Аннотация: Прежняя жизнь забыта, стёрта тяжким, грубым трудом на руднике. Но из потаённых глубин за каждым придёт нечто личное, непознаваемое... Иногда в совсем неожиданной форме.
В спёртом воздухе носилась тревога. Шахтёры в ожидании выхода руководства негромко, подавленно переговаривались:
-- ...ни одна комиссия толком не поняла, что произошло...
-- ...осталось-то от людей что? Только, говорят, по стенам тонким слоем размазало, даже костей не нашли... А одёжка и техника лежит среди тоннеля целёхонькая!
-- ...лядь, разбудили древнее зло какое, что ли?
-- Нейтронная бомба, точно говорю, я в интернете читал!
-- Как дальше работать-то?
Грюкнула ржавая дверь, впуская на планёрку мастера смены. Нервно сцепив пальцы на животе, он мрачно оглядел притихших работяг:
-- Эксперты не понимают, что происходит. Никаких гарантий, что трагедии не повторятся, нет. Дирекция отбрёхивается "смотреть по обстоятельствам", но дело даже не в них. Ребята...
Он выдержал паузу, за которую все поняли, что будет дальше.
-- Нашей коммуне нужна эта руда. Нужно продавать и выменивать её на продукты, вещи, технику. Нужно крепить тоннели -- иначе рухнут и весь труд и жертвы окажутся напрасными. Я не могу заставлять вас идти на смерть. Никто не имеет права этого делать. Но если найдутся добровольцы...
Взгляд мастера шарил по осунувшимся, бледным, морщинистым лицам.
-- ...у кого детки уже подросли, может... кто не семейный вовсе...
-- Это прям я, -- прозвучал сбоку низкий голос с насмешливой хрипотцой. -- А что, нам, несемейным, не страшно помереть что ли?
-- Нет, Гурков, я не это совсем хотел сказать...
Гурков отмахнулся иссушенной лапищей.
-- Да пойду я добровольцем, пойду. Зря из дому выполз, что ли.
Всё равно он никогда не тешил себя мыслями о комфортной старости на пенсии.
За Гурковым поднялись и другие добровольцы. Раньше времени состарившиеся лица...
Серая, безнадёжно изношенная спецодежда. Новой нет -- вырученные средства утекают на починку старой техники.
Ободранная клеть спустила урезанный состав смены вниз. Сотни и сотни метров, у новичков закладывает уши и сносит крышу от мысли, что над хрупкой черепушкой сотни тонн камня. Но он тут уже так давно, что и не скажет сходу, сколько лет. Кажется, что всю жизнь, а та, что была до -- приснилась, как случайный цветастый сон, и уже почти забылась. После развода дети остались с женой, он психанул и уехал забыться на промыслы, на рудник. Так и остался.
У работы в одиночку был один плюс -- из всех буров Гурков смог выбрать наименее разбитый. Правда, и он вгрызался в забой с повышенной вибрацией. То ли порода здесь твёрже, то ли пора на техобслуживание.
Долго. Согнувшись в узком -- в полный рост не распрямиться -- коридоре, пробурить в одиночку десятки отверстий, чтобы заложить в них взрывчатку; подорвать, и затем отгребать породу, сбрасывать на нижний уровень, откуда скип-подъёмник вынесет на поверхность. Командой управились бы за день, но в одиночку он только долбить отверстия будет до конца дня...
Вода хлестала на бур, охлаждая, хлюпала под ногами.
-- Ты бы надел респиратор, -- вдруг прозвучал в ушах певучий голос. -- Зачем тебе силикоз от пыли.
Только многолетний навык не дал инструменту вырваться из рук. Гурков остановил бур, и только потом оглянулся. Хотя уже за секунду понял, что перекрыть адский грохот инструмента может лишь голос, который звучит в ушах.
Точней, в собственной голове.
За спиной, на грязном изломанном уступе скальной породы, сидела розовая мультяшная лошадка. С сияющими голубоватыми крыльями, радужной гривой и хвостом. Огромные чёрные глазищи блестели в свете налобного фонаря, как настоящие.
-- Надень респиратор, -- повторила она. Условный рот шевелился, как в мультике.
-- В нём же дышать невозможно, -- произнёс Гурков, не столько чтобы ответить, сколько чтобы услышать собственный голос. Вдруг разгонит это идиотское наваждение. -- Кыш отсюда!
Пони не шелохнулась, попятилась только, когда шахтёр потянул к ней руку.
Вот как, оказывается, сходят с ума. Долгая вредная работа, скудное питание с периодическими щедрыми пьянками, потрясение от гибели товарищей, работа на участке в одиночестве. И в голове включается глюк.
Гурков отвернулся и продолжил трудиться, как ни в чём не бывало. Привычное дело вернуло душевное равновесие, даже стало казаться, что за плечами, за завесой грохота, работают товарищи, что он не один...
Добив последнее отверстие, Гурков оглянулся в поисках ящика с взрывчаткой. Один... и эта радужная напасть. Бродит между крепёжных столбов. "Если не сгинет, придётся ж идти к психиатру". Вот дрянь, и что ему сказать? Почему вдруг у него -- именно розовая мультяшка?! А не зелёные черти, белочки, инопланетяне на худой конец! Как у нормального мужика.
Призрачная лошадка покрутилась вокруг, наблюдая, как он закладывает взрывчатку, и вдруг выдала:
-- От взрыва обвалится тоннель до клети. Что делать?
-- Не слушать тупые глюки, -- рыкнул Гурков.
С чего бы именно этому тоннелю обвалиться? Он прокреплен бетонными тюбингами...
-- Хотя бы отступи в боковой ход.
С другой стороны, малодушно подумал Гурков, настраивая взрыватель, галлюцинация -- часть его психики. Может, чует, подмечает незаметные признаки грядущей беды. Можно и отступить вбок.
Тоннели дрогнули, взрывная волна привычно пошатнула, но не успел Гурков распрямиться, как загрохотало снова, в противоположном конце штрека. За миг обвал пронесся по тоннелю, и Гуркова с размаху кинуло об стенку.
Когда он пришёл в себя, было темно и тихо до звона в ушах. Закашлялся от пыли в горле, а спустя пару секунд в мозгу "подгрузился" и его новый товарищ-глюк. Всё такая же радужно-розовая, пони, конечно, не могла осветить реальный тоннель. Права оказалась, сво... то есть он сам! Наверное, подмыло тоннель, или бетон креплений "устал". Хорошо, что он один на участке сегодня, а то похоронило бы здесь всех скопом. Стоп, ещё не похоронило!
Куда идти-то? И где фонарь? Сорвало при ударе...
Наверное, он часа два пробродил в непроглядной тьме, ощупывая стены, натыкаясь на завалы, отгоняя панику. Мультяшка бродила за ним, тыкалась в руку иллюзорным носом, как собака, желающая подбодрить хозяина. Один раз даже песенку затянула.
Это взбесило Гуркова.
-- Заткнись!
-- Почему?
-- Мой собственный мозг должен меня слушаться!
-- Я отдельное, самостоятельное существо.
-- Ты... -- Гурков снова закашлялся, нашарил под собой пригодный уступ и сел. -- Ты плод моего воображения.
-- Изначально. Но теперь я -- самостоятельное существо.
-- Тогда... -- Гурков хотел сказать "проваливай отсюда", но в последний миг придумал более ехидное: -- покажи, где мой фонарь валяется!
Пони перебрала тонкими розовыми ножками по чернильному мраку, вроде бы отдалилась и тряхнула радужной гривой:
-- Здесь.
-- Да ладно.
Но фонарь действительно оказался под передними копытами мультяшной лошадки. Гурков включил его, увидел избитые стены, клочья оборванных кабелей -- и почувствовал такой прилив сил, что даже злиться на глюк перестал. Наверное, сам нашарил фонарь вслепую, но сознанием не опознал, а подсознание так хитро ему ответ подбросило.
-- Может, и выведешь меня отсюда, чудо-лошадушка?
-- Пошли.
Мультяшка взмахнула радужным хвостом и уверенно почесала по тоннелю. Гурков совершенно потерял ориентацию: что за часть штрека, куда они движутся... В момент взрыва он стоял в ветке, ведущей к скипу, но подняться по нему человеку невозможно, механизм перемелет.
Внезапно глюк-пони впереди расправила голубые крылья и воспарила куда-то ввысь, в тёмный ход над головой. Что за чёрт? Гурков посветил туда и наконец опознал по характерному трапециевидному сечению ствола фурнель, ведущую к верхней штольне. Чтобы дотянуться до скоб аварийной лестницы, пришлось натаскать обломков породы и сложить в груду, но это были мелочи. Выход наружу!
Вечером, лёжа на топчане в бытовке, он вспоминал, каким красивым после шахты показался ему даже гигантский серый карьер возле неё -- там же солнце, небо, ветер! Как сразу явился в офис, весь в грязи и ржавчине, мокрый, доложить инженеру о произошедшем. Как товарищи долго ему аплодировали.
Но всё-таки эта наркоманская пони -- непорядок. Надо сходить к мозгоправу. Наверное, он скажет, что мозг так протестует против грубости и серости. И то правда: когда Гурков впервые переступил порог этой бытовки, каким убогим и тесным сараем она показалась! Но за месяц привык, за пару пьянок даже уютными стали казаться небрежно сколоченная мебель, старая утварь с трещинами. А радужное существо вдруг снова оттенило все выщербины стен и потолка.
-- Спой мне песенку, что ли.
На следующий день он опять вызвался добровольцем. При товарищах с глюком не разговаривал, хотя так и подмывало спросить: точно никто не видит радужно-розовую лошадку?
Визит к психиатру Гурков отложил до более удобного случая. Постепенно с каждым днём вниз спускались всё больше людей. Работа начинает кипеть, а он будет отлынивать? Наконец, вышли полным составом: ни загадочных смертей, ни вполне понятных обвалов больше не повторялось.
Они уже возвращались со смены -- вагончики довезли до конца тоннеля, дальше до клети идти пешком. Гурков сидел в последнем вагоне, его мультяшка разлеглась у ног на полу. Внезапно она насторожила уши и сказала:
-- Не выходи из вагона.
-- Чего? -- брякнул Гурков вслух.
-- Тефтельки дома ждут, говорю -- пальчики оближешь! -- откликнулся парень напротив, Серёга, приняв вопрос на свой счёт. -- Николаич, ты идёшь или ночевать тут остаёшься?
-- Сейчас... -- Гурков замигал и нагнулся, делая вид, что что-то оборонил. Проклятый глюк начал метаться перед глазами, махать радужным хвостом так, что замутило и зарябило в глазах.
-- Идите, я сейчас догоню!
-- Давай помогу. Что ищешь? -- сердобольно предложил Сергей.
Остальные уже вышли из тоннеля и топали к подъёмной клети.
-- Да так, ничего, показалось.
Лошадка наконец унялась, замерла, как вкопанная. Мужчины распрямились, подняли головы -- и успели увидеть это.
Бледное, призрачно-оранжевое, оно пронеслось по тоннелю -- и только осела на пол опустевшая одежда, попадали со стуком каски и баллоны...
-- Видал? -- выдохнул Сергей.
-- Да. Что это?
-- Форма не-жизни, -- откликнулась пони, перекрывая матерную версию Сергея. -- Думаю, рудник придётся закрывать.
-- И как нам теперь подняться?
-- Идите, -- пони поскакала вперёд. -- Оно ушло.
Наверху, после дачи всех показаний, Гурков хотел было напиться, но поглядел на розовую лошадку и передумал. Кто-то глюков добивается веществами, а ему нате, бесплатно!
Но к психиатру он, кажется, не пойдёт. Подумаешь, мультяшка мерещится. Не самое страшное и загадочное, что бывает в этой неимоверной жизни.