1.

Больную голову свою Николай Михайлович Редкозубов с раннего утречка обычно лечил квасом Холодненьким Да так, чтобы до боли в зубах было, и от него, от кваса ядрёного, чтобы не только в хмельной голове прояснялось окончательно, но и чтобы внутренности ядрёным морозцем прошибало... Или же огуречным рассолом, это если кваса хлебного по какой-то там причины вдруг под рукою не оказывалось. А что до рассола, так его завсегда в избытке имеется, только выбирай по вкусу. Если захочешь классического, крепкосолёного, а если нет к нему желания, то и слабоуксусного, или же сладенького сдобренного ягодами, а то и мёдом припущенного. Как говорится только кружку подставляй. Ведь и в тесном чулане, занавеской ситцевой в весёленький цветочек прикрытом, и в полутёмном, только одной лампочкой-сороковкой освещённом, подполе цельная батарея из трёхлитровых и прочего разного калибра банок с засолами разными стоит. А если и они вдруг неожиданным образом закончатся, то и в том нет особенной беды. Потому что в любое время можно с аккумуляторным фонариком, который завсегда лежит на специальной полочке и всегда аккуратно заряжен, спуститься по скрипучей но достаточно крепкой приставной лестнице в объёмистый и любовно ещё много лет назад своими же руками обустроенный погреб. Причём, именно таким образом обустроенный как это и должно быть. То есть по науке народно-прикладной многими веками-эпохами проверенной. Ну а главное как самому захотелось. Как себе самому удобно. Потому что, кроме самого Николая Михайловича, никто и никогда в тот погреб не полезет. Хотя бы потому, что нечего там посторонним делать Да мало ли что в этом погребе стоит, вовсе не предназначенного для постороннего глаза. Ведь там, в погребе, расчудесное изобилие разновкусиев всяческих имеется. И с чуланно-подпольными запасами даже сравнивать нечего. Словно делались они не на годик-другой, а на стратегическую перспективу. По тем самым глубоко привычно-популярным и знаково-знакомым принципам Запас карман не тянет! или А вдруг война!. Не одно поколение по этим принципам жило, и ничего выжило

К тому же прошлым летом урожай прямо-таки рекордный выдался. Удивительное по нашим местам рискованного земледелия дело и тому не переставали радоваться. Ведь и в большой, и в малой теплице, и в парниках ближних и дальних всё замечательно уродилось да и в открытом грунте весьма обильно было.

Собранные огурцы, славно напитавшиеся солнечным теплом и знатно налившиеся дождевой и поливной водичкой, солили и мариновали, квасили с капустой и морковкой, иной раз для лучшего вкуса брусничным листом облагораживали. А ещё в салаты всякие их стругали, и тоже в банки литровые и поменьше закатывали.

И помидорчиками бог не обидел, и с кабачками полный порядок

Короче есть чем закусить да полакомиться

И тут, как это говорится, была бы выпивка соответствующая, да в достатке чтобы её всегда было. Да к тому ещё чтобы здоровье телесное, под это дело весьма подходящее, ну и настроение соответственное, которое, впрочем, завсегда располагает...

Картошечка вот только подвела. Одна лишь мелочь уродилась. Прямо беда.

К тому же, вдобавок ко всему, которая покрупней, подгнивать начала уже с ранней осени. Да так активно темнеть взялась, что её ещё до новогодних праздников почти что всю пришлось из погреба наверх вытаскивать.

Ох и много тогда выбросить пришлось целыми вёдрами на помойку выносили. А все оставшиеся ещё крепкими клубни потом долго перемывали от появившейся на кожуре слизи. Их после того каждый тщательно промакивали тряпочками и заново сушили по полу по всей избе раскатав. И, помнится, долгонько по самому краешку ходить пришлось, чтобы ненароком не наступить. А что в конечном итоге? Да, если всё пересчитать, добрая половина крупняка ушла в помойку.

Обидно, конечно. Ох, как обидно!

Это же сколько сил стариковских зазря потрачено было!

Ведь её, картошечку, не только посадил да выкопал. Полоть надо раза три-четыре за лето, да окучивать. И ещё от всякой гадости разной гадостью опрыскивать. А ежели год засушливый случится, то и поливать нужно.

И пусть иные смеются мол, картошку не поливают, она сама растёт так это зря! Не растёт она вот какая засада!

А раньше росла. Да как росла! Особенно в колхозе

Это в те, теперь уже целой эпохой отдалённые времена, когда он, родимый, ещё не совсем загнулся. И помнится, при том колхозном строе, а особенно в последние его годы, даже спину нагибать не требовалось. И что бы злые языки ни говорили, даже нужды такой не было стоять задницей вверх при жарком солнышке.

Потому как неоглядно-ровные и уходящие за самые горизонты колхозные плантации замечательно проходились тракторами с навесными окучниками. А по мере надобности, к ним химикатные бочки крепили. Это чтобы опрыскивать жуткоубивательной смесью жука колорадского и сорняки всякие.

И росла ботва картофельная после таких вот обработок стройная и ровная, а клубни урождались и крепкие, и красивые. Хоть на выставку вези.

И ведь возили, и призы брали. Но пришел Горбач и всё порушил...

И с того времени всеобщего обрушения пошли в стране проблемы всякие, одна за другой. К примеру, таких вопросов Куда девать? и Как хранить? раньше никогда не возникало.

Да и возникнуть не могло. В принципе... Потому что по осенним дорогам почти весь картофель со всех колхозов благополучно и гарантированно в райцентр отправлялся, на завод спиртоделательный. На тот самый, который любые клубни в своём чреве способен был переварить. Даже слегка попорченные брали, это если немножечко с червоточинами... Всё в дело шло. Лишь только гнильё откровенное отправляли обратно. Но это и понятно какую-никакую, а совесть нужно иметь.

И не только колхозы окрестные, но и частники свои урожаи огородные охотно везли, сдавая за наличный денежный расчёт. Всё копеечка!

А спирт из того картофельного урожая получался ничуть не хуже зернового.

А, если по нынешним временам судить, пожалуй, что и лучше будет. Потому что на совесть делали, для себя.

Сразу после выделки весь спирт переправляли по подземному трубопроводу на как раз через дорогу стоящий ликероводочный завод. Там его перерабатывали, необходимым образом разбавляя специально приготовленной водой и что-то ещё добавляли. Ну а потом уже готовую к употреблению и почти с каждой партии продегустированную местными работниками разливали в бутылки с фирменными этикетками.

И славилась та водка на всю округу и даже на всю страну.

А если совсем в историю российскую залезать, то славилась она аж с воцарения самодержца Николая Второго и, как выяснилось, Последнего. И до самого лета года 1914-го, это когда с какого-то перепугу в связи с начавшейся Первой мировой войной, сухой закон ввели в стране России Чем всё закончилось - известно. Да не про это разговор. Про другое

Так вот пока водку эту полноценно картофельную весьма успешно поставляли ко двору Его Императорского Величества, она никогда и никаких нареканий ни у кого не вызывала. Пили её да нахваливали и послов разных угощали, и к столу праздничному подавали, в будничном быту употребляли.

Да и после 1917-го была она в чести

Это сейчас разного рода и непонятно откуда взявшиеся учёные в очках с толстыми стёклами с телеэкранов рассуждают, что, мол, в картофеле содержатся какие-то вещества особенные, которые при спиртовой перегонке создают ядовито-опасные и для организма человеческого совершенно не пригодные соединения.

Вот оно как оказывается... А мы-то этого не знали и потому после приёма вовнутрь были веселы и непомерно счастливы. Ну а после приёма нынешней только голова трещит невыносимо.

Да тут ещё одно.

При спиртозаводе в ещё благодатно-советские времена организовали откормочный совхоз. Молоденьких телят, лишь только их от титьки коровьей отрывали, переводили в отдельные стойла и активно начинали поить бардой, которая представляла собой отходы того самого спиртового производства, очень питательные и для юного телячьего здоровья весьма полезные. И потому от этой барды росли телята в прямом смысле как на дрожжах. Ну а рентабельность от такого хозяйствования, как говорили ответственные товарищи с разных партийно-хозяйственных трибун, за двести процентов доходила.

Но главное, что все при деле были. Потому как по совокупности это спирто-водочно-картофельно-мясное производство обеспечивало функционирование районной экономики процентов так на девяносто или даже более того. Но пришел Горбач и всё порушил...

В ту памятную сухозаконную компанию, когда спиртзавод закрыли, все рассуждали весьма активно и глубоконаучнообоснованно о заботе дорогого нашего правительства о здоровье народа. Мол неумолимо спивается наш советский народ, а это значит срочно нужно волею ведущей и определяющей коммунистической партии и при помощи всей сознательной общественности сделать всё возможное, чтобы привести его к достойно-приличному виду.

Это чтобы, значит, он пока всё ещё советский народ, вновь собрался и с новыми мощным задором устремился к строительству того самого светлого коммунистического будущего.

И поэтому элитно-селекционные, что любовно и заботливо были взращены многими поколениями, виноградники под топор, решительно и безжалостно, а на традиционную сорокаградусную талоны. Соответственно тех, кто с этими талонами на руках в очередях бьётся смертным боем, клеймить на собраниях трудовых коллективов, карикатуры всякие оскорбительные на стендах в коридорах размещая, и лишая многих благ, что полагаются не всем подряд, а лишь истинно советским людям.

При этом, несмотря на всю масштабность Великой борьбы за трезвый образ жизнь, в райцентре ликероводочный завод закрывать не стали. И даже не думали об этом Он как работал, так и продолжил свою важную и нужную работу. Единственное, что случилось вместо качественного и во всех отношениях экологически чистого спирта из картофеля стали привозить какой-то непонятный суррогат: то ли полутехнический, перегнанный из осины или ёлки, то ли всё-таки зерновой, но было то зерно уж точно не первой свежести, и даже не второй, а где-то за гранью гнилостного разложения.

Потому как отныне поставлялось сырьё не как раньше было отлажено по прямым и всеми инстанциями проверенным государственным каналам а вдруг все эти поставки и каналы оказались в руках неких с большой натяжкой сказать предпринимателей.

Одного из таких новоявленных водочно-спиртовых королей-поставщиков Николай Михайлович даже как-то лицезрел однажды... Знакомые показали по случаю На пальце синей тушью перстень наколот, а из-под натянутой на тугие мышцы футболки, и это было особенно заметно жарким летним днём, откровенно выглядывали многоголовые купола с крестами. Откуда он, король этот, материализовался в наших краях и откуда спирт-сырец цистернами пригонял, то Редкозубову было не ведомо. Да и на самом заводе, наверняка, далеко не все об этом знали. А если кто и знал разумно молчали.

Как бы то ни было, но водка местного розлива с той поры стала что называется в рот не вломишь. В прямом, что называется смысле после употребления тут же наружу просилась. Ладно бы в унитаз или раковину, а то и на обеденный стол или даже на только что подметённый дворниками асфальт. И поэтому её старались по возможности не брать. Даже по талонам. А если и покупали, то от крайней безысходности, когда другого выбора не было.

При этом, хорошо зная про секреты дурнопахнущего и убийственного для печени пойла, местное народонаселение, прежде чем принимать его вовнутрь, старалось всё-таки, довести до ума, содержимое розлитой и плотно запакованной на заводе бутылки Так сказать, максимально снизив возможные последствия от употребления.

Рецепт простой. Водку, если её можно было так называть, разливали по двух или трёхлитровым банкам, бросали туда по пять-шесть таблеток обычного активированного угля, после чего выдерживали несколько дней. А как только появлялся осадок сливали через марлю в чистую посуду. Осадок, естественно, выбрасывали. После этого добавляли кто мёда (обычно столовую ложку из расчёта на пол-литра пойла), кто ягод лесных, кто сосновых почек. И настаивали на том две или три недели, а то и месяц для гарантии, после чего переливали в бутылки. И уже завершив все описанные выше процедуры, могли пить без опасения попасть в больницу с отравлением.

А дальше понятное.

Помыкавшись так несколько лет из-за отсутствия нормального сырья и управления, и будучи сперва успешно из государственного актива проданным, после чего, уже вскоре, также успешно обанкроченным, а потом неоднократно перепроданным, ликероводочный завод естественным образом загнулся. Как и следовало ожидать...

По началу, правда, его новые (уже непонятно какие по счёту хозяева) решили всё же временно и вполне цивилизованным образом завод законсервировать.

И ведь даже для сохранности зданий и оборудования, как это и положено, поставили на ключевых точках охранников в форме лицензированного ЧОПа... Чтобы, в случае чего, имелась быстрореальная возможность реанимировать застывшие линии.

Если вдруг наступят лучшие времена Но они почему-то всё никак не наступали

И а кто бы сомневался? однажды наступил такой день, когда охрану ЧОПа сняли окончательно, дабы лишних денег не платить. А вскоре после этого быстренько разобрали и дорогостоящую систему видеонаблюдения, видимо для последующего её использования на более нужных и перспективных объектах, и другие исправно действовавшие элементы функционирования например, ковролин из директорского кабинета, далеко не новый, но вполне ещё добротный.

И наступила полная бесхозность

И уже через пару недель такой бесхозности не в меру любопытные подростки, да и граждане которые постарше с вечночешущимися руками и любопытными носами таки пробрались на окончательно опустевшую территорию, поломав замки и выбив оконные стёкла. А после того, не обнаружив ничего сколько-нибудь стоящего внимания, что-то поломали, где-то оставили похабные надписи масляной краской, мелом или углём. А то и просто, не найдя лучшего применения рвущейся наружу энергии, насрали в дверных проемах.

Единственное, что не тронули, так это написанный синей краской по серо-бетонному забору социалистически звучащий лозунг: Родине наш вдохновенный труд!, который в советские годы вдохновлял на выполнение и перевыполнение производственных планов за это вручали премии и почётные грамоты, звания ударников коммунистического труда и прочие регалии.

Странно, что не тронули. И даже ничего не пририсовали и не покуражились. Правда полутораметровые буквы с течением времени сами собой поблёкли, а в некоторые местах и вовсе выцвели, слившись с заборной грязью.

Да и всё прочее вокруг как-то поблекло и с грязью слилось.

Распалось Раскололось Обанкротилось...

Обанкротились и колхозы. А что бы им не обанкротиться? Если на наших скудных и плохо родящих землях из всех сельхозкультур более-менее нормально только картошка и росла. С зерном вот завсегда в убытке что с пшеницей, что с рожью, что с ячменём... И с кукурузой такое же дело, и с подсолнечником, и с рапсом, на которые умные головы с верхов всегда разнарядки спускали.

Да их, культуры эти, только для ферм и растили. И по большому счету зря. Пусть и питательны они непомерно, и удои от них повышались процентов так на -дцать, да вот только их большущий минус в том, что молоко от такого кукурузного и, возможно, для бурёнок даже весьма вкусного, корма скисало весьма быстро. А стойкий силосный запах от него всякое желание пить отбивал. А сколько с подсолнечником мороки было сразу и не опишешь. Всё ж таки южная культура. К тому же семена того и другого под северным нечернозёмным небом не вызревали никогда. И для новых посевов их приходилось снова и снова покупать.

Так что только картошкой и спасались. Всё-таки прав был Пётр, в смысле Великий, в смысле император всероссийский, когда насильно внедрил эту американскую культуру на Руси. Оказывается, не всё заграничное нам во вред.

Хотя есть и нюансы Ведь как бывает, в свете описанных чуть выше событий вдруг перешла картошка в овощ зряшный. По крайней мере, на определённой отдельно взятой территории. Потому как без массового оптового сбыта уже никто понятия такого не имел как и где эту картошку хранить?

Ведь что получилось: раньше таким вопросом вовсе никто никогда не заморачивался сбывали картошку зараз, и не было никакой нужды возводить капитальные хранилища с грамотно обустроенной вентиляцией. В бурты же закладывали лишь самую малую часть собранного урожая, да и то из расчёта месяца на два. Не больше. Потому что, если больше будет, то не сохранится ничего Когда вместо конца ноября середины декабря, после Нового года, или весной бурты вскрывали, то раз за разом одну только гниль и находили. И автоматически, опять же а кто бы сомневался?, списывали всё это как естественные потери.

Нет в том секрета не умели в Союзе что-то сохранить. Ни картошку, ни зерно, ни мясо, ни молоко, ни прочие продукты. Произвести ещё куда ни шло. По валу всё время стремились догнать и перегнать Америку и прочие страны развитого Запада. А вот потом куда девать всё это ударно-стахановским образом произведенное никто понятия не имел.

Поэтому и лежало всё собранное в наскоро устроенных буртах, подвалах и погребах, под навесами, продуваемое всеми ветрами и мочимое всеми дождями. И понятное дело благополучно портилось значительно раньше назначенных плановой экономикой сроков.

Поэтому и не было ничего в магазинах. И только на рынках ещё можно было купить более-менее свободно всё необходимое для повседневности или для праздничного стола. По качеству гораздо лучше магазинного, но втридорога. А это уже далеко не каждый мог себе позволить.

И кто бы мог поверить в те далёкие советско-социалистические, времена, что жители деревенские, которые картошку вёдрами и мешками на рынках продавали, сами за той же картошкой начнут на рынок ходить. Как и за мясом, как и за молоком

Как только спиртзавод закрыли окончательно, то не только колхозы из-за отсутствия сбыта перестали её, картошечку, сажать, но и на частных огородах она быстренько начала выводиться. Каким-то странным и необъяснимым образом год от года посевные площади не только стали сокращаться, но и урожаи в пересчёте на сотку и гектар становились всё скуднее. Словно картошечка вдруг взяла да кровно-безвозвратно обиделась на нерадивых селян.

Порушилось всё.

Лишь только закрылось в районе спиртоводочное, а за ним и прочее связанное с ним впрямую производство промышленное и сельскохозяйственное так тут же заполнились улицы, что в деревнях и посёлках, что и в райцентре, в стельку пьяными мужиками.

Таким вот боком борьба с пьянством обернулась. Да и чего иного было ждать?

Мужикам что ещё остаётся? При полном отсутствии иных развлечений и по причине полного упадка морального духа. Конторы одна за другой позакрывались. Соответственно с работы их, мужиков, попёрли самым естественным образом. С формулировкой по сокращению штатов. А устроиться куда-либо в иное место так некуда!

Кто-то поехал вахтовым методом строить и без того застроенную Москву. Это кому повезло-подфартило. Ведь не каждого туда возьмут, да и не каждому это дано кирпично-бетонные дома-высотки возводить Одно дело из готовых брёвен сложить баньку или там сараюшку какую из досок соорудить, и совершенно другое фундаменты мощные для столичных небоскребов заливать, а потом на сорок и выше этажей их в небо тянуть. Да так, чтобы они не упали в первый же год на головы прохожих Кто-то в областной центр подался устраиваться водителями на автобусы, слесарями в жилконторы, дворниками или охранниками. Поменьше платили, чем в столице, но всё-таки хоть что-то с перспективами на лучшее.

А иные, не долго думая, тащили, что под руку попадётся и, быстро попадаясь, за совершённое воровство отправлялись на определённое судом количество лет в места не столь отдалённые, зато при полном гособеспечении.

Вот с той самой поры Николай Михайлович и перестал любить картошку и почти не употреблял её, ну если только в супах, которые супруга постоянно варила. А ещё недавно им обожаемые жареную на сковородке, варёную и тушёную в кастрюле и даже в русской печи запечённую отвергал напрочь. Мол, аппетита нет на неё.

А к тому же, то ли на самом деле изменилось у него что-то такое в организме, то ли в психологическом плане на подсознательном уровне сложился диссонанс, и картофельные кусочки то и дело стали застревать в горле. Встанут где-то к районе кадыка и дальше не проходят хоть выплёвывай обратно И выплёвывал порой, а чаще приходилось водой запивать, чтобы как-то протолкнуть, что, впрочем, не всегда удавалось. Бежал на улицу плеваться-харкаться, и чуть не задыхался от недостатка кислорода.

Такая вот незадача Хоть к врачу в райцентр беги кишку глотать дабы понимание было что же там такое происходит в организме. Но этого не хотелось, процедура очень неприятная, да и, как считал, не найдут там ничего, только помучают изрядно. Поэтому и не шёл. Зато под то, что отказывался напрочь вкушать картошку, подвёл особую и весьма витиеватую философию. Мол, нет никакого толка от этого корнеплода, один крахмал для набивания живота. От сытости вроде как и пучит, а удовольствия никакого.

Вот огурцы совсем другое дело. Они-то и есть в доме первейший продукт. Вот без них никуда. И без капусты никуда. И без помидорчиков...

Ещё репу попробовал парить. И очень даже она ему понравилась. По крайней мере, постоянно всем об этом втирал. Мол, во всех видах она хороша, и засадил ею большущую грядку, и целый угол в погребе на зиму засыпал. Даже жену стал настойчиво уговаривать насовсем от картошки отказаться по причине её трудоёмкости и никчёмности.

Да только жена в ответ: Даже не надейся, как половину огорода засаживали так и будем. А репу свою, если уж так хочешь, сам жуй в отдельном углу.

И даже когда картошка не уродилась и быстро гнить начала, ей бы честно признаться в своей неправоте, но она не будь дурой во всем мужа обвинила. Дескать, плохо ухаживал за участком. Без души Придумает ведь душу подай ей в огород!

Заботился бы, и душу вкладывал без остатка, если бы вместо картошки, росли на том огороде бутыли водочные или хотя бы готовым самогоном наполненные. Соберешь так по осени с грядок бутылей двести, разложишь по ящикам, да в погреб дозревать опустишь. К новому году, а то и к октябрьским праздникам, глядишь, уже и пробу снимать можно. Вот это бы хорошая жизнь пошла!

Самогон, особенно если по уму приготовленный, он ведь тоже всему голова. А когда с огурцами солеными так и подавно. Большую власть над человеком имеет. И по утрам более всего. Ведь если нет его, всё вокруг безрадостным туманом закрыто. Непроглядным. Даже выть хочется от этой непроглядности.

А, может, все-таки где-то есть бутыль запрятанная? Хотя бы четвертиночка. Совсем крохотный мерзавчик Да есть, скорее всего, лежит где-нибудь в ожидании открытия. И только вот стерва-старуха так заховала, что не найдёшь, сколько не ищи. Хоть весь дом переверни и по бревнышкам раскатай

Она такая, на дела по спрятыванию чего-либо весьма горазда... И ведь никакой в ней понимаешь, жалости-сострадания к родному и в былые годы горячо любимому мужу не прослеживается. А ведь плохо ли хорошо ли, но, страшно сказать, без малого сорок лет прожили душа в душу. И только удивляться приходится, как выдюжили и за столько лет друг дружку не поубивали?

Ведь каждый раз одно и то же: конкретно помирает человек, а она подлюга такая только скалится.

Гудит голова, ох как гудит. Плавятся мозги, ох как плавятся... А ещё молоточки по вискам стучат. Острыми кончиками стучат. Видимо, чтобы больнее было И хоть глаза три, хоть буйную голову в бочку с холодной водой макай никакого эффекта. А что самое паскудное даже рассол с квасом не помогают.

- Полина! все-таки не выдержал и крикнул, вложив в свой голос как можно больше жаловости и покорности судьбе.

- Чего тебе, ирод окаянный, - послышалось в ответ.

- Ну Это

- Что это?

- Я это Спросить хотел

- Ну так спрашивай.

- Нет ли у нас чего-нибудь

- Смотря чего.

- Ну этого Полечиться чтобы. Голова болит жутко.

- Анальгину что ль? Есть анальгин. В комоде лежит. Как верхний ящик откроешь так он справа и приготовлен.

- Да не анальгину. Не поможет он.

- А что нужно?

- Ну, мне бы жидкого лекарства.

- Корвалолу? В холодильнике стоит.

- Да ладно тебе, старуха Вечно ты больного человека доводить начинаешь. А то не знаешь какого лекарства прошу.

- Не знаю... Валерьянка есть, пустырник. А более нет ничего.

- Ну как же нет, есть поди Как же не быть, когда ещё недавно было. На прошлой неделе ещё, помнится, стояло

- Может быть, оно когда-то и стояло. Да вот только какой-то ирод ещё в прошлую пятницу выжрал всё, и капли не оставил. Даже мои примочки на ноги и те оприходовал... Не подскажешь фамилию?

- Не знаю.

- Ну и я ничего не знаю. И как только у этого ирода после примочек моих желудок с кишками не скрутило?

- Да ну тебя. Дались тебе эти примочки. Ещё сделаешь. Вот как только скажешь, что нужно, - нарву я тебе и репьев, и полыни, и лебеды Крапивы надо крапивы принесу. И самогонки нагоним. Для заливки

- Тебе бы только залить, чтоб зенки повылезали

- Ну, не ругайся. И так голова трещит невыносимо Может, всё-таки найдешь чего? Посмотри Плохо мне

- Плохо ему Нечего было с вечера нажираться. А то напился в зюзю, не соображал ничего никто не заставлял.

- Да понимаю. Дураком был! Но как тут откажешься, если наливают. Если в стакане уже стоит... Не выплёскивать же. Опять же оно ведь как бывает: откажешься если, сильно человека обидишь. А с ним, Анатолием Кирьянычем, нам ведь в соседях ещё жить и жить. Сама понимать должна. Да и мало ли что может в жизни потребоваться. А обидится как в глаза смотреть? Тут ведь дело такое... Это ж не абы как проживем, а всё должно быть по чести и совести.

-

- Что молчишь? Прав ведь я

-

- Опять молчишь? Значит прав

-

- Ну что ты, в самом деле? Игнорируешь меня что ли? Бросаешь в трудную минуту?

-

- Ну не молчи, скажи что-нибудь. Христом-богом прошу, посмотри повнимательней. Может, хоть бражка есть? А то совсем худо

- И бражки нет, и пива нет Ничего нет - послышался голос уже не из окна, а из дверного проема, в котором материализовалась неимоверной толщины жена два, а то все три Николая Михайловича в неё уберутся. Одета в цветастый халат и фетровые калоши на босу ногу. Она так обычно ходила, очень редко меняя свои старушечьи наряды. Почему только ей и известно. Ведь в шкафу немало обновок, купленных ещё много лет назад, многие из которых не были даже ни разу надеты. Летних и зимних, осенних и весенних.

- А куда мне всё это носить-то? говорит, - Я ведь на праздники-гулянки не хожу, желания даже на то никакого не имею, в отличие от некоторых. Да и возраст уже не тот. Прошлой осенью как-никак семьдесят пять стукнуло.

Такую ничем не проймёшь. Словно скала каменная.

- Иди-ка ты, лучше, холодненькой водой из колодца умойся. Можешь даже головой в ведро окунуться глядишь, полегчает.

- Эх, и жестокая же ты баба, Полина! И как я только женился на тебе, словно других девок вокруг не было Были ж И вокруг меня терлись-кружились, словно пчелки возле нектара. Я ж парень-то был хоть куда. Любую мог выбрать. И надо же такому именно на тебя позарился. А ты вот не ценишь.

- Да уж какая есть, - громко оборвала словесный понос мужа, - Не нравится ступай! Вон, хоть на болото. Другую поищи. Может быть, найдется какая принцесса в лягушачьем обличии.

- Ну ладно - пробурчал вполголоса, - попросишь ты у меня гвоздь приколотить или полку повесить!

И, опираясь на палку, тяжело переступая больными ногами, услышал злобно кинутое вслед: А то он прямо навешался, полок этих!.

Пошёл в направлении колодца. Сняв ведро с ручки барабана, опустил его в глубокий сруб. Когда послышался удар жестяного дна о воду, немножко подергал цепь и, наполнив ведро примерно наполовину, начал его поднимать, лениво крутя кривую ручку по часовой стрелке. Оно можно было бы, конечно, и поэнергичней крутить, есть ещё в руках сила. Но каждый оборот в голове отдаётся невыносимой болью. И если крутить энергично, боль будет соответствующая.

Ох! Как же пронзительно эти молоточки стучат. А порою кажется, ещё и кувалда примешивается к этому стуку.

Подняв зачерпнутые полведра, прежде напился вволю, а затем осторожненько через ведёрный носик налил воды в бутылку-полторашку, валявшуюся возле сруба. Примерно половину налил, а остатки из ведра выплеснул рядом на землю. И со словами ну ладно, как-нибудь прорвёмся, тяжело опираясь на сделанную из можжевельника ещё прошлой осенью трость, не торопясь направился к зеленеющему вдали лесочку.

- Куда это намылился? тут же раздалось позади. Жена, хоть и не показывалась, но следила за каждым шагом.

- В луга прогуляюсь! буркнул в ответ, Может лягушку какую подходящую сыщу. Глядишь и жизнь наладится.

- Иди иди, - понеслось в ответ, - Ветром развейся, голова протрезвеет. А то поплавай в пруду Охолонись!

2.

И как же хотелось в тот момент в ответку колкость какую-нибудь по ветру бросить. Но вот сдержался. И от того, прежде всего, что понимал оно себе дороже может выйти. Скажешь чего вот так в сердцах, а после услышишь вдесятеро больше и про себя любимого, и про весь свой род гнилой и бестолковый, включая ближайших и отдалённых родственников... И про тех, кого любимая лично знает, и даже про тех, о ком не слышала никогда.

Полина, надо отдать ей должное, всегда была на язык остра. С молодых лет. И при этом никогда не видела разницы с кем ей вступать в перепалку. С мужем разлюбезным, продавщицей из колхозного лабаза, или с председателем сельсоветовским. А потому, как оно говорится: Если видишь, что говно лежит, лучше не трогай завоняет!.

Да и не хочется лишний раз унижаться. Вот ещё нашлась цаца! Обиделась, видите ли, она. Примочки её выпил Ну выпил! И что с того?

А с другого бока если посмотреть то и нет в том смертельной беды, что вот так сейчас отказала. Да ещё в грубой форме Весьма это обидно, конечно, ну да ладно. Как-нибудь переживём-перебьёмся. Сам отыщу в смысле, чтобы опохмелиться. Ну а водичка колодезная на запивку сгодится.

И молча пошёл в сторону лугов. Туда, где прежде сено косили для колхоза.

Бывало, десятка три стогов за сезон здесь ставили. При тогдашней советской власти. Это когда местный колхоз по своим показателям большие прибыли приносил. И не только за картошку, мясо и молоко, но и всякие разные подсобные промыслы немалые средства давали. Деревянные поддоны, к примеру, по заказам делали, ящики для яблок и прочих фруктов. Их затем в Среднюю Азию отправляли, и деньги за это шли очень даже хорошие.

Откуда Николай Михайлович про то знал? В смысле, про хорошие деньги? Да как же не знать, если племяш в колхозной конторе главным бухгалтером работал.

По началу, бывало, посмеивался над племяшом, подкалывая его то и дело мол, ты у нас теперь главный над бюстгалтерией. Частенько над ним так посмеивался, едва ли не дурачком племяша выставляя. Однако, пришло такое время и всё так получилось, что сам Николай Михайлович и прочие колхозники владельцы паёв в дурачках оказались. И пусть не в открытую но это именно племяш над ними всеми вволю посмеялся.

Ведь когда колхозу окончательный каюк пришёл, оборотистый племяш на пару с ещё более оборотистым председателем ухватили-таки себе отступные. Один взял мельницу с водонапорной башней, а другой только что построенный машинотракторный двор со всей стоящей там техникой. По сути, забрали последнее, что от колхоза оставалось более менее путного.

И никто им против слова не сказал. Ни районное начальство, ни прокурор Потому что они что-то нахимичили с документами, и колхозное имущество оказалось в аренде у непонятной фирмы с правом выкупа. Вот его и выкупили почти задаром.

Всё так запутали-перепутали, что никто ничего не понял. А скорее всего, не захотели понимать-разбираться. Видимо, дали на лапу нужным разбирающимся людям.

Народ колхозный, конечно, ещё долго возмущался. Но что толку. Впрочем, вскоре и мельница, и машинный двор, и прочие активы обесценились так, что никому не нужными стали. Лишь бэушную технику бывший председатель распродал и, получив за неё какие-то деньги, навсегда уехал из наших краёв.

А все эти луга из колхозных превратились в ничейные. Их сперва для личного скота использовали, для выпасов и покосов. И все, кто жить здесь оставался, поначалу просто светились от привалившего вдруг счастья. Ведь раньше, чтобы скотину накормить, нужно было так выгнуться-вывернуться, что после как обратно завернуться уже и не знаешь На колхозные луга соваться не смей, как с косой и граблями, и животину личную нельзя выпускать. Если сей факт вскроется тут же местный участковый материализуется словно чёрт из табакерки и составит протокол.

И тогда жди большого штрафа. А то могут и уголовное дело завести за расхищение социалистической собственности.

Сено для личных бурёнок косили по особому от председателя разрешению. И только где-нибудь на неудобицах в оврагах, на топях, да по краям дорог. А для выпаса местного стада выделялась узенькая полоска луга между рекой и болотом, так что нанятому пастуху постоянно приходилось следить, чтобы коровы в болоте не завязли и чтобы какой теленок в речной омут не упал.

Бывало и вязли... Бывало и тонули...

А теперь, пожалуйста, пускай куда хочешь и коси где хочешь! Никто тебе слова поперёк не скажет!

Да только продолжалась это счастье совсем недолго. Потому как затюканный прежде строгими запретами и угрозами народ. Лишь только все разрешения были получены, и все запреты сняли, вдруг смекнул народ, что прожить, в принципе, возможно и без коз, и без коров, и без прочего весьма обременительного хозяйства. Свобода пришла поезжай куда хочешь и делай как знаешь. И каждый, по сути, стал сам себе на уме.

А вместе со свободой наступила и так называемое показное изобилие.

Теперь так пошло если, для примера, захочется тебе мясца или молочка не нужно его растить, не разгибая натруженной спины, и доить никого не нужно. И сена косить не требуется, да и в очередь за комбикормом для скотины за полгода вперёд записываться не обязательно. Потому как не нужны больше тебе ни комбикорм, ни прочие корма.

Всё просто стало и удобно пожалуйте в магазинчик и покупайте, чего душе угодно. Теперь-то там в наличии полное изобилие, ну или почти полное. А если оно, в магазине имеющееся, как-то не очень-то похоже на натуральное и каким-то пластиком отдаёт, так это, как говорится, издержки ситуации.

Так что не удивительно, что уже вскоре в этих прежде многолюдных лугах перестала ступать нога человека. Да собственно и ступать-то некому стало

Быстренько разбежался народ. Многие сначала в райцентр переехали, а как только поняли, что и там ловить особенно нечего ни тебе работы нормальной денежной, ни тебе развлечений в другие края рванули на ПМЖ и на заработки.

И перестали люди в луга ходить.

И как только перестали, начали здесь весьма активно змеи плодиться средь высокой травы. Не то, чтоб раньше их здесь не было. Встречались, конечно, пугая прохожих, но не до такой же степени.

Если ещё лет пять назад ну одну, ну двух за лето повстречаешь, то теперь целыми семьями выползают. И вовсе не ужики безобидные, что с ярко-жёлтыми пятнышками, а гадюки ядовитые. Иной раз даже жуть жуткая берёт когда сплетенный клубок впереди взору откроется Особенно для тех, кому впервые такое лицезреть приходится.

И потому приезжие из городов (которые на лето погостить являются), да и местные старательно обходили луга стороной.

А вот Николаю Михайловичу, в отличие от прочих, они казались просто идеальным местом на тот случай, если нужно было что-то спрятать, либо вдруг (а такое тоже не раз с ним случалось, особенно в последние годы) самому требовалось понадёжней укрыться от разгневанной супруги.

Были времена (что лукавить) по молодости поколачивал любимую. Особенно когда доставала по пьяному делу.

Они ж, бабы, - дуры. По другому и не скажешь. Приходит, к примеру, человек домой весьма уставший. С работы приходит, после тяжёлого трудового дня. Ему бы кроватку тут же расстелить, раздеть-разуть, дабы сам не мучился, слово утешительное молвить, а на утро пивка или чарочку водочки холодненькой поднести. На худой конец того же рассола.

Так нет же. Стоят! Набычились!

А кто и со скалкой в руке, либо с кочергой, либо со шваброй с длинным черенком наперевес.

И начинают прямо с порога свой нескончаемый лай:

- Паразит ты эдакий, ирод ты окаянный, да чтобы у тебя все отсохло да пересохло! и далее в таком же духе.

И того, зверюки такие, понять не хотят, что у человека и без их трындения голова раскалывается на множество мелких частичек, а во всём организме состояние такое, будто ты сперва вознёсся на вершину высоченного дерева, а теперь вот обратно летишь, одну за другой с хрустом и болью все ветки обламывая, и уже скоро, прямо вот-вот, со страшной силой о землю грохнешься.

И каждое хульное слово как бы новое ускорение придаёт. И слышится добивающее вслед: Падай! Падай! Падай! Расшибись! Расшибись! Расшибись!.

Кому это понравиться? И как же тут не ответить?

И хотя, конечно, сперва хочется максимально интеллигентно попросить: Замолчи, пожалуйста!, но в то же время рука с объёмным и тяжёлым кулаком невольно и как бы сама собою поднимается, и с пружинным ускорением, прямо пропорциональным силе звучавшей хулы, устремляется вперёд.

И сквозь ломающиеся ветви того самого исполинского дерева точно находит тот самый рот-ускоритель, который в одно мгновение распухает, становясь приметной уликой и для участкового и (а вот это уже значительно хуже) для не терпящей возражений тещи.

А после ещё надолго остаётся немым укором.

Да Было дело Но теперь силы уже не те. И приходится больше опасаться, чтобы, не дай бог, сама Полина в драку не полезла.

Она может. Да ещё со скалкой наперевес. И ведь сперва огреет со всей дури, а уже после того переживать и горевать начнёт не пришибла ли ненароком?

А может, и не будет переживать, а, наоборот, пожалеет, что слишком слабо ударила, надо было чуток посильнее.

И поэтому, если проштрафился, то лучше от греха подальше в луга уйти. Пересидеть там маленько до исчезновения угрозы, да из запрятанного от чужих глаз сосуда немного хлебнуть.

Сам-то он змей не боялся. И отвращения для людей обычно свойственного никогда не испытывал. Ну, ползают себе и пускай ползают. Такие же божьи твари Проклятые, правда, тем же богом за самодеятельность в райском саду. Но это уже другая история.

А ещё то и дело ловил этих гадов. И вовсе не из-за какой-то там людской ненависти непроходящей за поруганную Еву, а исключительно забавы ради. А после по причине научного интереса.

К тому же это поначалу и не гадюки были вовсе. Ужи, что расплодились в огромном количестве. Народ их и не боялся вовсе, в луга ходили спокойно. Знали уж не обидит. А ещё: там, где обитает уж, гадюка не водится. И ведь, правда, за всё долгое время ни одной не попадалось.

За желтопятнистыми охотился смело. Иногда один, а иногда вместе с приятелями. И, если поймать удавалось, то жестоко развлекались с ними, змея запуская. Привязывали к извивающемуся червяку ленточку и бросали с высокого речного обрыва. До самой воды змей редко когда долетал, как правило, падая в песок речного пляжа. И, что удивительно, не разбивался. И, приземлившись, ловко стряхивал с себя ненужную ленту, если она ещё в воздухе не слетала, и, не мешкая, молясь про себя своим ужиным богам, улепётывал от гыгыкающих идиотов-извергов.

Правда, не всем пойманным так везло Однажды непуганая пацанва решила ужика изловленного на костре пожарить. Для начала садистским образом голову у него отрезали перочинным ножиком, который чудесным образом оказался в кармане одного из поваров-любителей. Прижали отчаянно извивающегося ползуна к земле самодельной деревянной рогатиной, чтобы не укусил невзначай (он пусть и не ядовитый, но всё равно неприятно), и долго пилили тупым лезвием, пока не получилось.

После на небольшие куски порубили, и, насадив на концы обломанных веток стали жарить, поднося к пламени разведённого костра.

Вот только так и не узнали вкусно это или нет Колькина мать каким-то образом прознала про намечавшееся баловство не иначе кто-то настучал и тут же прибежала на изрядно утоптанную на речном берегу площадку, где и расположилась детвора.

И ведь как раз в тот момент прибежала, когда мясо уже почти прожарилось, а весьма довольные собою пацаны готовились вкусить впервые в жизни приготовленный своими руками обед.

- Ах вы, аспиды! закричала, раздавая оплеухи всем подряд, а горячие деликатесы полетели в речную воду.

Вдобавок ко всему в тот же вечер эластичность кожаного ремня испытала Колькина задница. От всей души получила. Со всего размаха от отца прилетело для нравоучения. Чтобы, значит, стихийно роящиеся в голове мысли работали в правильном направлении.

И после этого случая у Кольки-аспида, как его с того дня полюбовно стали называть почти все родственники, спонтанно зародившаяся тяга к кулинарному искусству пропала раз и навсегда.

Но вот ползучих ловить не перестал. И уже не безобидных желтопятнистых, а гадюк ядовитых, которые быстро и по нарастающей стали появляться вместо в последние годы пропадающих ужей.

Как-то майским днём вышел по привычке очередного ужика поймать, чтобы потом кому-нибудь из девчонок в портфель подбросить озорства ради, но неожиданно наткнулся на гада ползучего необычной расцветки. И пусть она на ужиную и похожа, но всё-таки не такая. Точнее сказать, для гадюки, её Колька до того лишь на картинках и видел, вполне себе обычная. Самая натуральная гадючья.

И хорошо, что не растерялся от неожиданности. Сообразил, что надо очень медленно отойти подальше и не связываться.

Домой побежал. И про то, что случилось, никому слова не сказал. Оно ведь как, если расскажешь, можно за все прегрешения скопом ремня получить И никто не посмотрит, что ты уже давно не желторотик какой-нибудь, а почти мужчина пятнадцати лет от роду. И уже пушок над губой растёт, который скоро трансформируется в самые настоящие усы. И почти что выпускник восьмилетки.

Той самой, что ныне одиноко и гордо стоит на самой окраине Стёпихи Когда-то большой деревни, которая постепенно сошла на нет. И лишь четыре домика жилых от неё осталось, да восемь нежилых, постепенно разрушающихся. И скоро они, наверное, разрушатся окончательно.

Но школу всё-равно переносить не стали. Пусть даже в самой Стёпихе не оставалось ни одного ученика, и даже в перспективе не ожидалось пополнения. Откуда им взяться-то, если здесь одни лишь старухи живут древние да одинокие. Им даже внуков-правнуков по немощности их, ну и явным признакам приближающегося маразма, никто не привозит.

Однако расположение у школы уж больно удобное Меньше чем в километре сразу три деревни маячат: одна в направлении на северо-восток, другая на юго-запад, а третья точно на юг. И со всех этих деревень двенадцать учеников набирается для всех классов. А ещё восьмерых привозили на бортовой машине из отдалённой, но, в отличие от прочих более-менее многолюдной Журавлихи.

Три семьи потомственных староверов там живут и все многодетные. И у всех одна фамилия Варнаковы.

Всегда весёлый и общительный, несмотря на строгое воспитание, балагур Мишка Варнаков как раз на той машине работал, и на ночь по разрешению председателя всегда оставлял её возле дома. Чтобы, значит, с раннего утречка время не терять на поход к месту официальной стоянки, а сразу же ехать на молочную ферму, прихватывая на борт двух своих сыновей, трёх племянников и прочих родичей.

С фермы машина, гружёная флягами с молоком, направлялась в райцентр. И путь её лежал через глубокий, изрезанный дорожными колеями, овраг, где все эти фляги вместе с пассажирами можно легко потерять, если вдруг раскроются борта. К тому же старенький мостик на дне оврага, сложенный из бревен и досок, готов рассыпаться в любой момент. Экстрим самый настоящий это вам не форт Боярд по телевизору.

Мишка, впрочем, к этому маршруту давно привыкший. Минута страха по мостику, затем два километра по грунтовой дороге, и на горизонте открывается вид на небольшой городок, где на местном райцентровском молокозаводе уже ждут результатов вечерней и утренней дойки.

Там же, в райцентре, была десятилетка, в которую можно идти после того, как школу в Степихе окончишь. Но как-то не хочется. Лучше уж в шарагу, на тракториста. Тем более отец прямо сказал:

- Сам решай! Своя голова на плечах! Взрослый уже!

Да?!

Взрослый?!

А за ловлю ужей тут же беспощадно выпороть готовы.

Потому и про гадюку молчать приходилось.

Ведь расскажешь если, тут же вскроется, что вовсе не сами они, гады эти, в портфели и сумки школьные заползли, как все думали поначалу. А это именно он, Колька-аспид, до истерики не только одноклассниц, но и учительниц доводит. Ведь и те, и другие визжат и белеют лицом от страха и отвращения.

И если одноклассницы догадывались, кто над ними проводит свой издевательский эксперимент, но почему-то никому о том не рассказывали и, в конце концов, прощали Кольке жестокое озорство, то учителя, пожалуй, могли и участковому телегу накатать. А в том хорошего мало.

Так что пусть пока никто ничего наверняка не знает

Целую неделю после той встречи с гадюкой в сторону лугов не ходил. Хоть и рвался всей душой туда, не желая признаваться, что какого-то червяка испугался. А потом, когда, отбросив от себя весь страх, решился-таки пойти и даже почти всё приготовил для нового похода, случилось чрезвычайное школа сгорела.

То ли проводку замкнуло, то ли до потери пульса пьяный сторож свою папироску неудачно бросил. И это почти накануне экзаменов!

Сначала все почти выпускники обрадовались было.

Ура экзаменов не будет!

Ан нет! Пришло распоряжение сдавать в райцентре.

Тут все и пригорюнились. Одно дело в Степихе, где все всех знают, и совсем другое в городе, где совсем иные порядки и чужие весьма строгие дяди и весьма вредные тёти будут эти знания проверять.

А какие у того же Кольки знания?

Вот и прошлось забыть про ужиков-ёжиков и прочих луговых жителей и с головой уйти в науку.

И ведь сдал, хотя и сам тому не верил. Пусть на тройки (а большего-то и не нужно!), но сдал.

И даже одну четверку получил По биологии, которой серьёзно в последнее время заинтересовался. Да так, что даже стал в райцентр ездить периодически, где в библиотеке брал для чтения книжки про гадюк и прочих ядовитых и опасных гадов, про их повадки и места обитания.

И скоро узнал, что гадюка на человека просто так никогда нападать не решится. Для того причина должна быть весомая. Ведь она, гадюка, и сама тебя боится, а шипит лишь для того, чтобы предупредить лучше не трогайте меня! А если укусит всё-таки так это потому, что совсем припекло. Либо кто наступил сдуру, либо от не меньшей дурости стал бить палкой по хребтине. Это ж кому понравиться такое?

Перелистывая, смотря картинки, и внимательно изучая эти книжки, подсмотрел и то как правильно нужно этих гадюк ловить и доить.

И как только появилась такая возможность начал готовится.

Из старого, давно не испорльзуемого малярного валика и полутораметровой палки в комплекте к нему изготовил подходящее для задуманного приспособление. Нашёл в сарае старые отцовские болотные сапоги, немного дырявые в подошве, но крепкие в голенищах а это главное. А с утречка пораньше отправился на охоту.

И даже сам удивился, насколько легко всё получилось...

Как только впереди зашипело, тут же из высокой травы крючком отбросил гадюку на проплешину. Четыре раза обошёл будущую добычу то справа, то слева, не давая уползти вновь в траву, и ожидая, когда для атаки откроется. И только открылась тут же плотно прижал зубастую голову к земле.

Позднее, когда уже вырос из подростка в самостоятельного мужика, навострился яд гадючий отжимать. Сначала просто для интереса, но потом научился готовить всякие мази лечебные.

Было дело, к нему даже ученый-медик из города приезжал. Что-то для диссертации ему узнать нужно было. А Николаю и не жалко вовсе. Он за поллитра хорошей водки, обо всех своих секретах и уменьях в один присест всё выложить может. И выложил И даже предложил биологу-очкарику назавтра, с утра пораньше, на болото сходить. На практике оно ведь гораздо лучше всё посмотреть, да и самому научиться не помешает. Но ученый почему-то отказался

Так что высокая трава и гады ползучие, обитающие в ней, для Редкозубова только в подмогу.

Оборудовал он вдали от лишних глаз, особенно от супруги любимой, тайники, где время от времени прятал сэкономленные мерзавчики с бражкой или даже самогонкой крепчайшим перваком. На чёрный день... Такой, как ныне

Вчерашним вечером хорошо посидели и выпили прилично. Потому и голова болит ныне нестерпимо.

А что бы и не выпить? У соседа и наилучшего друга с ранних детских лет Толика Кобзаря племянник в гости завернул. Его, Ромку, Николай Михайлович и раньше знал неплохо, но это когда Ромка ещё пацанёнком бегал. А ныне вымахал чуть ли не под два метра. Да ещё с приятелем Никитой прибыл таким же громилой по росту и с объёмными кулаками впридачу.

Заехали они проездом из Саратова в Тюмень через Нижний Новгород. Вроде бы им не совсем по пути получилось, но, по общему мнению, очень даже хорошо, молодцы, что заехали. И за столом весело посидели. Пили и то, что гости привезли (что-то там написано было непонятное по иностранному), и местного разлива. И даже до споров дело дошло кто первым под стол упадет. По рукам как водится ударили, что проигравший утром всех петушиным криком будит.

В итоге молодые раньше свалились

Старики, конечно, по причине великой радости, это событие отметили очередным стопарём, но после и их тут же развезло. Почти мгновенно.

А утром, это когда в своём доме проснулся (а вот как добрался память совершенно отшибло), сразу понял от чего последовала похмельная расплата.

Да ясное дело. От того непонятнонаписанного на этикетке бутылочной иностранного пойла. Что ни говори, но от нашего, местного, по-другому крутит. Всё больше из желудка в горло ком загоняет. А тут сразу в башке пулять начало.

И утром даже на ум не пришло сходить да посмотреть, как там Толяну ку-ка-ре-ку кричат. Так раскалывалась черепушка, что не до хохмы стало.

Потому и перед женой унижался да что толку?

Ну да ладно.

Кажется, есть заначка в заветном месте на лугах! Должна сохраниться!

Помнится оставлял чакушечку. Но вот забирал потом её или нет этого как-то не сохранилось в складках памяти.

Кажется нет!

Не забирал!

И если сейчас отыщется она будет очень хорошо.

Да что там хорошо. Замечательно будет!

Вон у того кустика приметного должна быть. Магазинная

Ещё на 9 мая, на День Победы, её туда отнес. Сначала думал, что 10-го пригодится, да неожиданно экономия вышла. Из областного центра в гости приехали дочка с зятем и, как водится, своего пития привезли.

Коньячок был. Хороший. Армянский. Пять звездочками на этикетке.

А на утро также привезённой водочкой похмелялись. И тоже хорошо опохмелились. Так хорошо, что и на следующий день пришлось опохмеляться вдругоряд. На сей раз чем-то вроде самогона.

Тоже они привезли виски называется.

А как только уехали дети сердечко прихватило. Даже врача вызывать пришлось. И после кучу таблеток пить вместо спиртного.

А спиртного после долго даже не нюхал.

И как-то совершенно забыл про захованную где-то под кустом заначку. А теперь вот вспомнил

Должна быть!

Должна!

И вдруг сзади что-то заскрежетало

Вздрогнул даже. И скорее от досады, чем от испуга.

Да что же это такое?! Неужели и здесь выследила проклятая старуха?

Это выходит вновь за старое принялась? Ловил ведь её уже на этой слежке лет семь назад и наказывал отменно.

Жёстко и даже немножечко жестоко.

Петляя по овражкам и ложбинкам, завел любимую в Мокрый лог. Это место такое. Болото не болото, но завязнуть можно.

В сами луга, где гадюки водятся, вести все-таки не решился а вдруг ненароком на зубок попадётся. Она же, дурочка, не знает, как с ними обращаться. Может растеряться и к тому же в отличие от него, зимой и летом ходившего в высоких кирзовых сапогах, носит обычно мягкие фетровые боты, да ещё постоянно над ним посмеивается и чего ты ноги паришь?

Дура она и есть дура!

Ноги в кирзачах никогда не распаришь. То, что после долгого хождения запах идет, так это не от ног от портянок, которые всё впитывают. А ноги они всегда чистенькие и белые. И мозоли не натрёшь, сколь ни ходи. Главное, нужно уметь портянки наматывать правильно, а уж в этом Редкозубов за многие годы стал настоящим мастером.

Скорее это жёнушка разлюбезная в своих ботах распарится, а уж промокнуть пара пустяков.

Вот и в тот день, когда в Мокрый лог завел, она в своих ботах сначала по щиколотку провалилась, и, знамо дело, сразу промокла. Рванулась, чтобы выбраться, и завязла тут же по колено.

Почти как в болоте.

С болотом здесь в том лишь разница (и Николай Михайлович об этом хорошо знал), что не утянет целиком в трясину. Но жена-то этого не знала, пусть и прожила здесь всю жизнь. Ведь обычно Мокрый лог, как и луга змеиные все стороной обходят. И приезжие, и местные.

А что тут делать? Грибов нет вовсе, и ягоды не растут.

Почвы слишком кислые. Потому и не растут.

Разве только зимой охотники на лыжах здесь появятся. На лыжах не провалишься, удержат лыжи. Тем более, зимою мокрое подмерзает, превращаясь в лёд. И охотники на лыжах, особенно если они в погоне за кабаном или зайцем пугливым могут эти топи с ходу пересечь.

А вот жёнушка, когда в тот памятный день в трясину провалилась, в неё страх по настоящему вселился. Да такой, что сразу закричала, уже и от кого не скрываясь.

Сначала не очень громко:

- Есть кто-нибудь?!

Потом громче:

- Коля! Коля!

А когда никто не отозвался заорала, как резаная, на всю Ивановскую.

- Спасите! Помогите!

Потом ещё раз:

- Спасите! Помогите!

Помог, конечно. Но не сразу.

Время выждал.

Это чтобы, значит, как следует дурость свою беспросветную она, наконец, осознала и в будущем даже думать не могла за мужем следить.

И лишь, когда сквозь кусты, откуда внимательно наблюдал за процессом увязания, увидел, что старуха от страха почти умом тронулась и прощаться с жизнью начала, вышел на свет Божий.

И со словами Ну и куда ты, дура такая, залезла? обломал с дерева ветку покрепче, да ей протянул.

Трясясь от испуга и негодования, выбралась она на сухое:

- Ты где был?! зарычала, - Я тут тону, а он шляется незнамо где.

- Я вообще-то за грибами пошёл и по всяким болотам и топям не лажу А вот ты, дорогая, чего тут делаешь? тут же парировал Редкозубов.

А потом добавил, сделав вопросительно-разоблачительное лицо:

А тебя какого рожна сюда занесло?

А потом, словно догадку неожиданную изобразил на лице и, добавив в голос нотки подозрительности, спросил:

- Уж не за мной ли шпионишь надумала?

Сразу стушевалась Полина.

Видимо, не хотелось ей откровенно в подглядывании своём признаваться.

И потому лишь буркнула:

- Гуляю вот Прогуляться захотелось...

Потом добавила:

- Домой пошли! Обед уже остыл поди.

С тех пор ничего подобного не повторялось. Неоднократно Николай Михайлович в кустах затаивался и наблюдал не идёт ли кто следом. Хитрые секретки по тропинкам ставил

Нет! Никого

И можно было спокойно заниматься своими делами, никого не опасаясь.

А сейчас, это что же такое получается - опять старая за старое принялась? Неймётся ей

Ну, погоди, я тебе сейчас!

Резко обернулся, уже готовый покрыть шпионку многоэтажным матом, и дыханье сперло в груди.

На луг медленно и торжественно спускалась огромная, слепящая глаза нержавейкой, тарелкообразная кастрюля с плотно прилегающей крышкой, из которой торчали антенны самых разных видов.

3.

Зависнув над землей примерно в полутора метрах, кастрюля замерла, словно в некой нерешительности, а потом, несколько секунд спустя, словно предварительно всё хорошенечко обдумав, в смысле а стоит лит?, вдруг выстрелила тремя, пусть и тонкими, но, по всему видно, прочными штырями. Они основательно вонзились в грунт, образовав три своеобразные ноги для упора всей конструкции.

Николай Михайлович в тот момент даже мимоходом, совершенно неосознанно, даже позавидовал как же всё это у них удачно придумано!. Однако в то же самое время про себя твёрдо решил, что всё это ну никак не может быть реальностью, что он непременно спит после вчерашней попойки и видит весьма интересный сон.

За годы жизни своей Николай Михайлович хорошо усвоил сны бывают разными и не всем снам можно верить. Мало ли что присниться может

А уж в их толковании так и вовсе чёрт ногу сломит.

Что снилось ему в детские годы не помнил вовсе. Да и не мудрено сколько лет с той поры прошло. Но в то же время хорошо запомнилась детская киношная сказка. В ней некий дворцовый волшебник восточной наружности втирал наивной царевне Будур: А ещё я видел сон, что учу крокодилов читать по-фарситски, А ещё я видел сон, будто я минарет, а на моей голове кричат муэдзины, А ещё я видел сон, что мои волосы ушли на базар покупать гребешок. И, помнится, называлась та киносказка Волшебная лампа Аладдина.

И другое детское кино запомнилось его то ли сам смотрел мал-мала-меньше, то ли с Алёшкой-сыном, когда тот ещё под стол пешком ходил. Всё-таки, наверное, с Алёшкой, это когда только-только телевизор в дом купили. И был Алёшка весёлый и живой Ну да после об этом

Да

Такая вот жизнь сложилась

Но сейчас не об этом. Про другое разговор Про сны

Как там, в том фильме было? Всю ночь то пожар, то потоп снился. Ну-ка, скороход, дай мне сонник. Сейчас поглядим, что там прописано. На букву П Пожар к потопу. А потоп? Потоп к пожару!. И называлась та сказка Горя бояться счастья не видать. Запомнил ведь, и сейчас не забыл, несмотря на уже преклонные годы.

И во взрослом кино, если уж разговор про то пошёл, некий лектор Крутиков лекцию читал в сельском Доме культуры. Про сны и сновидения.

И говорил примерно так: Таким образом, мы установили, что может быть сон без сновидений, но не может быть сновидений без сна... И сновидения должны считаться, таким образом, верным признаком Чего? Сна!... Правильно. И этот фильм Дело было в Пенькове - стал, пожалуй, самым любимым и для самого Николая Михайловича, и для жёнушки ненаглядной.

Ну а если отойти немножечко в сторону от всего киношного, то в реальной жизни Николаю Михайловичу, бывало, что тут греха таить, и черти с рогами виделись, и омуты с водоворотами. Это в зависимости от того сколько выпил и чего

Как-то раз когда ещё в колхозе трактористом работал случайно, по причине зуда невыносимого в неопохмелившемся организме, спирта технического заглотнул. И полетел яко птица, но только не в небо под облака, а словно в бездонный колодец.

Как выкарабкался из того колодца - все только диву дивились. Но выкарабкался же. И даже без особенных последствия. Небольшая глухота в левом ухе засела, но и та прошла через пару месяцев.

И после не раз случалось от разного травиться и грибами непонятными, и той же водкой, пусть и магазинной, но с чёрт знает какими примесями, а ещё просроченными консервами

Но никогда таких вот ощущений, как сейчас, ещё не испытывал.

Не летали кастрюли перед глазами.

И, чтобы, значит, непонятно было сон это или не сон

Короче, шайтан его знает, что за хрень такая приключилась-привиделась, и что за похмелье такое, если эдакая дрянь из-за него в сознание проникла?

Опять же, если это, конечно, сон Очень странный, в котором почему-то жуткий и нескончаемый скрежет то больно режет по нервам, то уши закладывает уши, а то и дрожь пробегает по всему телу. И хочется рухнуть в траву и, плотно закрыв ладонями уши, так и лежать лицом вниз, ни на что не откликаясь и никого не признавая Пока не закончится всё это.

Но нельзя рухнуть Потому что в этом чудном сне всё будто замерло. Гуляка-ветер не шелохнёт травинки-листочки, и птицы не поют свои трели-чириканья, а гады ползучие не шуршат в густых луговых зарослях. И даже воздух стал какой-то особенный: густой и киселеобразный. И от того даже дышать становится трудно. Ведь словно клейстер липкий вдыхаешь, который склеивает все внутренности.

И стоит Николай Михайлович, словно истукан каменный, не в силах сдвинуться с места, словно заколдованный древней магией.

И даже мысли замерли и замершие повисли в воздухе, не способные дать сигнал, что это вообще такое происходит и как вернуть себя в нормальное состояние И только гул-скрежет непроходящий стоит в ушах:

- Скржрхстрсж!

- Скржрхстрсж!

- Скржрхстрсж!

Сколько минут прошло, а может даже часов сказать сложно. Невозможно сказать...

Время, похоже, окончательно остановилось Замерло

Даже секундной стрелкой, которая, словно за неимением работающей батарейки, не может не только циклически делать круги по циферблату, но и вздрогнуть, чтобы, как это ей и положено, переместиться на следующее деление.

При этом изощрённейшая пытка бьющим по мозгам скрежетом всё продолжается, и кажется, уже никогда не закончится:

- Скржрхстрсж!

- Скржрхстрсж!

- Скржрхстрсж!

Господи! Спаси и сохрани! И помоги выдержать это испытание

- Скржрхстрсж!

- Скржрхстрсж!

- Скржрхстрсж!

И вот когда голова уже была готова лопнуть от перенапряжения, расколовшись на миллиарды крохотных частичек, адский и заполнивший всё вокруг скржрхстрсж вдруг прекратился.

Хотя нет! Он звучал ещё какое-то время в голове, пока не пришло понимание, что на самом-то деле вокруг полная тишина.

Ни звука... Ни шума... Полный вакуум и оцепенение...

А потом из дна кастрюли откинулся люк, из которого тут же повалил то ли дым, то ли туман. Даже подумалось: Уж не пожар ли у них там начался?".

Но нет, на пожар не похоже. Дым-то белый. А когда он рассеялся, под дном аппарата материализовался странный субъект с венчающими голову небольшими рожками.

Впрочем, на самом деле он просто сошёл по выдвижной лестнице. Точнее процокал по ней, словно отбивая чечётку.

Козёл? Нет не козёл... Но и на человека не больно-то похож, пусть и стоит на двух ногах. Высотой никак не больше полутора метров. Лицо, кажется несколько похожим на человеческое, но явственно проглядывают в нём черты известного домашнего животного.

И был он голым

Точнее не так... Голый, конечно. Но вовсе не в том общепринятом обнажённом человеческом обличии, с открытием напоказ, грубо говоря, срамных органов, показывать которые запрещено. Тут совсем другое Всё его тело было прикрыто. Но не одеждой его покрывала густая шерсть. И визуально воспринималось такое одеяние как вполне нормальное животное состояние. То есть вполне обычная и привычная картина, если бы представшее предо мной существо было животным, пусть необычным, неизвестного вида и непонятной породы, но животным, не имеющим никакого отношения к человеческому роду.

Роста примерно среднего. Чуть ниже среднего. Но не это примечательно. Его лицо. И от лица примерно до плеч был он обильно заросшим шерстью. Зелёной А точнее светло-зелёной. А от плеч она плавно переходила сначала в тёмно-зелёную, а после в синюю. Хотя нет!... Скорее в отливающую фиолетовым. Ну а дальше, почти у самых копыт, в угольно-чёрную.

Короче истинный чёрт! Не человек опустившийся, не животное неопределённой классификации, а именно потусторонний пришелец с той стороны. И по всем раскладам должен был из-под земли вынырнуть, а он почему-то спустился с небес.

Ну вот и всё, Николай Михайлович. По всему получается допился ты до ручки. Как говорится полный аут. Ещё немного и в психушку прямая дорога, - пронеслось в голове. Такая вот закавыка получается

У тёзки-одноклассника Кольки Рытова лет семь назад такая же хрень случилась Про то потом по всей округе говорили. Маленькие чёртики перед глазами всё время стали у него мелькать, особенно после хорошего подпития. Сначала про это никто не знал. Но вскоре он сам стал про них рассказывать

Только вот какая незадача. Пока молчал в тряпочку, всё нормально было. А только рассказал окружающие напрягаться стали и как-то сторониться. А это обидно.

И что? Решил он как-то от чёртиков своих избавиться раз и навсегда Достал ружьё охотничье из шкафа, да начал дробью в стены пулять. Приговаривая при этом: Ну что получил вражина! А мы тебя по заднице А мы тебе хвост отобьём.

Короче весело было в тот день.

Пару раз он по окнам попал, так что стёкла со звоном осколками высыпали на улицу. Остальные заряды в бревнах остались.

Хорошо хоть никого не поранил. Прохожие тут же разбежались, издалека наблюдая за представлением, а жена с детьми ещё накануне как чувствовала к маме в соседний посёлок на выходные уехала. Повезло

Ну а закончилось всё тем, что приехавшие по вызову соседей участковый с двумя помощниками, оба в сержантских погонах, так жёстко скрутили бедолагу, что запястье хрустнуло. Гипс после накладывать пришлось, но это уже не здесь, а в соседнем районном центре, где для подобных, видящих чертей пациентов, специальное учреждение имеется. Он там с полгода, пробыл, а потом домой вернулся. Но ненадолго, и снова в больничку. Только теперь по сердечным делам инфаркт приключился. Видимо, в психушке ему таких препаратов прописали, что окончательно подсадили моторчик.

Так что получается: ему, Николаю Редкозубову, такая же незавидная и фатальная во всех отношениях участь предстоит?

Ружья, правда, нет в наличии, и не было никогда, не охотник, но топоров, вил, ножей избыток... Есть чем концерт устроить

И в случае чего вот так же приедут за ним на чёрном воронке, и грубо скрутят, и увезут в то место, где будут колоть всяческие гадости, от которых и почки откажут, и ноги ходить перестанут, и сердце остановится.

А там прямая дорожка на погост, под могильный холмик.

И от такой перспективы тут же заныло под ложечкой. И, конечно, захотелось как-то своими средствами обойтись, чтобы не допустить худшего. А как?

Да хотя бы наговором народным, что в раннем детстве от бабушки слышал, и как-то в памяти оно сохранилось: Плакун Плакун. Плакал ты долго и много. Будь ты страшен злым бесам и полубесам, и старым ведьмам киевским, а не дадут тебе покорища утопи их в слезах. А как убегут от твоего покорища замкни их в ямы преисподние. И будет мое слово при тебе крепко и твердо век веком, аминь.

От бесов всяческих тот заговор, после которого они должны исчезнуть. Но этот как был в наличии, так и остался.

Козлиноподобный... Николай Михайлович так его окрестил...

Гость, как показалось, с некоторым удивлением осмотрел окрестности, внимательно оглядел Редкозубова, взглядом-рентгеном просканировав его не только снаружи, но даже. казалось, изнутри. После этого проблеял:

- Це есть Майдан?

И тут же в голове Николая Михайловича сразу мысли забродили и даже намертво сковавшее всё тело оцепенение начало спадать. По крайней мере, руки и ноги постепенно стали наливаться силой. А голову заполнило удивление: Так он еще и говорить умеет? И вроде как почти по-русски? С акцентом, конечно, но понять можно.

- Майдан - практически на автомате ответил Редкозубов, лихорадочно перебирая в голове варианты что это вообще такое: галлюцинации в мозгах или уже удар случился, и всё ныне происходящее относится уже не к нашей многократно грешной Земле, а на некой её изнанке, в параллельном мире, именуемым адом, чистилищем и прочими весьма для человеческого организма неприятными местами. Есть ещё один вариант совершенно фантастический что это шпион, засланный вражескими спецслужбами и вот так чудно замаскированный. Прибыл для выпытывания у местного населения важных и супеважных секретов. Или диверсант, обученный разным премудростям, который либо сразу порешит, либо сначала пытать будет, а уже потом нанесёт последний удар. Весь вопрос а что ему собственно надо?

- Це есть Майдан? ещё раз спросил зелено-фиолетовый, правда, теперь с акцентом, отображающим крайнюю степень непонимания и граничащую с величайшим удивлением. Словно он ожидал увидеть здесь нечто иное, чем много лет некошеный луг и на этом лугу мужик не совсем трезвый...

Был... В смысле не совсем трезвый, а теперь, после увиденного, последние остатки былого похмелья сошли на нет.

- Ну да - подтвердил Николай Михайлович совершенно твёрдым голосом и резко мотнул головой в надежде, что хоть так удастся прогнать возникшие галлюцинации. Так мотнул, что даже в шею резко вступило остеохондроз проклятый.

Вот только наваждение прогнать не удалось... И больше того также испытывающая некие сомнения Галлюцинация, что явственно отображалось на козлиноподобном лице-морде, звучно крикнула, а если сказать точнее проблеяла:

- Ге-е-е-е-ероям сла-а-а-а-аава!

И чё это он так вдруг?! И где он тут героев нашёл?!

И в этом блеянии утонули слова после некоторой паузы продолжавшего говорить Редкозубова:

-Борисов.

Между тем, для начала покричав, точнее, проблеяв славу, козлиноподобный столь же неожиданно начал пафосную насколько это вообще было возможно в его комичном, мягко говоря, оформлении речь:

- Ве-е-е-е-еликийправи-и-и-и-итель плане-е-е-е-ети Кхутатхктуракту пере-е-е-е-еда привт ге-е-е-е-ероям Майдану

Не понимая, о чём речь, и что вообще хочет от него странно-непонятный собеседник, Николай Михайлович на всякий случай поклонился до самой земли, как это делали когда-то на Древней Руси, чтобы выказать величайшее уважение, и проговорил:

- И вам здрасьте!

А что тут ещё-то скажешь?

Решил, в конце концов, что стоящий напротив него не кто иной как инопланетянин из очень дальнего космоса, и все его речи-выкрутасы не что иное, как попытка наладить межпланетный контакт.

Ну, что же, давай попробуем!

Если это, конечно, всё-таки не кошмарный сон, в чём Редкозубов однозначно не был уверен.

- И шле скромний дар... меж тем продолжал витийствовать Гость. Однако, сказав восторженно-хвалебные слова, вдруг замолчал. И было похоже на то, что произнесённое Редкозубовым с некоторым запозданием слово Борисов всё-таки пусть и запоздало, но всё-таки дошло до странного сознания.

- Що значить Борисов? - с недоумением и подозрительностью зелено-фиолетовый уставился на Редкозубова.

- Так ведь то и значит, - ответил Николай Михайлович, - что Борисов. Название у нас такое.

- Що значить Борисов? повторил свой вопрос козлиноподобный с уже растущим раздражением, которое Редкозубов сразу же почувствовал и, дабы не нервировать гостя из кастрюли, стал доходчиво объяснять, на ходу всё более осознавая, что пить надо бросать, а иначе не будет в жизни счастья. - У нас в округе их много Майданов этих. Петров-Майдан есть, Васильков-Майдан, ну а ещё Малый и Большой Майданы имеются, но они отсюда далековато будут Вам-то какой нужен?

Лицо собеседника из зеленого вдруг сделалось желтым, поросячьи глазки забегали, а блеющий голос, обретя некую нервозность, прозвучал новыми вопросами:

- Де тут Майдан? Де тут героi що боряться за свободу?

- Герои? Какие герои? Наши мужики что ли? Так они того дома отсыпаются Они же вчера совсем трупами были. А вот что с утра с ними происходит пока что не знаю. Не проверял Возможно, что и ожили уже.

- Що значить ожили? Они що умерти?

- Ну, вчера упали, конечно. Реально так всех торкнуло. Но что же с того чай нам не привыкать. Вчера померли, сегодня встанут. Куда ж денутся-то? Тем более, племяшу Тошкину, да и другу его, наверное, уже скоро уезжать пора. Это нам, пенсионерам, некуда спешить, а у них работа Так что встанут. Нашему мужику никакая отрава не страшна. Мы ж чего только не пьём. В третьем годе вон тетка Марфа, это которая Курмакова ну Вы её не знаете дуста для крепости в свое пойло добавила Надо же такое учудить? А мы с Петькой Самойловым и выпили. Сильно мучились потом, думали совсем коньки отбросим. Но ничего оклемались, всё переварили. Но Марфе той Петька все-таки, и я в этом его целиком и полностью поддерживаю, огроменный фингал зазвездил. Чтобы она, значит, так больше не делала Она продолжила, конечно, бизнес у ней такой, но вот нам с Петькой уже никогда ничего подобного не продавала Да мы собственно и не покупали больше у неё ничего Здоровье-то дороже Лучше в магазин сходить там понадёжнее. Хотя тоже, бывает, не пойми чего подсунут Да Я к чему всё это Даст бог мужики наши тоже оживут.

И чуть погодя, сделав парусекундную передышку в своей необычайно многословной для самого Редкозубова речи, добавил:

- Надо, кстати, сходить к ним, проверить, как там ситуация. Может, помощь какая им требуется.

Пока Николай Михайлович говорил, подробно разъясняя тонкости местной жизни, немало ошарашенный услышанным и на том основании почти ничего не соображающий, зелено-фиолетовый некоторое время стоял в глубокой задумчивости. И взгляд его почти застекленел.

Видимо думал. И не просто думал, а думал конкретно и усиленно. У них там, в их космосе, поди, всё по-другому.

О чём и где, в каких облаках, пришельческие мысли зелено-фиолетового витали было трудно сказать, однако буквально через пару-тройку секунд на всю окружающую кастрюлю местность вновь прозвучало показно-восторженное:

- Ге-е-е-е-ероям сла-а-а-а-аава!

Никак до чего-то всё-таки додумался сердешный. Вот только до чего, это совсем непонятно со стороны. Но, если кричит, значит ему так сподручней. Пусть и заладил одно и то же, словно тоже после вчерашнего неопохмелённый. Хотя, если судить по тому, как он от удовольствия светится, словно тринадцатую годовую премию получил, на которую даже не рассчитывал, на постпохмельные страдания совершенно не похоже.

Со стороны козлиноподобного опять уже слышанное зазвучало:

- Ве-е-е-е-еликий прави-и-и-и-итель плане-е-е-е-ети Кхутатхктуракту пере-е-е-е-еда привт ге-е-е-е-ероям Майдану

И ещё уже слышанное, но приятное:

- Iшле скромний дар...

Что ж это за дар-то такой, с козлами передаваемый?, - усмехнулся Редкозубов про себя. Но, что интересно, уже скоро усмешливое это отношение переросло в нетерпение от ожидания непременно получить что-то для себя полезное.

Ну давай уже, говори скорее что ты там мне приготовил? И какой такой подарок вручить собрался? Вручай поскорей!.

Прямо нетерпение какое-то нахлынуло вдруг и не отпускает.

- Вiзьмишь ли ты, герой, горiлку, наш скромний дар от Великого правителя планети Кхутатхктуракту? Нехай вона до поможе в боротьб - выговорил, наконец-то, обитатель кастрюли.

Странно как-то сказал, с вывертом и завёртом. Однако Николай Михайлович понял каждое его слово. А что бы и не понять, если что-то на халяву предлагают? Тем более горилку

При этом далеко не сразу поверил своим ушам.

Это что же получается? Горилку, то бишь супер-качественный самогон, да за просто так предлагают? И самое странное раздаёт подарки нечисть, да ещё благодарственные слова при этом разливает.

Не к добру всё это Ох, не к добру!

Но сразу так решил: Если предлагает, да ещё за бесплатно, значит, брать нужно.

И в ответ на звучащие добрые слова утверждающе и, подавляя почему-то к горлу поступающее икание, мотнул головой:

- А давай!

Гуманоид церемонно кивнул, мол, понял. Жди! И, плотно закутавшись в свой белый пар, исчез в кастрюле.

А буквально через пару минут появился вновь. Только теперь держал в своих руках, если, конечно, эти его верхние конечности, которые оканчивались копытами, было можно называть руками, небольшую, но визуально весьма красивую, как бы под красное дерево, шкатулку с открытой крышкой. И, как показалось - весьма тяжёлую...

Её, похоже, отлили из свинца или другого столь же тяжелого металла... И была она небольшой, едва перекрывала сложенные вместе четыре кулака, но веса в ней, словно в трубе стальной семидесятого диаметра двух с половиной метровой длины.

Тяжесть ту Николай Михайлович хорошенько запомнил. Когда позапрошлым летом забор переделывал вокруг дома и в очередной раз убирая сгнившие еловые столбушки решил-таки поставить столбы вечные, стальные. Не тот уже возраст у него, чтобы через каждые три года вновь корячиться и полностью менять заграждение.

Задумано сделано

Привёз железо, надеясь раз и навсегда залить его раствором, и забыть проблему эту на веки вечные. Да вот только немало пришлось повозиться. Потому как железный пуд он завсегда тяжелей деревянного. А что касается столбов и подавно.

И шкатулка эта тяжелей прочих оказалась. Принимая её из рук зелено-фиолетового, едва не выронил от неожиданности, но, с превеликим трудом всё-таки сумел удержать что называется на последнем дыхании.

Нельзя не удержать. Это же, если не удержишь, для всего рода человеческого позор будет подумает пришелец, что слаб человек физически, а значит взять его в оборот совсем не сложно.

Ведь так пришелец подумает. А это неправильно. Совсем неправильно.

Ну уж нет! Фигу вам! Удержим!

- Посмотри в неё, она теперь твоя! продолжил между тем козлиноподобный своим пафосно-певучим голосом.

Посмотрел...

Но для этого всё-таки пришлось поставить шкатулку на землю открывать на весу её всё-таки не решился. И тут же выдохнул с удивлением.

В украшенной богатым узором шкатулке лежали большие белые таблетки, хорошо упакованные в прозрачный целлофан. По восемь штук в каждой упаковке. А сколько их, таких упаковок сразу и не определишь Много

Похожие таблетки туристы, рыбака и охотники берут с собой, чтобы, например, воду в алюминиевом котелке вскипятить или разогреть быстроразогреваемый завтрак-обед. И особенно выручают в дождливую погоду, когда нет никакой возможности собрать сухие ветки и развести полноценный костёр.

Сухой спирт эти таблетки называются. Сам не раз использовал, когда по молодости надолго в лес уходил.

Вот только какое отношение они к горилке имеют? Нельзя сухой спирт разводить в воде для последующего пития. Это то же самое, что гипс ложками хлебать, надеясь, что он вместо манной каши подойдет. Организм такое ну никак не переварит.

Потому Николай Михайлович удивленно воззрился на дарителя и пробормотал чуть слышно:

- Ты ж Вы ж Говорил, что горилка

Но козлиноподобный его бормотание хорошо услышал и радостно закивал головой с небольшими рожками:

- Горилка Горилка

Потом, увидев непонимание, объяснил таблетки, мол, это особые. Их, прежде чем употреблять, нужно в воде растворить.

Одну таблетку на склянку.

Так и сказал на склянку...

Что он имел в виду под словом склянка Редкозубов сперва совсем не понял, но как только поднял с земли на треть наполненную водой полторашку, даритель просканировал её взглядом и утвердительно кивнул:

- Годится!

Вот оно, значит, как: треть полторашки это поллитра, а значит, самая классическая полулитровая емкость и есть склянка. Ну это, видимо, у всех народов один эквивалент. У всех бутылка жидкая валюта.

- Пробуй! сказал зелено-фиолетовый.

И Редкозубов тут же разорвал один из целлофановых (а, может, и не целлофан это вовсе, а некая похожая на целлофан инопланетная субстанция) пакетов, в которые были упакованы таблетки. Но тут же едва не отбросил таблетку в сторону. Потому как она на воздухе из белой тут же начала на глазах зеленеть.

Тут же на зелёно-фиолетового вопросительно воззрился. Но тот даже не смутился и начал своей головой кивать, мол это нормально бросай ее в склянку!

И Редкозубов послушно отвинтил крышку бутылки и бросил таблетку. Хотел было взболтать для лучшего растворения, но козлиноподобный отрицательно начал махать передним копытом.

В том смысле, что не нужно этого, и вообще нужно делать только так, как он говорит и никак иначе.

Как только таблетка соприкоснулась с водой, в закрученной пробкой бутылке тут же началась бурная реакция. Причём зашипело так, что Редкозубов даже испугался в какой-томомент как бы пластик не разорвало. И чтобы этого не случилось, по испробованной годами традиции начал крышку слегка приоткрывать выпуская воздух и закручивать её снова.

Таблетка шипела примерно с минуту, после чего все гуляющие в бутылке пузырьки исчезли, словно их и не было вовсе.

...Еще раз опасливо взглянув на полученный результат и получив одобрительный кивок зелено-фиолетового, Николай Михайлович открутил крышку, понюхал и, наконец, сделал большой глоток.

Согревающая жидкость тут же потекла в желудок, после чего, подхваченная кровью, распространилась по всему организму.

Самогон как самогон - по вкусовым качествам определил Редкозубов, занюхивая рукавом. Не первач, конечно, это чувствуется, но и сивухой не отдает.

Так что самое то.

И в голове приятно зашумело, постепенно снимая невыносимую боль, от которой все утро ломало и крутило.

К тому же и в руках, и в ногах, да практически во всем теле, появилась необычайная легкость, которой не испытывал уже много лет. Словно элексир молодости принял, разом помолодев лет так на пятнадцать. А то и все двадцать скинул с плеч.

Тут же захотелось глотнуть еще, но козлиноподобный опять головой помотал мол, надо повременить!

И Редкозубов почему-то с этим тут же согласился: Надо так надо! и этому ничуть не удивился. Мелькнуло что-то там, в глубине сознания, в смысле разных сомнений, но тут же пропало.

Тем более зелено-фиолетовый отвлек вопросом:

- Хорошо? в смысле эффекта.

- Хорошо! - согласился Редкозубов.

А потом, не удержавшись, спросил:

- А что это ты как-то так странно разговариваешь?

- Як странно? удивился зелено-фиолетовый. По мови!

- А! Ну тогда, конечно, понятно... утвердительно кивнул Редкозубов, хотя как раз запутался окончательно.

Но уточнять не стал...На всякий случай Чего доброго начнешь расспрашивать, а он выданные чудо-таблетки отберёт.

К тому же посланец Кхутатхктуракту уже, похоже, решил отчаливать.

Напоследок произнёс:

- Мне пора! На сегодня моё время вышло Завтра вернусь.

- Милости просим!

- Хочу всех видеть

- В смысле кого?

- Героев!

- Да, конечно. Завтра будут. Когда приводить?

- В тот же час!...

Крикнув напоследок Слава героям! зелено-фиолетовый юркнул в свою кастрюлю и нижний люк мгновенно закрылся. Тут же втянулись удерживающие инопланетное судно на земле ноги-спицы, после чего вокруг вновь послышался раздражающий скрежет.

Оторвавшись от земли метра на четыре, кастрюля на несколько мгновений зависла в воздухе, и вдруг словно растворилась. Словно и не было её вовсе.

4.

После того, как кастрюля растворилась без следа, сгинув где-то то ли в сулящих скорый дождь облаках, то ли среди крон ближайшего леса, а возможно, в лучших традициях ненаучной фантастики мгновенно телепортировалась на какую-нибудь не видимую в телескопы околоземную космическую базу, ещё минут десять, а может даже все двадцать, Николай Михайлович стоял истуканом, не зная что и подумать и не понимая было всё произошедшее явью или всё-таки померещилось с похмелья.

И ведь, как ни крути, а уверенным на все сто процентов тут нельзя быть ни с какой стороны. И даже на семьдесят пять, то есть на три четверти, не было уверенности Если только классическое пятьдесят на пятьдесят

Вот, правда, шкатулка есть в наличии. Помнится, держал её в руках. Тяжёлая зараза боялся уронить ввиду уже давно подошедшей со всех сторон старческой немощи. Но не уронил, сам на землю поставил. И сейчас она преспокойно в густой траве стоит как бы напоминанием о произошедшем.

И можно сколько угодно рассуждать о случившейся галлюцинации ввиду обильно выпитого накануне и том, что ничего подобного, что в больную голову засело, и не было вовсе.

Но вот шкатулка

Откуда она здесь, в лугах. Не должно её быть. Ведь, не ходит здесь никто. Уже давно и, соответственно, никто шкатулками не разбрасывается. Что ни говори весомая улика в пользу случившегося. Так что реально пришелец прилетал?

Но ведь если кому рассказать захочешь о такой вот встрече, то уже назавтра после этого рассказа имеется реальный шанс повстречаться с угрюмолицыми ребятами в белых халатах и с хорошо накачанными мышцами, что передвигаются на буханковидной машине с красным крестом. И они-то не будут долго разбираться в причинах твоих видений, а просто заломят руки и погрузят в машину, а чтобы особо не рыпался, ещё и смирительную рубашку с рукавами наоборот на тебя наденут. Тут всё серьёзно и бескомпромиссно твоё желание или нежелание учитываться не будет.

Так что самое разумное не распространяться, и самому не быть подверженным той твёрдо-стопроцентной уверенности, что эту красивую шкатулку вдруг ни с того ни с сего тебе вручило то самое козлиноподобное зелено-фиолетовое существо. И оно а вот это и есть самое интересное специально прилетело в луга, чтобы ему, Николаю Михайловичу Редкозубову, эту шкатулку вручить.

Бред да и только! Причём бред клинический и для врача-психиатра выраженный во всей красе шизофренического диагноза. Так что лучше не рассказывать. И на все вопросы молчать яко партизан. А если совсем прижмёт, твёрдо держаться версии, что нашел? Шёл-шёл и нашёл. Может, обронил кто. Мало ли людей по дорогам ездят-ходят. Не уследишь за всеми.

А чтобы совсем достоверно всё выглядело, самому себе усиленно внушал. Внушал так, чтобы в корке сознания закрепилось, и чтобы потом, даже с привлечением детектора лжи, никто не усомнился в истинности-правдивости этих слов. Что всё привидевшееся есть не что иное как результат отравления болотным газом метаном. Ну или, в качестве запасного варианта это в некоторых фантастических и шпионских фильмах показывают внутрь шкатулки кто-то на высоко-профессиональном уроне закачал особое летучее и галлюциногенно-травящее сознание вещество. И если бы я открыл её где-то в помещении точно бы загнулся, а так, только глюками обошлось.

А что до таблеток то хрен его знает, что это за мел с добавками. Может быть, от этого мела и повело? От того глотка раствора непонятно-химического, что принял из полторашки? Так сказать эффект плацебо: захотелось опохмелиться вот и опохмелился.

Ещё что ли глотнуть?

Проверить как себя организм поведёт?

И тут же исполнил задуманное. Сделал большой глоток, от которого сперва едва не задохнулся, закашлялся а несколько секунд спустя вдруг почувствовал немалый прилив сил и желание крушить всё окружающее пространство.

Как говорится, был бы в руке топор начал бы забор рубить, был бы камень в руке запустил бы его в голову первому встречному, будь то хоть мать с отцом, хоть сосед или жена разлюбезная. Всё едино все враги!

Чудно и даже немножко страшно. И лишь спасает, что где-то глубоко в подсознании некий тормозок образовался. Небольшой такой тормозок, но не позволяющий распускать руки.

А если ещё глоток! В качестве эксперимента. Опасно, конечно, но надо же знать, что дальше будет. Николай Михайлович, хотя и дожил до седых волос, но мальчишеской тяги к познанию нового не потерял.

И глотнул. И как глотнул так сразу отпустило. Протрезвело в голове окончательно. Словно и не пил вовсе.

И как только отпустило, стал лихорадочно оглядываться в поисках куда б ему эту чудо-шкатулку схоронить. Ведь не потащишь же старухе на обозрение.

Да уж, такие таблетки не сгодятся для поправки её здоровья. К тому же вопросы тут же начнутся. А как на них ответишь? В смысле если правду сказать, то не миновать не только косых подозрительных взглядов, но и дурки с последующим лечением. А оно это надо?

Значит один выход. Сховать надо таблетки вместе с коробочкой.

Да вот, хотя бы здесь

Ой! А это ж кустик до боли знакомый. Не раз и не два оставлял под ним заначку. И ту чакушку, ради которой сюда тащился, именно под ним должен был оставить.

Проверить надо!

Здесь она должна быть

Но нет ее!

Куда пропала? Неужели украли? Набрёл какой-нибудь прохожий, нашёл случайно, и вместо того, чтобы обратно положить, с собой унёс. И вот теперь содержимое этой самой чакушки булькает в чьём-то чужом желудке.

А это значит А это значит, что нельзя здесь ничего оставлять. В том числе и эту шкатулку

И брать нельзя тяжёлая зараза!

Что же делать-то?

А может и не было здесь той самой чакушки. Ведь не помню наверняка, что была. Или вовсе не прятал, или уже оприходовал когда раньше, это когда сюда в очередной раз приходил.

Подумав, рассовал пакеты с таблетками по карманам. Однако не получилось Всё равно меньше половины пристроил. К тому же карманы штанов топорщатся, что не есть правильно и есть шанс спалиться. К тому же, пока рассовывал, один из пакетиков пальцем неаккуратно проткнул, и в образовавшуюся дырку таблетки из него просыпались. Хорошо хоть в карман, а не в траву, может, не позеленеют сразу.

Так что теперь уже два пакетика порванных образовалось. Ещё один из которого первую таблетку пробовал. И пусть много их в наличии, а всё равно жалко.

И тут в окончательно прояснившейся после выпитого козлиного зелья голове идея возникла. Снял рубаху и, выложив на неё всё полученное богатство, сделал узелок. Лишь содержимое разорванных пакетов оставил в карманах штанов. Эти таблетки надо будет в первую очередь использовать. Жалко, не успел спросить какой у них срок годности после вскрытия.

А свинцовую шкатулку под приметный кустик спрятал вдруг пригодится ещё.

И, оглядев окрестности, двинулся к дому.

5.

Полина как назло у крыльца стояла, как будто о чём-то догадалась, как будто знала о чём-то наверняка. Поджидала Словно чуйка у неё особая Да уж. Такую так просто не проведёшь. Она тебя словно насквозь видит. Просветит-просканирует, как рентгеновским аппаратом, а потом в мозги залезет, и все извилины переберёт одну за другой.

- Ты чего это без рубахи?

- Купался, - ответил Редкозубов.

- Что-то незаметно

- Высох уже.

- А в рубаху что завернул?

- Да вот, гадюку по пути встретил. Дай, думаю, с собой захвачу.

- На что тебе она? И чего человеку неймется?

- Сейчас яд отожму, да отнесу обратно.

- А точно змею принес? Может, заначка у тебя там какая?

- Хочешь покажу. Подойди да посмотри.

- Да ну тебя с твоими аспидами

Но всё-таки подошла: А ну-ка дыхни!.

Вот, блин, стерва! Никогда своего не упустит! Пришлось-таки дыхнуть, отчего сразу переживания пошли. Ведь пил козлиное пойло а ну как учует? Но Полина, хмыкнув, ничего не сказала. Лишь бросила вдогонку к сараю уходящему мужу:

- Смотри, не упусти!

- Да уж не упущу! Она, если вырвется, может и в доме поселиться, а мне и с одной змеюкой хлопот хватает.

- Поговори мне ещё!

А потом добавила:

- И когда всё это закончится? имея в виду непроходящее с годами увлечение мужа.

В сарае Николай Михайлович разыскал холщёвую сумку и быстренько переложил в неё целлофановые пакеты. После чего задвинул сумку под верстальный стол, прикрыв спереди рогожей и поставил прохудившуюся ещё два года назад флягу, помнится её уже давно собирался запаять, но как-то протянул с этим делом, а после и вовсе рукой махнул хватит фляг. В бане две стоят, да на чердаке три валяются, совсем новые. Худая же пусть пока валяется, а если потребность такая возникнет можно и запаять, а то, если совсем лень разберёт, и в металлолом сдать, когда в очередной раз скупщики приедут.

О том, что жена таблетки отыщет, теперь даже не переживал Это ведь не какая-то там жидкая заначка, всегда можно сказать, что таблетки не что иное как тот самый сухой спирт, для розжигу. А зачем столько? Так это племяш Толькин привез. Не веришь иди спроси. А откуда у него моё какое дело Раз даёт надо брать. Как оно говориться в хозяйстве пригодится.

- Змеюку-то куда дел? - спросила Полина, когда вышел из сарая уже в рубашке. Но не стал её в штаны заправлять, оставил на выпуск, это чтобы прикрывала топорщащиеся карманы, заполненные чудесными таблетками. Решил перед Кирьянычем похвастаться ему можно, он оценит.

- Да не было никакой змеюки Пошутил я

- Ага Меня чтоб позлить?

- Ну типа того.

- А чего притащил тогда?

- Да травы всякой лечебной. Кирьяныч просил набрать, чтобы настойки на самогоне делать.

- Вам бы только настойки хлебать. Пойдем что ли... Покормлю тебя. Обедать пора, а ты еще не завтракал - и пошла в дом.

- Да вот. Голодом моришь любимого мужа. И даже полечиться не предложила, - ей вслед бросил Редкозубов

- Вот ещё лечить его. Да и сам, гляжу, обошёлся. Умылся, искупнулся и прошло всё.

- Прошло Прошло, - машинально кивнул ей Редкозубов. А про себя усмехнулся: Ага. Как же прошло. Такое просто так не проходит. Если бы не козлиная таблетка, до сих пор умирал бы.

Про себя сказал, но проницательная супруга вдруг остановилась, обернулась: словно не про себя, а вслух всё это выдал.

- Или я не знаю чего? подозрительно так взглядом чиркнула. Николай Михайлович даже сжался внутренне.

И очень даже смущало, что старая почему-то запаха не учуяла. От слова совсем. Ведь если бы хоть малейший аромат уловила был бы уже концерт по заявкам. А здесь молчание.

Интересное дело видать и впрямь таблетки чудесные.

А вскоре после обеда опять в гости пошёл, как бы старуха ни злилась. Да пусть себе злится. Пусть даже лопнет от своей злости. Соседа уважить надо. Без этого никак нельзя. И пусть жил Кирьяныч почти на другом конце деревни, все равно фактически соседями считались.

Ведь если фактически разбираться кто такой сосед? А это тот кто по соседству проживает. А ближе Кирьяныча и не жил никто. Дома стояли, но пустые. Кто-то помер давно, кого-то дети в город забрали свой век доживать, а кто-то и сам в поисках лучшей доли умотал.

В деревне-то совсем нечего ловить. Работы нет, доходов шиш. Только те выживать и способны, кто в силах лес на делянках валить, да по проселочным дорогам вывозит его на продажу. Да ещё пенсионеры остались, в большинстве немощных, но есть и такие, что в силах и сена покосить, и, пусть не корову, но козу с овцами зимой кормом обеспечить. Из таких в Борисове Майдане остались только Редкозубовых пара, да Грынины Кирьяныч с женой. Еще с натяжкой Петька Самойлов да Марфа Курмакова. Они чуть подальше живут от Грыниных, не просто на самом краю деревни, так ещё и на отшибе Особняком Они всегда так жили.

Ну да этим одиночкам, похоже, недолго осталось. Больные оба. Только на уколах и живут И уехать им некуда. В дом престарелых разве только, но не хотят. Как однажды Петька выразился, там режимная зона, а я на воле хочу помереть потому как зону по молодости вдоволь потоптать пришлось.

С Анатолием Кирьянычем Редкозубов сошёлся как-то сразу и лучше, чем со всеми прочими. И это несмотря на то, был Кирьяныч (он сам при первом знакомстве велел себя так называть) не местным. Приехал с супругой вскоре после того, как рухнул Союз, а в солнечном Севастополе прошло разделение Черноморского флота. Одни ушли служить России, другие Украине. И когда сторожевой корабль, капитаном которого как раз и был капитан третьего ранга Самойленко, по любовному согласованию сторон передавался Незалежной, решил Анатолий Кирьяныч после долгих размышлений службу оставить, о чём и написал соответствующий рапорт. И с тех самых пор его китель с двумя медалями Нахимова и 70 лет Вооружённых Сил СССР в одёжном шкафу висит, полиэтиленовой плёнкой обёрнутый, что защищает от пыли и моли. Прилюдно после переезда появлялся в нём только однажды на праздновании пятидесятилетия Победы в районном центре, даже выступал на митинге. И вновь спрятал в шкаф.

Причём, будучи коренным украинцем, завершив свою службу, решил Кирьяныч поселиться в родной деревне своей жены Валентины, где после смерти её родителей уже несколько лет пустовал добротный пятистенок. Почему так решил? Возможно потому, что родных на Украине у него не было с рождения, а родным домом стал детдом Впрочем, это уже совсем другая история

6.

Соседи в виде Кирьяныча и его гостей сперва, как, впрочем, и ожидалось, принимать на веру рассказ Редкозубова отказались категорически. Николай Михайлович всё-таки не выдержал и чуть ли не с порога выложил честной компании необычайную историю, приключившуюся с ним поутру. И про спустившуюся на луг кастрюлю поведал, и чёрта, вышедшего из неё, обрисовал. И не мудрено, что не поверили: с такой похмелюги поутру она не только по Редкозубову, но и по всей компании прошлась основательно чего только не привидится. А шаловливые зелёные человечки так это и вовсе классика жанра.

Потому что удивляться Кирьяныч и начал с нескрываемой ехидцой допрашивать контактёра:

Хвост был у него?.

А какой с кисточкой или прямой и короткий, как у свиньи?.

А он в сапогах был или на босу ногу?.

А рога какие? Прямые, как у быка, или загнутые? Или же витые, как у моего барана Митьки?.

Баран Митька с красивыми витыми рогами и серебряной шерстью у Кирьяныча во дворе стоял и был гордостью всей округи. Какая-то кавказская порода, да сосед и сам-то толком не знал какая именно. Два четыре назад вдруг рано утром ни с того ни с сего к нему вдруг заявились цыгане из райцентра. На бортовой ГАЗовской машине приехали. Они и раньше на ней приезжали неоднократно. То металлолом собирали, то конский навоз продавали мешками, то лук в сетках и всё из одного и того же кузова, который, похоже, даже не мыли никогда.

Впрочем, в данном случае Митька совсем ни при чём. Тем более, что его рога никак на рога зелёно-фиолетового не походили. И сбить Николая Михайловича в этом смысле ну никак бы не получилось. И подковырка Кирьяныча Может, тебя Митька боданул!? ну никак не катила.

И поэтому Николай Михайлович на все каверзные вопросики лишь снисходительно улыбался, а когда это порядком надоело, торжественно заявил:

- А у меня доказательство есть! и высыпал из правого кармана аж шесть таблеток. - Вот что он мне подарил. Сказал по таблетке на склянку воды растворять надо. Так что и теперь не веришь?

Кирьяныч двумя пальцами взял таблетку, поднес к носу, понюхал.

- Вроде и не пахнет ничем

- А ты в воду брось.

- На бутылку, говоришь, таблетки хватает? А если на банку трехлитровую? сразу же начал размышлять сосед. Шесть, выходит, нужно? А вот интересно может и одной вполне хватит. Ведь это, по сути, тоже склянка.

- Ну не знаю, как-то не думал об этом. Попробуй, конечно, если что, ведь и добавить можно.

Бросил в банку. Таблетка, как водится, зашипела.

Как только шипение закончилось, сняли пробу.

- Да как-то слабовато. Вообще не торкает. Абы как-бы я б сказал, - оценил Кирьяныч и признал:

- Ничего не поделаешь нужно больше ещё бросать.

- Бросай всё, глядишь, крепче будет, - высказал свое мнение Редкозубов. - Не жалей у меня еще есть.

И выложил из другого кармана на стол ещё шесть таблеток.

После добавленной горсти горилка оказалась в самый раз. Почти первач. А таблетки из другого кармана решили ещё в одной трёхлитровой банке растворить. Так что на вечер вполне приличный запас получился.

7.

А вот что потом было, заполнилось вроде бы и отчётливо, и, в то же время, вроде бы словно в малопроглядном тумане. Как бы и случилось всё это, и как бы такое не могло приключиться. В том смысле, что не должно было случиться никогда... Да уж! Такая вот хреновина вырисовывается на всём этом повествовании. И сон не сон, и явь не явь. И опять ненароком, но настойчиво, вспоминается классическое, что может быть сон без сновидений, но не может быть сновидений без сна.

Короче говоря, закончив с заготовительной процедурой, наконец-то, приступили к продолжению банкета, решив попробовать что же такое получилось в банках от шипучих таблеток.

Попробовали По вкусу, вроде самогон как самогон вполне себе обычный. Тот самый классически мутный и от стакана немного пованивает. Чуть-чуть, не как обычно после сделанного от перегонки браги. Почти незаметно Но всё же

В чём в чём, а в искусстве варки самогона Николай Михайлович понимал экспертно. Сколько декалитров сего напитка по бутылям разлил учёту не поддаётся. И обычного, и увкуснённого.

Подумалось даже не случайно Полина сперва почуяв что-то, принюхалась было, а после отстала, не стала тему развивать.

Но тут же про то и позабыл, потому как некогда теперь про то думать... Пробовать надо.

И попробовали И, как только попробовали, сразу получили прилив сил и радости. Все боли и несчастья отступили, словно и не было их никогда. И желание горы свернуть появилось. И впрямь чудо-влага

Однако посидели немного, по второй пропустили. И сразу же нахлынувшая была радость сменилась на полное разочарование и отупление в голове. Словно и не было в сознании этой минуту назад пришедшей радости.

Ещё выпили. И вместе с нехорошим урчанием в животе вдруг какая-то дурная злость накатила, волной, смывающей все препятствия. И вдруг нестерпимое желание кричать без остановки появилось. Причём не абы что кричать, а конкретное:

- Слава героям!

- Слава Бендерi!

Да. Именно так! Именно эти слова кричать захотелось. И ведь закричали.

А ещё обуяла почти непреодолимая тяга схватить кусок арматуры или бейсбольную биту и ринуться в драку с теми, на кого старший укажет

И где же он старший?

Посмотрел Редкозубов на соседа. Посмотрел на гостей его Романа и Никиту... Нет среди них старшего!

И почему-то они славу Бендерi не кричат, когда, Николай Редкозубов, громогласно кричит

Не порядок! Указать надо!

Может, потому, что выпили меньше. И, более того, искоса на него поглядывают. Не так, чтобы враждебно, но несколько недоумённо. Ведь он-то ещё в лугах хватил, а они отстают.

Так это сейчас поправим!

- А ну-ка, давайте еще по одной! провозгласил Редкозубов.

- Так наливай! немедленно отозвались голоса.

И только выпив, не сдержался племяш:

- Слава героям! закричал.

- Ты чего, Роман? уставился было на него приятель, который не успел опрокинуть в себя стопку.

- Слава героям, говорю. А ты, Никита, что-то против имеешь? Пей давай!

- Да нет, не против я - и лишь выпил, тут же выдал: - Я-то завсегда поддерживаю. Слава героям!

И тут в их разговор вклинился мощный удар кулака по столу. Даже пара тарелок на пол упали:

- Молчать, бисовы дети Бендерi слава! А кто не согласен пошли вон!

Но гости с ним согласились и тут же по дому разлилось:

- Слава!

- Слава!

- Слава!

В полном недоумении смотрел на них Николай Михайлович. Потому как после ещё одной выпитой стопки чудной горилки его голова прояснилась, и уже не хотелось славу кричать. А, наоборот, увидел в собутыльниках своих признаки некого сумасшествия.

А кроме него, в здравом уме пребывавшая Алевтина Антоновна, супруга Кирьяныча, что в застолье не участвовала и ныне тряслась от страха за перегородкой в чулане.

Она то и дело выглядывала, чтобы посмотреть на слетевших с катушек молодцов. И во взгляде её читалось желание поскорее надеть уличные калоши и бежать в соседнюю деревню, где есть телефон. Видимо, хотела звонить в скорую или в дурку.

И Николай Михайлович в определённые моменты её в этом готов был поддержать Это когда очередной стакан делал мысли ясными, а голова начинала соображать трезвее трезвого.

И в этой трезвой голове уже постепенно начали формироваться кое какие догадки.

Однако пока не успевали сформироваться окончательно Потому что под напором собутыльников рука вновь тянулась к стакану, и новая порция пойла обжигала желудок со всеми дурными последствиями.

А тут ещё быстро захмелевший Роман вдруг закричал почти совершенно охрипшим голосом:

- А тут, кажется, кто-то Бендерi не рад? и в сторону Алевтины Антоновны рукою отмашку сделал.

- Да какому такому Бендере?! тут же взвилась Алевтина, Вы тут что, совсем уже с ума-разуму спятили?! Вот сейчас отберу вашу отраву, да вылью на улице!

- Я те вылью! грозно отозвался Кирьяныч, Давно по мордасам не получала? Так я обеспечу.

Потом, правда, голос его слегка подобрел:

- А лучше с нами выпей.

Но жена, словно заведённая, всё испортила:

- Да сейчас. Буду я всякой дрянью травиться да ваши словеса глупые выслушивать! И вообще - а ну, прекращайте свои посиделки!

Уж лучше бы она молча отказалась, головой бы мотнула да отошла в сторону. И не было бы такого продолжения.

Потому что уже в следующий миг Алевтине Антоновне пришлось прыть проявить необычайную. Пулей выскочила она из избы, увидев, как муж со злым выражением глаз поднимает с пола тяжёлый табурет. И как только дверь за собой закрыла, табурет со всей силы ударился в дерево, рассыпавшись на несколько частей.

- Во, стерва! Сбежала-таки! Не попал! - раздраженно отметил Толян, и вдруг сердито глянул на Редкозубова:

- А ты чего притих? Или ты москаль?

И Редкозубову вдруг стало неуютно.

Что тут ответишь? Потому промолчал вдруг пронесет.

Но не пронесло. Кирьяныч насел серьезно:

- Чего молчишь?

А потом вдруг:

- Докажи, что не москаль Сбацай нам гопак

- Да ты что, сосед, сбрендил что ли? Сам посуди, куда мне прыгать с моими ногами хромыми, - попробовал разрядить обстановку Редкозубов.

Не получилось

- Кто не скачет тот москаль! - отозвался на то сосед.

И лица у всех какие-то злые стали. Того гляди по первой указке (и неважно от кого) в драку полезут.

- А ну скачи!

- А ну славу кричи!

Совсем страшно Редкозубову стало от этих звучавших в его адрес слов, так что рука сама собой к трехлитровой банке потянулась.

- Никак выпить хочешь? ехидно поинтересовался Анатолий. А мы москалям не наливаем!

- Давай выпьем и будет вам гопак, - нашелся Редкозубов, - и всем разлил до краев в стаканы гранённые.

И хватанули до дна... И от выпитого залпом двое тут же протрезвели.

И Редкозубов выпил И тут же в пляс пошел...

И сам даже не понял откуда столько прыти прибавилось.

Ведь уже не первый год с палкой ходить приходится. Хромал, да к больным ногам то и дело всякие примочки прикладывал. Это когда совсем невмоготу.

Консультировался было у невролога районной поликлиники, узнать хотелось что это за немощь такая приключилась? А тот какое-то длинное слово произнес, что вовсе и не запомнить. Таблетки выписал горькие велел пить, да гимнастику делать.

Но Николай Михайлович решил, что лучше первача лекарства ещё не изобрели, и не изобретут никогда. Потому время от времени именно его принимал. Ноги, правда, от того лучше ходить не стали...

А тут вприсядку пошел. И безо всякой музыки в такт попадал. Потому как музыка в его голове звучала на все лады и ноты.

Изумленно смотрели на него собутыльники, совершенно не понимая причину вдруг возникшей безрассудной энергии. А как танец закончился, хлопнули еще по одной. И тут же взыграло желание на Крещатик идти и требовать вольностей для всех патриотов. Только вот в какой стороне тот Крещатик находится знать никто не знал.

И неожиданно Николай Михайлович понял всё окончательно. Словно подсказал кто свыше

Так вот оно какое бесовское наваждение! Ах ты козлина, сукин сын!

И понял спасать народ нужно. И самому спасаться.

А как? Да просто кто-то голову чистой должен держать постоянно.

Поэтому после следующего тоста пить не стал. Только вид сделал, что пьёт. И тоже трезвым остался.

- Слушай, Кирьяныч,- сказал, когда очередь новой чарки подошла, - что-то перестало мне нравиться это пойло. А нет ли у тебя твоей самогоночки в запасе?

- Почему нет? Есть, конечно Эй, Ромка, сходи в чулан

Выпили Красота! Никаких тебе героев, никакого тебе Бендеры или как его там.

Выпили еще И под шумок пошептался Редкозубов с Ромкой, который изо всех самым разумным ему показался, и вдвоем вынесли они на улицу и недопитую, и другую, полную, банку с разбавленным таблеточным пойлом, и в траву всё вылили.

А потом опять догуливать вернулись, и уже никто не помнил что за самогонка на столе стоит.

А когда домой вернулся, встретил не просто привычно-родное явился окаянный!, но и пронзительный взгляд соседки Алевтины.

Вот куда умотала значит? А с другой стороны - куда же ей еще-то идти? А у Полины завсегда найдет понимание и сочувствие.

8.

Утром ужасно болела голова. По привычке стал лечить её огуречным рассолом Но помогало слабо. Наверное, потому, что накануне старая от всей души скалкой по затылку заехала Не слабо так заехала... И как только не пришибла окончательно - непонятно? По всему должна была на тот свет отправить, да, наверное, ангел-хранитель вмешался.

А что Полина решилась такое учудить, так тут, видать, не только по своим личным мотивам ситуация, а и за соседку разлюбезную решила отомстить.

Хотя я-то тут причем? Я что ли табуретку ту швырял?

И вообще, мимо она пролетела, никого не покалечив. А вот скалка деревянная точно по месту легла

А это ведь и смертоубийством закончиться могло

Легко!

Да, именно так, старая Чуть-чуть посильнее бы прижала дубинку свою, и лежал бы Михалыч сейчас в холодном морге, а ты на тюремных нарах. И

По тундре, по железной дороге,

Где мчится поезд Воркута-Ленинград

И неча тут ухмыляться

Вот и стонал Редкозубов от боли и досады, скрежеча зубами, то и дело трогая рукой здоровенную шишку, вздувшуюся среди редких волос.

Да и от вчерашневыпитого так всё болело, что за кружку самой дешёвой бражки или бутылочки крепкого пива, лучше девяточки, готов был пойти на любое преступление.

И не понятно от чего больше болело от вчерашней гулянки или скалки деревянной. Или одно на другое наложилось?

Мучился страшно, вспоминая вчерашний вечер.

И память то яснее ясного какой-либо эпизод открывала, а то мучительно долго не давала до сути добраться отчего это именно вот так получилось.

Растворили таблетку

Попробовали полное дерьмо. Что называется ни в голове, ни в жопе. Поняли мало одной на трехлитровую банку... Шесть должно быть. А кинули семь. Так, на всякий случай.

И началась всякая чертовщина.

То ли переборщили...

То ли так оно и должно было случиться.

Короче, без бутылки не разберёшь.

Вот ведь опять про бутылку, будь она неладна.

Да, кстати, насчет бутылки Всё ж просто! Ведь есть таблетки, что в сарае лежат, а водички для них целый колодец.

И первый позыв бежать скорее да в водичке их разбавить. Хоть колодезной, хоть даже болотной.

Уже, кряхтя, с кровати ноги свесил

И в калоши залез

И уже пошел было в сторону сарая голову лечить Как вдруг что-то торкнуло в голове

Застыл в нерешительности.

Бурным потоком нахлынули воспоминания о прошлом вечере. И про героев, и про Бендеру, и про злые глаза обычно добродушных соседей

Выпьешь стакан не беда.

Хватишь второй и пошла круговерть с прибамбасами.

Ах, напасть какая!

Ах, морок навёл бес окаянный!

А ведь он сегодня ещё и на новую встречу приглашал

Сходить что ли?

Обязательно сходить нужно!

Но не просто так, а для серьёзного разговора.

И даже не заметил, как в руках оказались вилы с длинным черенком. Это которыми в лучшую пору жизни своей, когда в руках силушка была, метал стога и скирды складывал. А не стало сил забросил в дальний угол сарая.

И опять провал в голове когда это он успел в сарай сходить да вилы отыскать?

Хотя не важно. Самое то супостата наказать.

А ещё все оставшиеся таблетки ссыпал в один мешок.

Несмотря на хромоту многолетнюю, резво побежал. И даже палку можжевеловую, с которой ходил обычно для подмоги взять позабыл.

Да и неудобно бы с ней было. В одной руке вилы, в другой мешок.

И почти уже добрался до места встречи, как услышал сзади топот бегущих ног и голос знакомый:

- Подожди, сосед, и мы с той!

Обернулся а там Кирьяныч с гостями его догоняют.

И шагает Толян с деревянной рогатиной. Есть, видать, ещё сила в руках, если такую хрень аж от дома тащит. А по бокам Роман с Никитой.

Грозные, яко богатыри с картины Васнецова, с железными вилами и насупленными лицами

- Ну, где тут черти водятся? Показывай! воинственно пророкотал Кирьяныч.

- Сейчас покажу! Будет вам встреча!

И только вошли на луг, только откопал Николай Михайлович схороненную накануне шкатулку, как вокруг оглушающе заскрежетало. А на примятую накануне лужайку стала медленно опускаться вновь непонятно откуда взявшаяся вчерашняя кастрюля

И вышел из нее все тот же козлоподобный субъект И гордо подняв рога, заговорил вычурными словами:

- Великий правитель планети Кхутатхктуракту переда привт героям Майдану!

В протянутых к славным героям руках-копытах он держал похожую на вчерашнюю шкатулку, видимо, с таким же содержимым.

- Вiзьмите горiлку, скромний дар Великого правителя планети Кхутатхктуракту

Но запнулся, встретив, вместо восторженных, угрюмые и не сулящие ничего доброго взгляды.

- ...Нехай вона допоможе в боротьб- закончил уже без прежнего пафоса, а даже с некой опаской и оглядкой в поисках возможного пути отступления.

И, наверное, был прав.

- Ах, ты, бисово отродье, - прошипел сзади дед Толян и первым ринулся в атаку. За ним, размахивая железными вилами, бросились на ворога молодые войны. Да и Николай Михайлович, дабы не выпадать из коллектива, присоединился к атакующим.

Зелено-фиолетовый, удивленный и раздосадованный столь необычным приемом, как видно сильно струхнул и, стремительно вбежав в свою кастрюлю и, не мешкая дал газу на взлет.

Кастрюля закудахтала и начала медленно подниматься. Редкозубов меж тем вывалил из мешка на землю бесовские таблетки и начал ожесточенно втаптывать их в ещё мокрую от утренней росы траву, повторяя беспрестанно:

- Я вам покажу героев!

- Я разберусь с вашим Бендерой!

- Ишь, чего удумали!