Я расскажу тебе сказку, будущий внучок. Только ты не засыпай, ладно?
Так вот, когда я был маленьким, жил-был такой писатель Носов. Написал он много сказок, где главным героем был Незнайка, маленький, глупенький, как, впрочем, все людишки. И происходили с этим Незнайкой разные приключения.
Сказки были очень добрыми и симпатичными. Видишь, дедушка хорошо кушал, вырос - а про Незнайку все равно помнит. И жалко, что сказок этих больше нету. Вот почему, я придумаю для тебя сегодня еще одну... Не засыпай, слушай.
Давным-давно, в тридевятом царстве, тридесятом государстве, за морем-окияном был Город. И назывался он Солнечным. Жили в Городе одни незнайки: кто был пахарем, кто был токарем, а кто - непонятно кем. Это называлось быть интеллигентом.
Город был красив и умен, понятен до последнего камушка и закоулочка. В нем было все: много разных ярких цветов и всегда черное море; точный, удивительно точный смех и жгущие горло умные песни; единственные на всю жизнь друзья и воспоминания о том, как они ими становились... а также необыкновенная сказочная рыба "бычок".
Было у Города даже две футбольные команды: за "Солнечноморец" болели незнайки из центра Города, а за другую "ОДОдо" - приезжие незнайки. Частенько они "стукались" друг с дружкой: мол, чья команда лучше. Не страшно "стукались" - "до первой крови". А потом, утихомиренные, бежали на "соборку", послушать профессиональных незнаек-фанатов. Еще в городе были красивые девочки-незнаечки, которые открыв ротики слушали, как мальчики-незнайчики забивают романтической чушью их прелестные головки под раскидистой тенью платанов...
Ну, скажи, кто ж из такого города захочет уезжать? Только незнайка-ненормайка.
Но что-то случилось там, наверху, в том месте, где крутятся колесики машины, дающей Городу свет и воду для цветов, а главное - пыльцу, которой питалось все население Солнечного Города. Раздался громкий треск. Запах нехороший послышался... "Шаланды полные фекалий" - быстро сориентировались незнайки-остряки... В общем, остановились колесики . Испугались тогда незнайки- колесокрутильщики, решено было начать колесики перестраивать.
- Терпите, незнайки-трудяйки, - сказали они, - вот пройдет лет 10, закрутятся колесики по-новому, пойдет процесс, и будет все хорошо.
А незнайкам невтерпеж. Кому кушать хочется. Кому думать. И причем - прямо счас!
Закипело-забурлило. Все вокруг зажужжали: надо ехать. И стали некоторые нервные незнайки уезжать в эмиграцию, заражая остающихся паническим страхом: а может они, едущие, что-то знают? Вот не успеем уехать и такое начнется!!!
Этот страх нагнетался со всех сторон - на кухнях, в кино, газетах, повсюду! Даже по тыквенному телевизору: "Не уезжают сейчас из этой Богом проклятой страны только трусы и дураки!"
Нашему герою Незнайке Незнайкеру, о котором пойдет речь, не хотелось казаться ни тем, ни другим. Тем более, кто говорил: популярный тогда режиссер Говорухин -Говорилкин! Ныне депутат Госнезнайдумы...
Вот уже некоторые друзья Незнайкины на отъезд решились, вот уже дальние родственники Ленчик и Мончик в письмах оттуда сооблазняют: " Курица-красавица здесь стоит столько, сколько у вас билет в кино. Но зато билет в кино стоит здесь столько, сколько у вас курица-красавица".
Аргумент.
Решать надо. А страшно. Бросить Город. Расстаться с друзьями. Начать опять все с начала.
Тут пыльца для еды и вовсе закончилась.
Решено было ехать. Главный аргумент: ради Незнайкиного сына. Мол, пусть мы ( Незнайка с Незнайчихой) там с голоду подохнем (гордо и со страстью провозглашая, но сильно в этом внутренне сомневаясь) но дети наши - то есть, пятнадцатилетний Незнайчик, обречены на светлое и прекрасное капиталистическое будущее, в первую очередь - без армии (что, главное).
Решено, значит, надо что-то делать. Стали собирать информацию: что с собой везти? Одни говорили : всё. Другие - ничего не везите, всё там купите.
Еще смущало - куда ехать? Стран, принимающих эмигрантов из Солнечного Города, тогда, в основном, незнаек, было несколько.
Образ Израиля - Шмизраиля Незнайке казался не очень привлекательным. Много незнаек в одном месте сразу, м-да...
Далекая Австралия - Кенгурялия - была, ну очень уж далекой...
Канада - Громада? Это было интересно. Загадочно как-то. Правда, кроме информации о хоккейной сборной и кленовом листе на ее флаге, больше ничего не было известно. Но въезда в Канаду - Громаду, опять-таки по слухам, нужно было ждать долго.
Оставалась Америка - Гомерика. Страшная в своем громком величии, со всеми ужасами и видеофильмами об убийствах на улицах, рокерах на мотоциклах, красавицах с алыми губами, с небоскребами, толстопузым Уолл - Стритом и гирляндочным Лас-Вегасом!!!
Страшно... Но зато - огромное количество съедобной пыльцы!.. Ешь - не хочу. А самый знаменитый продукт "Пыльцамбургер" вместе с банкой "Пыльцеколы" продают на каждом углу...
И вообще, может все-таки не так страшно? Не зря ведь, как только кто-то эмигрирует в Америку- Гомерику, они тут же начинают слать посылки в Солнечный Город? Значит у них есть деньги, причем сразу!
Ехать... "Незнайкинская почта" доносила: чтобы попасть в Америку-Гомерику, Канаду- Громаду или Австралию- Кенгурялию, надо ехать по израильской визе через Вену, якобы в Израиль - Шмизраиль, а уже там, отказавшись, потребовать (слово-то какое! Потребовать!), чтобы Незнайку с семьей отправили в Италию - Менялию.
Поселиться надо в Ладисполи, и уже оттуда ездить к "консулу" на прием в Рим, чтобы добиваться разрешения на въезд в Америку - Гомерику.
Вена, Рим, консул - неземные слова какие-то. Незнайка чувствовал себя как в валютном баре гостиницы "Интруглист".
А где брать израильскую- шмизраильскую визу?
100 долларов с человека и незвестная ранее троюродная тетя Незнайки по папе, которую злая судьба разлучила с любимыми родственниками 100 лет назад, шлет Незнайкеру - любимому четвероюродному племяннику - страстное предложение воссоединиться семьями, в конце концов!
Красивое такое приглашение было. Голубое.
Следующий шаг - поездка в Москву - Зимний Город, столицу Союза Незнайкинских Государств, в Голландское - Сырланское посольство, которое - единственное из всех - продолжает общаться с сионистским Израилем- Шмизраилем, несмотря на его гнусные происки по отношению ко всему незнайлагерю вообще и отдельным городам - Солнечному, в частности.
Тут берут приглашение и оформляют визу.
...На морозе, среди синих взаправдашних милиционеров, под недобрыми взглядами зимнегородских прохожих, ждут незнайки - перепуганные маленькие людишки, уже изгои из Солнечного Города и других городов необъятной незнайкинской страны, пока симпатичные голландские знайки-иностранцы, почему-то с пейсами, выкрикнут их фамилию.
Долго ждут. День, два. За это время столько встреч, столько информации. Это везти, это не везти, это отправьте по почте...
Запомнился Незнайке сумеречный морозный туман, и сказанное шопотом: "Проситесь остаться в Вене, там сейчас оставляют. Надо только легенду подправить".
В Вене? Ведь там товорят по-немецки! А козырем нашего Незнайки был английский, который он учил с детства.
- Я вам так завидую, вы везете с собой язык, а мне его еще только предстоит взять, - говорила Роза-Мимоза, коллега жены по музыкальной школе для начинающих незнайчиков.
Почему в Вене? Ведь уже ушли в Америку - Гомерику посылки с постельным бельем и книгами, самым ценным, что можно было вывозить.
Легенду подправить? Куда ж уже править. И Незнайка, и сын, и жена уже почти наизусть зазубрили, сочиненное каким-то Светиком- Антисоветиком: "Жили в коммунальной квартире, соседи не давали готовить кошерную пищу и плевали в наш незнайкинский борщ. На пасху над нами смеялись, а ребенка в школе били за то, что по национальности - незнайка. Работать по специальности не давали".
Часть легенды соответствовала действительности: Незнайкеры жил в Солнечном Городе в однокомнатной коммунальной квартире, 17 квадратных метров, во дворе дома по Торговой 5. Это за углом от Бульвара, в двух шагах от Тещиного Моста.
Комната умудрялась вмещать диван-кровать, раскладной стол, холодильник, болгарскую-малярскую лакированную "стенку" и детскую кроватку, по мере роста Незнайчика, уступившую место раскладушке.
Соседей по "коммуне" было немного: реабилитированная Правителем - Родителем (да и непонятно за что осужденная) учительница русского языка Дина Михайловна, 80-ти лет в комнате справа; странная, какая-то дикая, старуха (видимо, ей было лет 55 тогда) - напротив.
Эта - гасила свет в коридоре, если Незнайка забывал включить "свой", разговаривая по общему телефону, и сильно, с вызовом хлопала дверью: мол, не нравится - езжайте в свой Израиль-Шмизраиль.
И еще была "морячка" - вдова с сыном, которые занимали аж две комнаты слева.
4 выключателя в коридоре, 4 куска мыла в общей, с вечно разбитыми стеклами, ванной, 4 "досточки" на гвоздиках в туалете, со своей, естественно, лампочкой там, и кухня, где стояли две газовые плиты, условно поделенные на семьи.
Если, скажем, у Незнайки кипел и "сбегал" суп, сосед по плите, делал вид, что его (ее) это не касается. Высшей степенью благородства считалось постучать в дверь: "У вас, кажется, сбегает..."
К телефону звали. Тот, кто первым добегал. Дина Михайловна, к примеру. Она шустро хватала телефонную трубку, даже если Незнайка стоял рядом, и торжественно провозглашала: "У телефона! Слушаю вас!". Чаще всего звонили Незнайке, и она, неохотно, передавая трубку говорила - "вас..."
Ольга Тимофеевна, соседка-морячка слева, на правильные незнайские праздники пекла паску и варила "кутью". Очень Незнайка любил и то и другое, и она всегда, постучавшись, заносила пасочку, пару крашеных крутых яиц и большую чашку кутьи. Туда Незнайка любил выжать лимон и срубать все это в холодном виде, зачерпывая ложкой орехи, перемешанные с маком и какой-то кашей, кажется перловой.
...Эта квартира досталась Незнайке от бабушки. Она "прописала" его к себе за какую взятку домоуправу. Иначе на свою квартиру незнайкам вообще расчитывать не приходилось.. до тех пор, пока они не заканчивали институт, защищали диссертацию о "Влиянии незнайкинского реализма на мировой процесс варения джема из одуванчиков" и становились в очередь, чтобы прождать лет 10 - 15. А еще лучше - становились знатными сталеварами как Болтик, или колхозниками, как героиня труда Зёрнышка. Тогда их сажали в Перзидиум - это такое почетное место на сцене - и давали квартиру вне очереди.
Еще можно было накопить денежку и стать в 5-летнюю очередь на кооператив Хрущиков, но это уже ба-альшие деньги и совсем другая сказка.
А потом Незнайкина бабушка умерла... Умирала она в другой "коммуне" - маминой, где Незнайка вырос: двухкомнатной, за углом, на Короленко 15, рядом с Трибуналом для незнаек- солдатиков.
Мама с папой в столовой, бабушка - в спальне, на раскладном диване перед занавеской, за которой стоял стол и пожелтевший холодильник "Днепр" - кухня, значит.
За бабушкой нужно было следить, она забывалась, никого не узнавала, пожалуй, только Незнайку, а может, ему это казалось...
Вещи ее - комод и стол, стальную кровать, каждая ножка которой стояла в стекляной такой чашечке, да настенный ковер - попросту выкинули после смерти. В квартире сделали ремонт, наклеили обои, натерли паркет.
Незнайка любил эту квартиру. Там собирались друзья, там вырос сын и раскрасил белый холодильник красками, изображающими битву индейцев за правое дело, там Незнайка написал первую заметку в газету "Незнайская искра" и отнес Ире Пустовойт, которая привела его к Диме Романову. С ним Незнайка родил бессмертное произведение "Хлеб идет", после чего сильно подружился и решил стать незнайкой-газетчиком. Там с Яном Гельманом Незнайка писал "Веселых нищих" для СТЭМа строительного института, там он пил водку с Жорой Черняковым и Сережей Новиковым, заедая луком цветочную колбасу и липовый хлеб и мечтая о чем-то невероятном, например, поездке в Америку-Гомерику, там осталось что-то светлое и хорошее...
... В Москве - Зимнем Городе, во дворе Голландского - Сырланского посольства, Незнайка ждал, когда выкрикнут его фамилию. И дождался. Ему выдали бумажку. Визу, разрешающую выезд из Солнечного Города в далекое никуда... Теперь он должен был отвезти ее домой, в солнечногородский ОВИР - Отдел Виз и Разрешений.
Следующий нелегкий шаг - нужно было отказаться от незнайкинского гражданства.
Само сознание того, что ты теперь будешь никто, человек без паспорта, пугало. Вся незнайкинская, прежде горячо любимая цветочная родина, которая твердо стояла на защите своих рубежей при помощи его же; которую он все эти годы "берег как мать" и "любил как невесту", воспевал в стихах, в том числе буквально, халтуря "агитбригадками" где придется; где он привык, что она - ГЛАВНОЕ, а он - ничто... вдруг повернулась к Незнайке, пардон, внучек, жопой.
Ну, вот и молодец. На чем мы остановились? Нет, маленький, жопа к родине не имеет никакого отношения. Хотя...
...Оказалось - не страшно. Слупили по 1500, кажется, рубчиков с души, забрали "молоткастые, серпастые", выдали визы. "На постоянное жительство в государство Израиль- Шмизраиль".
С этого дня появилось желание уехать завтра, сегодня, сейчас. Время полетело. Какие-то новые знакомые приводили своих знакомых, продавалась мебель, вещи, игрушки. Деньги переводились в "валюту", тайком, потому как дело это подсудное было: "деревянный" рубль на "зелень" поменять. Курс доллара рос как на дрожжах. Не на мировом рынке, естественно: там рубль вообще перестали замечать. "На руках" - как говорят в Солнечном Городе. Один к десяти, один к двенадцати, "вам еще повезло, в Виннице уже один к пятнадцати идет"...
Продали машину, ВИДЕОМАГНИТОФОН, в общем, насобирали что-то около 2000 "зелененьких". С этого дня можно было не волноваться: такая сумма!
Предстояло выбрать маршрут. Можно было проторенным путем - через Чоп в Вену. Но там, говорили знатоки, незнайки спят на вокзале, таможенники - дерут почем зря, да и вообще...
Выяснилось: предприимчивые незнайки - а дело при перестройке, между прочим было, - водители автобусов из автопарков, предлагают свои индивидуальные трудовые услуги массовому незнайкинскому эмигрантству. Путем доставки оных прямо к поезду где-то в Чехословакии- Кнедликовакии, откуда тот следует в Вену.
Цена договорная, но весьма сносная. Конечно, лучше автобусом. И стали собираться "экипажи". Семей пять сбросятся, "купят" автобус, день, полтора пути - и прощай родина-мать, сестра, и т.д.
Незнайке повезло еще больше. Он "достал" "рафик" - такой "минивэн", как говорят в Америке-Гомерике, восьмиместный автобусик. Помогла Незнайке его найти медсестра приятеля-уролога Илюши-Простатюши. Причем водитель не знал, что Незнайка эмигрирует. Он был в полной уверенности, что везет "большую незнайкинскую шишку" с "синим" или как его называли "дипломатическим паспортом" в командировку.
Откуда же у простого незнайки взялся "дипломатический" паспорт? Поясню.
...До отъезда в Америку-Гомерику Незнайка работал в газете. "Знамя Незнайкизма".
Беспартийный, незнайка по-национальности - в газете обкома незнайкинской партии! Представь, внучек, да.
Пробивался он туда долго.
Сначала много лет писал в "Вечерку-Солнечногорку". Писал, зная, что его все равно не возьмут в штат из-за редактора, невзлюбившего Незнайку за чистые рубашки, за "Жигули" - его сбывшуюся мечту каждого, и что -то еще - ну, не за то же, что тот был незнайкой, в конце-концов... Кто знает...
Но, на площади "им. Пятидесятилетия Бря", где располагались редакции всех солнечногородских газет и даже типография "Чорноморська Момуна", все друг друг знали. И когда Паша Шевцов стал замредактора "ЗН" Незнайкинский "учитель" Дима Романов уговорил Пашу взять того "нештатным" корреспондентом.
Это значит, цепляли его к какому-то отделу, давали поручение, он мог принести "текст слов" о чем-то, получить гонорару рублей 7 -10 и ждать, пока напечатают следующую заметку. С одной стороны - твоя фамилия на виду, ты - уважаемый незнайка, с другой - а жить-то как?
Незнайку все устраивало, так хотелось быть "журналистом".
Он ходил в газету как на работу. С 9 до 6. И позже. Сидел с сигнальными. Ходил на "летучки", слушал "обозревателей", отмечавших чаще всего материалы друг друга по принципу - ты мне, я тебе.
Не всегда, надо быть справедливым. Иногда вдруг медлительный молчаливый незнайка Ваня Мазько выдавал пронзительную, щемящую душу историю. А то Белла Кердман, еще одна незнайка, но весьма партийная, могла из сельскохозяйственного гавна, которым занималась очень добросовестно, сделать добротную, грамотную дулю. То есть пулю. Которой боялись незнайки-алкаши - председатели колхозов, ибо их тогда ждала взбучка в обкоме, на площади, где стоял Каменный Незнайка всех времен и народов.
Коля Гусь, Феля Кохрихт, как Незнайка любил ваш кабинет на четвертом этаже, походы за кофе с бутербродом....
Да, так вот. Приходя на работу, нештатный Незнайка "сидел" в кабинете сначала отдела незнайкинской информации, где завом был недолго еще проживший Леша Иванов, а потом делил кабинет отдела незнайкинского хозяйства с мудроватым и лысоватым незнайкой Лешей Егоровым. И еще - возил на своих несчастных "Жигулях" всех кому не лень. Особенно, любил с ним ездить Ячменев, завотделом незнайкинского хозяйства. После чего белая "пятерочка" с двумя бензобаками навсегда пропахлась запахом винных паров.
Наконец, пару лет спустя, тогдашний редактор, Юлий Иванович Мазур, в ответ на очередной вопрос Незнайки не возьмет ли он его в штат, сказал, как обычно глядя своим собачье-умным-тоскливым взглядом: "Да, ты, пожалуй, самый активный наш внештатный незнайка..."
И - случилось чудо! Его взяли в штат! Чтобы "оправдать доверие" Незнайка начал пахать. Он писал "собачки" и репортажи, очерки и "круглые столы", зарисовки и интервью, в общем, всё... Даже "отклики" незнайкинского народа на любое событие.
Случалось всякое. Например, был план по строчкам. Своим и авторским. Со своими Незнайка справлялся легко, ибо был "писуч". А вот найти "нештатника", каким был еще недавно он, было непросто: почему-то не все хотели или умели писать. Тогда Незнайка начал искать среди своих знакомых. Нашел. Интеллигентный незнайкинский мальчик, инженер. Синобичер, по фамилии. Дал ему Незнайка первое задание: написать 100 строк про какое-нибудь передовое предприятие. Синобичер всё честно исполнил, написал про магазин "Куяльник": мол, план выполнили. Есть, конечно, проблемы. Но, с этим, как и другие, справляются.
Незнайка, как положено, "прошелся пером мастера", отнес к машинистке Верочке-не-Фирочке, она перепечатала текст на фирменном бланке, который сдавался в печать, с графами "подготовил", "проверил", "подписал". Звонит Незнайке из секретариата слегка ответственный незнайка Коля Мунтян.
- Ты что, охренел?
Спустился Незнайка в секретариат. На него волками смотрят Мунтян и Проценко.
- Ты читал свой материал?
Пробежал взлядом страничку.
"Куяльник. Директор магазина Фихгендлер. Автор Синобичер. Подготовил Незнайкер". Да-а, "Куяльник" явно выбивался из общего ряда. Надо было "Куяльникман".
В общем, работал Незнайка в областной партийной газете...
Все это к тому, что в 88-году, когда непонятно что вокруг творилось, Саша Федоров - проныра, каких мало, и бывший незнайка-спортсмен, предложил:
- Я делаю командировку в Венгрию, ты везешь на машине и устраиваешь там жилье.
Венгрия!!! Ого!!! Да!!!!
Через две недели Незнайке выдали "дипломатический" - то есть "синий" паспорт. Так что, когда он собрался эмигрировать - в руках у него после официальной сдачи "мелихе" незнайкинского паспорта, остался еще один - "дипломатический"!!! Бардак, и только. Но шоферу "рафика", перед которым Незнайка несколько раз помахал этим паспортом, этого было более чем... Он не только согласился отвезти "дипломата" с женой и с ребенком в "длительную загранкомандировку", но даже назвал весьма умеренную сумму.
Итак, все было решено, был назначен день, вернее - утро отъезда из Солнечного Города - 21 августа 1989 года.
Поскольку из соображениий "сверхсекретности" о том, что Незнайкеры уезжают, знали считанные люди, он позвонил друзьям, чтобы попрощаться.
Было 20-е августа, часов 9 вечера. Пришли те, кого Незнайка любил. Просто за то, что они часть его жизни, которая в тот момент обрывалась: ведь Незнайка и его семья уезжали навсегда. Прощались навсегда. Их словно хоронили, а они - в ответ - хоронили остающихся в своей памяти. Ходил Незнайка, обнимался. Пил и плакал. Кто-то пил и рвал прямо на пол: какая разница, где теперь блевать.
5 утра. Приехал "рафик". Два чемодана, сумка - нет - авоська! - с пыльцой на дорогу. Бутылка из под "Куяльника" с неразбавленным медицинским спиртом, неизвестно кем засунутая туда же. Что еще? Шофер ждет.
...Этот кусочек, в день или два длиной, Незнайка помнит смутно. Что-то проезжали, жуя липовую колбасу с помидорами и цветочным батоном. Где-то останавливались. Храбрились. Незнайка гордился тем, как комфортно устроил эту поездку. Еще бы: все в атобусах, по нескольку семей, с детьми - а мы!!! Еще немножко, и -
"Мастиска". Маленькая точка. Даже не деревня. Та самая "граница", за которой начинался настоящий Запад.
Степь. Бетонное сооружение со шлагбаумом, пунктами для досмотра в центре огоромного пустого пространства. Водитель бодренько попытался объехать длиннющую вереницу автобусов с незнайками, едущими на ПМЖ - "постоянное место жительства" - и тут пришлось ему признаться, что и Незнайка туда же.
Водилу очень огорчило, что придется стоять в очереди: увы, "дипломатический" паспорт здесь переставал существовать как объективная социалистическая реальность. На смену были вытащены "визы" - бумажки с фотографиями и штампом "без гражданства".
Сначала все было ничего. Перед ними было автобусов 10-1. Они себе начали высчитывать: скажем, уйдет у незнаек-погранцов час, ну, полтора, на каждый автобус - значит, через... сердце начало тревожненько так постукивать, ну, скажем завтра... дойдет до них очередь.
Прошло 12 часов. За это время границу пересек один автобус....
Закарпатские незнайки- служивые в зеленоватых мундирах с голубоватыми околышками на фуражках (а может, все наоборот?) распорядились иначе.
- Автобусi з незнайками-жидами, налiво, з дороги, очистить дорогу для проезду легкового та гужевого транспорту...
И автобусы послушно занимали место в придорожной канаве, съезжая туда, кряхтя, потрескивая, но главное - сильно воняя бензином.
...И был день, и настала ночь. Плакали незнайки-дети, их незнайки-мамы разжигали неизвестно откуда взятые примуса и что-то грели, готовили при дороге, незнайки-мужчины в спортивных костюмах из разных автобусов собирались, курили и решали: кому поехать за водой на всех в ближайший поселок за километров 15. Потому что незнайки-пограничники за шлагбаумом СВОЕЙ водой пользоваться не разрешали...
Да и можно ли уезжать: а вдруг откроют границу?!
Стоял август, было нестерпимо жарко и влажно, особенно ночью. Степные комары зудили в стоялой духоте "рафика", но открыть окна - значит, впустить внутрь дивизию этих чудовищ.
Незнайка не знал, как все это запомнилось его сыну, пятнадцатилетнему Незнайчику - твоему папе, внучок, - ведь запомнилось же как-то; они никогда с ним об этом не говорили. Да они, вообще, с ним особо ни о чем и не говорили... Потому что с того дня, с той ночи, все переменилось в их жизни. Стало ли хуже? Лучше? Другее. А какое еще слово подберешь?
Незнайка нашел для себя неожиданный выход. Чтобы не тосковать, налил спирт из бутылки в алюминиевую крышку от термоса с кипятком. Разбавил "Куяльником" же - такой противно-соленой теплой минеральной водой, - и дерябнули с шофером. Потом еще.
Он лежал, скрючившись на сиденье, и противно выл, как ему казалось, романс, повторяя одну и ту же строчку "Здесь хорошо..." Болело сердце, и ужас стучал в голове: "зачем, зачем"...
Наутро, все вспомнили, что ничто человеческое им не чуждо: захотелось какать. И тут природная смекалка не подвела, как еще недавно писал сам Незнайка о доблестных передовиках и передовицах (что-то странное в этом последнем слове, да?).
В 20-30-ти метрах от границы стоял гигантский чугунный памятник на гранитном пьедестале, где какой-то огромный мужик-партизан и не меньший мужик-партизанка, держали в руках надпись "Визволителям Нукраiни".
Так вот: женщины-незнаечки ходили по нужде в одну сторону от памятника, где стихийно образовалось свое "Ж", а мужчины-незнайки в - другую, в "М". Причем присесть надо было под таким углом, чтобы и себя не показать, и на других не посмотреть. Все поле вокруг было усеяно ромашками, какашками и бумажками. (Какое счастье, что Незнайка не знал тогда, что такое геморрой!!!)
К памятнику вела бетонная дорожка, на которой ни-ни, хоть усрись. Ибо прелесть всей этой ситуации еще заключалась в том, что время от времени, с той, с "иностранной" стороны, открывался шлагбаум, и иностранные же незнайки-туристы, то есть венгерские крестьяне, приехавшие купить на Нукраине дешевые телевизоры "Электрон", делали первую свою остановку.
У памятника. "Визволителям Нукраiни".
Тогда всем какающим и писяющим, кто в тот момент, оказывался застигнутым, приходилось срочно, как бы это точнее сформулировать? Закругляться.
Лежишь ли ты там, по сей день, кучка оставленная Незнайкой?
...Странное дело. Почему-то даже такие подробности вспоминаются Незнайкой с теплом. Ведь можно было возненавидеть незнайкинскую "мелиху" не только за это. За пьяных и наглых, требующих деньги вперед носильщиков, от услуг которых НЕЛЬЗЯ отказаться, потому, что тогда не пройдешь таможню! За унижение от заставляющих раздеться пограничников, с подозрением и гадливой жалостью смотрящих на тебя, потому, что у тебя всего два чемодана.
- А,-понимающе кивали они головами, - багаж морем идет! Не было багажа, дебилы.
Но не возненавидел он вас, и - хоть вы изменились внешне, - не ненавидит вас и сейчас.
Незнайка видел вас недавно, вы все равно те же. Вы не узнали его, "американского гостя". Прошло 13 лет. А вы также как тогда, старались вытащить из него, из его кошелька побольше денег. Вам удавалось! За то, за это...
Вы тем же неодобряющим взглядом смотрели на него из под темных стекол очков "Картье", одев "Версаче" на свое как и прежде немытое, грязное, провонянное тело. Вы теперь не только на таможне, вы теперь "городские головы" и деловые люди.
Нет, не ненавидит он вас. Уж простите. Одно слово - незнайка... Что с него возьмешь?
...Да, знаешь, внучек, что сделал Незнайка, когда, наконец, "прошел" границу? Зашел в туалет "с той стороны", по человечески покакал и принял "ванну" - стоя над умывальником смыл с себя всю грязь от трехдневного ( потому, что вдруг всех разом пропустили - кто-то главный скомандовал: "А-ну, давай жидiв! Скопилися тута") ожидания возможности порвать навсегда с "ненькой Нукраиной".
И покатил их "рафик" по нормальной дороге в сторону, ведомую только их, тоже слегка всем этим пришибленному, шоферу.
Не настолько, впрочем, пришибленному. Деньги-то надо было декларировать, 90 долларов и ни копейкой больше! А у них еще были то-ли сотни три рублей, то-ли четыре, да еще - в загашнике 100-долларовая бумажка. Все это было вручено сроднившемуся за долгие часы питья спирта с Незнайкой водителю, после его гуманного предложения :
- Давайте это мне, я спрячу. А переедем границу - отдам.
Без малейших колебаний: спирт не пыльца, дружбаны на век!
- Всё, суки, забрали, - сообщил он после того, что встретил Незнайкину семью с той стороны, пройдя "свою" границу.
Таким образом он, видимо, оплатил себе перенесенные моральные переживания по поводу превращения Незнайкера на его глазах из "дипломата" в обычного незнайку-иммигранта. Пусть его.
Опять мазок каких-то красок - и вот они в поезде, идущем в Вену. Сколько пролетело: час? Десять?
Вокзал. Незнаек, таких как они, десятки, а то и сотни. Вокруг израильские-шмизраильские автоматчики в форме. Страшно. Тут же выясняется, что это их охраняют. Ого! Маленький Израиль-Шмизраиль прислал в Вену автоматчиков охранять своих будущих граждан?
- Может, в Израиль поедем?
- Ты что, с ума сошел?
Вот так, внучек мой, и была решена судьба будущих незнайчиков из семьи Незнайкера. Ибо тех, кто ехал в Израиль-Шмизраиль, тут же с почестями сажали в автобус, вручали какие-то деньги и отвозили в аэропорт, чтобы через два часа встретить с оркестром и с родственниками в "Бен Гурионе".
Их детей, или внуков сегодня можно увидеть в военной форме, с автоматом в руках. А можно и не встретить: рванул на себе бомбу какой-то дегенерат-араб, и все.
У нас с тобой шансов оказаться в небоскребе, когда в него врезается самолет, все-таки меньше. Хотя, кто его знает.
Хорошо там, где нас нет. А где ж нас нет, внучек?
В прошлом. Которое мы помним... как... как сидеть на полированной до блеска попками других детей досточке в парикмахерской... как по праздникам салат "Оливье" и шпроты... как соображать на троих... как "пусть всегда будет солнце" или ... как прощание с друзьями навсегда.
Или в будущем. Кто знает, будет ли оно, это будущее. Зато, там, наверное, хорошо...
Это мне еще мой дедушка говорил : хорошо там, где нас нет А ему - его... Когда ж мы дедушек, наконец, слушать станем?
..."Отказников" - вот ведь ирония - раньше так называли тех, кому из Незнайщины не разрешали ехать в Израиль-Шмизраиль, а теперь незнаек, отказавшихся от возврата на историческую родину - привезли в центр города, на площадь Брамса и вывалили. В прямом смысле, вывалили на лужайку.
Семьи будущих американцев, канадцев, австралийцев и даже австрийцев, то есть вчерашние незнайки без гражданства, сидели на травке, со всем своим скудным скарбом и ждали чего-то. Постепенно все прояснилось. Объяснили свои, незнайки-перекупщики, приехавшие несколько раньше и вороньем слетевшиеся к кучке. Они за гроши предлагали купить, все-таки вывезенные кем-то в бюстгальтерах дородных мамаш и игрушках детишек, фамильные драгоценности, обручальные кольца, а также икру черную и красную: у кого что было. Бизнес такой.
Выяснилось: все сидели не просто перед памятником Брамсу-Шмамсу, а перед зданием ХИАСа, где все документы, имена и фамилии заносились в компьютер.
Это в Солнечном Городе можно было иметь два паспорта одновременно, а тут фигушки: с этого момента про каждого из них, все заинтересованные лица могли знать всё. И до сих пор, между прочим, знают.
Теперь их распределят по пансионам. О! Пансионы! Ну, такие коммунальные квартиры. Здесь, объединясь в кагалы по 5-6 семей, им предстоит пожить, пока выяснится, кто куда едет.
И пожили. И чудненько, между прочим. В комнате, правда, чуть поменьше родной, коммунальной незнайкинской, зато напротив потрясающей крепости Шёнбрун, с возможностью гулять по городу, о котором только можно было мечтать.
Смешная деталь. В коммуне венской, Незнайка был единственным, кто знал английский. Это стало известно сразу всем. Поэтому, когда он отправлялся за покупками, все жены немедленно запускали следом за ним мужей. Английский, немецкий - какая разница! Человек образованный, иди, за ним, учись, шлемазл!
Незнайка шел, а за ним гуськом семенило пятеро или шестеро мужей, с полиэтиленовыми пакетиками или авоськами в руках: для провизии.
Чувствовал он себя почти суперменом, которому подвластно все. Незнайка видел ужас на лицах мужей этих, когда он гордо заваливал в какой-нибудь деликатесный магазин, и не глядя на цены, набирал полную сумку, а они стояли и переминались с ноги на ногу.
- Хау мач, вифиль кост, то есть? Цвай унд цванциг? Гут. Гейбен зи мир, битте. Цвай кило.
Что ему эти шиллинги, вонючие. Бумажки какие-то. Десятку от сотни не отличишь. А монетка вообще иногда дороже бумажки, вот дикари. Вот незнайки.
Мужья по - английски-немецки говорить не умели, зато, в отличие от Незнайки умели считать. Через пару дней шиллинги эти вонючие у Незнайкеров закончились - это было пособие, которого должно было хватить на неделю.
А у них, шлемазлов необразованных, незнаек "язык не вывезших", не только денежки остались, но еще и приумножились: что-то удалось продать.
Благо, Незнайкеры познакомились в поезде с молодой семьей из Львова, которым нравились Незнайкины анекдоты. Они до конца недели питали всех за свои деньги, плюс оставалась еще липовая колбаса. И - невероятная удача: две баночки черной икры. Продать? Ну уж нет. Львовяне покупали хлеб и масло, Незнайкеры предоставляли икру.
Но самое главное было в том, что Незнайке удалось позвонить в Солнечный Город маме! Это было почти чудом. Так им тогда казалось.
Все получилось благодаря спирту. Тому самому в бутылке из-под "Куяльника".
Менеджером пансиона был югослав. Кажется, Славко. Тощий, длинный, неприступный - настоящий иностранец, в общем.
Ну, откуда Незнайке знать тогда, что менеджер в пансионе - это нечто среднее между завхозом и сантехником?
С большим уважением относился Незнайка к иностранцу. Корни эти, видимо, растут из того же места, что и любовь к родине, партии, и т.д. Большой ныне Знайка, а тогда просто Витя Лошак, сказал как-то: "советский человек по - настоящему относится с уважением только к покойникам и к иностранцам". Советский - это такое прилагательное, внучек, непереводимое.
Покойником Славко только собирался тогда стать, и приближал этот день, как мог: пил, в том числе и на работе.
Однажды Незнайка налил ему спирту. Разбавил водой. Мол, смотри как незнайки пьют: "На здоровье!" С тех пор, каждое утро, что они прожили в пансионе, начиналось со стука в дверь. С маленьким стаканчиком, наполненным наполовину водой, там стоял Славко. "На здоровье", - говорил он, подставляя стаканчик.
Незнайка с утра пить не умел. Поэтому наливал ему спирту, а он ему за это давал пользоваться раз в несколько дней телефоном. Дикари, дикари. Незнайки, незнайки. Оказалось, что можно набрать номер телефона без телефонистки, без "предварительного заказа", просто по коду.
Но даже алкаш-Славко знал, что рано или поздно за все придется платить. Когда пришел счет за разговоры, хозяин пансиона дал ему, видимо, оторваться, и Славко Незнайке звонить больше не разрешал.
Впрочем, к тому времени, уже стало известно, что их на днях отправляют в Италию - Менялию.
...Уно-уно-уно-ун-моменто. Фестиваль в Сопоте, где роскошные девы представляют итальянских певцов. Вернись в Сорренто. Сицилия. Крестный отец. О, Соле Мия! О, Ренессанс! О, Рим! Пришел, увидел, победил. Спагетти. Что еще знали незнайки об Италии - Менялии?
Да о чем они вообще хоть что-нибудь знали? Какое это было счастье, внучек мой образованный, в компьютерные игры наигранный, жить за железным занавесом Союза Незнайкинских Государств, не зная, что по эту сторону таких как ты незнаек-вошек гнобят, а по ту - об этом знают, но знание это ничего не дает. Или не так уж и гнобят? Или таки не дает? Vox populi. БиБиСи, Щаранский, Сахаров, диссиденты. Кто они? Как незнайкам от этого лучше стало? А те, кто о них знал, им что, полегчало?
Золотое было времечко. Крабы и икра, много-много водки, они смеялись над "бровеносцем", рассказывали анекдоты про евреев и Чапаева, уже почти успели забыть, что половину мам и пап, три четверти дедушек и бабушек выморили и вырезали предыдущие лидеры незнайкинской власти. Стало спокойно и хорошо, они сжились с системой, не трогали ее, ну, песенки пел Знайка -Высоцкий, а она, система, практически, не трогала их. Дедушка Незленин слился в своем развенчанном добродушии почти с выглаженным, как после того, что каток проехался, Незсталиным, ну хватит уже, ну, покаялись, и тут, на тебе! Свалилось на их голову. Перестройка. Начали поднимать занавес. Ну, они и кинулись, бедные. Но об этом, я уже где-то в начале сказки говорил, маленький мой. Что-то я забываться начинаю.
...Был отдан наказ: поезд остановится в степи ровно на десять минут. Может и меньше. Выбегать быстро, с детьми в первую очередь. Багаж, кто успеет вынести - ладно, не успеет: "кто не спрятался - я не виноват". Незнайки не понимали, в чем дело? Им объясняли: террористы. Какие, на хер, террористы? А вот такие.
Ну, они и придумали. Как только поезд остановится - женщины и дети прыгают с поезда, мужчины - по одному из семьи - прыгают с ними, остальные начинают багаж выбрасывать через окна. Не-ет, нас, русский, пардон, незнайкинский народ - не запугаешь.
Так и было. Максимум два, ну три чемодана уехали с поездом. Успели. В основном.
Теперь уже пешком, какая дурость перестраховывающего-ся ХИАСа, таща на себе и за собой чемоданы, они плелись по какому-то лесу, гонимые куда-то и ведомые непонятно кем.
Пришли в лагерь. Натуральный пионерский. Или конц. Но пришли: деревянные домики в лесу, нары внутри, и умывальники.
- Паруйтесь, говорят ранее прибывшие, - кто с кем может. Здесь проживете дней пять, больше не продержат: надо искать квартиру.
А с кем пароваться? Какую квартиру? Сильно испугала и первая кормежка в общем бараке-столовой: после "роскошной" венской еды, выдали по крошечной булочке, тарелке салата и, на выбор, гору подгнивших яблок.
Попали... По лесу ходят какие-то люди-незнайки, спрашивают по-польски, чаще всего:
- Часы Свава имашь? Звато имашь? Зоркий имашь?
Смех и грех, внучек мой, постэмиграционный. Недавно, путешествуя по Италии- Менялии, на придорожной раскладке по дороге из Милана в Лаго Ди Гарда, я видел этих незнаек поляков. Ну, может, не этих, других. А товары те же. "Свава, Зоркий, окуляри подзорные". И торгуются, заразы. Не отдают, как им тогда, по дешевке. Но я один "Полет" все-таки купил. За пятьдесят долларов. Теперь он у меня лежит в коробочке с другими моими часами. Ношу я его редко, сильно он какой-то позолоченный, а я чего-то золота, вроде как всю жизнь не любил. А купил из принципа.
Чтоб тебе, внуку моему ассимилированному, было что вспомнить, "made in USSR" читаючи.
Нет такой страны уже, нет того города, нет тех, с кем спирт пил, с кем из поезда чемоданы выбрасывал... То есть, оно все как бы и есть, но с другой стороны, как бы и нету.
Что заскучал, деть разных народов? Дедушке осталось совсем немного: как Незнайка жилье искал, к примеру.
Из леса выберется, бывало, жену на обочину дороги выставит, голосуй, мол. Она и голосует. Итальянцы они дурные. Или вежливые. Остановятся. Тут Незнайка из кустов - скок: "Рома, пер фаворе!" Что делать? Он их в "Рому" и везет. Или в "Ладисполи, пер фаворе". Ну, и т.д.
Овладев таким образом, итальянским в совершенстве, ходил Незнайка по улицам, стучался в двери.
- Апартаменто, си?
Перевожу подстрочно: квартира, да?
А они ему:
- Одесса, но!
Незнайка не дурак. Уходит. Одесситов - так иногда Солнечный Город называли для простоты - здесь не любят. Говорят, они тут квартиры меблированные снимали, а потом съезжали с них, мебель и прочее, что там было, до нитки распродав.
Но Незнайка умный. Стучится в другую квартиру.
- Апартаменто, си?
- Одесса, но!
А он готов уже к этому, готов!
- Но Одесса, их бин фром Незнайкоград!!!
- Одесса, но! - говорят. Да откуда же они знают, что он из Одессы???
Вечером выяснил: "одессо" - по итальянски, значит, "сейчас".
Эх, внучек мой неклонированный, с частичкой моей крови, с генами моими и хромосомами, с цветом глаз, но уж точно, не тем воспитанием, не тем.
Как жили Незнайкеры в Ладисполи, как жили...
Самым дешевым продуктом были "крылья советов" - крылышки от индюшек, из которых готовился завтрак, обед и ужин: то котлеты, то жаркое, то просто пожарить, а то - котлеты... Или жаркое... Или просто пожарить.
Иногда они менялись харчами: их соседи по "той" коммуне, то есть жившие в столовой незнайки Толик и "Нинок" - программисты из Минска-Бульбинска - давали за приглашение на обед к ним, в спальню, свои банку с сайрой и с говяжьей тушенкой. У них так и было вывезено: чемодан с сайрой, и чемодан с тушенкой. "Нинок" из сайры даже суп варила. Вонь, доложу я тебе - вспомнить страшно.
Это с ними Незнайкеры "спаровались" по случаю, там, в непонятном лесу, когда Незнайка, так и не найдя квартиру, решал, что делать дальше. Подошел к нему Толик и спросил: хотите жить с нами?
Простенько. И со вкусом.
Поселились они в крошечной вилле на берегу Тирренского моря, с патио, выходившим на пляж.
Они встречали там незнаек, так же вырванных из своей жизни, и не было разницы в возрасте, статусе, образовании. Они делились, чем могли, пили красное дешевое вино "Росси" из огромных бутылок, ездили на рынок "Американо", где кто-то пытался продавать даже презервативы, выкривая "А кому нобамбино"? - "нет детей", значит.
И летело время. И незнайки, съездившие на "собеседование к консулу", через 11-12 месяцев, а кому повезет - иногда через три - четыре - "получали транспорт". Это значит - им разрешала въезд их новая Родина.
Их провожали, опять-таки навсегда.
...Так проводили однажды и Незнайкеров. Маленькую семью из трех незнаек. С двумя рассыпающимися и перехваченными веревками чемоданами. В Америку-Гомерику, где 13 лет спустя, все это я решился вспомнить... Для тебя.
У меня к тебе просьба, внучок. Рассажи эту сказку своему сыну. По-русски. Ведь для нас, незнаек, это по-прежнему тот язык, на котором мы говорим.