Иван лежал в гробу и ждал смерти. Тесные стенки немного давили в плечах, и от этого было слегка неудобно. Ждать было скучно. Можно было убить время, считая завитушки рисунков на обоях, которыми был оклеен потолок. Но и это вскоре надоело. Иван стал рассматривать пришедших. Вот тетя Рая, которая его никогда на самом деле не любила, но глаза платком натирала усердно. Так что к концу церемонии на веках вполне могли образоваться мозоли. Сотрудники фирмы, с которыми стоял на перекурах, переминались с ноги на ногу, иногда произнося тягостное "Э-э-х-х-х!!!" и теребя кепки, зажатые в потных руках. Им было скучно и хотелось домой к женам и борщу. "Ой, горе то како-о-о-е! На кого ты нас покину-у-у-л!" Причитала жена, промакивая мокрым платком чуть пониже глаз, чтобы не размазать тушь. "Говорят поминки заказали аж на полсотни человек!", "И всех дармоедов кормить то надо!" "Ой, и не говори Максимовна, всяк на дармовщинку пожрать норовит", "Что за люди! Ведь я то его мать еще помню, когда та молодая за Пашкой непутевым бегала, такой и этот вышел, царствие ему небесное!" Гундосили бабки соседки, мелко крестясь и искоса поглядывая на присутствующих. Иван хотелось крикнуть, вскочить из гроба и картинно хлопнув в ладоши сказать "А я жив! Испугались?!!!". Однако вскочить не получилось. Мышцы одеревенели. А слова как будто никто не слышал. "Придуриваются чтоли?", - промелькнула глупая мыслишка, а холодные мурашки начали уже бегать по спине предвкушая недоброе.
Вокруг все как-то засуетились и потянулись к выходу. Вместо всех пришли четверо широкоплечих родственничка, которые, поплевав на руки и почесав в затылках, ухватились за гроб. "Ну, взяли!". Иван взмыл вверх и слегка покачиваясь, поплыл к выходу. "Тяжелый, зараза! Не зря в конторе работал, отъелся.", - сквозь зубы пропыхтел самый молодой. "Тащи уже кур-рва!",- ругнулся другой, усатый. Иван не помнил, как его зовут. "Эй, ребята вы что! Поставьте немедленно! Пошутили и хватит!" Ребята только поудобнее перехватив гроб, приготовились совершать маневры в тесных лестничных клетках.
Дорога на кладбище запомнилась тряской и одиночеством. Внезапно снова стало скучно и неинтересно происходящее. Ни поп бурчавший молитву и дважды отвлекавшийся на звонки сотового. Ни охи-вздохи крестившихся родственников и знакомых. Одни крестились украдкой будто стесняясь, другие размашисто, торжествующе поглядывая на остальных, кому не повезло иметь таких широких плеч и тупой головы. Опустившаяся крышка с торчавшими заранее длинными гвоздями вызвала небольшое возмущение, хотелось смотреть на облака, а Иван остался в темноте и слушал мерные удары молотка. Потом гроб опять качнулся, вокруг послышались суетливые голоса, густо перемешанные матом. И Иван стал медленно проваливаться вниз. Внезапно появившаяся способность шевелиться заставила изо всех сил лупить по крышке. "Эй, гады! Я еще ЖИВОЙ СЛЫШИТЕ?!!! ЖИВОЙ СЛЫШИТЕ!!! ЖИВОЙ!!!!!!!!!!!!". Крышка немного заскрипела от метров земли на ней. "Живой я! Зачем меня хороните...", - расцарапав до крови руки и обломав ногти Иван постарался насколько можно повернуться набок, пустил слезу и заснул. Как он умер он так и не почувствовал.
*** *** ***
"Из да-а-лека-а-а д-о-олго, течет река-а Во-олга-а! ТЕЧЕТ РЕКА-А ВО-О-ОЛГА-А-А...". "Ой, Максимовна хоть и непутевый был, а поминки то ты глянь какие!" "А МНЕ СЕМНАДЦАТЬ ЛЕ-Е-Т!!!"