Николя, отчаянно сжимая палку.

-- Ага, отозвался, щенком на всю жизнь остался, -- довольно ответил Ги. -- Думаешь, я забыл, как твой папашка меня отделал прошлым летом?

-- Ты нарочно прыгнул перед ним в лужу, чтобы испачкать его новый камзол. За что и получил сполна.

-- Вот и ты сейчас отгребёшь сполна, щенок.

"Бей первым или будешь последним" -- такой закон улицы. Не задумываясь, Пьер-Николя ткнул палкой, метя в ненавистный глаз. Ги ловко увернулся, дернул палку на себя. Пьер-Николя не удержался на скользком снегу. "Забьют ведь, забьют до смерти" -- пронеслось в голове во время падения. Он пребольно ударился боком, но всё равно, изо всех сил начал лягаться, чтобы отбиться от обидчиков. Пара его тумаков достигли цели, один оборванец взвыл от боли. Но не зря эти мерзавцы всё своё время проводили в драках, улучшив момент, они навалились скопом. Пьер-Николя сразу оказался под грудой орущих, дурно пахнущих тел. Нападавшие сильно мешали друг-другу, большинство ударов доставалось ногам. На грудь словно лёг мельничный камень, едва удавалось дышать. Чья-то рука давила на лицо так, что в нахлынувшей на глаза темноте расцветали желтоватые пятна. "Собака смотрит на меня, я отобьюсь, я смогу, смогу..." -- крутилось в голове.

"А ну, отставить, выкидыши помойных шлюх" -- раздался зычный голос, перекрывающий крики мальчишек. Кто-то пришёл на помощь. Даже находясь в самом низу, Пьер Николя почувствовал силу мощных ударов, которые сотрясали его врагов. Стало легче дышать. Через мгновение пахнущий луком рукав был оторван от его головы и его незадачливый хозяин с воплем отлетел прочь.

Встав на четвереньки, Пьер-Николя обнаружил у себя перед носом пару ботфорт и ножны шпаги, увенчанные стальным наконечником с малюсеньким шариком. "Похож на капельку чернил на кончике пера" -- подумал он. "Как же странно, меня чуть не убили, а я сейчас пялюсь на этот дурацкий шарик".

"Вставай, вставай задира" -- донеслось сверху, и сильная рука потянула его за шиворот вверх.

Спасителем оказался военный, закутанный в тёплый плащ. Из-под нахлобученной треуголки весело сверкали зелёные глаза, над шарфом виднелись залихватски закрученные усы. Щедрыми пинками он разогнал всю свору мальчишек.

-- Крепко тебе перепало, дружище -- оценивающе окинув его взглядом, сказал военный. -- Чего ты на них накинулся?

-- Проход делили, -- ответил Пьер-Николя, вспомнив рассказ отца про врача. Ему хотелось, чтобы его считали взрослым.

-- Делёж дело тонкое, уменье надобно, -- хохотнул военный. -- Мой дед один раз так делил с компаньоном бобровые шкуры, что убил его одним ударом сапога в голову. У тебя похожая порода. Ты с этой улицы?

-- Да.

-- Можешь показать мне дом Филиберта, торговца?

-- Я Пьер-Николя Филиберт.

-- Вот и славно, юный Филиберт, у меня есть дело до твоего отца, веди меня к нему.

-- Вы служите интенданту? -- спросил Пьер-Николя, не трогаясь с места.

-- Я служу королю нашему, интендант тоже на королевской службе -- у военного сразу пропала весёлость, он строго спросил, -- Ты ведь хочешь помочь делу короля?

По правде говоря, королю, который был где-то далеко за океаном, помогать не очень хотелось. Военный слишком честно ответил на вопрос. Пьер-Николя сам поступал так же, когда хотел что-то скрыть. Кто разбил горшок? Честный ответ: "Кошка прыгнула на полку". А то, что дёрнул её перед этим за хвост, так об этом лучше не говорить, если не спросят. Король хоть и далеко, но его именем палач может запросто вздёрнуть на верёвке. Пьер-Николя неохотно пошёл впереди незнакомца показывать дорогу.

Братья поразевали рты, когда он зашёл с незнакомцем во двор. Неужто в самом деле старший сдержал слово и напал на интенданта. Ой ля-ля, что ему сейчас будет! Переглянувшись, братья мигом шмыгнули в дом. Встревоженная криками детей, Мария-Анна вышла на крыльцо.

-- Спешу представиться, Лёгардор де Репантиньи, Пьер-Жан-Батист-Франсуа-Ксавье, лейтенант военно-морских сил, мадам, -- снимая шляпу, поклонился военный.

-- Мария-Анна Филиберт, чем обязана вашему визиту, господин лейтенант? -- спросила она, зябко кутаясь в платок.

-- Я получил ордер на квартирование в вашем доме, мадам.

-- Странно слышать. Мы не получали уведомления. Вам следовало известить слугой о своём намерении. Домом распоряжается мой супруг -- Николя-Жакэн. Он ушёл по делам.

-- Слуги у меня нет, в виду моих стеснённых финансовых обстоятельств. Я только что получил чин лейтенанта, бумаги выправлены, а вот жалованье задерживается, -- лейтенант приспустил шарф, и Мария-Анна увидела, как он молод. -- Решил лично засвидетельствовать свои права.

"Какие ещё права!" -- донеслось от калитки. Гневно выстукивая по булыжникам тростью, во двор вошёл Николя-Жакэн, букли его алонжевого парика развевались по ветру. Ордер, предоставленный лейтенантом, окончательно вывел его из себя.

-- А где вы сейчас квартируете господин лейтенант, осмелюсь вас спросить? -- потрясая ордером, спросил он.

-- У мадам Лапальм с улицы Сулёпорт. Она просит десять франков в месяц, я же могу платить только шесть.

-- Я обязуюсь выплачивать вам ежемесячно четыре недостающих франка, только оставайтесь у неё, и избавьте нас от вашего присутствия.

-- Мне подачек не надобно, милостивый господин Филиберт. У меня ордер интенданта, извольте его выполнять, -- Пьер-Жан подбоченился и подкрутил свой ус. -- Буду счастлив проживать с очаровательной мадам Филиберт. Когда я смогу к вам въехать?

-- Ни-ког-да, -- отчеканил Николя-Жакен, -- мне не нужны в доме нищие проходимцы пусть даже при шпаге и на королевской службе.

-- За такие оскорбления вызывают на дуэль, будь вы при шпаге... -- начал лейтенант.

-- Нечего строить из себя дворянчика из Репантиньи, я знаю твою драчливую семейку. У тебя предки всегда были нищими и остались бы ими, если бы не деньги Лашене. Сколько тебе заплатил интендант, чтобы прийти и вывести меня из себя? С тебя будет довольно и моей трости, -- вскричал Филиберт.

Заведя левую руку за спину, он развернулся боком к офицеру, выставляя одну ногу вперёд. Трость в его руке крутанулась и обрушилась на военного градом ударов: сверху по голове, боку, ноге. Пьер-Николя еле поспевал разглядеть куда бьёт отец. Военный оказался ловким, не таким ловким, как Одноглазый Ги, но тоже ничего. Он почти увернулся от всех ударов, только щека налилась красным от скользнувшей по ней трости, да смятая треуголка слетела с головы. "А ты не прост торгаш, хорошие мулине" -- сказал, сдёргивая плащ лейтенант. Его шпага одним мигом вылетела из ножен. Он встал как отец, одна нога вперёд, только левая рука была отведена назад, чуть поднята вверх и согнута.

У Пьер-Николя замерло сердце. Отец очень хорошо дрался на тростях. К нему часто приходили друзья по торговле, они закрывались в сарае и проводили там часы, сражаясь. У них были особые трости -- с виду тонкие и лёгкие, они были очень тяжёлые. Отец строго-настрого запрещал трогать его трость, но один раз Пьер-Николя прокрался в спальню родителей и стащил её. Она весила больше чем кочерга камина! Наверно внутри дерева было железо. Да её поднять-то тяжело, не то что размахивать! Подглядывая за бойцами, Пьер-Николя не раз видел, как легко разлетаются в щепы доски, попавшие под удары. Шпага офицера - широкая, блестящая выглядела намного страшней оружия отца.

Как смертоносное жало осы, с лёту убивающее мух, она ринулось вперёд. Трость ударила по ней. Пьер-Николя видел, как скривился от усилия лейтенант, принимая удар. Потом шпага и трость замельтешили так, что нельзя было понять кто кого бьёт. После жестокой сшибки противники отступили, тяжело дыша. Лейтенант перебросил шпагу в левую руку, правая была повреждена, морщась от боли он завёл её за спину. "Компаньоны, да? Лига Торгашей. Братство Палки. Лупите друг дружку по выходным. Видал я такое в Нанте. Полсотня остолопов умолотили себя до мясных котлет". Лицо Николя-Жакэн побагровело. Зачем отец злится? Ведь военный специально дразнит его. Пьер-Николя закусил губу от напряжения.

-- Остановитесь! -- вскричала Мария-Анна. -- Вы всё равно не сможете жить под одной крышей. Я брошусь перед интендантом на колени и попрошу выписать новый ордер. Пусть ваши обиды рассудит королевский суд.

-- Забери детей и иди в дом, жена. На колени встают только в церкви. Пусть вершится божий суд, -- Николя-Жакэн отшвырнул парик.

-- Да какой тут бог, -- рассмеялся лейтенант, посмотрев на статую над головой Марии-Анны. -- Здесь как в испанской пьеске: земная собака садовника рая, которая не ест капусту любви к ближнему своему. Сама не ест и другим не даёт. Ей требуется хорошая взбучка.

Николя-Жакэн бросился в бой. Под его неистовыми ударами, военный начал отступать с трудом сдерживая напор. Ещё мгновение и отец достанет его! Внезапно Николя-Жакэн замер, лицом к лицу с военным. Его руки бессильно опустились, трость выпала в снег. Из спины торчало лезвие шпаги. На подгибающихся ногах он попытался сделать шаг к своему противнику. Лейтенант оттолкнул его, выдернул своё страшное оружие, шпага опустилась в подрагивающей руке. Крупные капли крови соскользнули с кончика, марая снег красными кляксами. Николя-Жакэн без сил упал на колени, потом завалился набок. Большой сильный отец сейчас лежал на снегу, свернувшись в жалкий комок.

Жёлтый, густой туман заволок глаза Пьер-Николя. "Меня куснувшего, кусну, кусну, кусну...". Лающие слова собаки отдавали в ушах колоколами, зовущими на мессу. Не помня себя, он устремился к отцу, подхватил трость и с ней наперевес пошёл на лейтенанта. Тот попятился, затравленно начал оглядываться, а потом бросился прочь, забыв о своём происхождении и звании.

Комментарии: 22, последний от 21/05/2021. © Copyright Кашпур Валерий Валентинович (valerseparator@yahoo.co.uk) Размещен: 09/03/2021, изменен: 11/03/2021. 21k. Статистика. Рассказ: Проза Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Кашпур Валерий Валентинович : другие произведения.

В пасти зла