Довелось мне как-то побывать в одном из аэропортов Сибири. Да, и аэропортом-то его назвать можно было с большой натяжкой, так, небольшое зданьице в один этаж, захудалый буфет, пара видавших виды диванов да полтора десятка стульев. Ну, стойка регистрации, да и все, пожалуй. Не было даже рамки металлоискателя, так как досматривать было некого. Одним словом заштатный аэродром. Правда взлетная полоса была на удивление отменна. Да и то сказать, ведь раньше-то здесь военные базировались, да все испытания какие-то проводили. Похоже, что-то с космосом было связано. Но, вот пришли новые времена, финансирование, как и во многих местах, прекратило свой золотой поток, аппаратуру и прочее, в общем, все, что можно было, вывезли, а, что не успели, то само по себе рассосалось по местным закоулкам, но вот ВПП, осталась в целости и сохранности, почти как новенькая, умытая дождем и выметенная ветром. Ни трещинки, тебе, ни выбоины. Правда пользоваться ей можно было только в светлое время суток, так как все, что было необходимо для ночных полетов, в части обеспечения взлетно-посадочной полосы, тоже приказало долго жить, или в лучшем случае жило, но уже другой, далекой от авиации, жизнью. У местных умельцев. А так, полоса была хоть куда:
- Да на нее, хоть аэробус сажай. И еще место останется, - любил говаривать местный начальник.
Стоял, где-то на отшибе, еще и вагончик, с радиолокационной станцией, тоже оставленной военными. Старенькая была станция, но для "Кукурузников", вполне хватало. Да их и было-то всего три с половиной штуки. Хотя половинка, тоже когда-то летала, будучи целой авиа единицей, но по здравому размышлению, местное руководство пустило ее на запчасти, для более крепких крылом и прочими внутренностями, бипланов. Стояли еще особнячком, пара вертолетов, которые использовались на паях с геологами.
- Вот и весь авиа парк. И это при такой-то полосе, елки зеленые, - всякий раз говорил Митрич.
И сокрушениям Митрича, не было предела, как только речь заходила о не использованных возможностях, этой самой ВПП. Да и понять его можно было, так как он при этом месте работал с самого первого камня, уложенного в основание этой космической дорожки. В начале, он служил здесь простым диспетчером, ну, это когда еще военно-космическое ведомство всем распоряжалось. Ну, а уж когда все рухнуло, тут и его срок службы вышел и стал он, в пятьдесят лет начальником здешнего аэродрома, под не очень звучным названием "Глухово". Название, правда, сказать, себя оправдывало на все сто процентов, так как кругом, пожалуй, на пол тысячи километров, ни одного мало-мальски значительного города, одни населенные пункты, заимки да леспромхозы. И перспективы впереди никакой не маячило, другого слова и не подберешь, разве, что не печатное. И все так бы и увядало здесь, тихо и мирно, как в большинстве случаев, имеющих место быть, вдалеке от больших городов и суетной жизни, на огромных просторах России, если бы не один случай, произошедший не задолго до моего появления в этих местах, куда судьба меня забросила, надо сказать, не напрасно. Хотя по началу казалось, что это ссылка, для молодого, полного амбициозных устремлений, сотрудника журнала "Наука и жизнь". Ведь, если бы не обмелела одна из множества, здешних рек, которые в это время года, всегда полноводны, чуть ли не до самых истоков. Так вот, если бы не эта неожиданная засуха, то я бы проскочил эти места по водной глади. Но судьбе, было угодно осушить часть русла, как раз той самой речки, по которой, все-таки ходил водный транспорт, и предложить мне иной маршрут, который и вывел меня к этому аэродрому, дабы я смог, по воздуху добраться до нужного мне места. Но, это я так думал, а у провидения были и другие планы на мой счет. А вот какие? Это мне открылось, когда Митрич, узнав, что я являюсь корреспондентом, такого известного журнала, как "Наука и жизнь", поведал мне одну историю. Которую я и собираюсь вам рассказать. Правда, мне все-таки кажется, что была у него и другая, более тонкая мысль, на тот счет, что, мол, попадет эта история на страницы прессы, глядишь, и о них заговорят. А там и про авиацию вспомнят, и подумают, что пропадает, мол, такая, с позволения сказать, жемчужина (это я о взлетно-посадочной полосе, то есть, о ВПП) и надо бы отнестись к ней по хозяйски, а то...
И вот, что мне рассказал Митрич, по случаю нашего с ним знакомства и прочее...
Несколько лет, тому назад, приехал в эти края, и непосредственно на аэродром, некий летчик. Звали его Марк Женевье. Француз, родился, где-то в предместьях Гавра, но это не столь важно, так как прямого отношения ко всему случившемуся не имеет. Так вот этот самый, Марк, прожил в России, со своими родителями, почти всю жизнь, так как его отец, был то ли дипломатом, то ли еще кем-то, но привязан к России был именно по роду своей деятельности. Ну, и, конечно же, жена и ребенок, с ним вместе. И все эти годы, работы отца, Марк провел в России. Окончил, как и все мы, нашу школу и собирался уже, по настоянию отца, уезжать, для продолжения обучения в Англии, но... Влюбился в молоденькую стюардессу, когда возвращался в Москву, после летних каникул. И так влюбился, что никакие уговоры матери и доводы и аргументы отца, на него не подействовали. Вот эта самая любовь-то и толкнула его, как говорил сам Марк, поступить, и главное закончить, да еще с красным дипломом, все те учебные заведения, которые имеют непосредственное отношение к гражданской авиации. Но пока он овладевал науками, сначала сама стюардесса, имени которой мы так и не узнаем, а потом уже и безграничная любовь Марка, улетучились. И если юной красавице было суждено зародить любовь в сердце Марка, то сама любовь обратилась в целеустремленность и настойчивость, в достижении поставленной цели. И вот эти метаморфозы, к тридцати годам, сначала привели его на международные линии Аэрофлота, в качестве второго пилота, а затем, именно сюда, в края глухие и бесперспективные, с точки зрения обывателя. А случилось это именно после того, как он побывал в Тибете, с небольшой группой туристов, которым нужны были не красоты горных вершин и местных достопримечательностей, а то, что сейчас называется - духовным посвящением. Марк, хоть и не был материалистом, но к религиям, он тоже относился, как, скорее, к этапу на пути к Всевышним Силам, нежели, как к смыслу жизни. Так вот, побывав на одном из семинаров некоего общества "Духовное возрождение", скорее из интереса, нежели целенаправленно, он как раз и попал, в тот самый момент, когда предлагали желающим, совершить паломничество, в один из тибетских монастырей. Монахи, которого имели духовную связь с тем направлением духовного совершенствования, которое, как раз и практиковало, большинство из пришедших на этот семинар. Паломничество паломничеством, но стоило это, конечно же, не дешево, так как из двух сотен желающих, финансово могли осилить этот вояж, только семь человек, на которых и была возложена миссия духовного контакта, от всех присутствующих. И среди них оказался и Марк. Кто его потянул за язык, или кто подтолкнул, к тому, что бы войти в число той группы, духовно устремленных людей, у которых к тому же еще были и средства на поездку, Марк ответить не мог. Он только почувствовал, что ему надо поступить именно так и именно сейчас, иначе вся жизнь будет прожита зря. Ну, а денежная сторона вопроса марка мало интересовала, так как с этим у него все было в полном порядке, плюс к тому же еще и на счету во Франции у него была приличная сумма. Это его отец позаботился о сыне, еще с самого его рождения. Так что Марк смог оплатить поездку еще одного желающего, недостатка, в коих не было.
Так, собственно, Марк и оказался у тех ворот, которые называют "Врата судьбы". И не просто у ворот, а у распахнутых настежь, ворот. И повернуть назад не было никакой возможности, потому что, узнав свое предназначение, изменить его нельзя никоим образом, разве, что отбросить себя еще на поколение назад, и пройти весь путь еще раз, но с более серьезными потерями, что, кстати, так же не исключает и приобретения. Но время, время уже будет безвозвратно упущено, чего допускать никак нельзя, при, все ускоряющемся потоке жизни, в его движении.
Вот так, в группе из семи человек, они благополучно и добрались до одного, из высокогорных, монастырей Тибета, где каждый, из паломников, получил то, зачем пришел. В том числе и Марк, судьба которого, с этого момента стала, не зависящей от него самого, как в плане духовном, так и во внешнем мире. И все то, что ему было поведано или вернее предначертано, он теперь выполнял с полной духовной отдачей, не обращая внимания на все те видимые, а по большей части, не видимые, но очень остро ощущаемые, трудности в его жизни. И одной из таких трудностей, и, пожалуй, самой существенной, стало то, что ему было необходимо продолжить свою работу именно в том самом месте, где Митрич, сейчас и рассказывает мне эту историю.
Надо сказать, что поначалу, смена лайнеров международных рейсов, на "кукурузник", была для Марка, как строгий пост, для того, кто держит его впервые. Но все-таки, духовная прочность Марка, оказалась таковой, что и эту жертву он принес с нескрываемой радостью. На что Митрич, только руками развел, сказав неопределенно:
- Всякое бывало, знать и такое возможно.
И стал Митрич после этого присматриваться к Марку, не совсем понимая того, но, отдавая должное его целеустремленности и искренности в общении с ним, Митричем. Как будто желая показать Митричу то, что тому еще не видно, за рутиной жизни. А, став присматриваться, стал замечать, что Марк, нет-нет, да и потрет рукой грудь в области сердца. Митрич и спроси у него:
- Что, мол, за недуг такой, ведь комиссию проходишь на ура, а тут вдруг сердце.
На что Марк просто ответил ему:
- Видишь ли, Митрич, после поездки в Тибет, я начал заниматься медитацией. И порой она протекает настолько глубоко и интенсивно, что, похоже, те силы, которые при этом проходят через тело, невольно превышают его физические возможности. И в частности, возможности сердца. Но это не должно волновать тебя, так как это не заболевание, а всего лишь перегрузка, и только.
На что Митрич резонно заметил:
- Сердце, не голова, и думать не умеет, а если бы и умело, то уж наверняка, с головой бы не согласилось.
Марк в ответ только улыбнулся, заметив при этом:
- Вряд ли можно собственным умом ограничить возможности того, кто этот ум создал.
На том и была закрыта эта тема, почти задушевной беседы. А где-то месяца через три, над их районом, просто таки, ураган пронесся, давление так рвануло вниз, что и у Митрича сердечко заныло, да так, что хоть скорую вызывай, которой здесь с роду не бывало. Ну, пронесся ураган и бог с ним. Технику не поломал и спасибо. Но, вот давление, все никак не желает лезть вверх. И погода, почти ясная и птички поют, а оно, давление это, как в яму провалилось и залегло там, на неопределенное время.
И, наверное, благодаря, все тому же давлению и случился приступ у первого пилота на одной из "тушек", летевших с востока. А у второго пилота, то ли дома что приключилось, то ли еще чего, но в нарушение всех правил, на борту его не было. Правда и рейс-то был технический, без пассажиров, но, как у нас в России водится, почему не подкинуть, если человек хороший. И взяли на борт бригаду буровиков, летевших с вахты. Которых, в аэропорту, погода прижала, а домой уж очень хотелось поскорее попасть. Да еще несколько человек прихватили, оттуда, да отсюда. В общем, набралось человек пятьдесят. Одним словом, по факту, получился почти штатный рейс. А пилота так прихватило, прямо в воздухе, после очередной воздушной ямы, что, не думая уже о наказании за нарушение, а скорее благодаря инстинкту самосохранения и понимая, что на борту все же немало людей, он и решил сделать аварийную посадку на полосу Митрича, благо она была как раз прямо по курсу. Осталось только грамотно отработать на снижении и предупредить по радио, что срочно требуется врач, если конечно таковой есть в наличии, в этом забытом Богом, месте.
Все так и было сделано. И радио дали и на снижение и посадку у пилота сил хватило, но как только самолет остановился, еще двигатели гудели, тут пилота и вырубило окончательно. Пульс был, но какой-то не естественный, для здорового человека, как потом говорила стюардесса, которая тоже, кстати, летела по личным делам, а не в составе экипажа. Так вот пульс был, но сознания не было, и что делать толком никто не знал.
Но, если везет, то везет уж во всем. Так вот Митричу удалось связаться с одним из их вертолетов, который пережидал непогоду, в одном из районных центров, и вызвать врача из местной больницы. Больница, это громко сказано, так, сан часть, коек на двадцать, но хирург был там хороший, из местных, не практикант. Не одну жизнь спас за годы своей работы. Вот с ним-то на борту, вертолет, срочно вызванный Митричем, через пол часа, уже громко кудахтал рядом с, непривычно большим для этих мест, ТУ-154.
Врач, деловито, без лишней суеты, спрашивал только то, что относилось к его непосредственной деятельности. И через пару минут коротко констатировал, что у пилота инфаркт. Степень пораженности определить трудно, но что положение критическое, в этом сомнений нет никаких. Нужно срочно везти в клинику. И не просто в клинику, а оборудованную всем необходимым, для такого случая. А до такой, насколько он знает, не менее двух часов лету. И если лететь немедленно, то можно еще успеть. И он будет сопровождать больного. Иначе...
Митричу, ничего долго объяснять было не нужно. Он тут же послал за Марком, потому что никто из других пилотов, бывших в его распоряжении, с такой техникой никогда не работал. И хоть это не аэробус, но кроме, как штурвал "кукурузника", они в руках еще не держали. Да им этого и не очень хотелось. По многим причинам, которые к этой истории не имеют никакого отношения. А вертолет, скорее всего, просто бы не успел довезти больного. Вот судьба и подошла, почти вплотную, к Марку.
А Марк в это время как раз был в таких глубинах собственного сознания, из которых не так-то просто выйти, но выйти все же пришлось, хоть и не без труда. А, оказавшись опять в этом мире, он сразу все понял. И хоть чувствовал, что не все закончено так чисто, как того требует процесс выхода из глубин сознания и что он не совсем адекватно ощущает себя, после практики оставления тела, он знал, что это тот самый момент, который и должен завершить начатую им когда-то духовную практику, одобренную в Тибете.
Объяснять Марку ничего было не нужно. Взлет и набор высоты, все делалось практически на автомате. Тело было послушно какой-то иной силе, нежели личные волевые усилия. Но было такое состояние ума, когда его как бы и нет вовсе, а все происходящее видится как бы сверху и сзади. И чем больше проходило времени, тем выше находилась эта точка контроля, за происходящим. И, наконец, она переместилась уже за пределы кабины пилота и было такое ощущение, что Марк находится выше летящего самолета. Он видит его целиком и одновременно снаружи и изнутри. Это состояние не радовало и не удивляло, это был покой и безмятежность. Даже гул турбин, был каким-то умиротворенным, в нем не было той резкости и агрессивности, что в реальных земных условиях, когда требуется преодолеть, то, что активно этому противится. И вот настал такой момент, когда уже ничто не удерживает и не привязывает ни к одному месту на земле. Все стало одновременно сразу всем. Что раньше было отдельно само по себе, теперь было одним целым, но существующим каждое своей собственной жизнью. И это состояние не имело границ ни во времени, ни в пространстве. Беспредельность и отчетливая всепроникающая объединенность вселенной, приняли естественность бытия в своем первозданном виде. И все это было сознанием Марка, в то время как его тело было в кабине самолета и выполняло функции пилота, отдавая те или иные команды или отвечая на запросы по радио, так как они уже заходили на посадку. Которая и произошла, по всем правилам полетного мастерства.
Реанимационная машина уже подъезжала к борту самолета, который медленно выруливал с ВПП в сторону аэропорта. И врачи беспокоились не напрасно, так как хирург, сопровождавший первого пилота очень грамотно объяснил по радио, что состояние у больного критическое и дорога каждая минута.
И вот врачи, поднявшиеся на борт, не задавая ни каких вопросов, сделав все необходимое, перед транспортировкой, уже было собрались покинуть лайнер, в след за, уже вынесенным, первым пилотом, как вдруг стюардесса, выйдя из кабины пилотов, бледная, с дрожащими губами, тихо прошептала, что Марк без сознания, боясь сказать, что он мертв. Врач, бывший старшим в группе реаниматологов, отдав команду о том, что бы больного немедленно везли в клинику, прошел в кабину пилотов. И после того, как он, не ощутив биение пульса и не увидев реакции в глазах Марка, которые были широко открыты, выражая полный покой на улыбающемся лице, коротко ответил на немой вопрос, стоявших рядом с ним людей, что Марк мертв. И что он мертв уже более часа. На остальные вопросы он ответить не мог и присев в кресло второго пилота только и смог сказать:
- Не понимает, как они смогли долететь и приземлиться, притом, что один пилот в коме, а другой мертв.
И еще он заметил, что смерть весьма необычная, что тело возможно, даже, скорее всего, живет, но только само по себе, при остановившемся сердце.
Вот так неожиданно трагично, закончился для Марка этот рейс во спасение ближнего. И так бы оно и было если бы...
Ну, а о дальнейшем, Митрич узнал уже от хирурга, возвратившегося через неделю и рассказавшего ему о том, что реаниматолог, констатировавший смерть Марка, настоял на том, что бы в течение трех дней вскрытие тела Марка не производили и что всю ответственность он берет на себя (если учесть тот факт, что главврач этого реанимационного центра был его близким другом). Так вот, ровно через трое суток, минута в минуту, Марк все-таки вернулся в собственное тело. Что послужило этому причиной, мы не знаем, но никаких отклонений в его здоровье, в дальнейшем не наблюдалось. Хирург опустил подробности, так как понимал, что Митричу они не очень-то и нужны, главное, что Марк жив и здоров, но то, что рассказал реаниматолог хирургу, видавшему виды, повергло того в неописуемое удивление, не только как практика, но и как человека почти верующего. Но он об этом никому ничего не стал говорить, но вера в воскрешение, в нем с этого дня, укрепилась окончательно и бесповоротно.
Ну, а Марк, через пол года, покинул эти места, дабы продолжить свой путь по лабиринтам сознания, но уже в одном из ашрамов Индии.
Митрич, хоть и взгрустнул по его отъезду, но в душе был все же очень рад, что Марк сейчас жив и здоров. Да и мой рассказ, записанный со слов Митрича и напечатанный в журнале, тоже оказался к месту. Как потом написал мне сам Митрич, инвесторам приглянулось его хозяйство. На первых парах в плане туризма, но похоже будет что-то большее, так как и государственные структуры вспомнили о том, что и в Сибири есть не только полезные ископаемые, но еще и...