Аннотация: - Оррин, а как ты стал командиром отряда? - Тебе зачем? - старый лучник нахмурился, но новобранцев его грозный вид не смутил. - Интересно. Правду говорят, что ты воевал в Турае? ** Действие происходит после основных событий "Таверны".
Впервые я оказался в тех краях еще будучи зеленым новобранцем. Помню, как пасмурным весенним днем мы шагали по лесной дороге. Тогда еще и сама дорога была новая - через Турай только собирались водить торговые караваны, вот и прорубили в столетнем лесу широкий тракт, еще не везде бревна вывезли. Наш отряд бодро вышагивал по этой дороге, новые кожаные доспехи скрипели при каждом резком движении, луки еще белели свежей древесиной, и каждый из нас чувствовал себя уже чуть ли не героем какой-нибудь битвы.
Дух наш слегка поубавился, когда впереди, наконец, показался сам замок. Турайский замок был не то, чтобы маленьким, но и замком назвать его было сложно, скорее он походил на военный бастион. Замок стоял на холме, и лес, казалось, расступился перед такой нелепицей: вокруг холма не было ни единого деревца, что, однако, делало замок еще более неприступным. Красота здесь явно была принесена в жертву практичности. Турай - сад бога, так переводилось это название с местного наречия. Я невольно усмехнулся: что за бог мог назвать садом это нагромождение стен и башен на лысом холме посреди столетнего леса?..
Но, как бы то ни было, в этот замок мы были направлены постигать на практике искусство ведения боя, а не наслаждаться окрестными красотами, так что жаловаться было не на что. Встав походным лагерем у стен замка - я-то думал, что нас расквартируют внутри! - мы начали потихоньку осваиваться в этой новой для нас жизни. Тренировки с утра до ночи, полевая кухня, дозорные наряды на башню и в разведку по окрестностям, да жесткая постель почти что на голой земле вскоре стали столь же привычны, как длинный нож на поясе, которым каждый из нас научился управляться еще в детстве.
Хозяйка замка нами особо не интересовалась. Мы все видели ее издалека, по утрам она частенько выезжала на прогулку верхом на статном вороном коне. Да и сама она была под стать своему коню: длинные черные волосы, черное платье, манера держаться как у столичных аристократок. Местные называли ее ведьмой, но чего только не придумает полуграмотный крестьянин. Так вот, встретиться с Леди, как мы ее стали называть между собой, мне довелось ночью. Мой наряд на башни пришелся в тот раз на душные июньские сумерки. Весь день нещадно палило солнце, и камни раскалились настолько, что даже ночь не принесла облегчения, тем более что и воздух словно застыл не в силах пошевелиться от такой жары. Я маялся в узком каменном мешке под самой крышей башни и бродил от одной бойницы к другой, обозревая окрестности и пытаясь разглядеть хоть какое-нибудь движение в этой душной, непроглядной тьме.
Откуда-то взявшийся легкий ветерок донес едва различимые звуки песни, но поначалу я не придал этому значения. Песня становилась громче, и ветер крепчал, неся приятную прохладу. Я, наконец, заметил на открытой башне Леди. Она сидела на краю и пела, поддерживая мелодию каким-то струнным инструментом. Я не мог разглядеть, на чем играла Леди, как не мог и разобрать слов песни из-за порывов ветра, но я точно помню, что меня поразил ее голос - необычно низкий и вместе с тем приятно-мелодичный. Уж не знаю, сколько я тогда простоял, вглядываясь в ее силуэт. Из забытья меня вывел особо сильный порыв ветра, задувший в моей башне огонь. Вздохнув, я пошел опускать чугунную клеть, висевшую под потолком, и вновь зажигать прокопченный от времени фонарь.
Пока я возился с фонарем (бывают же такие неудобные штуки!), в башню поднялся мой сменщик, что означало, что мой наряд на эту ночь завершился. Усталость взяла свое, и, кажется, из башни я вывалился кубарем, все-таки оступившись на лестнице.
Путь к нашему лагерю пролегал по крытой галерее вдоль западной стены, и я брел в полусне, на автомате, считая колонны, чтобы не свалиться по дороге. Вдруг передо мной возникла Леди. Конечно, она просто шла навстречу, а не появилась из ниоткуда, но я был слишком уставшим, чтобы заметить ее раньше и уступить дорогу. Мы остановились друг перед другом, она окинула меня взглядом и улыбнулась.
- Как твое имя, солдат?
Усталость как рукой сняло. Я вытянулся в струну, словно перед генералом.
- Оррин из отряда лучников под командованием Гвендина, - оттараторил я.
Она снова улыбнулась. Затем ее лицо посерьезнело:
- Я надеюсь, ты будешь хорошим лучником, Оррин из отряда Гвендина, - сказала она.
- Одним из лучших!
- Хорошо, - она снова улыбнулась. - Иди отдыхать, солдат.
Я поклонился в ответ и отправился в лагерь. Усталость снова навалилась, и я, едва добравшись до своей койки, рухнул спать.
Дни шли за днями, и тренировки занимали все наше время. Мы, лучники, часы напролет ежедневно проводили на стрельбище. Мишени превращались в бесполезное решето через день-полтора, тетивы рвались и больно, до крови, хлестали по рукам, а мы все стреляли. Лук стал продолжением руки; мы посылали стрелу вперед, уже не глазом, а сердцем указывая ей цель; на стрельбище мы работали так, словно от этого зависела наша жизнь. А кроме тренировок были еще походы по окрестностям, упражнения в тактике... Короче, за всем этим я быстро забыл о разговоре с Леди. А потом была дождливая осень, зима и, наконец, весна, и мы месили грязь вперемешку со снегом, учились выживать без огня и совершали безумные переходы под проливным дождем.
Спустя лишь год с нашего прибытия сюда мы уже собирались обратно в город. Еще вчера мы привычно отстукивали сапогами сто пятнадцать каменных ступеней на смотровую башню, и вот уже мы собираем палатки и грузим их в подошедший по этому случаю обоз. А потом нас принимали в элитную Сотню Гвендина, мы колесили по самым дальним закоулкам Империи и на своей шкуре доучивали все, что не успели постигнуть за тот год. Все это время мы делали то, что умели лучше всего - стреляли, но теперь от этого умения действительно зависели жизни. Наша сотня убывала и снова пополнялась, и в тот неспокойный год мы снова оказались на западе, зачищая пустыри за Черной Грядой. В тот год началась война.
Меньше всего мне хочется знать, что не поделил наш император с паладинами, но, как я потом узнал, наши границы осаждали чуть ли не все соседи разом. Мы стояли в Акабе, отдыхая после очередного рейда, когда гонец принес приказ - уходить на север, в Малек. Малек был одним из крупнейших городов в регионе, его крепость считалась самой большой, а за ним открывалась дорога до самой Столицы.
Услышав такие вести, Гвендин только покачал головой, а когда гонец отбыл, распорядился идти отдыхать. В тот вечер мы долго сидели в казарме, гадая, что-то принесет нам эта война. На утро мы остались в Акабе, и провели весь день как на иголках. А следующим утром нас раньше обычного разбудил походный горн. Мы выдвинулись почти сразу же, налегке, оставив в Акабе все, что нельзя было унести в одной руке. Гвендин распорядился надеть легкие доспехи и взять оружие, а больше ничего собрать мы и не успели.
Этот осенний бросок в Турай остался в памяти каждого из нас. Да, не в Малек, как было приказано, а в старый Турай, к маленькой крепости на лысом холме. Мы шагали быстро, то ускоряясь почти до бега, то замедляясь для отдыха, и Гвендин сам шел впереди, задавая темп. Кто-то попытался затянуть бравую походную песню, но Гвендин, не оборачиваясь, рыкнул:
- Отставить! - и уже тише добавил, - Дыхания не хватит.
На несколько минут повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь глухим топотом сапогов. Затем Гвендин замедлил шаг и, все так же не оборачиваясь, сказал:
- Нам надо прийти в Турай до темноты.
Как?! Сделать двухдневный переход менее, чем за сутки? Его голос звучал ровно и буднично, словно он проговаривает новобранцам разнарядку на день. Нам надо прийти в Турай до темноты...
- Мы должны это сделать, ребята, - словно отвечая на невысказанный вопрос, - так что без разговоров, экономим силы и пошевеливаемся. Обеда не будет.
И мы снова перешли на бег.
Хоть мы и привыкли к длинным переходам, к концу дня устали неимоверно. За весь день мы не проронили ни слова, только изредка обменивались взглядами, недоумевающими, усталыми, немного голодными, а теперь все больше ободряющими, чтобы хоть немного поддержать моральный дух друг друга. Гвендин все чаще поглядывал то на небо, то на лес по сторонам, все вернее тонувший в вечерних сумерках. Мы не успевали. Из последних сил мы пытались ускориться, но размокшая от мелкого дождя дорога при каждом шаге словно хватала за ноги.
Замок мы увидели за мгновенье до того, как совсем стемнело. Вот на фоне свинцового неба возникли черные силуэты башен, и мы, стиснув зубы, рванули вперед, а когда я в следующий раз глянул вперед, замок уже полностью слился с опустившейся на мир темнотой. Если до сих пор путь был тяжелым, то этот последний бросок в кромешной тьме стал просто адом. Вверх по лысому холму мы ползли, падая, помогая себе руками и таща друг друга. Ноги уже не слушались, дыхания совершенно не осталось, грязными рукавами мы стирали с лица воду, пот и, кажется, слезы. Кто-то, наконец, добрался до замка и забарабанил в дверь. В темноте возникла полоса слабого света, расширилась, а в следующий миг мы ввалились во двор.
Нас встречала сама Леди. Да и в замке было полно народу - три отряда и новобранцы, как мы узнали потом. Нас разместили, раздали паек. Леди отдавала приказы, замковые выполняли их быстро и четко, несмотря на поздний час. Моя койка оказалась рядом с Гвендином. Как сейчас помню, старик сидел, держа в одной руке краюху хлеба, а в другой - кувшин воды. Леди пришла и сидела рядом, ожидая, пока он утолит первый голод. Подошли и другие воеводы. Среди них был и огромный Бэр - широченный мужик с седыми висками и лицом, покрытым шрамами. Забавно, говорят, лицо ему исполосовал какой-то бродячий монах... Ну да не важно. Так вот, они все окружили Гвендина, а я совсем рядом сидел. Леди первой и заговорила:
- Где тебя застало письмо?
- В Акабе. Я уже собирался в Малек.
Леди покачала головой.
- Из Акабы сюда... - она не договорила. - И что, ты бы ушел? В Малек?
Гвендин только пожал плечами и отхлебнул из кувшина.
- Когда битва, завтра? - спросил он как ни в чем не бывало.
- Да, - пробасил Бэр. - они уже здесь.
- Тогда мне и моим людям надо отдохнуть.
- Ты не хочешь обсудить стратегию?
- Все выверено годами. У меня простая стратегия - стой да стреляй, да смотри, чтоб стрелы не кончились.
Они ушли, а Гвендин еще какое-то время смотрел им вслед. Затем поднял глаза к потолку, прошептал "спасите боги" и начал готовиться ко сну.
Сказать, что мы выспались, было бы преувеличением. Так, отдохнули, немного успокоили ноги. Рассвет встретил нас холодным густым туманом. Гвендин спешно расставлял нас по стенам, ориентируясь почти что на ощупь в этой белой пелене. Время от времени мы выкрикивали имена друг друга и отзывались, чтобы не оставаться один на один с туманом и узкой бойницей, за которой был все тот же туман. Мы привычно проверяли луки, прилаживали за спину колчан со стрелами, немного нервничали, почти как всегда. Снизу доносились голоса мечников, они тоже готовились к битве, хотя до них еще не скоро дойдет. Из тумана вынырнул замковый паренек, таща на себе колчаны со стрелами. Он молча сгрузил один справа от меня и отправился дальше. От нечего делать я достал из кармана сыр, отломил кусок и начал жевать. Успокоиться это не помогло, и я убрал сыр в карман. Куда мы будем стрелять в таком тумане?..
Словно почувствовав мои мысли, туман начал жаться к земле. Еще чуть-чуть и он уже белым молоком плещется у стен замка. Я осмотрелся: мои соратники так же сосредоточенно пробовали тетивы и вглядывались вдаль. Из тумана показались верхушки деревьев, но земля была полностью скрыта. Чуть позади нас на открытой башне я увидел Леди. Как всегда во всем черном, сегодня она снова сидела верхом на коне, тоже вглядываясь во всплывающие из тумана очертания леса.
- Гляди, как лег, - прокричал кто-то слева. - Смотрим в оба, ребята, сейчас подымется!
И действительно, только что жавшийся к земле туман снова поднялся, заволакивая замок, и рассеялся. Послышались тяжелые вздохи, сдавленные возгласы... Было, от чего вздыхать. Я и сам, помнится, чуть не разрыдался.
Вокруг замка, со всех сторон и насколько хватало глаз, плотным кольцом из леса выходили войска. То тут, то там в их рядах мелькали белые плащи паладинов. Они не торопились, подходя к замку под прикрытием щитов и выдвигая на позиции катапульты.
- Приготовились, ребята, - это Гвендин, и в его голосе слышится облегчение, - они еще там, а мы здесь и стреляем! - тетивы дружно хлопнули первый раз. - Всегда лучше видеть врага, чем ожидать, когда он нападет. Стреляем! - тетивы снова хлопнули, раз, другой... Глаз привычно выверял расстояние, выбирал бреши в панцире щитов, рука на автомате цепляла из колчана новую стрелу. Мы не торопились, стреляли размеренно, тщательно прилаживаясь к пока слишком большой дистанции.
Иногда случались удачи. Когда особенно меткий выстрел сбивал воина с ног и открывал его соратников для удара. В такие моменты мы быстро выкашивали их десятками, заставляя остановиться отряд и выгадывая себе дополнительное время.
Но вот они приблизились и тоже начали стрелять. Поначалу стрелы бились о стены замка уже на излете, и мы не обращали на них внимания. Гораздо важнее было послать ответную стрелу: преимущество в высоте, а также крепкие длинные луки позволяли нам вести достаточно прицельную стрельбу. Но все же их было слишком много и они приближались. Мы отстреляли по половине колчана, но до сих пор не выбили ни одного паладина, а рядовые воины продолжали наступать. Гвендин скомандовал отдых, мы опустили луки и, укрывшись за стеной, повернулись к нему.
Он стоял на плоской башне, рядом с Леди, и, похоже, они о чем-то спорили, потому что он снова по своему обыкновению качал головой.
- Приготовить черные стрелы! - Леди одобрительно наклонила голову; похоже, на этот раз она одержала верх. Я взглянул на стоявший у моих ног колчан. Действительно, стрелы в нем имели черное оперение, слово оно было сделано из вороньего крыла. Раздумывать над этим было некогда, в следующий миг мы уже вздернули за спину новый колчан.
- Стрелять вдаль! - выкрикнул Гвендин, и первая волна стрел ушла в сторону леса. - Еще! - второй выстрел, третий... Стрелы улетали легко, быстро пропадая из виду на фоне темной листвы. А затем хлынул дождь.
Мелкий осенний дождь полил словно со всех сторон разом, вот только что я вглядывался в ряды вражеских солдат, пытаясь определить, куда ушли мои стрелы, и теперь нас снова окутала белесая пелена. Выдохнув, я опустил лук.
- Не останавливаться! Стрелять, - Гвендин закашлялся, - стрелять вдаль! Кому сказал - стрелять!
Как? Он с ума сошел, куда можно стрелять в такой дождь? Внизу в пелене воды, на грани видимости мелькали неясные силуэты врагов. Я поднял лук и, натянув тетиву, начал вглядываться в этот водяной хаос. Казалось, дождь превратился в пыль, которую ветер швырял нам в лицо. Ужасно. "Интересно, каково им там, у подножия лысого холма?" - подумал я и ухмыльнулся. В такой дождь они не могут вести прицельный огонь катапультами, а грязное месиво и скользкие камни под ногами сделают подход солдат просто адом, наш вчерашний ночной бросок будет ничто по сравнению с этим.
С такими мыслями я скользил глазами по границе видимости и уже было отчаялся найти надежную цель, когда при очередном порыве ветра мой взгляд выцепил белый силуэт. Паладин! Сердце слегка ухнуло, и я продолжил следить за этой бледной тенью. Как назло, различить его доспехи я не мог, как ни напрягал зрение. Наконец, положившись на удачу, прицелился в область головы. "Ну, птичка, не подведи", - шепнул я стреле и отпустил тетиву.
На миг дождь словно рассеялся между мной и паладином, и я с разочарованием отметил, что тот стоит боком ко мне, и стрела вернее всего летит прямо в толстую боковую пластину на его шлеме. Что случилось дальше, я объяснить не могу. Черная стрела будто увеличилась в размерах, расправила крылья, и мне даже показалось, что я слышу пронзительный вороний крик. Как бы то ни было, но паладин резко обернулся в мою сторону, и стрела вошла ему точно в глаз, опрокинув навзничь огромного воина. Не это ли называлось у Гвендина "посылать стрелу сердцем"? Ошарашенный таким открытием, я начал пускать одну стрелу за другой, неизменно приказывая им найти достойную цель. Они скрывались в пелене дождя, но я теперь не сомневался, что ни одна из них не пропала зря.
Тем временем наступление продолжалось. Катапульты начали обстреливать стены замка, и каждый близкий удар отдавался в ногах как небольшое землетрясение. Кажется, справа они пробили ворота, и наши мечники устремились туда в надежде сдержать натиск. В стену рядом со мной ударил очередной камень, и я полетел вниз, осыпаемый обломками. На миг, кажется, отключился, но затем вскочил - уф, ничего не переломал себе, повезло! - огляделся. В голове была какая-то необычная пустота, словно мысли возникали минуя мозг. В руке я по-прежнему крепко сжимал свой лук, он удивительным образом пережил мое падение и остался цел. Вокруг вскакивали мои товарищи, так же как и я слетевшие со стены. Тоже более-менее в порядке. Лезть снова наверх уже не было смысла: снаряды расколотили зубья вдребезги, укрыться там было негде, да и лестницы пострадали, где засыпанные каменными осколками, а где и полностью разбитые прямым попаданием. Но здесь внизу лучники абсолютно бесполезны, да и из доспехов на нас лишь легкие кожи.
Еще раз оглядевшись вокруг, я бросился к смотровой башне. Самая высокая башня замка, она против обыкновения не примыкала к стене, а стояла в глубине двора, рядом с жилыми постройками.
- За мной, ребята! - что есть силы закричал я, бегом направляясь к открытой двери в башню. На миг встретился глазами с тем мальчишкой, что разносил нам стрелы. Он, мгновенно поняв, куда я бегу, кивнул и скрылся за углом. Шальной снаряд, перелетев стену, грохнул передо мной во дворе, заставив шарахнуться в сторону и закрыть лицо руками от полетевшей во все стороны каменной крошки. Обошлось. Ко входу в башню я добрался одновременно с другими лучниками, то есть, выходит, они действительно помчались со мной, или, может быть, и сами догадались. У двери нас - хвала богам - встречали замковые, и каждый получил по дополнительному колчану черных стрел. "Если останемся живы, расцелую парня", - решил я в тот момент.
Как мы мчались наверх я помню с трудом. В голове шумело, ноги были словно деревянные, я цеплялся за каменную кладку и изо всех сил старался не оступиться: ребята бежали за мной по пятам, я не мог себе позволить замешкаться ни на минуту. Первым влетев на площадку под самой крышей, я рухнул на пол, жадно хватая ртом воздух. Деревянный настил показался мягче перины. Но сердце бешено колотилось, разгоняя по телу адреналин, и в следующий миг я снова вскочил, скрипнув зубами, слегка раздосадованный на себя за это минутное проявление слабости. На площадку вбегали мои товарищи.
Так. Вздохнуть.
- Вдоль бойниц на изготовку! - словно и не я скомандовал. Сам тоже занял позицию, глянул наружу. Дождь все льет, видимость ни к черту.
- Черными стрелами вдаль! - проверяя тетиву и прилаживая первую "птичку", - Поехали, ребята!
И только потом, не отрываясь от стрельбы:
- Счет от меня направо, первый!
- Второй.
- Третий.
Четырнадцать... Негусто. Я глянул вниз. Нападающие прошли ворота, и мечники уже рубились во дворе, совсем рядом с тем местом, куда нас побросало со стены. Плохо. Я отошел от бойницы и посмотрел на ребят. Рыжий Джим ранен, но держится молодцом. Крайг весь покрылся испариной, видно, худо ему. Саррон подпирает стену, того и гляди упадет. Внизу послышался шум, и я снова бросился к своей бойнице. В замок входили паладины. Их белый клин ярко выделялся на фоне грязных доспехов прочих воинов, они держались вместе, плотной группой, и наши мечники отступали под таким натиском.
- Эй, парни, вот идет достойная цель! - заорал я, прилаживая черную стрелу. - Чур, мой первый, на клине!
На кураже я отпустил тетиву, и, о чудо, стрела описала невероятную дугу, войдя воину в основание шеи. Стрелы-птицы сделали свое дело, в считанные минуты мечники с нашей поддержкой выкосили весь сверкающий белый клин.
Переводя дух, я взглянул на открытую башню. Гвендина на ней уже не было, похоже, он ринулся в бой, когда открылись ворота. А Леди по-прежнему сидела на вороном коне, наблюдая за ходом сражения. Вокруг нее вились вороны. Черные птицы бросались под каждую стрелу, направленную в сторону Леди, падали вниз, пронзенные, и - что за демоновы шутки! - рассыпались кучей перьев, которые, лишь только ветер сдувал их с башни, вновь превращались в птиц.
А внизу мечники начали отступать. Они стягивались к площади под нашей башней, группируясь для обороны. Большая часть войск противника все еще находилась снаружи, но отдельные отряды уже завладели воротами и тем, что осталось от внешних стен. Наши стрелы были на исходе, и вьющиеся над замком вороны - я, наконец, понял, эти птицы и были черными стрелами - уже не причиняли врагу значительного вреда.
И когда казалось, что наше поражение неизбежно, осыпавшиеся стены задрожали, словно бы оживая. Из земли, из коричневой грязи на склонах холма, из-под каменных завалов, а где и из-под плит, вымостивших двор, начали подниматься собаки. Черные, словно сажа, и размером с хорошую овчарку псы атаковали, образовав кольцо, отделяющее тех, кто вошел в замок, от тех, кто еще карабкался наверх. На какое-то время воцарилась тишина, нарушаемая лишь звоном оружия и хрустом перерубаемых костей. Черные псы словно не замечали ранений и увечий, и от этого было жутко. Наши мечники, опомнившись, при поддержке этих странных собак быстро зачистили территорию замка. А затем из земли стали появляться белые собаки. Эти животные были еще страннее: мечи словно проходили через них насквозь, не причиняя вреда, зато их клыки были более чем реальны, разрывая кованые кольчуги как ветошь. Вместе черные и белые псы двинулись вниз, отвоевывая пространство вокруг замка. Только сейчас я заметил, что дождь прекратился, открывая нам обзор. Я выпустил в воздух последнюю стрелу, особо не целясь, и отставил лук: теперь нам оставалось только наблюдать. Псы успешно удерживали холм, но для полноценной контратаки их явно не хватало. Более того, их число медленно, но все же сокращалось.
Со смотровой башни мы увидели их первыми. Сначала как неясное движение среди деревьев, они приближались с юго-востока, от Столицы. Гончие! К нам, на защиту маленького замка, потерянного в лесу и забытого всеми богами, летел элитный императорский отряд. Их кони мчались так, словно и не собирались останавливаться для сражения. Ближе, еще ближе. Паладины заметили новую силу и начали разворачивать воинов. Поздно, еще немного и эти безумцы уже будут здесь. Да и странные собаки продолжали атаку.
От гончих отделились десять всадников. Их кони прибавили темп (хотя куда уж больше!), и поодиночке врезались в сомкнувшиеся отряды, попросту перемахнув выставленные щиты и копья. Всадники закружились на месте, удерживая солдат паладинов на приличном расстоянии, вне сомнения просто уничтожая тех, кто осмеливался подойти ближе. Гончие ударили в смешавшиеся ряды. Псы погнали воинов прочь от замка. У подножия лысого холма решалась судьба Империи, и сейчас она решалась не в пользу напавших. Десять всадников прорубали себе дорогу сквозь вражеских воинов, сея в рядах солдат хаос своим ненаправленным перемещением и заметно облегчая задачу основному отряду. Казалось, этот десяток был неуязвим: там, где проходили всадники, на земле оставались лежать изрезанные тела, но за все время, пока продолжалась эта бойня, не было повержено ни одного из них.
Но вот враг, наконец, обратился в бегство, и гончие продолжили преследование, а десяток всадников и странные псы повернули к замку. Мы направились вниз, помогать раненым. Леди тоже спустилась с башни. Все так же верхом на коне она медленно двинулась навстречу приближающимся всадникам. Вокруг нее вились вороны, и на каждом плече, на левой руке и даже на луке седла сидело по черной птице, что придавало Леди непривычно зловещий вид. Первый из всадников, очевидно, главный, подошел к ней, ведя своего коня в поводу и разглядывая птиц.
- Куда ты их спрятала?
Вместо ответа Леди показала вниз, и воин (воин? Да на них даже легкого доспеха не было, ни на одном из них! Боги, что они такое?..), приладив к седлу шляпу, наклонился к распростертому у его ног телу и одним рывком выдернул стрелу. С черным оперением.
Они говорили еще о чем-то, но я продолжил путь по своим делам и уже не слышал их слов.
А вечером все выжившие собрались в Большом зале. Зал был в подземной части замка, и хотя низкие своды ярко освещались двумя сотнями ламп, свет не изгнал до конца осеннюю сырость земли. Мы все сидели за длинным столом, но веселья не было. Иногда мы поднимали глаза и осматривались по сторонам: немного же нас осталось, раз мы все поместились тут. Я сосчитал лучников, получилось двадцать семь, включая меня. При том, что четырнадцать из них были со мной на башне. Гвендина с нами не было, и от этой мысли на душе становилось еще поганее. Я посмотрел на Бэра: он тоже молча пересчитывал глазами своих ребят. Мечников потрепало еще хуже, чем нас, многие были тяжело ранены, и за столом бэровых людей собралось чуть больше десятка. Во главе стола сидела Леди, рядом с ней тот самый всадник. Изредка они переговаривались, но только так, чтобы не потревожить нашу тишину. Но вот всадник поднялся, держа в руке кубок:
- Солдаты. Воины. Несмотря на потери, это победа. И эта победа целиком принадлежит вам. За памятью мертвых не забывайте живых. - Он поднес кубок к губам и сделал два больших глотка. За памятью мертвых не забывайте живых... Эти слова навсегда врезались в память, это были именно те слова - сказанные вот так просто, словно в них и нет ничего - которые мы хотели услышать и не могли найти, чтобы сказать друг другу.
На следующий день, ближе к вечеру, Гончие покинули замок. Я слышал, что они направились в Малек; удачи им и их десяти всадникам. Пришла пора и нам уходить. Посовещавшись с товарищами, я решил возвращаться в Столицу, и на третий день мы собрались в путь. Через двое суток мы будем снова в Акабе, отдохнем, соберем наш обоз, и можно будет спокойно идти и ночевать в гостеприимных деревушках...
Леди окликнула меня, когда мы уже собирались покинуть замок:
- Оррин!
Я обернулся и подошел ближе.
- Мне потребуется год, чтобы восстановить крепость. А потом я буду ждать твой отряд и твоих новобранцев.
На ее лице играла чуть заметная улыбка, и я невольно улыбнулся в ответ: