Громкий, требовательный и дробный стук раздался в дверь, так, что та задрожала, грозя сорваться с петель. Потом в нее пнули несколько раз, заставляя хозяина поторопиться.
- Отройте, пожалуйста, - женский голос навзрыд, полный страдания и отчаяния, - откройте, прошу вас...
Через долгую минуту дверь распахнулась. Хозяйка, на пятом десятке лет, с нечесаной седой головой, раздраженно уставилась на позднюю посетительницу:
- Что вам?
- Помогите, пожалуйста, мой сын...
- Извините, но я не больше принимаю, - отрезала хозяйка дома, даже не дослушав мольбу бедной женщины, попыталась закрыть дверь. Но не смогла - вовремя подставленная туфелька воспрепятствовала попытке.
- Я знаю, но мне некуда больше обратиться, - молящее запричитала женщина и по ее лицу покатились слезы. - Мой сын болен. У него жар и врачи ничем не могут помочь. Уже четвертый день не спадает. Он без сознания.
Только сейчас хозяйка дома заметила в руках у женщины большой сверток байкового одеяла, из которого торчали худенькие ножки ребенка. И эти ножки были ярко-алого цвета. Хозяйка нахмурилась, переступила порог и откинула с лица мальчика влажную тряпицу.
- Боже мой..., - невольно вырвалось у нее из груди и руки сами собой выхватили жаркий сверток из цепких объятий матери. - Заходите, немедленно.
Она отнесла ребенка на диван, раскутала его и приказала матери непрестанно обтирать безвольное тельце мокрым полотенцем, а сама убежала на кухню готовить лекарства. Через какое-то время хозяйка вновь появилась подле ребенка и, приподняв ему голову и разомкнув челюсти, влила в рот дурно пахнущее лекарство. Кое-как жидкость проникла в желудок.
- Через час я дам ему еще, а вы пока его обтирайте, не останавливайтесь. Нам надо сбить температуру.
Мать ребенка часто закивала и с удвоенной энергией принялась за обтирку.
- Вы пришли слишком поздно. Четыре дня большой срок.
- Врачи... они его лечили..., мы лежали в больнице. Но они совсем не старались, говорили, что страдания очищают душу. Но это же ребенок!..
- Наши врачи - шарлатаны, церковные прихвостни. Заботятся лишь о здоровье души, а на тело им наплевать. Только и умеют, что пиявок ставить, желудки промывать и кровь дурную пускать. Вы, взрослая женщина, должны были это понимать. Никто к ним по доброй воле не обращается - залечат до смерти. Молитесь теперь, чтобы не было слишком поздно...
Но, было поздно. Несмотря на все попытки мальчика спасти не удалось. Через четыре часа он скончался. Безутешная мать в голос рыдала над крохотным тельцем, причитала и рвала на себе волосы. А хозяйке дома пришлось вызвать карету скорой помощи и полицию.
Полицейский прибыл через час. Он составил протокол о смерти, допросил хозяйку дома и попытался допросить мать ребенка. Но та была безутешна и допроса не получилось. Тогда он махнул на нее рукой, решив разобраться с ней на следующий день, и двинулся было на выход, но в самый последний момент его остановил жесткий и властный голос:
- Офицер!
Он обернулся и удивленно воззрился на женщину, что взахлеб рыдала над телом сына, а сейчас стояла твердо на ногах и вздернув кверху подбородок.
- Слушаю вас, мэм.
- Офицер! - еще раз повторила она, кардинально преобразившись. Теперь это была не убитая горем мать, а человек наделенный неограниченной властью с пламенным гневным взглядом. - Я хочу заявить на хозяйку этого дома!
- Да, мэм, слушаю вас...
- Я обвиняю эту женщину в колдовстве и незаконном врачевательстве! Я обвиняю ее в смерти моего сына! Я обвиняю ее в убийстве! - она пальцем ткнула в сторону седой хозяйки.
Долгая минутная пауза. Смесь удивления и раздражения читалось в его взгляде. Наконец он спросил:
- Вы уверены, мэм? Это достаточно серьезное обвинение?
- Да, офицер, я уверена. Она - ведьма!
- По этому обвинению часто приговаривают к смертной казни. Вы действительно уверены, заявляя такое?
- Да, эта женщина является ведьмой и по ее вине умер мой ребенок. Она убила его своим колдовством!
- Прошу вас подумать еще раз, мэм. В нашем городе это последний настоящий...
- Я настаиваю, офицер. Она - Ведьма!
- Что ж..., - полицейский устало и разочарованно пожал плечами, - заявление принимается.
И он медленно направился к хозяйке дома, на ходу доставая наручники. И уже застегивая их на запястьях пожилой женщины, он как бы извиняясь перед ней, проговорил:
- Извините, мэм, но таковы правила. Я не могу их нарушить.
- Да, да, я понимаю..., - закивала она ошарашено, - А можно мне, пока есть такая возможность, позвонить своей дочери?
- Да, конечно, мэм, - полицейский был милостив, предоставив свою трубку. - Только не долго....
Скорый суд состоялся уже через неделю. Дело было рассмотрено со всех сторон, были допрошены все свидетели и предоставлены все улики. Коллегия судей, что сидела в белых обличительных колпаках, была беспристрастна и уже через несколько часов пожилая врачевательница была признана виновной в колдовстве и приговорена к смертной казни через повешенье. С отсрочкой в исполнении в два месяца. Мрачное, злорадное удовлетворение легко читалось на лице заместителя мэра города, той самой женщины, что не так давно постучалась в хлипкую дверь знахарки.
- Откройте, пожалуйста, - робкий, негромкий стук раздался в непрочную деревянную дверь. - Пожалуйста, мне нужна ваша помощь.
Прошли долгие, бесконечные секунды, прежде чем дверь отворилась. На этот раз хозяйка дома была молода, едва ли больше двадцати пяти лет, с рыжими густыми волосами, собранными в пышный конский хвост на затылке.
- Что вам?
- Пожалуйста, помогите. У меня ребенок заболел, - просящая женщина тихо давилась слезами, бережно прижимая к груди тихо стонущий сверток. - У нее жар вчера начался и никак не спадает.
Молодая женщина сочувственно посмотрела на просительницы, но была вынуждена отказать.
- Вы ошиблись, здесь больше не принимают, - и попыталась закрыть дверь, но вовремя подставленная туфелька воспрепятствовала попытке.
- Пожалуйста, помогите, - запричитала посетительница, - я знаю, вы тоже можете мне помочь. Прошу вас, если вы мне не поможете, то моя девочка умрет. Она совсем маленькая, ей полгода. Мне больше не к кому обратиться, вы последняя в этом городе можете мне помочь.
Молодая хозяйка заколебалась. Ей было, конечно, жаль ребенка, но недавняя история с ее матерью навсегда оттолкнула ее от помощи людям. Жить, не помогая другим, было спокойнее. Но, такая кроха..., совсем малышка, которая без квалифицированной помощи может умереть. И она решилась, отстраняясь от дверного проема и пропуская внутрь посетительницу.
- Только прошу вас, никому ни слова.
- Конечно, конечно, - закивала та и, словно уже бывая здесь, быстро проскользнула в нужную комнату и положила живой кулечек на диван. И отступила в сторону, пропуская молодую целительницу.
После тщательного осмотра был вынесен вердикт - ребенка можно спасти, мать пришла вовремя. От этих слов просительница облегченно выдохнула и... разрыдалась, закрыв лицо ладонями. Владелица дома не стала ее успокаивать, лишь усадила в старое и обшарпанное кресло, всучив в руки стакан с водой и пару желатиновых капсул. Заставила их выпить. И пока посетительница приходила в себя и успокаивалась, она занялась ребенком. Прошли долгие часы, прежде чем появился первый результат, и температура перестала подниматься. Это было хорошим, ободряющим признаком. Теперь можно было надеяться на полное выздоровление.
И мать успокоилась. Она перестала рыдать - просто кончились слезы. Она так и сидела с наполовину пустым стаканом в руке и молча наблюдала за молодой целительницей.
Наступил вечер, за окном уже стемнело. Температура у ребенка медленно пошла на спад, устало опустилась на стул хозяйка и, едва смежив веки, уснула. А мать тихонько, чтобы никого не разбудить, вышла на крыльцо и достала из кармана деловых брюк телефон. Набрала номер и, дождавшись ответа, тихо произнесла:
- Здравствуйте, это Зоя Гроссман - заместитель мэра. Я бы хотела заявить об ошибочности своего обвинения в колдовстве в адрес гражданки Марии Флорис и готова понести наказание за лжесвидетельство в ее адрес.