Кигель Владимир А. : другие произведения.

Дожить До Смерти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    А не познакомиться ли вам с попыткой детектива, написанного энное количество лет назад...
  
  ДОЖИТЬ ДО СМЕРТИ
  
  1.
   Хорошо просыпаться в Лос-Анджелесе. Чик-чирик, динь-дилинь, лучик-зайчик и т.д.
   Неплохо на Гавайях.
   Мексика тоже ничего.
   Сейнт Барт, французская деревушка Перигё, Мадейра, Чанг Май, Брюгге, Лаго Ди Гарда, Лозанна, Кордоба, Монтевидео, ладно, прибавим сюда неожиданный Каролино - Бугаз в эпоху недоразвитого капитализма - тоже весьма-весьма.
   Намно-о-о-го, намного хуже проснуться в Сиэтле, Рейкьявике, Люксембурге, Пекине, Москве, Анкоридже, Милане, острове Змеином, не говоря уже о Бруклине.
   Нет. Конечно, всё зависит от.
   Но, обобщая. Не оглядываясь на "если".
   То-то.
  И вот...
  Проснуться, потянуться с хрустом.
  Почувствовать каждую "мышечку" своего тела. Еще не усталого, не обманутого спозаранку кажущейся необыденностью начинающегося дня; тела ёще здорового, не порченого временем, не изъеденного болячками, а потому - беззастенчиво наглого и великодушного, то есть, молодого.
   Алекс проснулся в Лос-Анджелесе.
   В своем, ну пусть не совсем молодом, но моложавом еще теле.
   Со всеми вытекающими отсюда чик-чириками.
  
  2.
   Что делает человек, встав с кровати?
   В любой точке мира?
  Идет в туалет.
  Это уже пото-ом, значи-и-тельно позже, минут через двадцать, он выходит из туалета и - на кухню.
  Кто чешет по дороге что-то, кто нет.
  Наливает воды в чайник. Ставит на плиту. Открывает дверцу холодильника. Закрывает, гримасничая. Но есть-то надо. Опять открывает. Достает пачку масла. Бросает на кухонный прилавок, возле плиты. Из стенного шкафчика извлекает усохший, с обломанными краями, багет.
  Нож-пила, слегка повизгивая от прикосновения к едва живому хлебу, отпиливает от него неровный кусок, разбрасывая на километры вокруг крошки-детишки и уже готов начать масломазательное свое движение, но свистит чайник. Чашка. Пакетик "Эрл Грея", две ложки сахара. И пока желтоватая влага превращеатеся в сладковатое "эрлгрео", бутерброд возвращает себе исконное значение - бутер на брот.
  Поставил в мойку чашку. Чего ей там ждать, впрочем? Сполоснул. Нож... Нож и так...
  Включил телевизор, пощелкал каналами. Там стреляют, тут воруют, здесь смеются над президентом, вот прогнозируют провал кандидата.
  Всё в порядке.
  День как день.
  Можно жить.
  Подошел к письменному столу.
  Сел.
  Пододвинул пишущую машинку поближе. Чуть отодвинул назад стул.
  Посмотрел в потолок.
  Взял чистый лист бумаги, прокрутил в каретке.
  Еще раз поелозил на стуле, устраиваясь поудобнее.
   Поднял вверх обе руки, как дирижер, призывая к готовности чернофрачные клавиши в белых буквах-манишках. Затем, придерживая большим пальцем левой руки клавишу слева внизу, напечатал, натюкал указательным пальцем правой, заглавие.
  
  "ИНТЕЛЛЕКТ И ДЕНЬГИ"
   Чуть наклонив голову, как птица одним глазом, глянул.
   И...
   С красной строки.
   "Стремление оказаться в подогретом деньгами верхнем слое общественного аквариума нелепо для интеллектуала, противоречит чему-то в нем самому главному, согласно которому мозги должны работать напряженнее желудка" - забегали пальцы.
   Кстати, не забыть купить хлеба.
   "Охрана "себя" заменяется ложной заботой о сохранении "своего", путем растворения, точнее, омертвления человеческих качеств конкретной личности суррогатным удовольствием обладания как можно большим количеством предметов потребления".
   И колбасы какой-то.
   "В этих условиях, лишение человека "своего" проявляется в его сознании как потеря "себя", представляет собой вариант имитации смерти.
   Гегель бы сказал, что дух человека отчуждается в вещи и пребывает в ней. Иными словами, нетождественность человеческой личности самой себе, столь привычная в психологии и вообще в культуре, здесь разрывается до степени унизительного совпадения человека и его экономической стоимости..."
   Остановился. Задумался.
   Гегель. Гоголь. Гоголь-моголь. Кстати, яйца тоже кончились.
   "...когда можно сказать, что ты - это то, что у тебя есть. И получается, все мы - не более чем аристотелевские "говорящие орудия труда".
   Та-та-та-та.
   Та-та-та-та.
   Откинулся на спинку кресла. Перечитал. Подогретый слой... общественный аквариум....
   Имеет право быть. Но вот "чему-то" в нем самому главному... Самому. Самому. Поменяется ударение - и весь смысл напрочь. Да и как же это "что-то" назвать, какое определение дать? Если уж вспоминать о желудке, не проще ли тогда написать "голод", голод разума?
   И заголовок. "Не дебил, а беден". Такой себе палиндромчик. Читается в обе стороны одинаково.
   Вроде, ничего.
   Хотя нет.
   Прокрутил каретку назад, к заглавию. Зачеркнул и напечатал сверху: ГОЛОД РАЗУМА.
   Опять посмотрел оценивающе. Нет. Опять что-то раздражает.
   Вытащил лист из машинки, скомкал, бросил в корзину для бумаг.
   Встал, потянулся.
   Статью нужно было закончить к понедельнику. Еще два с половиной дня. Времени хватит. Прошелся по комнате.
  Захотелось пожевать чего-то. Интересно, что?
  Значит, кофе. В этом он никогда себе не отказывал. Соблюдал лишь один принцип: не пить кофе после 6 вечера. Таким образом, за день "набегало" чашек 8-10 хорошего крепкого кофе. Не бурды какой-то растворимой, а кофе. Настоящего, по-турецки, мельчайшего помола, из смеси арабики и бразильского, в медной "турке", на медленном огне, до образования пеночки, три раза снять-поставить...
   Через пару минут он уже сидел на диване, вытянув ноги на журнальный столик и мелкими глоточками посёрбывал из подогретой в микроволновке чашечки из толстого, как положено, фарфора.
   Ну, вот. Жизнь удалась.
   Когда раздался телефонный звонок, он как раз смаковал последний глоточек, процеживая сквозь зубы неизбежную гущу.
   Долго искал телефонную трубку, в душе надеясь, что звонить перестанет. Ну, кто ему мог звонить? Очередной телемаркетер? Предложить всё отсасывающий пылесос? Или содружество калифорнийских полицейских с просьбой о финансовой помощи?
   Телефон продолжал звонить.
   Он нашел трубку.
   - Алекс? Здравствуйте. Это Сета. Ганя умер.
   Перехватило дыхание.
   - Не может быть! Как? Когда?
   - Сегодня утром, - сказала она. - Приезжайте... - и повесила трубку.
   Ганя Адамс! Единственный "американский" приятель Алекса, с корнями откуда-то из несуществующей украинско-голливудской деревни Анатевка.
   - Fiddler on the roof - это наша история, - скривив губы, говорил он Алексу. - Поэтому в моей фантомной памяти остались любовь к самогону и боязнь казаков.
   Ганя. Странное имя для американца.
   - Папин джоук! - пояснял. - Начитался смолоду Достоевского!
   В отличие от других, знакомых Алексу американцев, Ганя умел пить. Может, и впрямь "русская кровь" чем-то отличается от "американской"?
   С ним можно было "уговорить" литр водки и, не пьянея, не теряя нити, трепаться до утра. О жизни, искусстве, книгах, логике, бабах, смерти. Правда, чем больше он пил - тем мрачнее становился. Тем циничнее становились его, в общем-то, нетривиальные, высказывания.
   - Деньги, во всем и за всем деньги, - бурчал он. - Даже свой парень, еврей Христос, стал символом христианства, чтобы подработать на хлеб насущный.
   - Богохульствуешь? - интересовался Алекс, поднимая глаза от узоров, оставшихся на чашке от только что выпитого кофе. На стеночке прорисовывалась фигура дамы с бедрами. Бедра были весьма.
   - Бо-го-хуль-ствую, - передразнивал Ганя, краснея. Он всегда краснел, когда нервничал. - Да он был самым, что ни на есть, первым создателем финансовой пирамиды, многоуровневого маркетинга, если хочешь.
   Смотри. В чем принцип пирамиды? Один человек придумывает хитрую схему. Надо что-то продать, причем, не своими руками, но так, чтобы выручка шла только к нему. Что же продать? Вот тебе и продукт - новая религия! Чем она нова? Пожалуйста. Раньше ты мучался, горбатясь на кого-то, получая гроши, без какого-то просвета, а теперь - хоть ты и горбатишься - тебя ждет награда. Пусть не денежная. Пусть, призрачная, на небесах. Не завтра, не сразу, но уже хоть какая-то надежда появляется!
  Шаг второй - надо создать организацию, которая начнет зарабатывать для тебя деньги. Вот они, двенадцать "учеников-рекрутов". Апостолы, занимающиеся рекламой и маркетингом. Нет средств массовой информации, нет газет и радио? Далеко от одного города до другого? Пусть, пусть ножками, топ-топ, разбредутся они во все концы Иудеи, займутся "франчайзингом". Немного погодя результат: одно и то же лого с изображением нестриженного парня в рубище, одно и то же учение, состоящее из десяти правил-заповедей, и вот он - идеальный продукт, продавай - как можешь, вовлекай в орбиту новых рекрутов. Кто в наваре? Да как в любой пирамиде: тот, кто начал, тот и заработал! На небо - кроме него - кто вознесся? А никто! Но какая пирамида! До сих пор работает! Причем количество дураков, которые подставляют под нее свои плечи, не уменьшается! Наоборот! Пирамиды плодятся, размножаются. Католичество, к примеру, это ведь оно же, та же пирамида, но с ма-аленьким отличием. Как MacDonald"s от Burger King. Чуть толще, чуть солонее - а суть та же. Буддизм, индуизм, что - есть разница? Наливай, выпьем за умных ребят!
   И он залпом проглатывал наполненную Алексом стопку.
   Такими были их встречи, нечастые, правда, в последнее время.
   Стиль жизни, манеры, образ, философия - все это не вязалось с тем, чем приходилось Гане заниматься.
   Он унаследовал компанию лакокрасочных материалов "Холлистер". Унаследовал, хотя умерший отец, по рассказам, предполагал для него совсем иную карьеру: карьеру адвоката.
   - Смешно, - говорил ему Алекс. - Я - юрист, умею и хочу работать по специальности, но не могу в силу того, что не сдал "бара", ваших запутанных, как лабиринт, экзаменов. Поэтому вожу такси. А тебя за уши тянули, так ты - нет...
   - Если бы я сам принимал решение, тогда другое дело. Но так решил отец. "В семье должен быть свой адвокат". Что, вам в России не давали читать о конфликте отцов и детей?
   В общем, Ганя ненавидел юриспруденцию. Считал ее до мозга костей лживой, построенной на спекуляции словами и эмоциями, профессией. Чтобы убедить отца не отсылать его в бостонский колледж, в зиму и дожди, в погоду, которую он ненавидел, пожалуй, еще больше, чем адвокатство, он преданно помогал матери по дому, забегал, что называется, все дороги, надеясь, что хоть она заметит это, попросит отца оставить его дома. Не полагаться же семье на больного с детства, придурковатого, по мнению Гани, младшего брата Эйба.
   Увы. Кто объяснит порыв родительского сердца? Оно открылось у обоих при рождении навстречу слабому, болезненному младшему сыну и с тех пор было наглухо закрыто для Гани. То, что прощалось Эйбу, не прощалось Гане. То, чего хотелось Гане - позволялось лишь Эйбу. Нельзя сказать, что Ганя ненавидел брата. Нет. Не любил, это точно.
   В возрасте 18 лет Ганю, веселого, живого подростка, отправили-таки на другой конец страны учиться казуистике, мастерству лжи, завернутой в позолоту конфетки с длинным названием "Другая правда в шоколаде".
   Он бежал, его ловили, отсылали обратно, опять бежал, заболел, вернулся, оставили в покое, выздоровел, увлекся мотоспортом, ездил на гонки, падал, поднимался, стал каскадером и даже снялся в каком-то боевике, в качестве дублера то ли Сильвестра Сталлоне, то ли Чака Норриса.
   Прошло несколько лет. Ганю, казалось, оставили в покое.
   Но опять вмешались обстоятельства: смерть матери.
   Никто не знал, как и когда это случилось. Ее искали несколько дней, потом нашли в жиденькой рощице рядом с домом: задушенную, с пластиковым пакетом на голове.
   Для благополучного Беверли Хиллс - это был более, чем шок!
   Полиция не нашла убийцу. В семье все пошло наперекосяк. Ганя перестал совсем разговаривать с братом, который, казалось, даже не заметил смерти матери, лишь... неожиданно для всех, превратился в наркомана.
   Редко общался с отцом. Спустя некоторое время, тот, впрочем, тоже умер. Скоропостижно.
   Пришлось Гане овладевать лакопроизводством, возглавить компанию, - несмотря на то, что, как выяснилось, готовил отец для этой цели брата.
   Какие-то деньги зарабатывались, но у самого Гани их вечно не было. Кредитные карты в невероятных количествах - это да! Но денег... Просто так - наличных денег, никогда... Может быть, поэтому он был так скуп? Непередаваемо скуп!
   Но разве это важно для дружбы? Есть деньги, нет денег.
   - Я был там, где ты..., - признался он Алексу, когда тот, в очередной раз потерял работу. - Депрессия... Ничего не хочется, ничего не интересно. Страшно. Не спрашивай, что я видел и знаю. Не хочу вспоминать... Никому не желаю. Уверен, всё образуется. Давай-ка выпьем и споем. Наше, русское. "Катьюша". Подходит?
   Петь Алекс не умел. "Катьюша" сидела в печенках. Но уж очень хорошо у него выходило мычать в качестве аккомпанемента. И мычал.
   В последнее время с Ганей что-то происходило. Пил больше, чем всегда, пожалуй. Особенно за Алекса счет.
   - Самое дорогое, что у меня теперь есть - "life insurance", - пошутил он буквально месяц назад. - 10 миллионов! Вот умру - тогда заживем!
   Нет больше Гани...
   - Вот и зажили... - горько подумал Алекс. - Как будто он предчувствовал.
   Натягивая джинсы, зацепил стоящую на краю журнального столика чашечку с остатками кофейной гущи. Она глухо стукнула об пол, нет - о карпет - и растеклась гуща, образовав затейливое пятнышко.
   Алекс наклонился, поднял чашку, пошел в ванную комнату и вернулся, неся аэрозольное средство для чистки ковра и сухую тряпку. Если не побрызгать сейчас - останется навечно.
   Практическая философия. Человек смертен, кофейное пятно - вечно.
   Годы холостяцкой жизни в небольшой, "однобедренной" квартирке, приучили заботиться о себе. О немногих своих вещах, которые, он впрочем, любил.
   Набор простых, пластмассовых шахмат, вывезенных из Союза, который дальновидные американцы уже тогда называли Россией. Пишущая машинка, пяток альбомов с черно-белыми фотографиями. Китайская записная книжка в лакированной обложке с выпадающими страницами, без которых вспомнить у кого и когда день рождения - невозможно. Оловянная статуэтка Будды, возлежащего в кокетливой позе на четвергово-пятничном, "отдыхательном" ложе, с ладошкой из четырех слипшихся пальцев у божественного уха с длиннющей мочкой...
   Они, эти предметы, словно маленькие якорьки, тащились за ним с места на место, сквозь неустроенность жизни, оставаясь чем-то знакомым и стабильным, чем-то, за что можно было зацепиться памяти и, в иную минуту, сказать себе: я был. Я есть. И, логически рассуждая, я буду.
   Суррогатное удовольствие обладания предметами потребления... И самоутверждение за их счет.
   Вот ведь как. Говорим одно. Думаем другое. Пишем третье... One if by land, two if by sea...
   Алекс побрызгал на пятно, наклонился, чтобы вытереть. Что-то приковало его внимание, словно картинка какая вырисовывалась... Он отодвинулся чуть, глянул: похоже на... Языки пламени? Как костер пионерский. Ладно, взвейтесь кострами, давайте, растворяйтесь... Потер тряпкой, еще раз, вроде сошло.
   ...Ехать к фамильному особняку Адамсов, расположенному в районе Беверли Хиллс Пост Офис, из Вест Голливуда не очень далеко.
   А красиво-то как! Поворачиваешь с Сансета на Бенедикт Каньон и происходит чудо: бесполезные, опостылевшие, раздетые догола столбы-пальмы с лысыми сухими макушками, где ютятся крикливые вороны да разжиревшие белки, нехотя исчезают, уступая место солидным платанам, зеленым соснам, пахучим эвкалиптам. Прирученное старыми, а значит уже облагородившимися деньгами солнце, здесь уже не шпарит, норовя прижечь темечко, прикрытое папиросным листом раскаленной крыши авто, а робко заглядывает в лобовое стекло, заигрывая с осмелевшим водителем, вдруг ощутившим прелесть неожиданной прохлады. Наивный, он не хочет больше иметь дело с ним, с солнцем, а ведь до следующего поворота осталось совсем недолго ...
   Алекс ехал, задумавшись, не замечая красоты, стараясь представить себе, как он войдет в дом, где бывал. В Ганин дом.
   Подъехал. Охранник у шлагбаума молча пропустил: он знал Алекса.
   Проехал, не останавливаясь через перекресток со "стопом": здесь-то уж точно полиция не остановит, въехал на выложенную гравием дорожку. Припарковал свою "Хонду". Вошел в чуть приоткрытую дверь.
   Зеркала, занавешенные черным крепом.
   Эйб, растерянный, бледный - и как обычно - обкуренный, наколотый, черт его знает, что еще ... не очень адекватно воспринимающий этот многомерный и одновременно плоский для него, как земля - хи-хи! - мир. Но ведь брат! Разговаривает вполголоса сам с собой.... Серьезно так, с достоинством. Ну, естественно, из "молчаливого" партнера в "Холлистер" он превратился теперь в хозяина.
   Алекс вспомнил о том, как Ганя упоминал о страховке.
   Да еще и десять миллионов свалились на Эйба. Как манна небесная, - подумал он. - Неисповедимы пути твои...
   А это, видимо, Сета. Да, это явно она - мужеподобная Ганина то ли секретарь, то ли компаньон, о существовании которой Алекс слышал, в том числе сегодня по телефону с ней разговаривал, но не видел ни разу. Стоит у окна, напряженно глядя в сад, словно пытаясь разглядеть там кого-то. Пожилая женщина, с виду горничная, -итальянка? израильтянка?- снующая тихо по комнате. Седой, полный человек в очках, похожий на продавца машин или президента, - есть такой типаж, - вполголоса воркующий рядом с какой-то девицей...
   Шу-шу-шу...бурль...бурль... шу-шу-шу...
   Всё это охватил сразу взглядом, услышал, ощутил Алекс.
   - Где?
   Кто-то показал наверх, на второй этаж. Поднялся. Дверь в спальню закрыта. Постучал. Вошел.
   Он лежал там. Спокойный. Обыденный. Словно прилег отдохнуть и задремал. В костюме. Галстука не было, воротничок рубашки раскрыт, оттуда лезут наружу наглые рыжие волосы... еще живые. Ганя...
   Комок подкатил вдруг к горлу, на глаза навернулись слезы.
  Он повернулся, вышел из спальни: постоял пару минут, не хотел, чтобы видели его слезы. Спустился вниз.
   С тех пор, как утро подарило ему себя, со всеми обещаниями и надеждами, со вкусом кофе и рутиной быта, прошло всего часа два. Но как все быстро изменилось! Словно из чьего-то чудовищного и дикого подсознания выплыло удушающее темное нечто и накрыло всех этих, ничего не подозревающих, да и не имеющих к этой дикости никакого отношения, людей.
   Короткое слово. Смерть. Шесть букв. А какая в нем сила!
  Может, потому что оно, это слово, чуть длиннее, оно почти всегда побеждает пятибуквенную жизнь?
   К нему беззвучно подошел, слегка подволакивая правую ногу, Эйб, положил руку на плечо.
   - Я знаю, он любил тебя. Я тоже тебя люблю, хи-хи.
  Когда он выговаривал согласные, слюна брызгала из его рта на собеседника.
   - Прими мои соболезнования, - выдавил Алекс, морщась и инстинктивно, брезгливо отодвигаясь.
   - Да-да, хи-хи.
   - Когда похороны?
   - Сета говорит - в понедельник. Завтра суббота, хи-хи, нельзя. А в понедельник можно.
   - Где?
   - У нас есть места на Голливудском кладбище. Рядом с озером. Там красиво, обторчишься! Джо Дассен, Валентино, центряк! Вот, номер участка, - он вынул из кармана какую-то бумажку, нацарапал на ней номер, протянул Алексу.
   Тот, не глядя, сунул ее в карман джинсов, с трудом подавляя желание утереть лицо платком.
   - Спасибо. Понятно.
   Жаль его все-таки. Он теперь совсем один остался.
   - А ты как? Держишься?
   - А что я? Вот, сказали, что я ночью с Ганечкой сидеть должен. Он же умер, ништяк - да?
   Нет, всё-таки дебил, - подумал Алекс с ненавистью.
   Подошла Сета. Погладила Эйба, как совсем маленького ребенка, по голове. Тот втянул с шумом слюну. Поскакал дальше.
   Сета.
   Странное существо. Крепкая, чем-то неуловимо напоминающая Ганю; даже ростом с него, коренастая, с угловатыми скулами, в очках с толстыми диоптриями, с короткой стрижкой и следами косметики на лице, которую она явно неудачно пыталась, видимо, смыть. Одета в серые твидовые брюки и шерстяную кофту, несмотря на лос-анджелесский климат.
   Она стояла рядом, распространяя легкий аромат каких-то, очень знакомых Алексу, духов.
   Протянула руку.
   - Здравствуйте, - неожиданно низким голосом.
   - Здравствуйте. Я Алекс.
   - Да-да, я знаю, я вам звонила.
   - Примите мои соболезнования.
   - Спасибо.
   - Как же это произошло?
   - Не знаю. Но он оставил странную записку. Поэтому, я сразу вспомнила о вас. Вот.
   "В моей смерти прошу винить только меня". Хм. Достоевщина. Узнаю Ганю. Кто нашел записку?
   - Доктор.
   - Значит, самоубийство?
   - Во всяком случае - внезапная остановка сердца. Умер, видимо, сразу. Я ушла в парикмахерскую, вернулась - а... Уму непостижимо! Никто ничего не понимает. Ведь он был физически очень крепок. Может, принял какой-то яд? Но никаких следов рядом. Даже не вскрикнул. Мария, горничная, убирала комнаты внизу. Говорит, ничего не слышала. Садовник у бассейна стриг газоны, собирал листья. Здесь сейчас гостит дочь Ганиных знакомых из Филадельфии, она загорала. Тоже ничего не слышала.
   - Вскрытие будет?
   - Нет. Ганя решил давно: никаких вскрытий, если что...
   - А полиция? В полицию сообщили?
   - Нельзя, нужно дождаться решения совета директоров, иначе акции "Холлистера" могут пострадать.
   - Ну, конечно, - бизнес есть бизнес...
   - Да, бизнес.
   Что ж. Делать здесь Алексу было больше нечего.
   До похорон.
   До понедельника.
   - Еще раз, примите мои...
   Сета махнула рукой, мол, чего уж.
   Алекс развернулся, пошел было к выходу.
   - Эй, - окликнул его женский голос.
   Обернулся: Кира. Его несостоявшаяся, прошлая любовь. Прошлая?
   - Привет!
   - Какое нет счастье, да? - по-русски.
   Она тщательно подбирала русские слова, стараясь выстроить лексически правильную конструкцию.
   Даже смешно стало. Хмыкнул, повторяя:
   - Нет счастья. Да.
   Откуда она здесь? Ах, да. Соседка...Ее дом ведь через пару домов отсюда. - Я с ней перезванивалась время от времени, - словно отвечая на его немой вопрос, - пояснила Кира. - У нее, бедняжки, никого нет. Она меня позвала, когда ...это всё... Ужас какой... Пойдем на дринк куда-нибудь, после?
   - А чего ж. Пойдем. Только попрощаюсь с Сетой. А, впрочем, это ведь только евреи - прощаются и не уходят. Давай - по-английски, пошли отсюда прямо сейчас.
   Он пропустил Киру вперед. Идя следом, глядел, как движутся ее бедра, оценивал стройную фигуру следящей за собой, немолодой женщины. Богатой. Одинокой.
   Не был бы дураком, тогда, пять лет назад, глядишь - и жил бы в одном из этих домов, рядом.
   Она почувствовала взгляд, обернулась, спросила с улыбкой:
   - Ну, где есть твой железный конь? Еще ездит?
   Он показал на старенькую "Хонду".
   - Да, я должна была понимать сама. "Служенье муз не терпит суеты", так?
   - Кира, если тебя не устраивает, - начал, было, он...
   - Мольчу, мольчу, - смешно смягчая букву "л", сказала она. - Поехали в "Чин-чин".
   Странная женщина. При всех ее деньгах, она могла бы не выходить из "Пенинсулы" или "Рица", но предпочитала веселые, балагуристые ресторанчики, кишащие, как рыбацкие сети гибкими сардинками, мальчиками и девочками из окологолливудской жизни. Там она растворялась в толпе, и сидела, довольная, улыбающаяся, словно подпитывалась энергией окружающей ее молодости...
   Как и Ганя, потомок русских эмигрантов, она старалась не терять связи со всем русским. То, от чего в ужасе бежали ее предки, с годами обретало для нее все большую ценность. Чем дальше - тем ценнее. Русские книги, музыка, живопись.
   - Вот и я, - думал Алекс, - для нее ходячий антиквариат. При этом еще очень современно лысеющий, небритый и отращивающий брюхо. Комплекс полной ценности!
   Он распахнул дверцу.
   - Прошу.
   Через двадцать минут официант протягивал им меню.
   Еще через час она попросила вызвать ей такси, потому, что Алекс, расстроенный и быстро напившийся, стал нести какую-то чушь про Достоевского, хорошего Ганю и плохого Эйба, про пятнышко, которое превратилось в язычки пламени, про бедных и богатых, пролетариев и капиталистов, сцепившихся навеки в смертельной схватке.
   - "Это есть наш последний и решительный бой", - орал он, пока дружелюбные официанты вытаскивали этого громкого русского на площадку за рестораном, чтоб не распугивал посетителей.
   Пусть посидит, подышит свежим воздухом.
   Воздух был действительно свеж.
   Он закурил, затянулся поглубже, чтоб не надышаться этой свежестью до упада и, покачиваясь, доковылял до машины. На автопилоте, который есть только у русских водителей, он доехал домой. Не раздеваясь, плюхнулся на диван. Захрапел.
  
  3.
   А в два часа ночи в его квартире снова зазвонил телефон.
   - Да, - по не вытравленной русской "телефонной" привычке ответил он, продирая горло. - Да, алё?
   Голос Киры звучал очень испуганно.
   - Ты можешь приехать к Гане? То есть...
   - К Гане? Зачем?
   - Эйб ушел.
   - Куда ушел?
   - Ну, это... Эйб passed away. Он умер... И Гани нет...
   - Подожди, подожди...
   - Приедь. Мне страшно... Очень.
   Ту-ту-ту-ту-ту....
   С трудом соображая, он попытался отыскать штаны, но только через несколько минут сообразил, что они на нем.
   Во рту было кисло, он пошел почистить зубы, и пока елозил во рту зубной щеткой, пытался понять, что произошло.
   Эйб умер. Почему Эйб? Ведь это Ганя умер... Может быть, Кира, плохо владеющая русским, оговорилась? Но нет же. Она по-английски сказала: Эйб passed away. Чертовщина. Еще она сказала... и Гани нет. Конечно, нет. И уже никогда не будет...
   В два часа ночи Сансет - лучше, чем фривей. Он долетел минут за десять. Охранник даже не стал дожидаться, поднял шлагбаум, увидев фары приближающейся машины. Подъехал. Вышел. Дорогу преградил полицейский.
   - That"s a friend of mine, - услышал голос Киры.
   Полицейский отступил в сторону, пропуская.
   - Что? - спросил он, увидев бледную, видимо, здорово перепуганную, Сету.
  И так, далеко не красавица, бедняжка выглядела совсем неважно, волосы всклокочены, зачем-то ярко накрашенные помадой губы; вообще, что-то изменилось в ней, словно пережитое оставило свой отпечаток не только изнутри, но и снаружи....
   Она показала рукой наверх, в сторону Ганиной спальни...
   Алекс взбежал по лестнице.
   Там, на полу, прямо у двери, неестественно скрючившись, лицом вниз, лежал тощий, как палка, Эйб.
   Мертвый Эйб.
   Взгляд невольно проследовал выше, на кровать, к Гане...
   Там...
   Было...
   Пусто!
   Гани на кровати не было!
   Алекс огляделся по сторонам: мало ли что.
   Не испарился же он!
   Nada! Zip! Niente! Ньет!
   Сверхъестественная сила?
   Смешно. В наш-то. Двадцать первый век...
   Повторяется история с матерью Гани, труп которой несколько дней не могли найти?
   Рядом стоял кто-то, диктуя в крошечный магнитофон...
   Алекс ошалело посмотрел на него.
   - А где?... - он мотнул головой в сторону примятой слегка кровати.
   Человек пожал плечами, продолжая что-то надиктовывать.
   Алекс еще раз посмотрел на Эйба, на пустую кровать, повернулся, пошел вниз.
   Он ничего не понимал. Может, оттого, что слишком много вчера выпил?
   Тряхнул головой.
   Пошел вниз.
   Сета сидела в кресле, успокаиваясь постепенно, сидела ровненько, с прямой спиной, держа в руке бокал с водой, из которого она медленно, по глоточку, время от времени отпивала. Пространство вокруг нее было перенасыщено уже знакомым Алексу запахом духов.
   У двери в гостиную стояла заплаканная горничная, словно не зная, в какую сторону ей теперь идти.
   А Кира, словно забыв, что сейчас третий час ночи, выглядела возмутительно свежо, несмотря на пережитый испуг.
   - Спасибо, что приехал. Выпьешь? - подошла она к Алексу. Тот отрицательно покачал головой. Не хватало еще...
   - Вот аспирину бы, - жалобно попросил.
   Она сходила в гостевой туалет, у входа, пошарила в аптечке.
   - Возьми две, - протянула таблетки и стакан воды.
   Он благодарно схватил лекарство, проглотил.
   - Ну? - спросил. - Что происходит?
   Она очень серьезно посмотрела на него. Почти не коверкая слов, рассказала:
   - Ничего не понятно. Теперь уже совсем ничего. Со слов Сеты, когда все разошлись, Сета пошла к себе, говорит, приняла успокоительное и заснула. Эйб поднялся наверх, чтобы посидеть у постели брата. Сета проснулась от дикого крика, побежала в спальню... и вот.... Позвонила мне. Я пришла. Она совсем плоха. Правда, ужасно выглядит? Я в полицию, потом тебе позвонила. Полиция подозревает убийство. Но в доме же никого не было! Только Сета, Яна и Мария! Есть, правда, еще садовник, но он здесь не бывает. Он живет в гостевом домике, это там...
   Она махнула куда-то рукой.
   - Откуда ты знаешь, что в доме никого не было?
   - Когда я пришла, входная дверь была заперта изнутри. Так что Мария нервничала, долго возилась, открывая...
   - Так кого же подозревает полиция?
   - Ты нашу полицию знаешь. Они ничего прямо не скажут. Начнется тя-го-мо-тьина, правильно? - года на два-три, опрос свидетелей, волокита, суды... закроют дело.... Как с О. Джеем. Наследников у Гани и Эйба нет, ни семьи, ни детей... Кто будет тормошить полицию? Надо еще доказать, кстати, что это убийство.
   - Подожди, подожди. Убийство? Эйба... Чушь какая. Зачем? Как? Там ни крови, ничего... Я был наверху. Отравление? Но и Ганя... Допустим. Значит, будут искать следы яда. Да, но где Ганя, в смысле, ну... Кому понадобился его труп?
   - Не знаю. Никто ничего не знает. Может быть, ты? - она с надеждой посмотрела на Алекса.
   - Я? Что я?? Украл труп???
   - Нет. Я имела в виду, может быть, ты сможешь понять... что-то? Ты же всё-таки...
   - Я таксист. В этой стране я - таксист. А, как тебе известно, быть здесь юристом иди адвокатом я могу быть только при наличии соответствующего документа. Меня даже близко к документам никто не подпустит. Меня в полицию заберут, если я...
   - Не думай о полиции, Алекс, я тебе уже говорила, полиция будет заниматься эти годами, а тем временем...
   Вдруг ее осенило.
   - Мы наймем тебя, как частного сыщика. Мы заплатим тебе деньги!
   - Кира, ты начиталась детективов! Какие сыщики?
   - Ну, скажи, что ты теряешь? Насколько я знаю, ты сейчас без работы?
   Интересно, откуда она это знает?
   Аспирин начинал действовать. В голове слегка прояснялось.
   - Не нужны мне никакие деньги. А кто этот, в штатском? - ответил он вопросом на вопрос.
   - Это их служба безопасности, из "Холлистера". Компания просила полицию не делать происшедшее достоянием гласности. Пока. Потому что это скажется на курсе акций. Их понять можно. Два владельца... два хозяина... и всё... Совет директоров хотели назначить на завтра, но боятся, что не успеют собрать всех - сезон отпусков. Значит - ждать, наверное, будут до понедельника, ведь все должны были слететься на похороны.
   - Слететься. Как вороны, - подумал он.
   Других владельцев нет... Наследники... Там ведь теперь 20 миллионов в сумме. Немало. Совсем немало... Шерше ля фам, как обычно?
   - А Сета? - спросил Алекс, пытаясь звучать невинно. - Она кто? Не наследница? Кто она, вообще, такая?
   Кира посмотрела на Алекса в упор.
   - Нет. Сета не имеет никаких прав на компанию, это всегда всем было известно. Кроме того, она не член семьи. Там какая-то запутанная история. Она - просто... И потом, она... Нет. Точно - нет. Готова за неё ручаться.
   - Понятно, - скис он. - И детей нет. Ни у кого...
   - Нет. Ну, что, будешь помогать? Он был твой друг, n'est pas?
   Был...
   - Ладно. Где их семейный доктор? И эта, племянница или кто там, из Фили?
   - Вот за что я люблю русских мужчин, - удовлетворенно сказала Кира. - Дочка знакомого.
   И звонко чмокнула Алекса в щечку.
   Давненько он не краснел... этот русский мужчина...
   - И садовника, садовника тоже не забудь позвать, - крикнул вдогонку Кире.
  
  4.
   Еще через полчаса в гостиной, когда полицейские, опросив всех, составили рапорты и ушли, оставив визитные карты с дежурными "позвоните, если что вспомните", а вызванная "Скорая" увезла бедного Эйба в морг; так вот через полчаса, в гостиной собрались все, кого Алекс попросил прийти.
   Горничная Мария, еще один жилец усадьбы - перепуганный садовник, ютящийся в маленьком домике в глубине, семейный врач, живший неподалеку, - тот самый господин, которого Алекс уже видел накануне, гостья, дочь знакомых из Филадельфии, Сета, охранник из "Холлистера" и Кира, - "американский наблюдатель", - как про себя отметил Алекс.
   Заметно смущаясь, он встал, чтобы произнести речь.
   - Здравствуйте, - сказал он. - Я Алекс.
   И сел.
   Хорошо, что рядом была Кира.
   - Господа, - вскочила она со своего места. - Мистер Смольны был другом мистера Адамса. Кроме того, он юрист, журналист, и... и... вообще, хороший парень. Мы, - она оглянулась на Сету, словно ища поддержки. Та кивнула. - Мы решили попросить г-на Смольны помочь нам разобраться в этом запутанном деле. Пока полиция будет... Мы хотим нанять его на работу... Частным сыщиком. Просим всех быть предельно откровенными и отвечать на его вопросы. Прошу, мистер Смольны.
   Алекс снова встал, краснея.
   - Все-таки, лучше просто Алекс. А остальных я попрошу представиться самостоятельно. Давайте, начнем с вас, - обратился он к горничной.
   - Мария, - ответила та. Она говорила с явным акцентом. - Я здесь уже почти 30 лет, и мистер... Ганя ко мне хорошо относился, я их обстирывала, готовила, меня не надо подозревать... - вдруг расплакалась она.
   Алекс растерялся.
   - Мария, - никто вас не подозревает, - пришла на помощь, совсем взявшая себя в руки Сета. - Просто мы все должны рассказать о себе. Вот я. - Она гордо вскинула голову, блеснув при этом линзами очков... - Открытая, можно сказать, книга. Кто я? Как оказалась тут? Зачем здесь живу, не знаю.... Куда теперь деваться - не знаю.
   Алекс удивленно посмотрел на нее, но ничего не сказал.
   Стало тихо.
   - Гхм, - прокашлялся доктор, нарушив молчание. - Гхм. Меня зовут доктор Лава. Доктор Майкл Лава. Я знаю господ Адамс вот уже... - он задумался, словно подсчитывая в уме, - вот уже почти четверть века. Я лечил их еще, когда г-жа Адамс была жива, когда жив был г-н Адамс, потом корь у г-на Эйба с небольшим осложнением, потом...
   - Понятно, - бодренько прервал его Алекс, обращаясь к девушке - А вы?
   - Я - Яна. Приехала сюда на пару недель, отдохнуть...Посмотреть.... Ну, вообще.... Папа сказал, чтобы я поехала сюда, к... ну, к Гане.... Так надо же...
   - Моя очередь, да? - вступил молодой человек, лет двадцати восьми. - Меня зовут Стэнли, Стэн, - поправился он, - глянув на Яну... - Я из "Холлистера", охрана. Служба безопасности, то есть.
   - Сеньоры, сеньориты, я не знаю, как быть... Я из Пуэрто-Рико, у меня еще нет грин-карты... Мистер Адамс обещал, - взволнованно начал садовник.
   - Не волнуйтесь, - попытался успокоить его Алекс. - Скажите лишь, как вас зовут?
   - А меня не депортируют?
   - Ну, что вы... Нам нужно разобраться в том, что произошло здесь сегодня и я... - он оглядел всех, - обещаю, что никто из присутствующих не имеет намерений сообщать о вас в INS... Если конечно, вы не преступник...
   - Какой же я преступник? Я здесь, чтоб денег заработать, семью перевезти. Я чужого ни за что не возьму.
   - Ну, тогда вам и вовсе ничего волноваться. Как же вас все-таки зовут?
   - Гамлет.
   Яна прыснула от смеха. Ну, и имечко для садовника.
   - А я - Кира, - сказала Кира, пытаясь сгладить неловкость.
   - Итак, - Алекс благодарно посмотрел на нее, - давайте думать вместе. Мария, можно попросить бумагу и карандаш?
   Когда перед ним оказался чистый лист бумаги - стало легче. Он был в своей тарелке. Взял в руки карандаш. Потрогал пальцем наточенный грифель.
   - Так вот.
   Белый лист оставался возмутительно белым. Он нарисовал квадратик. Посмотрел на него.
   Все уважительно молчали.
   Черт. Что же дальше? На память пришла фраза из начатой вчера статьи: "все мы не более чем аристотелевские "говорящие орудия труда"... говорящие орудия...
   Начал штриховать белое поле квадратика.
   Зачем поддался на уговоры? Делать нечего было, вот что. Спьяну. Расследовать преступление взялся, тоже мне Шерлок Холмс!
   Нарисовал еще квадратик.
   Ни одной мысли.
   Надо бы сосредоточиться. Два человека умерли.
   Ну?
   С чего же начать?
   Волноваться надо по мере поступления... Любимая фраза. Хорошо. Разберемся по порядку. Что известно?
   Умер Ганя. Его труп исчез. Кто-то унес? Похитил? Зачем? И как?
   Он нарисовал палочку под квадратиком.
   Пририсовал ручки, ножки, головку. Точки - глазки, черточку - ротик.
   Написал букву "Г". Поставил рядом вопросительный знак.
   Все терпеливо ждали.
   Что еще известно? Умер Эйб. Если он умер сам по себе - то есть только один вопрос: Где труп Гани? Если же Эйба убили, то, как и зачем? Тогда добавляется целая серия вопросов. Но это не отвечает на вопрос о Гане.
   Он нарисовал вторую палочку. Превратил в человечка. Написал "Э". Поставил рядом три вопросительных знаков.
   Допустим, Эйба убили. Скажем, отравили. Без всяких видимых причин.
   Но - у тех, кто убил Эйба и похитил Ганин труп, было не так уж много времени, чтобы скрыться.
   Кира сказала, что когда Сета услыхала крик, она почти сразу поднялась наверх.
   Попробовал нарисовать Сету. Для того, чтобы она отличалась от первых двух рисунков, пририсовал ей платьице-треугольник.
   Значит... Значит они... или он... или она... в доме?
   Домик появился на бумаге. Для большей достоверности из трубы пошел дымок.
   Но никто из дома не выходил. Дверь, как известно, была заперта изнутри.
   ...Между прочим, уже почти светает, во рту ни крошки не было... Может, перекусить?
   Он поднял глаза от бумаги.
   - Скажите, Сета, - обратился он к той...
   Она высокомерно глянула в его сторону:
   - Нет, у меня нет алиби... если вы это имеете в виду... Я спала, когда услышала крик.
   - Нет, нет, - смущенно залепетал Алекс, - мне бы...
   - Алекс, говори прямо - чего ты хочешь?
   Это Кира.
   - Кушать, - честно ответил он.
  
  5.
   Пока все жевали сэндвичи, пока Мария готовила кофе, пока пили и ели, совсем рассвело.
   Сложно, ох, как сложно, в двадцать первом веке, вдруг, ни с того ни с сего, оказаться в шкуре Шерлока Холмса, зная, что, во-первых, времена чисто английских убийств уже давно прошли, а во-вторых, все эти ДНК, детекторы лжи, отпечатки пальцев и т.д., просто не дадут тебе возможности этим самым Шерлоком побыть.
   Опять-таки, не дадут тебе интеллигентненько, де-дук-тив-ненько, подумать, чуть что - начнут носиться с автоматами-пулеметами, стрелять, травить плутонием, подставлять, убивать без разбору - a la guerre com a la guerre!- наваливать в одну кучу героины, кокаины, проституток, олигархов, киллеров, братву... Бр-р-р.
   А как же милое, джентльменское убийство? Где кровь не течет, а если и течет, то понемножку и... ее не видно.... Где за изысканным обедом следует правильный портвейн.... С хорошей сигарой.... С креслом у камина.... Или под опахалом негра.... И неважно, где ты, в какой стране мире... ты получаешь удовольствие от милой, приятной беседы с каким-нибудь простоватым доктором Ватсоном, от игры на скромненькой скрипке Страдивари ...
   О, времена. О, нра... Ну, и так далее.
   Есть у нас в запасе всего день и ночь, до понедельника? Ну, вот и посмотрим.
   ...На сытый желудок в голове совсем прояснилось. Что это Сета так резко ответила? Скрывает что-то? Ну, допустим, она любовница Гани, эта ... серая мышка... скорее, серый мышь... Мало ли. Ганя бабник, мог спьяну... или скучно ему было... Хотя нет. Маловероятно. Может... она и Эйб? Ерунда. Достаточно вспомнить Эйба. Но... 20 миллионов. Хотя Кира говорила, что Сета не наследница...
   - Простите, Сета, вы не знаете, какое-то завещание существует?
   - Насколько мне известно, нет.
   - А кому же достанутся деньги по страховке, оставшейся от обоих братьев?
   Пожала плечами.
   - Наверное, дяде Сэму.
   Хорошо, что Алекс уже жил в этой стране достаточное количество лет, чтобы понять, что речь идет не о родственнике, а о государстве...
   Обратился ко всем.
   - Я попрошу вспомнить: замечали ли вы ли что-то необычное в эти дни? Что-то из ряда вон? Доктор, я знаю, что вас, например, в то утро, вызвал м-р Адамс...
   - Да, действительно.
   - Зачем?
   - Я не разговаривал с ним, моя секретарша передала, что звонили от него, просили быть как можно раньше, по важному делу. Прямо с утра, часам к 8 - 8.30.
   - Так рано?
   - Да, представьте. Вы же, вот, собрали нас в три часа ночи.
   - Уж простите, это была не моя инициатива. Но вернемся к вопросу. 8- 8.30. В это время вы и пришли?
   - Да, примерно.
   -Так. А какое же это все-таки было важное дело?
   - Понятия не имею. Мария меня впустила, сказала, что мистер наверху...
   Мария утвердительно кивнула головой.
   - Ну, я поднялся, а там... Я думал, он спит, окликнул. Молчит. Я тогда подошел поближе, пощупал пульс: не бьется. Ну, и... Записка эта...
   - Значит, кроме вас и мистера Адамса в комнате никого не было?
   - Нет. Вы что, подозреваете меня?
   - Нет, нет. Я просто рисую картину того, что было.
   Тишина.
   - Мария?
   - Кен. Так и было.
   "Кен". Значит, она израильтянка.
   Он перевел взгляд на Сету.
   - Вы не знаете, зачем мистер Адамс вызывал доктора?
   - Он не посвящал меня в свои личные дела, - ответила та.
   Повисла пауза.
   - Сета, вы говорили, что вас не было в доме...
   - Я должна была пойти делать маникюр, - слегка покраснела. Даже сквозь толстенный сквозь пудры это было видно.
   Взгляд Алекса невольно проследовал к ее рукам, к пальцам. Она уловила это. Вложила руки одна в другую.
   - Не успела... встретила случайно знакомую. Телефона у меня нет, я просто встретила на улице.... Мы гуляли с ее собакой, я спохватилась... уже было поздно в парикмахерскую... там такой конвейер...
   - Да, да. Понимаю... А когда вы ушли из дому?
   - Около восьми. Мистер Адамс, Ганя... еще не выходил из своей спальни. - А вернулись когда?
   - Где-то, через час.
   - Доктор уже был в доме?
   - Да.
   - Значит, вы вернулись после того, как доктор констатировал смерть?
   - Судя по всему.
   Алекс повернулся к девушке.
   - Яна, не вспомните, как все это было?
   - Проснулась, солнышко светит - и пошла к бассейну.
   - Ну?
   - Что "ну"... Поплавала, легла в шезлонг... А... Вот еще. Я видела... Ганя стоял у окна, смотрел...
   - На вас?
   - Я, сначала, так тоже думала. Знаете, у меня создалось впечатление, что он смотрел на что-то за моей спиной, туда, в гору за бассейном.
   - В гору? А что же там можно было увидеть?
   - Ну, не знаю, кроме каких-то двух мужчин там никого не было...
   - Мужчин? Каких мужчин?
   - Откуда я знаю... Может, соседи какие-то.
   - Так-так... Значит, вы последней видели мистера Адамса живым.
   - Это не я его видела, а он меня.
   - Простите. И что вы сделали?
   - Помахала ему рукой, что я еще могла сделать? Включила I-Pod, у меня клевые записи. Лежала, загорала... А тут, этот, Гамлет. Явился. Со своей сенокосилкой - как завизжит, затрещит - ни фига не слышно. Ну, я пошла в душ, одеваться. Вышла, а уже всё... Все бегают, кричат...
   Мужчины. Гора. Сенокосилка. Гамлет. Интересно, это что-то значит?
   Садовник, меж тем, сильно потел, словно пытаясь оправдаться, но боялся вступить в разговор.
   - Скажите, Гамлет, как давно вы здесь живете?
   - С тех пор, как приехал, пятый год.
   - А как давно вам м-р Адамс пообещал помочь с бумагами?
   - Сразу же. Я поэтому и работаю здесь. Живу бесплатно, - добавил он тихо. - А подрабатываю у соседей.
   - Да, это похоже на Ганю, - подумал Алекс. - И на садовнике экономил.
   Вслух.
   - Так те двое мужчин, на горе за бассейном, и есть ваши соседи?
   - Какие двое мужчин? Не знаю, о ком вы. Здесь нет выхода к соседям. За горой - никаких домов. Я работаю ниже, у поворота с Бенедикт Каньона.
   - Хм. А как часто вы убираете у бассейна?
   - Раз в неделю, по пятницам.
   - В какое время?
   - Когда как. Сначала надо листья собрать, потом мусор выбросить, рассортировать. Сеньор очень пиво любит... любил... так там везде бутылки стеклянные, а их надо отдельно, в голубой бак...
   - Ладно, погодите. Сколько времени уходит на то, чтобы подрезать траву у бассейна?
   - Ну, минут тридцать, сорок.
   Итак, время смерти установлено. На первое "когда" есть первый ответ.
  От восьми утра до где-то восьми тридцати... С хвостиком... Это подтверждают все.
   Но можно было и не проводить это "расследование". Доктор и так сказал с самого начала, что констатировал смерть в районе 8- 8.30.
   Итак, ты раскрыл секрет Полишинеля.
   Что дальше, мистер Шерлок Халоймес? И кто ж эти двое мужчин, о которых говорила Яна?
   - Мария, а вы не заметили кого-то в то утро?
   - Нет. У Марии нет времени сидеть у бассейна, как у некоторых, - бросила взгляд на Яну.
   - Что, мистер Адамс вел себя как-то странно в последнее время, ну, как-то иначе?
   - Наверное, да. Он почти на работу не ходил, пил водку, ну, вы знаете, вы тоже это делали, да все читал и читал у себя в спальне, не разрешал убирать, трогать его бумаги.
   - Кто же занимался делами "Холлистера"? Эйб?
   - Эйб не вмешивается в дела компании, - пробасила Сета. - Я вела бухгалтерию, приносила бумаги на подпись Гане...
   - Значит, это и есть ваша основная задача - делопроизводство, бухгалтерские услуги?
   - Это вовсе не моя основная задача, но я этим занималась, - резче, чем следовало бы, ответила Сета. И ощутив, что могла обидеть собеседника, добавила помягче:
  - Должен же кто-то этим всем заниматься...
   - Да-да, я понимаю, - сказал ничего не понимающий Алекс.
   Надо было куда-то сворачивать...
   И наугад:
   - Могу я теперь попросить разрешения, поговорить с каждым из присутствующих наедине? Просто, может быть есть нечто, о чем некоторые не хотели бы говорить вслух, при всех?
   Задвигались стулья, кто-то что-то пробормотал, все встали.
   - Где я мог бы это сделать, Сета?
   - Хотите здесь, в гостиной?
   - А нет ли какой-то комнатки поменьше? Кабинета?
   Сета замялась.
   - В принципе, кабинет есть, но...
   - Что "но"?
   - Доступ туда, как и в спальню, в последнее время был закрыт для всех. И ключ ... я не знаю, где он...
   - Почему закрыт?
   - Не знаю. Хозяин - барин, как говорят у вас в России.
   Алекс вздрогнул. Откуда она знает русские поговорки?
   - Ладно. Давайте, воспользуемся другим помещением. Хотя ключ нам все равно позднее понадобится, я бы очень хотел осмотреть Ганин кабинет.
   - Можно воспользоваться моей комнатой, если не возражаете.
   - Спасибо, Сета.
   И она повела его по старому дому, через какие- то коридоры, сквозь запахи и звуки, живущие в давно утоптанном дубовом паркете, воспоминания, прячущиеся в каждом уголке, неудаляемые следы чьей-то жизни.
   Идя следом, Алекс вдруг поймал себя на мысли о том, что вчера он также шел за женщиной, ловя взглядом движение ее колышущихся бедер, движение, которое волновало его, будило желание. Но вот сегодня, сейчас, впереди тоже идет женщина, а ощущения, подобного вчерашнему, нет.
   Вошли в чистенькую, состоящую из двух половин, комнату.
   Если не знать, что она принадлежала Сете, впечатление было такое, что здесь живет офицер колониальных войск английской королевской гвардии. Сильно, правда, любящий душиться.
   - Как называются? - спросил он.
   - Что? - не поняла Сета.
   - Ваши духи.
   - А-а.... Не помню, - замялась, краснея, она.
   - Приятный запах, - покривил душой Алекс. И удивился немного: ах, какие мы застенчивые...
   - Спасибо.
   Огляделся. Строгая, простая обстановка. Небольшой письменный стол, с бумагами, рассортированными в идеальном порядке. Компьютер. Рядом - удобный, современный крутящийся стул, чуть далее - старое, кожаное кресло перед телевизором, стоящим на антикварной подставке-креденце. Впрочем, учитывая, что дому лет сто - здесь все антикварное. Вопрос лишь в том, с чего начинать отсчет.
   Стена над письменным столом была украшена несколькими фотографиями.
   Чета Адамсов. Какой-то горнолыжный курорт и Ганя, на переднем плане, что-то объясняющий невидимому собеседнику. Фотография мальчика, в возрасте лет пяти-шести. Похоже, что Эйб. Держит за руку мать, на фоне дома.
   Неожиданная вышивка "крестиком", взятая в рамку под стекло. Фотографий самой Сеты не видно нигде. За шторой, видимо, кровать. Там же - вход в душевую, туалет.
   В общем, как говорится: бедненько, но чистенько.
   - Подойдет? - спросила она, - жестом приглашая Алекса садиться
   - Прекрасно, спасибо. Раз мы уже здесь, давайте начнем с вас, ладно? - и он, как истый джентльмен, подождал, пока она не сядет в кресло сама.
   Пододвинул к себе стул, сел неуверенно, пробуя на прочность. Нормально.
   - Сета. Я понимаю, вы не только работаете, но и живете в этом доме? Как давно?
   - С тринадцати лет. То есть с 1978 года.
   - Вы их родственница?
   - Нет. Мистер Адамс оформил попечительство... Я получаю лишь некоторое пособие. Пожизненно.
   - Простите, но я обязан спросить. Если с кем-то что-то случается в этой семье, вы становитесь наследницей?
   - Нет, - насмешливо ответила она. - Об этом еще при жизни позаботился мистер Адамс старший. Он повел меня к нотариусу, когда мне исполнилось восемнадцать. Есть бумага, где стоит моя подпись.
   - Какая?
   - Ни один цент, ни один фут земли, ни одна акция компании, никогда и ни при каких условиях не будут принадлежать мне. Я ни на что не претендую.
   - Но почему? Столько лет здесь живете! Вы ведь стали членом семьи!
   Она пожала плечами.
   - Так решил мистер Адамс. Да и...
   Она замялась.
   - ... да и Ганя впоследствии говорил со мной о том же. Было у него на этот счет мнение...
   - Понятно.... Как вы относились к Гане? К Эйбу? Любили, дружили, ненавидели?
   - У Гани была своя жизнь. Я помогала ему, чем могла, по работе. Эйб... Что Эйб.... Ненавидеть его сложно. Скорее жалко, хотя...
   - Что, "хотя"?
   - Была ситуация... Я могла бы его ненавидеть, но... Нет.
   - Не хотите говорить?
   - Не хочу. Это было в далеком, далеком детстве. Могу лишь сказать, что он прощен давным-давно.
   - Что ж, спасибо. А Мария, как давно она здесь? Может у нее были основания не любить кого-то из братьев?
   - Нет. Она была им как мать...,- краснея почему-то опять, - сказала Сета. Мария честная и добрая женщина. Она не могла бы повредить даже волос на их головах. Не самая умная, может быть, но... Весьма религиозная особа, м-да.
   - Не одобряете?
   - Ну, почему же. Просто... Как это у вас, у русских любят говорить... Религия - опиум для народа?
   Он опять опешил.
   - Откуда вы знаете это выражение?
   - Вы забываете, что я более четверти века прожила бок о бок с Ганей. Я многому у него научилась. Кроме того, он часто рассказывал о вас.
   - Вам? Обо мне? Зачем?
   - Не знаю. Просто делился, наверное. А что, вам есть что скрывать? - насмешливо спросила она.
   Разговор уходил в сторону.
   - Вы... Вы видели кого-то в то утро, когда уходили в парикмахерскую? Я имею в виду мужчин, о которых говорила Яна?
   - Сейчас, когда вы упомянули об этом... Да. Я что-то припоминаю... Я не уверена... Но проходя по лестнице, я действительно, кажется, кого-то видела через окно..
   Алекс подобрался.
   - Можете их описать?
   - По-моему один был белый, а другой мексиканец. Смуглый такой. Они о чем-то спорили.
   - И?
   - И больше ничего. Я спустилась вниз по лестнице и ушла.
   - Это могли быть ваши соседи?
   - Наши соседи не носят военную униформу.
   -Так они были военными?
   - Этого я не знаю. Но одеты были во что-то зеленое.
   - Еще что-то помните?
   -Увы, нет.
   - А кто такая Яна? Что вы знаете о ней?
   - Когда девушке двадцать пять, она хороша собой и ноги растут от ушей, что о ней можно и нужно знать? Разве важно, читала ли эта Настасья Филипповна Аристотеля или может отличить Ван Гога от Гогена, Моне от Мане? Нет. Она явно не убийца. Ей еще жизнь дорога, она еще не получила от нее сполна, чтобы рисковать тюрьмой или каторгой.... Теперь, когда вы спросили об этих мужчинах.... Думаю, вам надо искать кого-то...- она щелкнула пальцами, - словно подыскивая нужное слово, - кого-то посерьезнее... о... посолиднее, вот.
   Алекс встал.
   - Спасибо за совет. Не подскажете кого?
   - Это же вы детектив, откуда я знаю?
   - Ясно. Можете попросить зайти сюда Стэна?
   Она тоже встала, слегка помедлила, словно что-то хотела добавить. Но нет.
   - Будете уходить, просто прикройте за собой дверь, хорошо?
   - Конечно, да, да, спасибо за... - он обвел рукой комнату - за гостеприимство.
   Сета вышла.
   Вот так штучка. Вот так "серый мышь". Надо же! Может и вправду: с кем поведешься, от того и наберешься. Четверть века рядом с Ганей - и вот: Настасья Филипповна, Аристотель. Ноги от ушей...
   Так. Теперь двое в военной униформе. Эт-то еще что такое? За Ганей следили? Не за Эйбом же! Зачем же униформа, которая сразу выдает все намерения? Было бы это в России, ладно, там мафия, там понятно. Но здесь? "Морские львы"? Десант? Смешно. Зачем?
   Искать кого-то посолиднее... намекает на доктора, что ли? Кто ж тут еще посерьезнее и посолиднее, в этой компании?
   Но вот и Стэн стучится в дверь.
   - Мне, наверное, следовало, сразу познакомиться с вами. Расскажите, пожалуйста, о компании. Вы давно там работаете? - спросил Алекс, приглашая присесть.
   - Третий год. Компания как компания. Находится в Ирвайне. Работают в ней человек 40. Далековато от города, производство-то считается опасным. Платят неплохо, во всяком случае, люди там держатся. Я начал с того, что работал охранником, на входе, а постепенно стал работать в отделе "безопасности".
   - Зачем нужен такой отдел? Кто-то хочет проникнуть в "тайны" красок и лаков? - подтрунил Алекс.
   - Представьте, да. Вот, даже недавно... - он остановился.
   - Ну, ну, - поощрил его Алекс.
   - Неважно, но вот... В общем, мне даже 2000 долларов предлагали, если я только познакомлю хозяина компании с япошками. Там небольшой контракт был, тысяч на двести... за жир китовый, кажется...
   - Ага. И что?
   - Ерунда, я-то их познакомил. Но ничего не вышло.
   - А что, они сами не могли с Ганей познакомиться?
   - С Ганей? - удивился в свою очередь Стэн. - Нет, Ганя бы не стал ни с кем знакомиться, я им организовал встречу с Эйбом. Ему тоже тысчонку предлагали.
   - И?
   - Вы же его знаете....Пришел, обкуренный...
   Алекс задумался.
   - Скажите, Стэн, у вас есть доступ к протоколам заседаний совета директоров компании?
   - Есть, может быть, ограниченный, но есть.
   - Вот, что, друг мой. Поезжайте в офис, покопайтесь в бумагах, и привезите финансовые отчеты за последний год, нет, за пару лет. Да, попросите сюда Марию, ладно? Вам часов двух хватит?
   - Должно хватить... - пошел к выходу тот.
   Мария очень нервничала.
   - Перестаньте, - ободрил ее Алекс. - Я только хочу спросить... Вы здесь так давно... Откуда вы приехали?
   - Из Хайфы. Но я здесь легально, все в порядке. Уже почти сорок лет. Мне было тогда девятнадцать.
   - Да, да, конечно. Дети выросли у вас на глазах?
   Она прослезилась.
   - Я и Ганечку и Эйбочку, и девочку мою, Сеточку, ... как родных...
   - А мистер Адамс-старший, он... он всегда любил только свою жену?
   - Не знаю... Нехорошо ведь, наверное... Семья - превыше всего.
   - Так. А что случилось в детстве между Сетой и Эйбом?
   - Ну, ничего не случилось.. Эйб думал... Сета... Молодая.. Но Ганя как раз вошел и он его, ну, Эйба прогнал... и все обошлось...
   - Ничего не понял. Думал. Пришел. Прогнал. Скажите прямо: Эйб приставал к Сете?
   - Нет... Он... Не мог он...
   - Вы же сами сказали, что мог, то есть приставал, - начал сердиться Алекс.
   Бедная Мария. Как же объяснить ему. Ему, непонятливому русскому?
   - Понимаете, - выпалила она - Сета - она как ....она как...
   И тут она нашлась.
   - Она как святая. Ей ни мужчины не нужны. Ни женщины. Ни тогда, ни сейчас. Я пойду, да?
   И она направилась к двери, с чувством выполненного долга.
   - Постойте, мне ведь нужно выяснить еще кое-что, - остановил ее Алекс. - Кто кроме вас может ответить на эти вопросы, ведь вы здесь так давно, столько видели.
   - Мария всегда умела держать язык за зубами, - сообщила о себе Мария в третьем лице.
   - Но сейчас тот самый случай, когда этот язык должен помочь всем нам. Разве вам не хочется узнать, как умер Ганя, почему нет больше Эйба? Вы ведь любили их?
   На Марию жалко было смотреть. Видно, что она что-то хотела сказать, но сдерживалась. Вернулась, не садясь, остановилась около кресла. Смахнула, словно слизнула, пальцем пылинку.
   - Вот, к примеру, что вы помните о миссис Адамс?
   - Хорошая была женщина. Набожная, - отвечала Мария, опустив глаза.
   - Я помню, Ганя как-то мне рассказывал о трагедии, о том, как ее...
   - Да-да, было... - Мария опустила глаза.
   - Потом... Вы ведь помните, как ее нашли, как хоронили.
   Мария совсем занервничала.
   - Она очень любил детей, очень... Она не хотела... Не могла...
   - Мария! Кому лучше сказать правду: мне или полиции? - давил на нее Алекс.
   Она задумалась.
   - Эйб, - выдохнула она. - Эйб... Хороший мальчик. Но...
  Она сказала "нет" ... Ганя тоже спрашивал.. А потом... Уже потом... Когда Ганя... Он упал... Не велел говорить.... Всё, всё сказала... Отпустите меня, отпустите... Я не могу, - расплакалась она.
   - Что ж, идите. Только вот, - вспомнил он вдруг... - Вы уверены, что не видели двух мужчин? Ну, помните, Яна еще рассказывала...
   - Не видела и видеть не хочу.
   - Интересно, - думал Алекс, провожая взглядом всхлипывающую Марию.- Оч-чень интересно. Она сказала "нет"... упал... не велел... Одни видят двух мужчин, другие нет....
   Следом вошел доктор.
   - Я так, думаю, что могу быть следующим.
   - Да, - подумал Алекс, - неужели он причастен к случившемуся? Ведь Сета на него намекала. - Конечно, доктор, конечно. Присаживайтесь. Вы давно знали эту семью, как я понимаю.
   - О! Благодарю. С первых, можно сказать, деньков. Еще когда были живы...
   - Да-да, я помню, - перебил его довольно невежливо Алекс. - Вы были их семейным доктором. Вы ведь констатировали смерть миссис Адамс?
   - Нет, не я, а полиция.
   - А смерть отца Адамса, вы, не так ли?
   - Я.
   - Непонятная была смерть, да? И у матери, и у отца?
   - Представьте, они оба были здоровыми людьми. И вдруг...
   - Вы были для этой семьи только врачом? И всё, больше ничего?
   - Ну, - замялся доктор, - в некотором роде, еще конфидантом... Деловым партнером... Другом, я бы сказал...
   - Другом? В чем же это выражалось?
   - Я мог, когда надо, помочь советом младшим, оказавшимся в беде... Когда надо было - мог одолжить денег, посоветовать, так сказать...
   - И часто они... эти молодые прибегали к вашей помощи?
   - Бывало...
   - А Адамс - старший?
   - Я очень помог ему, очень, - гордо сказал доктор. Он был на грани банкротства, и я помог ему материально.
   - А что, - когда в доме появилась девочка, - братья стали интересоваться ею?
   - Видите ли... Он замялся. Потом глянул на Алекса, оценивающе.- Молодость она и есть молодость. Нет- нет, ничего не произошло, никто никого не изнасиловал, если вы это имеете в виду.
   В принципе, именно это Алекс и имел в виду.
   - А какие у вас сложились отношения с Сетой?
   - С Сетой? - доктор пожал плечами. - Когда выросла - сугубо деловые. Пока росла - я исполнял свои врачебные обязанности, не более того.
   - Как вы думаете, у нее есть основания вас недолюбливать?
   - У нее? Да никогда.
   - Ну, а эти "младшие", как вы говорите, они возвращали долги?
   - Конечно.
   - Уж, простите, но я хочу просить вашего мнения: как вы думаете, две смерти за сутки - это совпадение или заранее спланированное действо?
   - Боюсь, что сыщик из меня никудышный, молодой человек. Никаких выводов я сделать не могу.
   -А двое мужчин? Вы тоже видели или слышали о них?
   - Каких мужчин? Может, я просто никого не заметил. Был так взволнован...
   - Да, да, конечно. Осталась еще Яна, не так ли. Предложите ей зайти, хорошо?
   Пока Алекс ждал Яну, мысли его неожиданно вернулись к Кире. Надо же, какая нелепая случайность свела их снова. Не нужно, не нужно было соглашаться сегодня на эту роль, роль сыщика. Что, если он ничего не сообразит? Ведь это уронит его в Кириных глазах... Престиж, эго...
   Снова вспомнил их знакомство, тогда, пять лет назад. Он, таксист, везущий пассажирку из аэропорта, вдруг принялся болтать ни с того ни с сего о Буше, о его, как он тогда выразился, не имеющей стержня, политике.
   Она неожиданно обиделась.
   - Что дает право вам, иммигранту, говорить так о нашем президенте?
   - Что дает право гражданину, - поправил ее Алекс, - не любить свое правительство? Понимание сути действий этого правительства или отдельного правителя. То, на какой географической долготе или широте политик принимает решение сказать "А" или "Б" - неважно. Важно, чтобы за каждым "А" стояли не интересы группы, сплотившейся вокруг этого политика, а интересы того гражданина, которому нужно сначала объяснить, что "А" выгодно для него, а потом - дать ему возможность выбора.
   - И что? - насмешливо спросила она. - Вы выберете "Б", просто потому, что оно противоположно "А"? Из принципа? Как шутила моя мама "Не съем, но надкушу?"
   - Ваша мама была русской?
   - Да, - нетерпеливо дернулась она, словно его ответ был чем-то важен. - Так что, принцип важнее?
   -Зачем? Свойство разумного человека - уметь анализировать факты. Особенно, если их подают не на крике, брызжа слюной, не глядя в глаза, а в спокойной беседе, лицом к лицу, с возможностью услышать слова. И выслушать ответ. - Он пожал плечами. - Я вполне могу выбрать и "А", только ненавижу, когда этот выбор делают вместо меня, а потом заявляют, что это выбор всего народа в моем лице. Слишком долго я испытывал это на своей шкуре, живя в бывшем СССРе. Там был советский народ, тут - американ пипл...
   - Меня зовут Кира, - вдруг протянула она ему свою руку.
   Так познакомились.
   - Можно? - услышал он голос Яны
   - Да, да. Входите.
   Типичный продукт современного американского общества, коротко остриженная блондинка с наушниками в ушах, голым животом и джинсами, висящими на том, что ниже бедер, она, не спросясь, плюхнулась в кресло.
   Ноги и впрямь, от ушей. Хорошенькая. Но сволочистая какая-то, что ли...
   - Чем занимаются ваши родители?
   - Папа - в страховом бизнесе, мама - дома, по хозяйству.
   - А откуда они знакомы с семейством Адамсов?
   - Папа говорил, что они учились с Ганей.
   - Так они знакомы с детства?
   - Ага.
   Она довольно нахально рассматривала этого русского. Еще не очень старый. Полноват... Но, вроде умный.
   Яне нравились умные мужчины. С ними поговорить о чем-то можно. Они многое знают, не только о рок-группах и компьютерах. Говорят еще, что русские - страстные любовники. Вот, Распутин...
   - Вы говорили, что видели Ганю, а он смотрел на вас...
   - Ну, смотрел, - кокетливо отвечала она.
   - А потом добавили, вам показалось, что он, словно, смотрел на что-то позади вас...
   - Вроде...
   - На что же он мог смотреть?
   - Понятия не имею. Я же говорила, может, на этих...
   - Интересно, кроме вас и Сеты, похоже, никто их не видел.
   - Ну?
   - А как они выглядели?
   - Откуда же я знаю. Мужчины как мужчины.
   М-да. Особой информацией она не побалует.
   - Когда вы приехали?
   - Три дня назад.
   - Не скучно?
   - Нет. Ганя мне экскурсию устроил. Сначала днем ездили на Третий Променад, потом в Марину дел Рей, потом вечером мы ходили в Ки-клаб, потом...
   -Да, не скучали... А как он выглядел? Ганя, я имею в виду, как выглядел?
   - В смысле, во что был одет? Нормально. Джинсы, рубашка от "Армани".
   - Понятно. Не совсем то, ну ладно... А какие у вас были отношения с Эйбом?
   - Да ну его. Слюни только пускает..., - она спохватилась. - В смысле, ну...
   - Да, да, - я понимаю, - поддержал ее Алекс. - А с Сетой? Вы подружились?
   Яна насмешливо глянула на него.
   - Я не по этому делу.
   - В каком смысле? - не понял Алекс.
   Она пожала плечами.
   - Ну, я пойду, да?
   Она встала, пошла к двери.
   - Яна.
   Остановилась. Спиной к нему. Напряглась. Как кошка. Так, словно ждет, что ее сейчас кто-то ударит.
   - Я пойду с вами, из тех, с кем я еще не беседовал, там ведь только Гамлет остался, не так ли?
   Расслабились и опустились плечи, лицом к нему. Улыбнулась. Как учили.
   - Ага.
   Уже выходя из комнаты, он вдруг вспомнил...
   - Ой, забыл, извините, вы идите, - обратился к Яне, - я догоню.
   Повернулся спиной к двери, еще раз оглядел комнату. Затем подошел к шторе, скрывавшей кровать и вход в ванную комнату, отодвинул ее, не отдергивая полностью. Заглянул.
   Кровать как кровать. Вот только... Она была, как принято говорить, девственно нетронута. Непримята. Застелена. Словно на ней никто не спал.
   Что ж, Сета аккуратный человек, следит за собой даже в такую минуту...
   Зашел в ванную комнату.
   Почему же у такого аккуратного человека следы грязи на полу, грязи, словно оставленной подошвами мужских туфель большого размера?
   Ганиного, примерно, размера.
  
  
  6.
   Он шел обратно в гостиную, по тем же длинным коридорам, размышляя.
   Сета говорила, что спала, когда раздался крик. Значит - вскочила с кровати и побежала. Когда же она успела застелить постель? И откуда эти следы грязи?
   В гостиной Гамлета не было.
   - Он сказал, что должен отлучиться, чтобы включить поливальное устройство, - пояснила Мария. - Но, что-то не возвращается...
   - Ладно, - согласился Алекс, тогда я пока осмотрю Ганину спальню.
   Поднялся по ступенькам наверх. Один. Чтобы не отвлекаться.
   Он бывал в этом доме и раньше, но на второй этаж зван не был. Логично. Какой гостеприимный хозяин поведет гостя в спальню?
   "Дух человека отчуждается в вещи и пребывает в ней..."
   Ганя, друг мой ситный, Ганя, что же расскажут о тебе твои вещи?
   Кровать, каких уже не увидишь в продаже. С чугунными набалдашниками. Прикроватная тумба на гнутых ножках. Красивые, с боем, каминные часы. Во всю стену - книжный шкаф, с потрясающей подборкой греков и римлян, в прекрасных, дорогих переплетах... Правда, место этим книгам, скорее, не в спальне, а в кабинете, где хозяин мог бы трудиться над мемуарами, склонившись над устланным зеленым сукном, массивным столом ручной работы ... Но.... На вкус и цвет... Картины - эклектика, недурно, впрочем... Несколько оригиналов современных американских художников с шведскими фамилиями. Янсен, Джохансон. Хорошая копия "Изгнания из рая" Рубенса. Огромное зеркало - ампир, с золочеными орлами на замысловатом гербе, вделанное в черную раму, с непонятной гравировкой YHWH. Аляповато, чуть претенциозно. И в этом - тоже Ганя. Скупой, но любящий показную роскошь...Удобное, обитое плюшем, кресло в глубине комнаты.
   Все молчит, словно застыло в ожидании хозяина.
   Что же случилось здесь вчера утром? С 8 до 8.30? С хвостиком...
  Книга, валяющаяся рядом с креслом у окна. Какие-то счета, письма. Газетные вырезки. Заметки от руки...
   "Учебник танатотерапии". Хм. Что это? Интересно, интересно...
   Алекс сел в кресло, углубился в чтение.
   "Цель танатотерапии - добиться активного проявления скрытых потоков активности в состоянии полного Иньского расслабления в океане безмолвия, в наиболее безопасной его форме. Смерть - это зеркало жизни. Это доказательство жизни"...
   Смерть - доказательство жизни? В общем, да. Логично.
   Что же, Ганя впал в такую депрессию, что подумывал о смерти? Мария говорила, что много пил. Не выходил из спальни...
   Глаза Алекса, оторвавшись от страниц книги, рассеянно блуждали по комнате, по предметам обстановки, по толстому персидскому ковру на полу... На подоконнике лежала вырезка из научного журнала. Встал, взял в руки, пробежал глазами.
   "Курт Рихтер создал аппарат, с помощью которого изучал влияние стресса на крыс. Он заставлял их плавать в банке с узким горлышком, из которой они не могли выбраться. И не давал им отдыхать, направляя мощные струи воды. Рихтер держал крыс там до тех пор, пока они не умирали. Обычно белые ручные крысы могли существовать в этом аппарате несколько дней, тогда как только что пойманные дикие коричневые крысы умирали за несколько минут. Обследование умерших животных показало, что коричневые крысы умирали от шока, вызванного гиперстимуляцией вагуса, идущего через мозг к сердцу. Аналогичные симптомы возникали у белых крыс, которых травмировали перед началом водной пытки, отрезая им усы. Нетронутые же крысы обычно умирали по другим причинам. Находясь в банке, из которой они не могли выбраться ни путем сопротивления, ни бегством более двух дней, они просто сдавались и умирали от безнадежности.
  Если крыс вынимали из воды за мгновение до смерти, они быстро приходили в себя и, поняв, что ситуация не была безнадежной, по возвращении в банку плавали гораздо дольше. Одна такая крыса просуществовала восемьдесят один час и, возможно, продолжала бы плавать, если бы не умерла от голода"...
   Что за необычные увлечения были у Гани? Он что, опыты над крысами производил?
   Инъекции смерти?
   Становится любопытно.
   А вот еще.
   "Группа исследователей из Лос-Анджелеса, при помощи вживленных в мозг опоссумов электродов, детально изучила их физиологические реакции в состоянии имитации смерти. Полученные электроэнцефалограммы свидетельствуют о том, что животные чутко реагируют на происходящее и в действительности лишь "притворяются" мертвыми. Охотники, живущие по другую сторону Атлантики, сообщают, что, прикинувшись мертвой, лиса нередко осторожно приоткрывает глаза, поднимает голову, оглядывается и стремглав убегает, если видит, что ее преследователи отошли на безопасное расстояние".
   Какая-то смутная догадка начинала формироваться в мозгу Алекса.
   Он вновь оглядел комнату, разбросанные вокруг книги, кажется, уже зная, что искать. Вот отчеркнутые карандашом строки из очередного научного бюллетеня.
   "... Если же смерть наступает мгновенно, либо в результате несчастного случая, энергетический потенциал организма остается высоким, обеспечивая его способность к выживанию после продолжительного полного отключения мозга. Способность к восстановлению после такой остановки полностью зависит от предшествующего состояния метаболических процессов в организме".
   Предшествующее состояние. Метаболические процессы. Восстановление после...
   Смерть - доказательство жизни.
   Алекс чувствовал, что по коже начинают ползти мурашки, как при ознобе...
   Вот, подчеркнуто красным.
   "Очень часто животные принимают позы, свидетельствующие о том, что они не умерли, а лишь притворились мертвыми. Это обнаружил Чарльз Дарвин, собрав коллекцию якобы мертвых насекомых семнадцати различных видов и сравнив их имитирующие смерть позы с позами насекомых тех же видов, умерших естественной смертью либо медленно усыпленных камфарой. Он выявил, что "во всех случаях они различались, а в некоторых случаях позы притворившихся мертвыми и реально умерших насекомых были даже противополо-жными". Отсюда следует предположение, что насекомые данных видов не столько имитируют смерть, которая, как правило, выглядит совсем иначе, сколько действуют в соответствии с некоторыми собственными представлениями о том, как должна выглядеть их смерть".
   Имитация смерти...
   Ну-ка, ну-ка.
   Ганя имитировал смерть? Чтобы обмануть тех, кто считал его живым? Зачем? Кроме того, он, Алекс, ведь сам видел умершего Ганю!
   Правильно, но ему ДО ЭТОГО сказали, что Ганя мертв. У него не было сомнений, что он смотрит на мертвого человека. А Ганя только имитировал свою смерть? Сколько же времени продолжалось это? Час? Два? И доктор...
   Но доктор не находился там постоянно, не измерял температуру тела, не щупал пульс, не прислушивался к дыханию... И потом записка, лежащая на видном месте. "В моей смерти..."
   Зачем?
   "Лиса осторожно приоткрывает глаза, и стремглав убегает, если видит, что ее преследователи отошли на безопасное расстояние".
   Преследователи... Значит, его действительно кто-то преследовал. Люди в униформе?
   Взгляд выхватывал, теперь уже становящиеся все более понятными фразы...
  "...катаплексия, при которой человек лежит с закрытыми глазами, не в силах двигаться и говорить, однако не теряет сознания и полностью контролирует происходящее"
   Йоги. Тадж-Махал. Спрятаться от кого-то...
   Блеф. Это называется блефом. Именно это главное правило в покере. На руках у тебя две пары, а ты торгуешься, словно у тебя флешь-рояль. Ты хочешь, чтобы о тебе думали не то, что ты представляешь собой на самом деле.
   Ганя блефовал, чтобы его преследователи поверили в его смерть. Но остался жив. Остался жив, чтобы... чтобы... Думай же голова, думай! Убежать! Ему нужно было убежать. Скрыться!
   Еще одна раскрытая книга. Что тут написано?
   "Аналогичные состояния возникали и описывались у птиц, морских свинок, собак, кошек, овец, шимпанзе и людей. Проще всего вызвать это состояние у человека, сначала попросив его нагнуться вперед на девяносто градусов и задержать дыхание, а затем резко опрокинуть его на спину. Мышцы при этом резко сокращаются, и человек почти на целую минуту застывает, теряя подвижность. Этот феномен нередко можно наблюдать на футбольном поле, когда внезапно сбитый с ног игрок кажется серьезно травмированным, потом он столь же внезапно приходит в себя, полностью восстанавливая подвижность".
   Подвижность, неподвижность... Подвижность, неподвижность...
   Он продолжал лихорадочно оглядываться, вдруг замер, наткнувшись, видимо, на что-то взглядом ...
   Наклонился. Поднял с ковра это что-то...
   - Мария! - заорал он. - Сета! Кира! Яна! Доктор!
   Перепуганные женщины, доктор Лава, вбежали в спальню.
   Алекс походил на Эйнштейна, во время открытия последним теории относительности: глаза бегают, волосы, несмотря на их минимальное количество, всклокочены.
   - Мария, в этой комнате убирали со вчерашнего дня?
   - Нет... Но я...
   - Ничего, ничего, скажите: что ел вчера вечером Ганя, м-мм, мистер Адамс?
   - Он потребовал, чтобы я принесла ему целый арбуз... Я еще удивилась: арбуз, на ночь... И чай. С сахаром.
   - А-га, - победоносно вскричал Алекс Эйнштейн.
   И к доктору:
   - Скажите-ка, доктор, что главное в арбузе?
   - Вода?- неуверенно предположил доктор. - Глюкоза...сахар...
   - Вот именно, вот именно, - торжествовал Алекс.- Послушайте, что тут написано:
   "Наше тело накапливает энергию в виде гликогена, хранящегося в печени и гладких мышцах, до тех пор, пока он вновь не понадобится. В аварийных ситуациях адреналин повышает артериальное давление и обеспечивает быстрое превращение гликогена в сахар, его поступление в кровь и немедленное использование. В считанные секунды мозг получает массу питательных веществ и начинает работать в повышенном режиме".
   - Подвижность, неподвижность. Вот!
   И он высоко поднял руку с найденным на ковре бесценным своим трофеем - арбузной косточкой.
  
  
  7.
   Алекс ловил на себе недоуменные взгляды, мол, что "вот"?
   - Кажется, - слегка успокаиваясь, объяснил он, - кажется, все не так просто....
   Затем, спросил:
   - Доктор, вы упоминали, что Эйб Адамс был еще с детства человеком болезненным?
   - Учитывая обстоятельства, я думаю, что могу не скрывать врачебных тайн, - отвечал доктор. - Весьма больной был человек. Корь, ишемическая болезнь сердца, эпилепсия, полио, гипертония.... Плюс наркотики. Какой букет был, какой букет...
   - Вы, словно, находите в этом удовлетворение, доктор, - недовольно заметила Кира.
   - Да нет, что вы, просто я лечил его, - смешался тот...
   - Кстати, - неожиданно вспомнил Алекс, - А у него тоже был "life insurance", как у Гани?
   - Был, - вдруг произнесла Яна. - Они вдвоем оформляли свои страховые полисы, у папы, когда прилетали к нам в Филадельфию где-то месяца два назад, я помню. Папа еще говорил, что теперь они должны держаться друг за дружку крепче, чем родные братья...
   - Почему?
   - Понятия не имею.
   - А я знаю, - произнесла Сета.
   Все оглянулись в ее сторону.
   - Потому, что в качестве бенефициантов они назвали друг друга. Умрет один - компанию унаследует другой. И больше никто. "Холлистер" будет существовать до тех пор, пока есть хоть один Адамс. После них....хоть потоп. Такова была воля отца.
   - Но при чем тут страховка? Косточка от арбуза? Где Ганино тело? - нетерпеливо спросила Кира.
   - Все непросто... - опять повторил Алекс, думая о чем-то. - Ну, что, вернулся Гамлет?
   Садовника не было.
   - Так, так, - сказал Алекс.
   Он подошел к Кире, шепнул ей что-то на ухо.
   Все недоуменно смотрели на него: что? Гамлет? Замешан в чем-то?
   На Киру: Гамлет исчез? Сбежал?
   Ждали ответа.
   Кира рассмеялась.
   - Господин Смольны опять проголодался, - сообщила она. - Что ж, придется опять его кормить, а то следопытский нюх может притупиться.
   - А-а, - только и прозвучал разочарованный возглас доктора.
  
  
  8.
   В этот раз, дабы удовлетворить аппетит Шерлока Смольны, да и остальных, к слову, Кира позвонила в деликатесный отдел Bristol Farms и заказала еду. Чем слегка обидела верную Марию. Но не жить же весь день на бутербродах и кофе!
   Вскоре привезли еду.
   Еду? Пищу богов!
   Нежнейшая моцарелла. Органические помидорчики. Пахучий базилик. Копченый лосось. Свежайший утиный паштет с трюфелями. Вкуснейшее прошюто. Хрустящий корочкой, свежеиспеченный багет. Перец, жареный с чесночком в меду. И, на десерт, новое увлечение Лос-Анджелеса: маффины со взбитыми сливками.
   Мария накрыла на стол.
   Красивая посуда, тарелки. Везде гравировка YHWH... Золотые буквы на черном фоне. Внушительно. Второй раз уже Алекс видит эти буквы. Что же означают они?
   - Я знаю, что злоупотребляю вашим терпением, - сказал, придвигаясь поближе к столу Алекс, - но, обещаю, что после еды, думаю, ответить на ваши вопросы будет легче. Или... Почти...
   Стол был уставлен лакомствами. Как говорится, ешь - не хочу. Но разве может нормальный "русский" человек, каковым без сомненья, в душе, считал себя Алекс, перевести всю эту красоту зазря, то есть обойтись без рюмки водки?
   Кира заметила его смущение. Подозвала Марию, что-то сказала. Та понимающе глянула на русского пьяницу, неодобрительно кивнула, и вот уже перед Алексом стоит рюмка кристально прозрачной, тугой, из морозильной камеры, сорокаградусной жидкости.
   - Жизнь опять удалась! - подумал, было, но, вспомнив причину своего визита в этот дом, от мысли отмахнулся. Что не помешало ему "хряпнуть" и закусить.
   Ледяная водка, пройдя через внутренности, встреченные на пути, немедленно согрела их, заставив подчиниться законам физики, то есть расшириться, а вследствие этого послать сигнал всему организму: разомлеть.
   Томная нега охватила тело, постепенно поднялась повыше, к слегка зашумевшей голове... Глаза осоловели, скользя по лицам сидящих за столом...
   Дело близится к завершению.
   Итак, вот-вот ему придется сделать окончательный вывод. Факты постепенно, как карандашики, укладывались в пенал, занимая свои, только им одним, отведенные места...
   Доктор... Яна... Люди в униформе... Танатотерапия... Мария ... Гамлет... Сета...
   Профессионалка Сета. "Серый мышь" с хваткой кошки. Да что там! С хваткой пантеры! Как она его уела со своими русскими поговорками! Такое впечатление, что она знает все его карты. Словно, видит насквозь. Что же так тревожит его в ней?
   - Послушайте, Алекс, - вы так упорно рассматриваете меня, словно хотите просверлить дыру, - услышал он ее голос.
   - О, простите, Сета, - просто задумался. Извините, бога ради. Я все хотел спросить, а что означает эта гравировка - YHWH? Что-то семейное? Или того лучше - чье-то приданое?
   Сета побледнела. Затем сильно покраснела. Даже сквозь свой толстенный слой пудры. Положила вилку, отодвинулась, встала, ни слова не говоря, вышла из-за стола вон.
   - Что с тобой, Сета? - побежала следом Кира.
   - Сета, Сетуля... - заспешила и Мария.
   За ней Яна.
   Женщины любят попереживать сообща.
   Алекс ошеломленно застыл. Что произошло? Он допустил очередную бестактность? Опять? Но какую?
   За столом остались лишь он с доктором.
   - Что? Что такого я сказал?
   - Видите ли, господин Смоль...
   - Алекс, перебил его, Алекс, - просто Алекс...
   - Да-да, конечно... Дело в том, что...
   - Ну, ну же? - торопил Алекс.
   - Не знаю, имею ли я право...
   - Да будете вы говорить, черт возьми!
   - Ну, в общем, Сета Адамс... не совсем миссис Адамс... То есть она миссис Адамс, но...
   Час от часу не легче
   - Что вы имеете в виду, доктор?
   - Вы, наверное, думаете, что она - женщина мистера Адамса? Эйба или Гани... Это не так, - выпалил тот, словно освобождаясь от лежащего на нем тяжелого груза. - Видимость... Она, она... их, как бы, сестра.
   - Как бы? Сестра? Но она мне сказала, что Адамс старший оформил лишь попечительство. Поясните, прошу вас.
   Теперь, когда доктор выдал мучившую его, видимо, тайну, он продолжил гораздо охотнее.
   - Понимаете, г-н Адамс-старший был весьма верующим человеком. Он говорил, что над ним висит родовое проклятие за совершенный в молодости грех. Какой грех, я не знаю, но что бы ни делал он - все валилось из рук... Человек с головой, он пытался заниматься то тем, то этим - но безуспешно. Если бы не Хава, его жена, он мог бы и руки на себя наложить...
   Но время шло. Нужна была помощь в семье. Он привел в дом Марию. Она только приехала тогда из Израиля. Жить негде, не на что... Он предложил ей работать у него. Вести хозяйство. Она согласилась. Мальчики росли. Хорошие мальчики, любознательные, трудолюбивые. Ну, гхм, гхм, хотя бы один из них... И дела стали постепенно налаживаться. Начал крепнуть "Холлистер".
   Вот тогда-то, вдруг, Мария забеременела. Никто не знал, от кого... Мистер Адамс был вне себя... Услал ее из дому, обратно в Израиль. Рожать... Прошло несколько лет. Года три. Она снова приехала...с девочкой. С Сетой. Мистер Адамс разрешил ей вернуться. Он сказал, что был в синагоге и услышал... ну, услышал голос.
   Ганя очень переживал. Я думаю, он подозревал отца в супружеской измене. Мол, эта девочка - от другой женщины. А Ганя очень любил Хаву, свою мать. Ну, и... Ганя сказал, пусть живет с нами, но ничего общего у нас с ней быть не может. Членом семьи она не будет
   - Та-ак, - протянул Алекс. - Вот почему, упоминание о приданом, вызвало у нее такую реакцию?
   - Кто знает...
   - Но Мария, Мария какова! Ни словом не обмолвилась, что Сета ее дочь! И Сета - ни слова.
   - Видите ли, - начал, было, доктор.
   - Алекс, Алекс, - раздался в прихожей голос Стэна. - Я принес отчеты.
   - Молодчина, давайте.
   Некоторое время он листал бумаги, лицо его хмурилось...
   - Дело ясное, что дело темное, - попытался пошутить он.
   Вернувшаяся Кира, пожалуй, единственная, поняла, что он имел в виду.
   - Что-то новенькое?
   - Да нет, старо как мир. Они - банкроты. У компании нет ни копейки.
   - Ну, и?
   - И произошло преступление. Теперь я в этом уверен. Не хватает лишь нескольких деталей. Не могу понять лишь, как...
   В это время в гостиную вошел мокрый и перепачканный землей Гамлет.
   - Вас полили вместо цветов? - прыснула Яна.
   - Мистер, - стесняясь, сказал садовник, обращаясь к Алексу, - мне нужна ваша помощь. Я не могу закрутить поливочный кран. Он поломался, а мужчин - он глянул искоса на доктора - здесь мало.
   Очень нехотя Алекс встал из-за стола.
   - Ладно, давайте уж...
   Все-таки, когда тебя называют мужчиной в присутствии нескольких женщин сразу, это лестно.
   - Простим нашему садовнику его невежливость, - обиженно, но достаточно громко сказал доктор. - У них, в Пуэрто-Рико, так, видимо, принято.
   Яна удивленно взглянула на него, но промолчала: старик, лет 60, что с него возьмешь?
  
  9.
   ... Что такое заход солнца в Лос-Анджелесе?
   Оно зависает над горизонтом, словно колеблется - уходить, не уходить в свою королевскую кроватку? Или еще немного посветить? Придворные облака на всякий случай прихорашиваются к вечернему балу, одеваясь в непередаваемую комбинацию багряно-пурпурно-фиолетовых цветов. Вот-вот начнется карнавал бледных, пока неузнанных в подступающей мгле, масок. Всякие жучки-паучки, колибри, непонятно как называющиеся яркие, разукрашенные птички, даже растения, еще пять минут назад поникшие головками, смелеют, сначала робко оглядываясь вслед уплывающему оранжевому шару, а потом сразу, как будто кто-то разрешил, швыряют в наступившую прохладу свою разноголосую, временами трескучую, временами переливчатую, болтовню.
   Его Остывающее Высочество еще раз оглядывается на эту мушиную возню, и теперь уже не раздумывая, плюхается в изнеможении на свою, спрятанную за бархатным балдахином- горизонтом, постель...
   - Простите, мы задержались, - объявил Алекс, входя.
   Он был такой же мокрый и грязный, как совсем недавно Гамлет, который стоял позади, жалкий, но гордый.
   - Вот, что значит быть единственным на весь дом мужчиной, - не удержался и съязвил доктор.
   Кира, пряча улыбку, показала Алексу на ванную с полотенцами.
   - Не, нет. Мы пойдем обсушиться в... - Алекс огляделся, - в кабинет. Заодно и посмотрим его. Ах, да, ведь нет ключа. Как вы думаете, Гамлет, взломать замок сможете?
   Перепуганный пуэрториканец не знал, что и ответить.
   - Может, не стоит ломать, - услышал Алекс слегка раздраженный голос Сеты. - Все-таки, почти столетняя дверь... Дорогая вещь. Мало ли.... У Марии есть связка старых ключей, не стоит ли попробовать подобрать?
   - Ну, что ж - блестящая идея. Вы с Марией тогда подбирайте ключ, а мы с Гамлетом в ванной приведем себя в порядок.
   Скучая, не зная, чем себя занять, собравшиеся разбрелись по гостиной. Яна вставила наушники и унеслась в мир понятного ей словесного ритма, именуемого музыкой в стиле "рэп".
   Стэн, выключенный из зоны ее внимания и - слегка обиженный поэтому - слонялся от стены к стене, рассматривая фотографии Адамсов. Доктор попробовал было поиграться с пультом телевизора, но, нажав неправильно на какую-то из кнопок, не мог уже увидеть ничего кроме "снега" на экране. Ему надоело, он выключил телевизор. Кира, откинувшись на спинку дивана, читала попавшуюся под руки газету, положив ногу на ногу так, что завиднелась полоска кожи над чулком. Доктор, который сидел напротив, в кресле, заинтересовался, было увиденным, но Кира перехватила его взгляд, переменила положение.
   Тот отвернулся.
   - Ну, что? - громко спросил появившийся и слегка обсушенный Алекс, - подобрали ключ?
   - Пока нет, - услышал он голос Марии.
   - Тогда, Гамлет, придется вам...
   - Подождите мистер, подождите. Есть! - услышали все возбужденный голос Марии.- Вот он, ключик! Открылось!
   В несколько шагов Алекс оказался у двери кабинета. За ним спешили остальные. Он успел обратить внимание на скептическое выражение лица Сеты. Но - не до этого сейчас. Что, если здесь, в этой комнате, хранится ключ к разгадке происшедшего?
   Вошел.
   Кабинет, как кабинет. Шторы, едва пропускающие сумрачный, вечерний, кажущийся таинственным, свет. Алекс подошел, раздвинул их, раскрыл окно. Свежий, прохладный, пахучий ветер ворвался в комнату. Какие-то белые цветочки издавали такой сильный аромат, что могли бы вскружить голову... Могли бы... Если бы их не перебивал еще гораздо более крепкий запах. Запах крепких, очень крепких и знакомых уже духов.
   Алекс наклонился, выглянул. Увидел слегка примятую траву под окном. Складную лестницу.
   - Здесь вы пока не работали Гамлет, не так ли?
   - Нет, сеньор, я не успел, - попытался оправдаться садовник.
   - Ничего, ничего, это очень хорошо Гамлет. Очень хорошо, - бормотал Алекс то ли вслух, то ли про себя.
   Затем прикрыл окно. Осмотрелся.
   Стол. Именно такой, каким представлял его себе Алекс. Массивный. Покрытый зеленым сукном. С разбросанными повсюду бумагами. И - совершенно неожиданно - библия. Странно. Еврей Ганя и библия...
   Алекс взял ее в руки, полистал. Задумался, наткнувшись на какую-то фразу. Стеклянными глазами взглянул на ждущих его... Словно, что-то осенило его вдруг. Он издал какой-то возглас, весело рассмеялся.
   Яна, глянув на Стэна, покрутила пальцем у виска. Тот понимающе кивнул.
   - Вот оно что, - сказал вслух Алекс. - Ну, а что мы имеем с гуся?
   После этой совершенно непонятной фразы он подошел к книжному шкафу.
   Книжный шкаф. Словно зеркальное отражение шкафа в Ганиной спальной.
   Зеркальное?
   Почти не сомневаясь, Алекс подошел к шкафу и стал внимательно рассматривать выстроившиеся красивыми рядами корешки книг. Вот он протянул руку, коснулся томика Шекспира. Рука скользнула дальше - дотронулась до обложки Данте. Замерла там, на несколько мгновений.
   Затаив дыхание, собравшиеся за его спиной, ждали, что же будет дальше.
   - А-га, - сказал он вдруг удовлетворенно. - А-га.
   И потянул на себя томик Достоевского.
   Шкаф, а точнее то, что казалось шкафом, поехало вбок и - открылась стена, вернее задняя часть стены шкафа, которая тоже, словно нехотя поползла в ту же сторону и ... все увидели Ганину спальню.
   - Что и требовалось доказать, - спокойно констатировал Алекс.
   Мария и Кира восторженно захлопали в ладоши.
   - Вот теперь, - сказал Алекс, - я готов изложить версию происшедшего.
   И добавил.
   - При условии, что мне дадут чашку хорошего кофе, конечно.
  
  10.
   Нет. Не умеют в Америке варить кофе. Даже хороший, дорогой сорт бразильского кофе, Мария умудрилась настолько разбавить водой и переварить, что, сделав глоток этого напитка, Алекс не смог удержаться от гримасы.
   - Что, не понравилось? - испуганно спросил заботливая горничная.
   - Ну что вы, потрясающе! Просто очень горячий.
   - Мария умеет варить хороший кофе, - гордо сказала Мария. - Мистеру Адамсу мой кофе очень нравился. Я всегда покупаю зерна у израильтян, на Пико.
   -Ну-ну, - подумал про себя Алекс. - Ну-ну. А скажите, у вас в доме есть Тора? Я имею в виду печатное издание?
   - Конечно, как же иначе?
   И выбежала.
   - Тора, в принципе, как библия, и там есть полностью сохраненный Ветхий Завет. И кое-что еще, так? - как в школе, вытянув руку кверху, выкрикнула Яна.
   - В общем, да, - усмехнулся Алекс. - Тут, правда можно поспорить о том, что было раньше: курица или яйцо....
   - Не поняла, - озадачилась Яна.
   - Ты что, хочешь прочитать лекцию о богословии? - саркастически поинтересовалась Кира.
   - Нет. Не переживай, я не умею, - рассмеялся Алекс.- Но сначала - еще несколько вопросов к вам, доктор. Вы говорили, что не вы констатировали смерть мисс Адамс?
   - Верно, это сделала полиция, когда ее, бедняжку, нашли...
   - Но при жизни, вы ведь иногда оказывали ей врачебные услуги. Какие?
   - Мало ли. То она ударится, то неловко поставит кастрюлю на огонь и обожжется.
   - То есть, вы лечили ее ожоги, синяки, ушибы, так?
   - Да.
   - Хочу напомнить всем, что нашли ее в роще, задушенной... Никто не знал, как все произошло. Не найден был и убийца. А как умер мистер Адамс-старший, помните?
   - О, это была странная смерть... Он ведь был еще нестарым мужчиной, нет, совсем нет. Он лежал в кровати, меня вызвали, срочно.... Он сказал, что чувствует себя хорошо. Но...
   - Что, но?
   - Но - он должен уйти.... После этого, в течение нескольких минут, сердце его перестало биться...
   - Да, странная смерть...
   - Есть, - вбежала в этот момент в комнату Мария. - Тора!
   - И вы, я уверен, знаете иврит?
   - Конечно, - с гордостью ответила та. - Это язык моей страны.
   - Ну, и чудесно. Мне понадобится ваша помощь. Начинаем урок божий, - весело объявил Алекс, открывая принесенную им из Ганиного кабинета библию. - Мне понадобится синхронный перевод, - пояснил он, в ответ на недоуменные взгляды.
   - Ты не шутишь? - уточнила Кира.
   - Какие уж тут шутки. Судите сами.
   В этом доме было совершено несколько преступлений. И не только в последние дни. Помните, доктор, вы говорили, что старик Адамс считал, что над семьей тяготеет проклятье?
   - Да.
   - Похоже, он был прав. Но начнем со смерти Гани. Точнее - убийства. Теоретически, совершить его мог, практически, каждый из здесь присутствующих. Было за что. Например, доктор - за невозвращенные долги...
   - Я попросил бы! - вскочил доктор Лава.
   - Простите, доктор. Я ведь сказал "теоретически"...
   - Всякие "теории" должны иметь границы, - недовольно опускаясь на место, пробурчал тот.
   - Еще раз, простите. И прошу всех - поймите, я никого не обвиняю. Просто фантазирую вслух. Или, скажем, Гамлет - за то, что Ганя не выполнил своих обещаний. Пуэрториканцы народ горячий... Или - Мария, за обиды, нанесенные в молодости. Сета - ха постоянные унижения. Яна - за отвергнутую любовь.
   Та хихикнула недоверчиво.
   - А Стэн? А вы? А Кира?
   - Но нас-то, как раз тут и не было. Хотя... Чтобы быть справедливыми... Я, пожалуй, за то, что он меня предал. Стэн - за то, что ему не дали заработать. А Кира... ну, скажем, за то, что претендовала на земельный участок Адамсов... Видите, всё могло быть.
   - Ну, а на самом деле, что было, знаете? - спросил Стэн.
   - Полагаю. Давайте рассмотрим факты.
   Итак. Умирает Ганя Адамс. Как умирает - неясно. Ясно лишь когда. С 8 до 8.30 утра. В это время его находит доктор. И вдруг, по прошествии нескольких часов, тело исчезает. Никто не знает, как, никто не знает куда.
   Далее. Умер - или убит? - Эйб. Тело его находит Сета. Это происходит между двумя и тремя ночи. Никого из посторонних в доме нет.
   Но Яна и Сета утверждают, что видели накануне утром двух мужчин, возможно, в военной форме, опять-таки - возможно - следящих за домом Адамсов.
   Что мы знаем еще?
   Ответа не последовало, все ждали, что Алекс скажет далее.
   - В компании "Холлистер", которой они, или, во всяком случае, Ганя руководил, на счету нет ни копейки денег, она на грани банкротства. Оба брата незадолго до смерти составляют страховые полисы, по которым деньги, выплаченные в случае смерти одного, переходят во владение другого. Но умирают оба! Прямых наследников нет ни у кого. Их приемная сестра...
   Все головы повернулись в сторону Сеты, но она лишь выше вздернула голову...
   ... их приемная сестра, - продолжил Алекс, - не обладает никакими правами наследования, что означает - семья разорена окончательно. Компания пойдет с молотка. Дом придется продать. Денег к существованию нет. Деньги по страховке получит государство.
   Мария громко вздохнула.
   - Теперь небольшое отступление. Я хотел бы напомнить вам о существовании у католиков одного, довольно любопытного явления, известного под названием "Стигмата", то есть о том, что хоть и непонятно, на первый взгляд нелогично, но не нуждается в дополнительных разъяснениях.
   - Это когда у человека на руках, груди и ногах, появляется кровь в местах, где вбивали гвозди в распятого Христа! - показал свою осведомленность Стэн.
   - Тора, Библия, католики, стигмата - что-то вы, молодой человек, всё в одну кучу валите, - недовольно подал голос доктор.
   - Совершенно верно, Стэн, совершенно верно, - не обращая внимания на реплику доктора, продолжил Алекс. - И факт этот подтвержден не только фольклорным творчеством, сотнями свидетельств верующих, но и достоверно зафиксирован при помощи современного кино, фотографии и т.д.
   - А при чем тут наша ситуация? - спросил тот.
   - Дело в том, что у "стигматы" и того, чему мы с вами стали свидетелями - одни корни, одна суть.
   Чтобы с тобой что-то произошло, нужно очень сильно в это верить. Очень!
   Вера семьи, с которой произошло несчастье, была очень сильна. Настолько, что тысячи лет спустя, история повторилась.
   - Тысячи? - недоуменно уточнил доктор.
   - Несколько тысяч, если быть точнее. Простите за небольшой экскурс в историю.
   "Аb ovo", как сказал бы мой профессор, все началось так...
   Он взял в руки Библию. Открыл. Поискал что-то. Найдя, заложил пальцем. Подошел к Марии, показал ей.
   - Мария, - обратился он к той, - найдите пожалуйста вот эту главу...
  Пока Мария искала, обошел всех, показывая нужные страницы.
   - Нашла, вот, - сказала Мария. -
   - Произнесите, пожалуйста, вслух это слово.
   Странный гортанный звук...
   Алекс подошел, взял из ее рук Тору. Держа в руках обе книги, он пояснил.
   - Глагол קָנִיתִי из Торы переводится в библии, как "qaniti", откуда и родилось имя. Имя, которое всем вам так хорошо знакомо. Помните, у Шекспира: "Что в имени моем?"
   - Так, теперь еще и Шекспир...
   - Помолчите, доктор, - резко оборвала его Кира.
   -Так вот, на иврите (קַיִן) означает Гаин, Каин, что - вы уже догадались - трансформировалось в имя Ганя.
   - Ух ты, - восхитился Стэн.
   - А הֶבֶל (hevel) - трансформировалось в Abel - Авель, Эйб.
   Отец Адамс - Адам.
   Мать Хава - Ева.
   Не слишком ли много совпадений?
   Он оглядел всех.
   Без преувеличения, все слушали, открыв рты.
   Алекс продолжил.
   - Каин убил Авеля. Ганя убил Эйба.
   Разве думали мы, гадали, могли себе представить, что персонажи, жившие на заре человечества - рядом, что живут бок о бок с нами. Что выглядят так же, как мы, одеваются как мы, так же мыслят, ненавидят, любят... Разговаривая, пользуются теми же словами... Плача, плачут теми же слезами... Разве подозревали, что они обычные люди? Общались с ними ежедневно, не чувствуя глубины их страданий... Они смеялись, ели, пили, в то время, как сердца их источали горечь... Подозревали их в мелких, человеческих слабостях, когда беда их была явлением библейских пропорций?
   Простите, но я напомню известный сюжет.
   У Адама и Евы - первых людей на Земле - изгнанных из рая за познание разницы между добром и злом, родились два сына: старший Каин и младший Авель. Каин занимался земледелием, а Авель был пастухом. Однажды оба брата принесли жертвы Богу: Каин - горсть плодов своей земли, а Авель - лучших овец своего стада. Бог принял жертву у младшего брата, но не принял жертву старшего. Это очень огорчило его, он почувствовал зависть к брату своему. Однажды, когда они были в поле одни, Каин набросился на Авеля и убил его.
   Некоторое время спустя, Господь спросил Каина: "Где твой брат Авель?" Каин ответил: "Не знаю. Разве я сторож моему брату?". "Что же ты сделал? - Сказал тогда Господь. Теперь я проклинаю тебя и эту землю. У тебя не будет на земле дома, и ты будешь скитаться с места на место".
   ...Тишина повисла в гостиной.
   Другие дети Адама и Евы, может быть более юные, еще не обремененные тяжестью испытаний, предстоящих им на пути к долгожданному завтра, пытались осмыслить услышанное.
   - Ну, хорошо, - это все бла-бла-бла, - ворвался в тишину голос Яны. - Адам и Ева, Каин и Авель. Так кто кого убил, вы знаете? Почему вы обвиняете Ганю?
   Алекс усмехнулся.
   - Что ж. Давайте окончательно расставим точки над "I".
   Сразу оговорюсь: я всегда любил Ганю. Увы, он был неоднозначен. Но всё неоднозначно в этом мире: между белым и черным - не только семицветная радуга, но и много оттенков серого... Многое из того, что пришлось ему пережить в юности, сильно повлияло на дальнейший ход всей его жизни.
   В любом случае, постараюсь быть объективным и с вашей - да-да - с вашей помощью, попробую восстановить ход событий. Прошу, заранее, прощения за то, что мне придется быть иногда чересчур... правдивым. Ведь почти каждому из вас, волей-неволей, пришлось стать актерами в этой игре, в этом детективном спектакле, которому я бы дал название "Банальный детектив или Дожить до смерти".
   Итак. Занавес поднимается. Действие первое.
  
  11.
   Беверли Хиллс. Калифорния. Дом Адамсов.
   Над головой восемнадцатилетнего Гани повисает настоящее проклятье: веселый, жизнерадостный парень, которому бы жить, поживать, да веселиться на папашины деньги, не по своей воле должен отправиться из дому с глаз подальше, в колледж, учиться на адвоката. Почему? Для того, чтобы не мешать отцу, почему-то невзлюбившему своенравный характер старшего сына, подготовить для себя замену в лице младшего - спокойного и преданного, хоть и больного Эйба.
   - Конечно, мотоциклы, автогонки, - какому еврейскому папаше это понравится? - поддакнула Кира.
   - Судьба, однако, распоряжается иначе, - продолжил меж тем Алекс. - Ганя возвращается домой, избежав казенной участи. Эйб за это время "знакомится" с наркотиками и из послушного папенькиного сынка превращается в горе семьи. Мало того, что он становится заядлым наркоманом, он, постоянно нуждающийся в деньгах, крадет у отца акции компании, которая к тому времени становится акционерным предприятием, и продает их кое-кому за бесценок. Не так ли, доктор?
   - Я просто помог тогда мальчишке, акции не стоили и гроша, - попытался смущенно оправдаться тот.
   - Как, несомненно, вы хотели помочь, доставая ему наркотики, не так ли?
   - У вас есть доказательства? - возмутился доктор.
   - Представьте, есть, - спокойно ответил Алекс. - На рецепте, который случайно отдал мне покойный Эйб, написав номер родительского участка на кладбище, - ваша печать.
   Доктор растерянно протирал очки.
   - Мать Эйба, Хава, - говорил меж тем Алекс, - простая, добрая женщина, продолжала надеяться, что младший сын перерастет, повзрослеет, одумается. Она, к слову, тоже больше любила Эйба, но боялась признаться кому-то в том, что Эйб иногда... избивает ее. Вот почему она тайком обращалась к доктору! Представляете, какое горе: в приличной еврейской семье - ребенок-наркоман, избивающий мать. Чтобы никто не узнал об этом, она дает Эйбу деньги каждый раз, когда тот впадает в неистовство, если наркотики заканчиваются. В один прекрасный день между ними происходит очередная ссора. Эйб требует денег, которых нет у матери. Подозреваю, что в результате, обезумев, он набрасывает ей на голову пластиковый мешок и ... убивает ее, затем прячет труп в рощице неподалеку. Кто знает, что творилось тогда в его душе?
   - Подонок, - вдруг раздался голос Сеты. - Он всегда был подонком.
   - Итак, убийство номер один произошло, - невозмутимо продолжал Алекс.
   Чтобы покрыть растущие долги, Адамс-старший вынужден заложить дом, планируя выкрутиться как-то в дальнейшем. Но он, по-прежнему, не желает доверять Гане семейный бизнес. При этом ему ясно: на Эйба рассчитывать тоже больше не приходится.
   Тогда, сославшись на "голос свыше", Адамс старший, приводит в дом одного... человека, из которого хочет сделать приказчика, помощника своим сыновьям, чтобы деньги компании при этом оставались только в семье.
   - Но ведь можно было просто нанять бухгалтера?- удивилась Кира
   - Нет. Старый еврей-бизнесмен твердо верил в то, что только близкий к семье человек может быть допущен к деньгам, к кассе компании. - К сожалению, сейчас я должен буду слегка подпортить нарисованный ранее образ добропорядочного, верующего отца семейства...
   Алекс глянул на Сету. Та подняла голову, внимательно посмотрела в глаза Алексу. Какой тяжелый, однако, у нее взгляд!
   - Дело в том, что старик Адамс, приютивший израильтянку, которая, служила ему верой и правдой, в один прекрасный момент не выдерживает того, что рядом живет молодая и красивая женщина. Когда же он узнает, что та забеременела, он отсылает ее рожать в Израиль. Вскоре он становится отцом еще одного мальчика...
   - Как? - воскликнула тут Яна. - Значит, у него было трое детей?
   - Совершенно верно. Как в Торе. Ганя, Эйб и Сиф. И, поскольку, еврейский отец всегда хочет, чтобы дети находились под его контролем, он разрешает Марии вернуться из Израиля обратно.
   Но привести еще одного мальчика к себе в дом мешают собственные принципы... Что тут поделаешь?
   В общем, старик опять прибегает к совету доктора Лавы, чтобы узнать о возможности уже практикующихся в Голливуде операций по изменению пола... Доктор Лава рекомендует такого специалиста. Сиф становится Сетой. Это меня, поначалу, и смутило... Но потом я понял: английский звук "th" соответствует арамейскому "f".
   О том, что была проделана операция по смене пола, они знали только втроем. Думаю, что даже Хава, помогающая ухаживать за девочкой, не совсем замечала ее отличия от, ну...
   - Как здорово! Я же говорила папе, что настоящая жизнь только в Лос-Анджелесе! - раздался голос Яны.
   Сета только ниже склонила голову.
   - Не без оснований, как видим, подозревая, что это внебрачный ребенок отца, Ганя, очень любивший мать, встречает в штыки новоприбывшую, гм... новоприбывшего. Но Сета, пережившая огромную психологическую травму - можно себе представить какую! - превращается в беспрекословную рабыню, тень Гани, помогающую ему всегда и во всем, при этом, не претендуя ни на что.
   Это она, судя по всему, узнав каким-то образом о краже акций, рассказала Гане, который из-за этого еще сильнее ссорится с братом. Кроме того, он не слепой - он видит, как Эйб высасывает деньги из семьи. В нем очень развито чувство справедливости. Ведь, вспомним, он не любит лицемерия и лжи!
   А затем умирает старик Адамс. Причем, как говорят все, - непонятной смертью. Впрочем, непонятной для всех, кроме одного человека - Марии. Не пора ли и остальным узнать об этом, тем более, что главных участников этой трагедии уже нет в живых...
   - Он не хотел, он был хороший мальчик, - рвались какие-то слова сквозь рыдания верной служанки...
   - Дело в том, - пришел ей на помощь Алекс, - что в один из моментов, когда ему опять срочно нужны были наркотики, Эйб пришел к отцу с требованием денег. Было, видимо, так. Старик отказал. Разговор происходил в кабинете старика, они стояли у окна. Разозленный, Эйб вытолкнул папашу вниз. Мария нашла умирающего внизу, у бассейна, помогла дотащиться до кровати и вызвала нашего доброго знакомого.
   - Он просил не поднимать шума. Через несколько часов он скончался от кровоизлияния в мозг... - тихо произнес доктор.
   - Вы все-таки настоящий друг этой семьи, - съязвила, не в состоянии более сдерживаться, Кира.
   Алекс продолжал.
   - С того дня бразды правления компанией официально пришлось взять на себя Гане. Что знал о бизнесе молодой человек? Ничего. Но постепенно, не без помощи Сеты, понемногу вникавшей в премудрости ведения хозяйства, дела в компании начали идти на поправку. Худо-бедно "Холлистер" кормил и Ганю, и Сету, и - нелюбимого всеми Эйба. Я говорю "нелюбимого всеми", потому что еще при жизни Адамса старшего Эйб, уж не знаю, будучи в наркотическом состоянии, или как... попытался воспользоваться тем, что в доме живет ... девушка... юноша..., впрочем, ему было все равно. Случайно, недалеко оказался Ганя... Скандал был предотвращен, но отношения между братьями, были испорчены навсегда.
   - Бедная Сета, - вдруг всхлипнула Мария.
   Все оглянулись на нее. Внимание было так поглощено рассказом Алекса, что слова ее вдруг напомнили, что происшедшее было не вымыслом, не занимательным чтивом на скамейке в саду, а чем-то, что произошло с ними, с людьми, находящимися в этой комнате.
   Впрочем, об этом и говорил Алекс в начале своего повествования.
   Стэн, которому события, разворачивающиеся на его глазах, становились все понятнее, с интересом смотрел на Алекса. Да, вот это голова. Надо бы предложить этому русскому партнерство, думал он. Совместное бюро частного сыска. "СТЭНА" - Стэн и Алекс. Сила и ум.
   - Продолжим, - прервал его далеко идущие планы Алекс. - Время шло. Ситуация, казалось, не изменится никогда. Но тут Эйб, никогда не занимавшийся бизнесом, однако, имеющий, видимо, право подписи на бумагах компании, подписал в наркотическом состоянии в ночном клубе, какой-то контракт с японцами на небольшую, в общем-то, сумму - в 200 тысяч долларов на закупку... китового жира. Если сделка состоится, ему пообещали одну тысячу - тысяча долларов для наркомана! - представляете? А человеку, который свел их, дали больше - 2000 долларов. Не так ли, Стэн?
   - Я полагал, я полагал... Бизнес для компании.
   - Вы полагали, что это беспроигрышная лотерея. Какая разница - заработает Эйб или нет, вы-то свое уже получили.
   Но эффект от "сделки века" превзошел все ожидания. Когда Эйб притащил Гане копию контракта, тот чуть не сошел с ума. Сегодня Эйб покупает китовый жир, а завтра? Он ведь может подписать все, что угодно!
   Видимо, тогда в Ганиной голове начал зреть замысел: застраховать жизни, свою и брата, а затем "помочь" тому уйти из жизни. Большая сумма денег, полученная по страховке, поможет разобраться со сложным положением корпорации, да и с его собственным.
   Ему не жаль Эйба. Во-первых, у них с детства сложились очень плохие отношения, брат предавал его не раз, а во-вторых - кому нужен наркоман, сидящий на его шее, да еще так сидящий, что может в любой момент еще и нос открутить?
   Ганя придумывает достаточно коварный план: притворившись мертвым, он воспользуется традицией, по которой брат должен провести ночь у постели умершего. Когда они останутся вдвоем, "мертвый" неожиданно восстанет из гроба и... болезненное, слабое подорванное наркотиками сердце, не выдержит.
   Расчет оказался верным.
   Сначала, по плану, "умирает" Ганя.
   Но кто приходит удостоверить его смерть? Конечно же - наш доктор Лава, живущий по соседству и много лет знающий семейство Адамсов. Именно его Ганя вызывает на условленное время в пятницу, между 8 и 8.30 утра. Его - потому, что отпадает необходимость, заметьте, вызывать парамедиков, поднимать документы, опознавать труп.
   Чтобы у тех, кто найдет Ганю "мертвым" не оставалось никаких сомнений, рядом дополнительно лежит записка, написанная в лучших русских традициях Достоевского: "В моей смерти прошу винить только меня". А ведь у Гани есть русский друг, с которым его видели не раз - ваш покорный слуга.
   Так не подкинуть ли его в качестве "частного детектива", ведь он многим обязан Гане. Он был настолько умен, что просчитал и другое - как всегда, страхуясь дважды - он знал о нашем знакомстве с Кирой. Именно она, по его замыслу, получив сообщение от Сеты о его смерти, позвонит мне. А дальше... Дальше вы знаете. "Чуть свет уж на ногах. И я у ваших ног"... Жестокая шутка...Очень жестокая по отношению к другу. Даже не представляю, чем я это заслужил... Ведь он рассчитывал, что я не разберусь в происшедшем...
   Далее, почему Ганя выбирает днем своей "смерти" пятницу? Потому, что евреи не хоронят своих покойников в субботу, на следующий день! А ведь именно эта ночь - с пятницы на субботу - нужна Гане, чтобы покончить с Эйбом.
   Итак, доктор, находит в постели покойника. Он удостоверяется в этом, прощупав пульс - вернее его отсутствие и послушав, остановившееся по желанию Гани, на время сердце.
   Похоже на обычную смерть. По всем правилам - все равно надо вызывать полицию!
   Но опять Ганя знает: совет директоров не захочет, чтобы публика узнала о случившемся, пока не будет избран новый глава корпорации!
   Так что - его правая рука Сета - не торопится звонить в полицию, а по совету одного из крупных акционеров компании... да-да - крупных акционеров - доктора Майкла Лавы, решает подождать до завтра, пока тот свяжется с остальными... Половина акционеров, входящих в совет директоров компании, на отдыхе. Кому захочется бросать все дела, чтобы ехать в свой выходной лицезреть покойника!
   Заранее договорившись с Сетой о том, что вскрытия - при любом ходе событий не будет - Ганя спокойно может приступить к исполнению второй части плана.
   Эйб, и так уже весьма "накачанный" наркотиками, поднимется наверх, в спальню, чтобы провести ночь у постели брата и... окажется нос к носу с восставшим из гроба покойником. Последует разрыв сердца. Что, наверное, подтвердит полиция, без которой уже не обойтись.
   Теперь Гане нужно на время исчезнуть. Чтобы никто не заподозрил его в причастности к смерти брата. Ведь, он не может долго находиться в состоянии "катаплексии". Максимум, несколько часов. И - появляются два человека в военной форме. О них знают, их видели, правда, только двое: Яна и Сета. Но этого вполне достаточно.
   Итак, создана иллюзия. Если труп пропал, то возможно, он похищен теми же, кто убил Эйба. Ведь, напоминаю, все уверены, что Гани нет в живых. Кто заподозрит труп в убийстве собственного брата?
   Ганя использует потайной ход в своей спальне, ведущий в кабинет. Чего только нет в старых домах Беверли Хиллс! Через окно кабинета, невысокий второй этаж, примятая трава... и...
   - И что же "и.." - не удержался доктор. - Вы, молодой человек, довольно складно рассказывали все до сих пор. Но где же Ганя теперь, ведь он должен вернуться, чтобы доказать, что живой, чтобы унаследовать деньги покойного брата!
   Алекс помолчал, оглядел всех, вздохнул.
   - Вы правы, доктор. Дальше, к сожалению, у меня не получается...
   - У-у, - протянула Кира.
   В глазах Марии мелькнуло разочарование. Нет, конечно, Алекс многое сделал, но...
   Больше всех был расстроен Стэн. Еще пару минут, и он бы предложил русскому президентство, не то, что партнерство!
   - Правда,- протянул Алекс, - есть у меня кое-какая теорийка...
   - Ну, какая же? - раздались голоса. - Говорите.
   - Видите ли, - тянул Алекс, - у поляков есть поговорка "Шо занадто, то нездраво".
   - Too good to be truth - гордо перевела Кира.
   - Процентов на 99 - точно, - с восхищением глянул на нее Алекс.
   - Ну, так какая же теория?
   - Что чересчур уж старался Ганя заставить нас поверить в свое умение притворяться.
   Смотрите. Он предусмотрительно оставляет у своего смертного одра достаточное количество информации, учебников, знаков, символов, рассчитанных, чтобы уверить сомневающихся в том, что смерть была имитирована, доказать - да, Ганя изучал проблемы, связанные с имитацией смерти, с возможностями человеческого организма "возвращаться из мира мертвых" усилием воли.
   Он опять подстраховался несколько раз: помимо литературы здесь и косточка от арбуза, заботливо ждущая пока ее поднимут с ковра, и заказанный у Марии на ночь чай с сахаром...
   Казалось бы: мы уже верим, дальше что?
   Я думаю, что дальше события могли развиваться по совершенно неожиданному сценарию.
   Он достал журнал, прихваченный из Ганиной спальни, и ничего не объясняя дальше, прочитал вслух:
   "Сам по себе факт имитирующего смерть поведения подразумевает его целесообразность. Очевидно, что данное поведение выгодно лишь в определенных условиях, вдобавок существует, по-видимому, лимитирующий фактор, подавляющий автоматическую реакцию в ответ на неадекватный стимул, либо не позволяющий ей проявляться слишком часто. Изучая ящериц Anolis carolinensis и Phrynosoma cornutum, Хадсон Хогланд обнаружил у них высокоэффективный встроенный регулятор поведения. Когда животное начинает притворяться мертвым слишком часто, эта реакция становится реальностью и оно действительно умирает".
   ...оно действительно умирает... - повторила Мария.
   - Так что же это значит? - спросил доктор. - Вы думаете, он...
   - ...он умер где-то... Может быть, лежит, как собака, под забором... И мы никогда не узнаем, где покоится последний из Адамсов - печально сказала Кира.
   - Да, - устроили вы нам здесь, - словно в чем-то была вина Алекса, неодобрительно покачал головой доктор.
   - Ладно, Алекс. Спасибо. Вы проделали большую работу, - сказала Сета, вставая. Пойду паковаться. Надо отсюда съезжать...
   Мария уже громко всхлипывала, не сдерживаясь. Рядом стоял Гамлет, утешая ее.
   Яна и Стэн выглядели расстроенными.
   - Так что же, мы не будем заявлять в полицию? А если он все-таки жив? - задала вопрос практичная Кира.
   - Вот пусть они и разберутся с этим сами, - ответил Алекс. - Я больше в частных детективов не играюсь.
   - Я только одного не могу понять, - спросила Яна. - А с чего вы вдруг, вспомнили о Каине и Авеле? Как это получилось?
   - Помните буквы YHWH? На тарелках, на зеркале в Ганиной спальне?
   - Да. А что это значит?
   -Это? - усмехнулся Алекс. - Это, может быть, и есть знак, которым был помечен Каин. Имя бога, которое вслух произнести нельзя... Написанное в сокращении по-английски...
   "Then the Lord put a special mark on Cain so that no one who found him would strike him down".
   Бог сделал свое дело.
   Свершилось преступление.
   Осуществилось и наказание.
   - Ну, как же осуществилось, - неожиданно спросил Стэн. - Опять вы, русские, со своей достоевщиной. Ведь убийца, если он не умер, на свободе?
  
  12
   Все смотрели на Алекса. Что он ответит?
   Алекс потер лоб, задумался. Взгляд его упал на плачущую Марию.
   - Вы правы, Стэн - сказал он. - Мы, русские, действительно совершенно испорченный народ. Стоит нам раз - другой посидеть с кем-то за одним столом, выпить с ним рюмку водки, съесть селедку с картошкой, спеть задушевную песню, как мы уже готовы простить ему все - даже убийство невинного существа.
   - Так что, вы считаете, Ганя должен быть всенепременно найден и призван к ответу? А, Сета? - спросил он, обращаясь к ней напрямую.
   Тут настала очередь Сеты задуматься. Видно было, что-то гнетет ее, какие-то противоречивые мысли отражались на ее лице. Наконец, она справилась с собой, и, глядя Алексу в глаза, сказала коротко, и еще более басовито, чем всегда:
   - Вам решать.
   - Ну, что ж. Тогда... Тогда я еще раз попрошу внимания.
   Все недоуменно смотрели на Алекса.
   - Я думал... я думал.., - бормотал он, теребя в руках какую-то бумажку- что обойдется.... Но нет.. Преступление... Наказание...
   - Алекс, что с тобой? - взяла его за руку Кира, внимательно глядя в глаза.
   - Хорошо, - решился он внезапно на что-то. - Хорошо. Мария, закройте дверь дома на ключ. Все садитесь, - резким голосом сказал, словно приказывая.
   Стало не по себе. Мария заперла дверь. Все сели.
   - Меня все время что-то тревожило, - начал Алекс. - Сета словно изменилась с того момента, когда я увидел ее впервые, придя сюда и на следующий день, после смерти Эйба. Потом... Несмятая кровать... Грязные следы в ее ванной комнате...
   Но главное... Помните, Гамлет был единственным, с кем я не смог поговорить наедине? Он чинил поливальное устройство. Так вот. Когда мы с Гамлетом вышли, чтобы заняться починкой и разговорились, он упомянул, что когда подстригал траву вчера утром, у гаража, то обратил внимания на то, что там настелен пласт дерна, отличающийся по цвету от окружающей травы. Он, может, и не вспомнил бы об этом, если бы поливальное устройство работало не так долго, как сегодня. Дело в том, что вода, льющаяся дольше, чем обычно, размыла границы между старой травой и новым пластом.... Все рассчитано было на то, что нетренированный взгляд ничего не заметит.... Но не взгляд профессионального садовника. Гамлет сразу уловил разницу. Мы подняли пласт... - сказал Алекс, - глядя в упор на Сету.
   - Хочешь рассказать, как все было дальше? - спросил он, напрямик.
   - Ну что ж, друг мой. Все было очень просто, - сказал Ганя, стаскивая с головы коротко остриженный парик и очки с диоптриями.
   Мария дико взвыла. Упала на пол, рыдая.
   - Я убил ее той ночью, когда она прибежала в комнату, спасать Эйба. Этот идиот закричал, испугавшись меня, восставшего из мертвых, но не умер, не хотел умирать! Мне пришлось задушить его подушкой, а заодно и ее... Ведь она все видела. Все остальное получилось, как по нотам. Вытащил через проход в шкафу, сбросил через окно в кабинете, закопал за гаражом, покрыл травяным пластом, который лежал, готовый к употреблению... Вернулся тем же путем. Очень удобно побыть немного Сетой, а потом объявиться... Ну, в самом деле, какому полицейскому придет в голову версия о том, что "покойник" довел брата до разрыва сердца, а потом, увидев, что тот скончался, восстал из мертвых и сказал: "Ой, простите, я пошутил!". Для этого мозги нужны! Нет. Я "впал в состояние катаплексии". Резко нагнулся, резко выпрямился... Мало ли. А когда пришел в себя - увы, мой бедный брат лежал мертвым...Ах! Горе мое безутешно. Фа-фа, ля-ля. Зато можно получить страховку.
   А Сета? Кто ее хватится, кому она нужна была? Парик, очки, пудра, духи. Бедняжка-трансвестит и так был похож на меня, папенькина кровь, увы, текла в нас обоих.
   Мария только глухо подвывала. Жутко было.
   - Просить прощения не буду, - обращаясь к ней, сказал Ганя. - Так вышло. А ты, Алекс, молодец! Всё понял. Все разложил по полочкам. Горжусь тобой, мой русский друг.
   Он подошел к окну, выглянул.
   - Знаешь, Ганя, - ответил Алекс. - мне не жаль времени, проведенного с тобой, я только не понимаю, как ты мог... как оказался совсем не тем, кем я представлял себе...
   Ганя рассмеялся.
   - Ну, что ж. Придется тебе пережить еще одно разочарование. Взрослеть нужно друг мой, взрослеть. Мир - не для детей, он для взрослых.
   Он внимательно оглядел всех.
   - Что? Молчите?
   Стэн перекрестился при этих словах. Кто бы мог подумать! Стэн!
   Ганя заметил это.
   - Крестись, крестись... Кстати... Всегда хотел спросить... Надо же, момент какой... Вот я, - глубоко неверующий человек, - спокойно отношусь к тем, кто верит в Бога. Хочешь верить - пожалуйста, верь себе, твое дело. Хочешь в Бога, хочешь в черта. Но стоит мне оказаться в компании людей верующих и при них упомянуть о своем неверии... Ладно еще, если окатят презрительным или жалостливыми взглядом, так ведь нет. Чаще всего - воинственно, требовательно, нетерпимо: а ну-ка, давай, принимай нашу веру, а не то... Фанатизм - это хуже, чем болезнь. Там хоть лекарства есть, а тут...
   Вот так же и матушка моя. Как я умолял ее, на коленях ползал... "Как Богу будет угодно"... "Как отец скажет"... Где он, Бог? На чьей стороне? Кто придумал, что он помогает страждущим? Нуждающимся?
   Ведь это мне нужна была его помощь, мне, а не больному дебилу, которого боготворили отец и мать. Доброе слово - Эйбу. Деньги - Эйбу. Наркотики нашему маленькому - пожалуйста!
   Так вот, знайте. Это я, я задушил ее, а не он. Я случайно подслушал разговор, когда Эйб требовал денег. У нее денег не было, но она не могла отказать своему любимому дитяти... Она, она украла акции отца и продала их доктору за бесценок! О! Как я возненавидел ее за это!
   А отец, что ж... Его тоже убил я. История повторяется, - кто это сказал, Алекс?- причем, второй раз, как фарс. Когда после смерти матери Эйб пришел клянчить у отца деньги на наркотики, тот не отказал - нет! Он сказал, что подумает. И он думал, думал, стоя у окна, когда я вошел... Где брат твой? - только и спросил он меня.
   - Какой ужас, - воскликнула Кира. - У вас нет ничего святого!
   - Святого? - закричал Ганя. - Да перестаньте вы! Весь мир живет в дерьме, а вы о святости. Направить самолет на башню с сотнями людей, свято? Отправить детей умирать в Ирак непонятно за что, свято? Расстрелять похоронную процессию на кладбище в Чечне, свято? Изнасиловать и убить пятилетнего ребенка, свято?
   Он замолк.
   Молчали и все остальные.
   Было ли это ужасом, то чувство, что охватило их?
   Что испытывал Алекс, понимавший, что Ганя, сам Ганя вынудил его, спровоцировал рассказать всю правду, чего он пытался - Бог свидетель - избежать?
   Или так должно было произойти?
   "Все будет так, как должно быть, даже, если будет иначе"...
   А Ганя...
   "Ну, чем мой поступок кажется им так безобразен? - говорил он себе. - Тем, что он - злодеяние? Что значит слово "злодеяние"? Совесть моя спокойна. Конечно, сделано уголовное преступление; конечно, нарушена буква закона и пролита кровь, ну и возьмите за букву закона мою голову... и довольно!
  Конечно, в таком случае даже многие благодетели человечества, не наследовавшие власти, а сами ее захватившие, должны бы были быть казнены при самых первых своих шагах. Но те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг".
   - Надеюсь, наш русский друг не случайно велел Марии запереть дверь изнутри, - сказал Ганя. - Бежать я не собираюсь. Выход у меня есть гораздо более надежный.
   Он достал откуда-то пистолет.
   Кира вскрикнула. Доктор испуганно сжался. Алекс невольно сделал шаг вперед, закрывая собой Киру. Стэн, Гамлет, Яна...
  Господи, где же ты? Когда ты действительно нужен?
   Ганя рассмеялся.
   - П-у-ух, - сказал он, показывая дулом в их сторону. - Не думаете же вы, что я вас всех хочу убить... Нет, уж. Хватит. Прощайте. Погуляли и будя.
   Он пошел по лестнице, направляясь в свой кабинет.
   "Неужели сила такая в этом желании жить и так трудно одолеть его?"
   Глаза, полные совершенно невообразимого компота чувств, следили за ним. Он вошел в кабинет, прикрыл за собой дверь.
   Раздался выстрел.
   ...Нехорошо умирать в Лос-Анджелесе... - подумал Алекс. - Чик-чирик, динь-дилинь, лучик-зайчик.
   А тебя нет.
   Он опустился прямо на пол, обессилено сел, поджав под себя по-йоговски ноги.
   Все ждали. Чего?
   Прошло минут пять, может десять.
   Доктор медленно направился наверх: мало ли, вдруг понадобится его помощь?
   Кряхтя, он одолел, наконец, ступеньки, распахнул дверь в кабинет.
   Крик вырвался из его горла.
   - Что? Что такое? - побежал к нему Стэн.
   И уже через мгновение:
   - Идите сюда, скорее! Алекс!
   Алекс с трудом поднял свое, ставшее стопудовым тело, потащился наверх. Не хотелось видеть еще один труп. С мозгами, разбрызганными по комнате...
   Ему повезло.
   Трупа он не увидел.
   Как не увидел и Гани.
   - Вот, парень! - услышал он восхищенный голос Стэна. - Опять сбежал!
   На полу, возле раскрытого окна, к которому была по-прежнему прислонена забытая лестница, валялся пистолет. Рядом - пустая гильза.
   Снизу, из гостиной, донесся жуткий вой Марии. Так плачут по мертвым только русские бабы и восточные женщины...
  
  13.
   ... Парус этой яхты напоминал одеяние клоуна: синие полосы на белом фоне, да еще и красные круги по всей поверхности полотнища.
   И все равно, она была очень красива. Белоснежная, как чайка, она летела вперед, рассекая волны бирюзового цвета. Время от времени, она ныряла в волну, и тогда брызги окатывали стоящих на палубе молодых, красивых загорелых людей.
   Яхта неслась вдоль песчаного золотистого берега, кокосовые и банановые пальмы, совсем другие, не такие бесполезные, как в Лос-Анджелесе, слегка гнули свои тела под тяжестью плодов.
   - Вот это жизнь, - подумал он.
   - Алекс, Алекс, да оторвись ты уже от телевизора, - раздался голос Киры.
   Алекс встал с кресла, щелкнул пультом. Экран погас.
   Какая все-таки красота эти новые плазменные телевизоры! Будто глянул в окно, а там живописный рай! Хоть и чужой, далекий, но все равно, изумительно красивый.
   - Ваш кофе, сэр.
   Кира держала перед ним красивый серебряный поднос, сервированный чашечками из тончайшего фарфора. Рядом - кофейник, явно родственник подноса, сахарница, кувшинчик с молоком и такие же ложечки.
   Вот уже вторую неделю как Алекс жил у нее. Прекрасный дом, потрясающий вид из окна, классный телевизор, но... Смешно сказать, он скучал по своей дыре...
   - Спасибо. Ты будешь?
   Она кивнула. Поставила поднос на журнальный столик. Села рядом.
   Он разлил кофе по чашечкам, поднял свою вверх, словно поднимая тост:
   - Ну, как говорится, будем здоровы.
   - Будем, - сказала Кира.
   Они шутливо чокнулись. Алекс пригубил свой кофе.
   - Неплохо, - оценил он. - Очень даже.
   - Так какой у меня учитель!
   Кира наклонилась к нему, чмокнула в щеку. Потом достала сигарету.
   - Ты?
   Он отрицательно мотнул головой. Щелкнул зажигалкой.
   Прикурила. Сигаретный дымок потянулся к потолку.
   - Ну, мистер Холмс. Что дальше? Вы удачно разрешили еще одну загадку. Может, откроете агентство?
   - Издеваешься?
   - Вовсе нет.
   Вспомнила что-то. Помрачнела.
   - Все-таки... - она вдруг прослезилась, - очень жалко Эйба, и, особенно, Сету. А Мария! Мария просто в тень превратилась, так переживает. Сколько ей пришлось пережить бедняжке: и эта дурацкая операция, и смерть дочери, практически, на глазах... Так что, ты думаешь его поймают?
   Алекс пожал плечами.
   - Я все время забываю спросить. Ты что-то говорил об этих военных... Объясни, пожалуйста.
   - А-а, это был блеф. Ведь только Яна видела их. Ганя, если помнишь, любил подстраховываться дважды.
   - Яна и Ганя... Уверена, они теперь где-то вместе
   - Да, девушка не промах. 10 миллионов...
   Опять помолчали.
   - Кира...
   - Да?
   - Знаешь... Я...
   Она смотрела на него.
   - Я, наверное, пойду домой.
   Она молчала.
   - Не знаю, я как-то...
   Она загасила сигарету. Встала. Подошла. Положила руки на плечи.
   - Не пропадай, звони...
   - Ага. Пока.
  
   ... Алекс запарковал машину на улице, оставив чуть приоткрытыми окна. Поднялся по лестнице на свой второй этаж, вставил ключ, открыл дверь.
   Свою дверь.
   Полуденное лос-анджелесское солнце уже шпарило вовсю, раскаляя даже, казалось бы, нераскаляемые предметы. Включил кондиционер. Тот натужно завыл, пытаясь доказать, что еще не стар, что еще может справляться со своей работой. Хотя уже и не мог...
   Все было на месте. Все ждало его. Все было своим, привычным.
   Он был дома.
   Плюхнулся на диван. Пошарил под подушками. Нашел пульт от телевизора. Щелкнул.
   Тот же океан. Та же яхта и двое загорелых красавцев. Но все какое-то блеклое, уменьшенное в размерах, и совершенно уже не зовущее...
  You get what you pay for, - усмехнулся.
  Выключил телевизор, встал, подошел к столу.
  Глянул. Неоконченная статья. Кому она теперь нужна?
  Вставил новый лист в каретку пишущей машинки.
  Сел.
  Поерзал в стуле, усаживаясь поудобнее.
  Руки взмыли вверх и опустились на клавиши.
  
  ДОЖИТЬ ДО СМЕРТИ
   Чуть наклонив голову, как птица одним глазом, глянул.
  И...
  С красной строки...
   "И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей.
   Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя;
   Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле".
   Та-та-та-та.
  Где-то это уже было....
  
   Лос- Анджелес, 2007
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"