*          *         *

Нагроможденья тайных встреч
И средоточья явных
Не в состояньи уберечь,  
спасти от достославных
ссор, пересудов, желчных склок
на маяках больших дорог.

С тобой себе мы неверны,
Как не верны друг другу,
И только перебор зурны
Карьерами нас манит к югу,
Где, распаленные жарой
Всегда моя ты, а я твой...

                                              *             *            *

За плечами квадратных бабищ
скрыты с прелестью кадров бабины.
Свадеб крылья, ярмо пепелищ
Волочат их сутулые спины, 
Как навязанный силою свищ.
Нам их рок, что корове дрова;
оттого рукоплещем экранам,
что заботит одна мурава,
а не выдохи ветра - сопрано,
в коих неразличимы слова,
но слышна и надежда, и рана. 


                                                *              *              *

И съежась застыли в тугой канители
благой суетни роковые артели,
и сдвинулись ближе мохнатые ели:
все ждет, притаясь,
когда я, потерянный в прошлом апреле
дождем смою грязь

тех снов, что во мне без надзора запрели
и слов, что с начала конца перезрели - 
стряхну эту вязь

и буду, как прежде в себе и при деле...

                                                 
                                                    *           *          *

Колобродь, владычествуй!- 
Эти боры наши!
Отданы язычеству
Все в зимовней каше.

В панцирях, с коронами -
Сущие рабы мы,
С юными же кронами 
Не вдыхаем дымы.

Так линчуй же истуканов:
Всякий идол - ворог!
А без Церберов-Полканов
Ни один не дорог.


                                      *                  *                  *

Здесь пахнет гарью, не взойдет роса
И тишину не разрывают голоса.

Здесь хнычет все и ропщет на покой,
Объявший спешку жилистой рукой.

Мертвы амуры, призраки парят,
Садясь к подножью Ego к ряду ряд.

Без брани меж собой не говорят.
Тут ни на чем без воли не удерижишьвзгляд.

И все эти потемки - есть душа,
Молящая к пощаде, чуть дыша.

                                          
                                                  *               *               *
Твой профиль совершенен
твой взгляд кристально чист,
как блекло алый лист
кленовый на арене

побоищ фарисейских,
пиров во дни чумы
и ярмарок  зимы,
рядящихся лакейски.
 
                                                      *             *             *

Верил, отчего не знаю, 
в красных дьяволят,
что стихи не увядают,
рукописи не горят.

Верил в благодетель-кому 
и в горящие сердца,
в то, что может быть у дома
нет совсем торца.

Верил в то, что на границе 
не идут бои,
верил в то, что будут сниться 
подвиги мои.

Верил в бога, верил в черта, 
верил колдунам:
с моря де придут когорты 
на подмогу нам.

Вижу, что вокруг унынье, 
в мыслях решето,
но нельзя же плакуны не
верить ни во что.

Верю в финку под подушкой, 
в трепетность курка,
верю в куны и полушки,
в серость потолка.

Верю в то, что начинанья 
выживут в мирах,
и мое недосознанье
не контузит крах.