Кимури : другие произведения.

Пес Первого дома

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Гордец Келегорм рвался в Дориат впереди всех. Убивал. Мстил за безответную любовь. Исполнил свое желание - ощутить вкус крови врага. Заглянул в глаза своему Зверю. И отказался дальше подчиняться этой судьбе. Впереди у него лес, метель, борьба с видениями - и почти недостижимая новая цель. Но чудится ему, что верный Хуан вновь следует за ним на этой дороге. ...Посвящается: Королеве Ужей, за вдохновение.
  Когда меч Келегорма вновь попробовал крови эльдар, в сыне Феанора проснулся Зверь.
  
  Следовало бы, наверное, испугаться или хотя бы удивиться. Но бояться он давно разучился, а удивляться в драке было некогда.
  Всадники Первого Дома темной стаей неслись по зимнему лесу и убивали всех, кого встречали. Из-за мерзлых стволов навстречу летели стрелы, Келегорм отбивал их щитом и мечом, и сам был щитом для тех, кто следовал за ним. И Зверь внутри него рвался вперед.
  Он летел убивать детей ненавистного человека.
  Он не стал говорить, что это было важнее Сильмариля.
  Зверь внутри вдыхал запах крови, скулил и искал запах главного врага. Клятва была строгим ошейником на нем, и Долг он помнил, но жаждал другого.
  
  Не так давно Келегорм очень удивился, услышав, как легко гномы ворвались в Менегрот. Увидев же входы теперь в пещерный дворец, удивляться перестал. Глупец Тингол слишком полагался на силу супруги - ворота тайного вроде бы дворца были велики и прекрасны, а вовсе не крепки и неприступны.
  И он увидел их первым из братьев. Потому что близ дворца, на мощеной дороге среди ясеневой рощи, их попытались связать боем - несомненно, чтобы дать подданным Диора время укрыться в Тысяче Пещер. И тогда Келегорм с сильнейшими из своих воинов прикрылись щитами и послали коней напролом, вперед, к Менегроту.
  Это было такое же безумие, как все остальное - и оно тоже удалось. Не могло не удаться. Келегорм горел этим знанием, увлекая своих воинов за собой криками и безмолвным призывом. Это знание, казалось, несется впереди них как рычание, обгоняющее зверя и ломающее волю его дичи. Полтора десятка всадников клином прошли сквозь злой дождь стрел, сквозь всю распроклятую рощу, отбрасывая и топча тех, кто пытался заступить им дорогу - и выскочили на приречный луг, к мосту, по ту сторону которого все еще не затворили ворота. Туда бежали со всех сторон эльда с оружием и без него.
  Те, кто при виде них с криками бросились прочь - уцелели.
  Там, впереди, десятки рук вцепились в огромные створки - и Келегорм не скрываясь, взвыл по-звериному, посылая коня вперед и даже не глядя, успевают ли за ним сородичи. Просто знал, что те - успевают, вцепившись в их волю своею.
  Никогда в жизни он так не мчался. Зверь чуял добычу, Зверь видел, что добыча вот-вот отгородится и ускользнет - и его эльда гнал коня стрелой, сливаясь со скакуном в единую волю и видя, как под ним проносится дорога, мост, упавшие синдар в серых плащах...
  
  Когда в самом конце моста кто-то отчаянный встретил его скакуна копьем в шею, Келегорм не потерял ни мгновения. Даже не добил мерзавца. Сила разгона неудержимо повлекла его вперед - и он, выдернув сапоги из стремян, позволил ей нести себя к воротам, лишь бросив щит вперед на камни.
  Охота была его искусством. Владение телом и силами, что играют телом живущего на земле - часть его искусства... Перевернувшись в воздухе, он приземлился на щит, и все та же сила разгона лишь повлекла его на щите вперед вместо того, чтобы разбить о каменные плиты. Жертва глупца была напрасна, а мгновение спустя его стоптал конем кто-то из всадников в черном.
  Жалость к сородичам сыграла против синдар - теперь закрыть створки они не успевали.
  Врезавшись на излете силы в уже закрытую створу, Келегорм с размаху перерубил ближайшие руки, что тянули вторую, и тяжело, всем телом, оттолкнул ее. Развернулся и очертя голову бросился внутрь, на серых воинов. Выстрели в него кто-нибудь сейчас - может, остановил бы. Но ужас и отвращение сожрали для серых драгоценные мгновения - и вот он оказался среди них, рубя направо и налево, а следом за ним уже рвались внутрь черные всадники Первого дома, оттесняя защитников Тысячи Пещер от ворот.
  Кто-то затрубил в рог, и из рощи ему ответили рога отрядов Старшего.
  Никто здесь не ждал, что ворота так с налету будут захвачены. "Снова не ждал", - успел подумать Келегорм. Из глубины коридора навстречу им ринулась толпа вместо воинского строя - отчаянно и беспорядочно, еще надеясь просто вытеснить их за ворота до подхода основных сил.
  Безмолвная команда - и всадники Келегорма, вновь выстроившись клином, врезаются в толпу серых, разбрасывая их как сломанных кукол, и уносятся вглубь по туннелю. А у ворот остается он один - против всех уцелевших разом. И не думает о том, сколько их - он теперь вовсе не думает. Только рычит, призывая подходить скорее.
  Он слышит и чует их всех, потому что Зверь рвется на волю, дурея от запаха крови. Он слышит и тех, кто пытается подойти со спины, не всех ведь затоптали на мосту. Главное - не дать им навалиться толпой, серые от отчаяния уже готовы на это. И он кидается из стороны в сторону, рубит этих и мечом, и краем щита, то запрыгивая на подножия колонн, чтобы высвободиться, то снова кидаясь к полуоткрытым створкам, убегая и догоняя разом. Убивая по одному - и рубя наугад тех, кто пытается идти строем против него.
  Куда-то попадает стрела, но боли он не ощущает, лишь выдергивает древко, потому что мешается.
  И каждое мгновение он слышит их страх, чует его, купается в нем. Лучший его союзник сейчас, потому что никто из серых в глубине души не может поверить в то, что видит. Страх сковывает им руки и сбивает прицел. И даже когда бессчетные мгновения спустя его все-таки оттесняют к стене и смыкаются вокруг него - страх мешает добить его быстро.
  Видя это, он опускает меч и хохочет им в лицо. Потому что они опоздали. Потому что снаружи громом накатывает стук копыт, и всадники Старшего врываются внутрь опустив окровавленные копья. Сам Руссандол следом въезжает в ворота, отмахиваясь от стрел, как от мух в жаркий день. Обеспокоенно озирается, находит взглядом Келегорма - и хмурит брови.
  - Ты цел? - говорит Старший, а Келегорм чует, что вопрос не о ранах. И закрывается.
  - Да, - отвечает он коротко.
  Из глубины тоннеля катится встречный грохот копыт - это возвращается отряд Келегорма. Потеряли внутри пятерых. Сообщают, что видели ворота тронного зала, в нем собираются защитники дворца, и там замечен кто-то, отдающий приказы - несомненно, король Диор. И что две лестницы в тоннеле не позволят атаковать верхом - не слишком крутые, но кони падают на гладком камне.
  У стены движение - шевелятся раненые. Келегорм шагает к ближайшему, замахиваясь, но Руссандол останавливает его резким движением и молча ждет. Несколько серых поднимаются, шатаясь - кого-то попросту отбросило и оглушило, кто-то ранен, но еще способен двигаться. У одного нет обеих рук, прижатые к груди обрубки наспех замотаны плащом, на мокрое красное капают его слезы. И Келегорм невольно скалится на недобитую дичь.
  А в груди Келегорма, позади проснувшегося Зверя, что-то слабо скулит, как оставленный щенок. В эти мгновения тишины его можно расслышать - и фыркнуть недовольно, чтобы молчал, кем бы оно ни было.
  - Передайте королю, - говорит Руссандол холодно, - или он отдает нам Сильмариль и мы уходим, или мы перебьем здесь всех взрослых, кто посмеет сопротивляться. Ваше время - пока горит эта свеча.
  Его оруженосец зажигает огарок свечи и прилепляет на цоколь большой колонны - нарочито на видном месте, так, чтобы можно было разглядеть с другого конца туннеля.
  Первые раненые торопливо уходят, поддерживая друг друга и оскальзываясь на темно-красном. Прочие сбиваются в кучки по углам воротного зала, не в силах идти. Кто-то убегает в распахнутые ворота, их не задерживают - Руссандол взглядом запрещает мешать. Ну да Моргот с ними, Камень точно не здесь.
  Свеча постепенно тает. Лис машет рукой, воины спешиваются и строятся для атаки.
  Келегорм подозвал своих и, растолкав воинов, занял место в голове клина. Он ждал с нетерпением, уверенный в ответе.
  Сын проклятого смертного упрямца не уступит, а значит, Келегорм еще попробует его крови!
  - Будем тянуть, - громко обратился Искусник к Старшему от ворот, - там половина серых сбежит через крысиные норы и Камень унесут.
  - Не успеют, - отрезал Руссандол. Но мысль эта ему очень не понравилась, было ясно.
  А впрочем, времени осталось - на последние капли воска.
  Снаружи эхом доносится шум и бряцание оружия - оставшиеся перед входом отряды тоже спешиваются. Старший раздал последние распоряжения - порядок следования, присмотр за лошадьми и своими ранеными.
  - Тьелкормо, - позвал Руссандол очень тихо, чтобы голос потерялся среди этих звуков. - Помни, что нам нужно.
  Он мог бы и вовсе вслух не произносить, но раз заговорил - значит, видел, что брат закрыт прочно, и что-то почуял.
  - Я знаю! - рыкнул в ответ Келегорм на весь привратный зал, так, что все обернулись, и даже Карантир заглянул снаружи.
  Старший мысленно, очень ярко, погрозил брату кулаком - и отдал приказ.
  
  Келегорм радостно выдохнул, устремляясь на новую охоту.
  Строители дивно уподобили тоннели лесным аллеям, украсив стены высеченными в камне и нарисованными изображениями деревьев. И он снова чувствовал себя, как на лесной охоте, свободно бегущим через лес, переполненным азартом, только теперь азарт пах железом и кровью, и дичь была самая опасная из всех, а добыча грозила быть величайшей. Он без слов щедро поделился азартом со всеми, кто бежал рядом - и потому никто от него не отстал. Мелькали малые боковые коридоры, как овраги в лесу, вот оставили позади два больших примыкания - но то не их забота, туда пойдут другие, а Келегорм рвался к своей цели - в главный зал.
  Первый заслон встал на повороте, ощетинившись стрелами, и Охотник мгновенно понял, что сейчас либо передние ряды лягут все - либо они успеют...
  Первые и лучшие - рванули за ним и успели. На бегу, склонившись, они закрылись щитами от стрел и вслепую врезались в первый ряд серых. Плечо и ухо дернуло эхом боли. Позади них туннель заполнили крики и стоны. Прямо перед собой Келегорм увидел торчащие из досок своего щита клювы стрел, которым лишь немного не хватило силы пройти насквозь - и ударил кромкой щита снизу вверх.
  Копье прошло мимо его лица, чиркнув по волосам. Рыкнув, он вслепую ткнул клинком в ответ, скользнул концом лезвия по кольчужному и направил выше - брызнуло в лицо красным и теплым.
  Это будет славная охота, решил он и снова зарычал. Серые эльда шарахнулись от него со знакомым ужасом в глазах - и тем еще подхлестнули Зверя, пьяного от крови.
  Это страх сделал их такими медлительными - или то Зверь ускорил его движения? Каждый удар настигал цель, разрубая и протыкая живое, каждый направленный в себя удар он видел и успевал закрыться или уйти, а серые вокруг него двигались как во сне, непоправимо опаздывая. Со своей сворой Келегорм нарушил их строй и отобрал драгоценные мгновения, второй залп у лучников вышел разрозненным и слабым, а сзади набегали неостановимой волной новые черные ряды вместо упавших.
  Ближайшего серого стрелка Келегорм просто отшвырнул в стену. Каждое его движение заканчивалось ударом - укол вперед, разворот - рубящий удар, тычок рукоятью назад и вбок, отбрасывающий серого под клинок своих, снова выпад. Нет в таком бою ни танцев, ни красоты, есть простые скупые движения, дозволенные пространством.
  Зверь еще мог вцепиться в горло, но Зверь хотел себе особую дичь.
  Остатки защитников оттеснили к стенам и изрубили на ходу, отбрасывая еще живых на мечи тех, кто шел в задних рядах.
  Чье-то внимание догнало Келегорма, и он обернулся, сдержав недовольное ворчание.
  - Братец, ты мне очень не нравишься, - Искусник появился среди воинов и потянулся было к брату, но остановил движение на середине.
  Вдох, выдох.
  - Спасибо, ты мне тоже. Мы все такие.
  - Нет, я о тебе.
  - Близнецов нянчи.
  - Ты слишком... рад.
  - Ты знал, за кем я сюда иду, - оскалился Охотник откровенно.
  - Мы пришли исполнить долг.
  - А я - еще кое за кем.
  - За тебя испугались твои верные.
  - Трусы пусть проваливают, - огрызнулся Келегорм, отворачиваясь и глядя на дальний конец туннеля.
  - Не лезь на рожон, хотя бы прямо сейчас. Иначе до кое-кого ты не дойдешь.
  Пожалуй, только эти слова и могли сейчас заставить Келегорма не торопиться. Впереди виднелись ворота главного зала, и в одиночку, пожалуй, он туда и впрямь не прорвется.
  Он вытер чужую кровь с лица - и вспомнил, что так уже было. Вспомнил колыхание палубы под ногами, скользкие от крови доски и ужас, с которым он смотрел на кровь у себя на руках...
  Он?
  С ужасом?
  Это было так давно, что неинтересно, фыркнул Зверь. Зверь думать не хотел, он хотел действовать. Прежний Тьелкормо, каким бы он ни был, давно остался на той мокрой палубе захваченного корабля, и Зверя он не интересовал. Даже тот Келегорм, что был потом, тоже остался в прошлом, до встречи с врагом, разве нет?
  "Ты цел?" - словно бы снова спросил его Руссандол от ворот. Правильно спросил. Но несвоевременно.
  *
  ...Келегорм еще не видел его лица по шлемом, не чуял запаха - кровью пропах уже весь зал - но Зверь точно знал, кто перед ним. Его царская добыча. Его слово в споре с проклятым смертным...
  Наследник Тингола был сильнее любых эльда, с какими Келегорм скрещивал клинки в бою и в мирной схватке, кроме разве что самого Феанора. Сильный, выносливый, думал Келегорм, кружа возле него. Проворный, отчаянный. Неопытный. Неоткуда набрать опыта боя тому, кому не сравнялось даже сотни лет.
  И уже не сравняется, решил Келегорм, кидаясь на врага и пытаясь вместо поединка вцепиться ему в горло. Элухиль отшатнулся, глаза в прорезях шлема расширились.
  Еще попытка. Снова неудача.
  Та часть Келегорма, которая была еще способна мыслить, подсказала - соперник может держаться слишком долго, надо действовать быстро и с напором. А та, которая уже ни о чем не думала, заставляла только рваться вперед, не видя вокруг никого, кроме своей цели. Зверь ломился, вынуждая врага отступать и защищаться, не замечая свои ошибки, не чувствуя боли, отшвыривая без разбору всех, кто приближался и мог помешать.
  Мне нужно твое горло, и я доберусь.
  В глазах темнело, ни справа, ни слева Зверь не видел ничего. Только цель. Только проклятого получеловека. Только следующий удар...
  Стрелы засвистели мимо него, вспарывая одежду и кожу - он не увидел даже стрелка.
  - Тьелко, дубина! Справа!
  - Не мешай! - рявкнул он.
  Кто-то знакомый яростно закричал в стороне - Зверь не разобрал слов. Келегорм просто прыгнул вперед, чуя, что враг смотрит не на него, что враг отвлекся - и обрушился на получеловека всей тяжестью, чтобы мгновением позже вонзить в него клинок и смехом встретить брызнувшую кровь.
  Слизнуть ее с перчатки, втягивая воздух.
  Запах ударил в него, подобно молоту, заставляя Зверя побледнеть и отступить, взламывая старательно запечатанные воспоминания.
  Солнце над лугами Талат Дирнен. Стук копыт. Дурманящий запах трав, и еще более дурманный аромат черных волос девы, сидящей на его седле. Биение крови под ее кожей. Свечение ее лица в сумерках, когда дух, казалось, просвечивает сквозь хрупкую драгоценную плоть...
  Кровь Лутиэн с запахом трав заполнила его рот и капала с клинка.
  Боль дальним эхом вспыхнула в боку, отгоняя видение - это сползающий по стене Элухиль нашел силы нанести ответный удар, пробив кольчугу. Его шлем покатился по полу, открывая лицо и черные кудри. Келегорм отступил, шатаясь, как пьяный, переводя взгляд с мокрой перчатки на того, чью кровь так хотел пролить. Смотрел, не отрываясь - и не видел ни единого отпечатка проклятого человека на бледном ясном лице.
  Казалось, это Лутиэн отлили в форму мужчины и оставили жить на земле. Чуть жестче лицо, чуть светлее волосы, да глаза Тингола, сквозь которые смотрит в мир его дитя.
  Зажимая бок, Келегорм сделал еще несколько шагов назад. Наткнулся на мягкое - и чья-то рука схватила его за подол кафтана.
  - Дубина ты, Тьелко, - сказал булькающим шепотом Искусник, сидящий на полу без оружия. - Полудурок слепой... стрелка не видишь... чурбан ты полоумный...
  В нем торчало пять не то семь длинных алых стрел, пробивших доспех насквозь, и кровь лилась изо рта потоком.
  Келегорм схватил его в охапку и завыл.
  - Дурень ты, - сказал одними губами Куруфин, умолк и погас, как свеча.
  Следующие долгие мгновения Келегорм рычал и метался по залу, не различая дороги и рубя все подряд. Кажется, от него убегали свои же. Очнулся он, увидев торчащий в стенной панели меч Искусника - зацепился взглядом за знакомую рукоять и остановился. Увидел, что мечом прибита к стене сероволосая лучница, тоже погасшая. Понял, что произошло, снес голову мертвому телу и искрошил в щепки проклятые панели.
  Огляделся, видя все как сквозь пелену.
  Бой затих. Изрубленные тела в серых и зеленых плащах были разбросаны по всему залу, как изломанные игрушки - мужчины и неожиданно много женщин, иные еще сжимали охотничьи луки в погасших руках. Между ними там и сям - тела воинов Первого дома, утыканные стрелами. Уцелевшие нолдор бродили вокруг, переворачивая тела и обшаривая их, подобно оркам, в бесплодных поисках.
  Оскальзываясь на крови, к нему подошел Карантир, сам погасший почти как покойник.
  - У короля нет Камня, - сказал он тускло. Затем расстегнул кафтан обезглавленной лучницы и устало обыскал ее. - У жены тоже нет.
  - Жены?
  - Я не стал добивать его. Твоя добыча, сам решай, только не тяни. Поведу погоню за сбежавшими. Не так много их осталось. Не рвись вперед.
  
  Поясная сумка и чистая ткань для перевязки в ней уцелели. Боль осталась тупая и тянущая, Келегорм попросту зажал рану сложенной лентой и наскоро перетянул под кольчугой и кафтаном. Странно, что рана вроде бы несерьезная, и что меч Элухиля не торчит сейчас рукоятью из его живота. Нехотя, одолевая страх снова провалиться в воспоминания, он заставил себя вернуться к недобитому юному королю. Тот даже не пошевелился, так и полулежал у стены.
  - Зачем ты... не закончил сразу? - спросил Элухиль с усилием, не открывая глаз, но безошибочно узнав противника.
  При виде беспомощной добычи Зверь внутри рванулся так, что Келегорма шатнуло, и он едва удержался от удара. Зверь испытал страх - и был готов сожрать того, кто этот страх вызвал. От запаха травяной крови рода Лутиэн у Келегорма сдавило в груди. Справляться одновременно с этим и с жаждой зверя...
  - Драуг тебя разорви, почему ты не убил меня?! - рявкнул он. - Ты же мог!
  Вот здесь королек Тысячи Пещер открыл глаза.
  - Ты тоже мог.
  Келегорм наклонился, и запах пряной крови впился в него когтями. Он ударил по собственной ране, чтобы боль удержала от видений.
  - Я думал увидеть человечье отродье, мальчишка!..
  Зверь выл и бился, ему не было дела до мыслей эльда. Перед ним лежала добыча, в которой посмели отказать - и он ярился все больше. Жажда впиться зубами во вражье горло боролась внутри Келегорма с ужасом перед собственной памятью. Но чувствовать запах он запретить себе не мог - и в ошеломлении понял, что эти нелепые воспоминания, которых он стыдился годами, сейчас последнее, что удерживает еще Зверя внутри.
  "Они! Они взяли нашего! Женщина получеловека застрелила Искусника!" - заходился Зверь.
  - Почему ты не убил меня, сволочь? - простонал Келегорм, встряхнув лежащего. Казалось, Зверь рвет его изнутри, прорываясь взять волю, и еще отчаянно болит вырванный кусок сердца, принадлежавший Искуснику, умнику проклятому, сотворившему такую глупость напоследок. Напрасную глупость.
  "Почему он, а не я?"
  В ответ Элухиль протянул руку и вцепился ему в ворот.
  - Мои сыновья, Охотник, - выдохнул он. - Внуки Лутиэн... Ты же остановился сам, ты был безумен - и остановился! Они снаружи, в лесу, одни... Не дай погаснуть крови Лутиэн, Охотник!
  Келегорм схватил его за горло, рыча и не находя слов.
  "Добей меня, Охотник, но спаси их", - сказал Элухиль беззвучно. И ясно вспомнил двух неразличимых мелких детей с одинаково знакомой улыбкой.
  "Щенята рода Лутиэн", - пришла ясная мысль. - "Вира за Искусника. Живая вира?"
  
  Отпустив еще живого короля и снова окунув в его кровь левую перчатку, еще не зная, зачем, Келегорм вскочил, почти не чувствуя боли. Лишь движения сделались скованными. Он прошел по залу, созывая своих. Из тех полутора десятков, кто мчался с ним через ясеневую рощу, на ногах остались шестеро.
  - К Карантиру под начало, вы все, - сказал Охотник коротко. - Соберите остальных. Где-то во дворце прячутся дети короля, двое мальчишек-близнецов, совсем мелкие детеныши. Могли выскочить наружу. Если кто-то видел, сообщите мне немедленно.
  - Красный Копейщик что-то видел, - подал голос кто-то из младших воинов. - Заметил кого-то малорослого, убегающего к воротам, и вернулся, чтобы проверить.
  - Я иду туда. Передайте Темному.
  - Кано, не ходи один по туннелям, - начал Синко. - Я с тобой.
  - К Карантиру, я сказал. Все, - бросил Келегорм, разворачиваясь, и зашагал к воротам дворца. Он сам не знал, чего хочет сделать, если отыщет двух детенышей. Но он видел цель, мог бежать за ней, думать о ней, уйти в нее с головой. И не думать обо всем прочем.
  
  Если кто из серых и видел его в туннелях, напасть не посмел.
  Карнетьяр, Красный копейщик, отыскался в воротах, среди стражей Амраса. Здесь тоже успела случиться драка, щиты и ворота щетинились торчащими стрелами, и лишний меч стражам пригодился. Снаружи теперь шел снег, скрывая лес и берега в белой сырой пелене.
  - Кого ты нашел? - спросил Келегорм, едва подойдя.
  - Мальчишек из ненавистной тебе семьи, кано, - ответил тот спокойно.
  - Где они?!
  - В лесу.
  - Что?
  - Я вывел их в лес, на тот берег, припугнул и прогнал подальше, - копейщик смотрел прямо, уверенный, что сделал все как надо. - Вряд ли ты захотел бы марать руки убийством детей, кано.
  На тот берег реки. Ага. Потому что все беглецы собирались на этом.
  Келегорм полыхнул яростью так, что от него попятились.
  - Самовольничаешь?! - зарычал он, едва выговаривая это длинное слово. Зверь и эльда пришли в ярость разом, пусть и от разного, и говорить сразу стало труднее.
  Еще труднее было, схватив болвана за горло, не свернуть ему шею.
  - Только я решаю, - рявкнул Охотник, - о кого мне марать руки! Только я!
  Копейщик даже не захрипел, а скуляще втянул воздух, неверяще глядя на своего вожака.
  - Где они?!
  Трясущаяся рука указала направление.
  - За ясеневой рощей... - прошептал Карнетьяр, когда ослабла хватка. - Возле раздвоенного дуба слева от дороги... они побежали вперед и налево...
  - В другой раз за самовольство башку оторву, драугов сын. Вон с глаз моих! - оттолкнул он ошеломленного воина.
  - Да ну? - раздался сзади голос Амраса. - А по-моему, братец, он весь в тебя! Хватит!
  "Зеркалу морду набей", - дополнил он беззвучно.
  "Отстань", - проворчал Келегорм, устремляясь к мосту.
  - Возьми охрану! - крикнул вслед Младший, впрочем, Охотник не стал отвечать.
  Сейчас ему невероятно пригодились бы собаки. Но он больше не держал охотничьих собак, с тех самых пор, как потерял Хуана. Да и собаки к нему не стремились больше.
  "Новая дичь!" - сказал Зверь. - "Эту не дам упустить!"
  Келегорм втянул запах пряной крови с левой перчатки, впечатывая его в память. Пошатнувшись, прошел сквозь видение грустящей девы в синем плаще. И перешел на бег.
  
  В сторону дворца он мчался вихрем, а теперь бежал тяжело, временами переходя на шаг и прижимая локтем повязку на боку, чтобы не сбилась от движения, и ясеневая роща показалась в этот раз гораздо гуще и мрачнее. Темный лес пустовал под наброшенным тонким покровом - ни птицы, ни зверя. Свежий снег радовал - на нем легко разглядеть любой след. Вот только снег продолжал идти, любые следы под ним продержатся недолго, и потому Келегорм спешил, как мог.
  Раздвоенный дуб призраком выступил из белесого сумрака. Белый покров под ним пятнали беспорядочные следы, уже припорошенные свежим снегом, но еще различимые, и две цепочки неровных мелких следов тянулись в ближайшие заросли кустов, еще не потерявшие бронзовую листву.
  Опустившись к земле, Охотник втянул воздух, силясь уловить мельчайшие запахи, и те, что доступны носу, и различимые иным чутьем. Немного шерсти и кожи - одежда... тень запаха еды и жилья... и надо всем этим снова острый страх, бросающий в пот и гонящий прочь от единственного известного дома в темноту. На таком страхе можно бежать долго.
  Зверь впитывал запахи с наслаждением, уверенный, что способен настичь и распознать эту добычу в сколь угодно темном лесу. Эльда же с тоской вспомнил вновь Хуана и свой отказ от собак, отчаянно жалея сейчас, что рядом нет ничего живого и теплого, способного удержать от нового падения в звериную ярость. Впрочем, быстро оборвал себя - сожаления пустая трата времени здесь, посреди темного Дориата да под снегом. Нужно было спешить - на этом Зверь и эльда достигли хрупкого согласия и устремились по следу.
  Маленькие следы беспорядочно петляли по лесу, словно детеныши понятия не имели, куда направиться. Один раз остановились под деревом, истоптали снег, заснежили толстые трещины коры - кто-то забрался наверх, чтобы осмотреться. Вот только если уже стало темно и заснежило, толку с того не было. По законам леса детеныши должны сделать круг и скрытно вернуться к прежней лежке, чтобы дождаться старших. По законам леса двуногие будут ходить кругами, если не видят дороги и не понимают верных путей, кто вправо, кто влево. Эти же поначалу бежали прочь от дороги и от реки, а затем, должно быть, пытались вернуться к Эсгалдуину, но то и дело теряли направление, делали петли, упрямо стремясь вперед. Торопливо повторяя их путь, выглядывая расплывающиеся под свежими хлопьями снега следы и ловя слабые тени запахов, Келегорм и сам вовсе потерял направление и даже время. То, что следы не замело еще, вроде бы значило, что времени прошло мало - но может быть, лишь то, что детенышей он нагонял, и следы оставлены совсем недавно, а с начала преследования прошли долгие часы.
  Порой ему мерещились белый мех справа от себя либо среди черных мокрых ветвей и шумное дыхание собаки. Порой он думал, что если бы кто-то хотел изобразить нечто безнадежное, было бы кстати предложить нарисовать углем зимние голые ветви на темно-серой бумаге, но последнюю мысль привычно отгонял. Снег усиливался, наверху сырой ветер свистел в ветвях, на прогалинах его хлестало ветром и мокретью - Дориат чужаку не радовался.
  Следы оборвались внезапно, и Келегорм какое-то время растерянно стоял перед ровным снежным покрывалом, выравнивая дыхание. Потом Зверь насмешливо фыркнул, и Охотник с досадой хлопнул себя по лбу: чуть не поддался на старую уловку! Значит, детеныши заметили погоню и вернулись по следам, чтобы сбить его с толку. Что ж, тогда они уже близко.
  Он двинулся обратно медленно и внимательно, обыскивая каждый куст на пути. Но следы детей окончательно заносило, лишь его собственный след отмечал дорогу. Значит, будем идти по собственному, решил он.
  Один мокрый куст за другим - и ничего.
  Келегорм рискнул и очертил здесь по лесу круг на полсвечи ходьбы, считая собственные шаги и прислушиваясь, не шевельнется ли кто среди ветвей и под корнями деревьев. Пусто, ни следа, и запахи таяли. Детеныши где-то залегли, и можно искать их, пока в глазах не почернеет, либо пока они не замерзнут под своим кустом или куда они там забились.
  Собаки отчаянно не хватало.
  Подумав, Келегорм вызвал в памяти пьянящий запах крови - и двинулся повторять круг, обходя с подветренной стороны то место, где потерял след. Шел, склоняясь к земле, ловя токи сырого воздуха, что завивались между деревьев...
  Пустота.
  "Они здесь, здесь!" - подступало к горлу...
  Еще раз, сказал он себе и расширил круг. Снег уже начинал мешать идти - словно что-то добавляет веса, но он проваливался в снег, цепляясь под ним ногами за корни и камни. Сам лес сбивает его с толку, уводит внимание, защищает своих от врага - только ума у леса нет, и понять, что губит тех, кого хочет спасти, лес не может...
  Вот оно! Теряющийся в белесом сумраке ветерок донес едва слышный пряный аромат, не сколько для собачьих носов, сколько для чутья иного рода. Очертя голову, Келегорм бросился вперед, ломая и отбрасывая ветки, теряя и находя вновь воздушный поток, едва разбирая дорогу.
  С разбегу он врезался в корявое дерево, едва успев повернуться здоровым боком и смягчить удар. Оглядел его, обошел кругом... разбросал снег под нависшими корнями у самой земли.
  Здесь, свернувшись клубком друг вокруг друга и согревшись, детеныши заснули, укрывшись для тепла верхней одеждой. Они не прятались и не пытались провести погоню - они просто замерзли и устали, а потом мокрый снег засыпал их, подарив обманчивое чувство тепла. Скорее всего, сон тихо перешел бы в смерть не дальше, чем на следующий день.
  Но теперь Келегорм безжалостно выволок щенят из убежища и встряхнул, прогоняя остатки дурманного сна. Невесть как он удержался, чтобы не поддаться порыву Зверя и не разбить им голову о ствол... От них пахло сырой шерстью, мокрыми волосами, теплым домом - и сквозь все это пробивался пряный ясный запах живой крови рода Лутиэн.
  "Щенята... - проворчал Хуан где-то рядом, как в старые времена. - Щенята грустной госпожи. Надо забрать их в тепло".
  Зверь молчал. Казалось, на его горле сомкнулись другие клыки, заставляя отступить.
  - Ты кто? - спросил сонно детеныш из правой руки.
  - Ты пришел за нами? - тем же голосом спросил детеныш из левой, цепляясь за рукав.
  - Здесь холодно.
  - А ты знаешь, где мы?..
  "Волки меня сожри, да они не просто щенки, они мелочь, которой и десяти солнечных лет нету! А еще, волки меня сожри, мелочь права, чтоб я сдох, если знаю, где мы находимся".
  Щенки светились в сумерках, как никакие дети, виденные раньше. И снова ему показалось, что пламя Лутиэн разлили по двум хрупким подобиям, словно оно только приумножалось, растекаясь по сотворенному миру и раз за разом отливаясь в ее обличье заново, повторяя запах, свет, черты лица...
  "Плохо смотришь, плохо чуешь! Они воняют потом, как человечьи дети, смотрят глазами получеловека... Моя добыча!"
  Тонкая жилка билась на шее правого детеныша, хрупкой, на один укус. Он закрыл глаза, оскалился на мгновение и зажал детенышей под мышками, укрывая плащом. Если не смотреть и только сосредоточиться на запахе дома и пряностей, может, Зверь снова заткнется.
  - Я пришел за вами, - сказал он хрипло.
  
  - А ты кто? - повторил правый детеныш, шебурнув ногами под плащом. - Я тебя не знаю.
  Щенячья назойливость бывает столь же невыносима, сколь смешна, и Келегорм порадовался, что вспомнил об этом только сейчас. А то может еще захочется разбить голову о ближайшее дерево... им или себе.
  - Да, ты кто? - спросил левый щенок, высовываясь из-под плаща и цепляясь за кафтан, словно хотел залезть ему на плечи по-котячьи. - Почему у тебя одежда черная? Как тебя зовут?
  - Турко. Сильный, - повторил он на синдарине.
  - А почему ты нам помогаешь? Вы же сами напали.
  - Тихо, - проворчал он. - Нужно выйти к реке, чтобы вернуться во дворец.
  - Почему ты помогаешь? - эхом с другой стороны.
  От щенят дурманяще тянуло Лутиэн, теплым домом, дымом очагов, и чувствовать это придется всю дорогу, впервые осознал Келегорм. Чувствовать запах чужого дома и слышать болтовню чужих щенят этой крови...
  "Добыча" - сдавленно рычал Зверь.
  "Мое", - сказал Хуан сквозь звериную шею.
  "Дурень..." - тепло сказал Искусник из глубины памяти, словно никуда не исчезал, и стало немного легче.
  
  - Почему? - тянули щенята.
  - Тихо, - повторил он, встряхивая их. - Потому что ваш отец попросил найти вас и вернуть во дворец.
  Щенята взвизгнули хором с двух сторон.
  - Он ищет нас? Ты отнесешь нас к нему?
  - Мы вернемся во дворец. Сидите тихо.
  "Тогда, наверное, доживете".
  Следовало найти любой овраг и спуститься по нему к реке, другого способа не было. Снег валил все гуще, даже его свежие следы расплывались на глазах, и Келегорму казалось, что ветер метко швыряет мокрые комья прямо ему в лицо. Он ясно помнил путь по Дориату, взаимное положение реки, дороги и дворца, но где он по отношению ко всему этому, представлял лишь примерно, и стороны света определить стало невозможно. Даже когда рассветет, при таком снеге по солнцу ориентироваться не выйдет.
  
  Помнится, кружа, он в одном месте проходил ложбину, вполне способную перейти в овраг. Келегорм восстановил в памяти последний круг, развернулся и побрел в сторону предполагаемой ложбины, отворачивая лицо от ветра. Под весом детенышей его слегка перекашивало на левый бок, и шаги отдавались где-то под ребрами, но покуда все оставалось вполне терпимо.
  - Турко. - Повторил правый щенок. - Я Элуред. А он Элурин.
  - Мы не знаем, где река, - вступил снова левый. - Мы сперва хотели убежать подальше от того злого, а потом вернуться к ней, но пошел снег и мы запутались.
  - Мы очень испугались.
  - Какой драуг вас понес по дворцу, когда пришли чужаки? - спросил Келегорм скорее у леса и снегопада, чем у щенят - как известно, щенятам не нужно вовсе никакого драуга, чтобы куда-то залезть, вылезти с другой стороны и убежать некстати.
  - Мы испугались за отца и хотели помочь, - донеслось слева.
  - Мы не хотели, чтобы нас отсылали с женщинами и детьми, как сестру! - возмущенно сказали справа.
  Еще и сестра, Моргот побери этих полукровок с тремя детьми в неполную сотню лет.
  - Можно подумать, ты бы усидел, - пробурчали слева ему в подмышку.
  - Но потом мы увидели этих в черном, огромных, и спрятались, а потом еще раз перепрятались, ближе к выходу.
  - А потом тот здоровый злюка нас заметил и поймал.
  - И утащил из дворца и пригрозил разрезать на куски, если мы туда вернемся, и мы убежали.
  - Драуг грязный! - храбро выругался щенок слева.
  - Помойный! - немедленно добавили справа.
  - Вонючий!
  - Гавкучий.
  - Тихо! - рявкнул Охотник в который уже раз, спускаясь в ложбину. Ветер здесь притих, но и сумрак сгустился до совсем непроглядного, и никак нельзя было понять, куда снижается дно и снижается ли вовсе.
  Почему он не убил короленыша сразу? Зачем позволил сказать о щенятах? Нет, еще хуже, за каким Морготом он потащился сюда выполнять эту просьбу и теперь блуждает в лесу под щенячий скулеж? Так, кажется, дно едва заметно понижается влево, значит, повернем налево и будем надеяться, что это к реке...
  - Почему ты сердишься? - спросил шепотом левый щенок.
  - Ему плохо, Рино, - прошептал в ответ правый. - Ты что, не видишь?
  - Почему ты всегда что-то такое видишь, а я нет? - возмутился левый.
  - А ты не хочешь!
  - Ты всегда кричишь, что тоже не хочешь!
  - Зато ты кричишь что хочешь, а на самом деле никак не хочешь захотеть.
  - А ты не хочешь не хотеть, что ли?
  
  ...Поваленное дерево выплывает из сумрака, а затем корни начинают нещадно цепляться за ноги. И ветер вдруг развернулся и задул вдоль лощины, ухитряясь время от времени плюнуть в лицо Охотнику мокрым снегом. И сугробы стали глубже, так что щенков на землю так просто не спустить. Это что-то значило, но между всей кутерьмой внутри и снаружи он никак не мог понять, что именно, а идти было все труднее. Но дно лощины несомненно понижалось, под ногами чавкало и хрустело льдом, а значит, здесь появился ручей, и он приведет их к Эсгалдуину рано или поздно. Скорее поздно с этими корнями и упавшими стволами, но приведет.
  
  Когда Келегорм провалился в воду по колено в третий раз, в то же мгновение получил в лицо снежный плевок, едва не потерял равновесие и ощутил, как тупая боль ввинтилась под ребро, он все же решил позволить себе передышку. Пошатываясь, отошел к стене оврага, тянувшейся в обе стороны не хуже крепостной, и сел на первое, что показалось годным. Черная коряга скрипнула, но в труху не превратилась, и то ладно. Пригревшихся детенышей он опустил в сугроб, смутно надеясь, что те взбодрятся, начнут кидаться снегом и устроят прочие щенячества, но такого счастья Валар ему не послали. Один из щенков немедленно вскарабкался на корягу со своей привычной стороны и заглянул ему в лицо.
  - Турко, почему тебе плохо?
  А еще эти щенки всегда пели на два голоса. Всегда.
  - Тебя побили за то, что ты решил нам помочь?
  ...Интересно, если одному из них запихать тряпку в рот, второй тоже заткнет себя тряпкой? Чтобы вместе с братом быть в молчании?
  - Нет.
  - У тебя силы утекают. Тебя ранили?
  - Я хочу помочь!
  - Это я хочу помочь, меня учили! А у тебя все равно не получится.
  - Охраняйте меня, - велел Келегорм коротко. Расстегнул кафтан и стал наощупь проверять перевязку.
  - Я буду охранять! - грозно сказал левый щенок и вытащил нож, маленький кинжал с лезвием-листом, который, надо сказать, мог запросто воткнуть непрошеному спасителю в бок. И грозно уставился в темноту, держа его как меч. Молодец, Охотник, похвалил Келегорм себя, даже не обыскал щенят, а детеныши-то зубастые уже, хоть и маленькие.
  - И я буду охранять, - нахмурился правый. Почему-то зажмурился.
  Повязка на боку промокла насквозь, пропитав заодно кафтан. И штанина ниже повязки до колена намокла тоже. И хорошо, если это все, и если в сапоге хлюпает торфяная вода ручья, а не сверху натекло. Пришлось достать нож, откромсать длинные ленты снизу от плаща, выжать перевязку и все перетянуть заново.
  Долго отдыхать нельзя, понял он. Пока его не особо донимает боль - и Моргот или Валар уж знают, почему, пока не одолела слабость, пока он вообще стоит на ногах - нужно двигаться. Потому что неспроста этот снег в лицо, сообразил он наконец. Это ведь Дориат, хранимый лес, пропитанный волей Мелиан, будь он неладен. Майа ушла, ее воля слабеет, но что-то осталось и пытается укрыть жителей от нападавших - снегопадом, ветром, скрыть следы, помешать преследованию. Спрятать, наконец. Особенно - детей крови майа. Так спрятать, что готов засыпать их снегом, лишь бы скрыть от любого нолдо, потому что лес, как ни крути, недостаточно умен для такой тонкости, и нападавших между собой не различит.
  А если и различит, то его, Келегорма, первого утопят здесь под любой корягой, и не будут неправы.
  - Тебя грызет волк, - испуганно прошептал Правый Щенок, не открывая глаз, и Келегорм вздрогнул. Ждал вступления второго голоса, но Левый Щенок Рино только пыхтел и грозно размахивал ножом перед черными кустами.
  - Я знаю, - сказал Охотник.
  - Если он тебя загрызет, что будет? Он нас убьет?
  Вот здесь осталось только головой покачать.
  - А этого не знаю.
  Детеныш подобрался ближе по коряге, все так же не открывая глаза, ухватил Келегорма за плечо. Казалось, он засветился еще сильнее.
  - Не давайся ему, - попросил он. - Не бросай нас... с волком.
  - Что? - Обернулся увлекшийся Рино.
  ...У Келегорма потемнело в глазах. Затихший было Зверь прянул, ломясь наружу, и окружающий мир исчез. Остался только он, Зверь и Хуан. Нет - только тень Хуана, растратившего силы и умалившегося, как растратил силы его хозяин. Зверь рядом с ним возвышался холмом.
  "Отдай мою добычу", - сказал Зверь, вгрызаясь в грудь своего эльда.
  Сквозь боль Келегорм сделал первое, что пришло в голову - сунул руку в огромную пасть, вытянул и выкрутил зверю язык, не давая совсем сомкнуть челюсти.
  "Нет..." - выдохнул он. - "Только не твоя".
  Казалось, это придало сил Хуану, и пес снова вонзил зубы в мохнатую шею.
  Они боролись в жуткой тишине, ни рева, ни воя. Охотник скручивал язык твари так, что любой зверь давно уже вопил бы от боли и бился, а это даже не рычало - рычать и орать вскоре начал сам Келегорм, безуспешно пытаясь причинить твари хоть какую-то боль и еле стоя на ногах.
  Потом в глаз Зверя вонзилась знакомая белоперая стрела, уйдя туда до самого оперения, и клыки разжались. Кто-то прикоснулся к нему теплым плечом, давая опору. И еще чьи-то руки его тормошили...
  "Волкам - бой, братец", - весело сказала Арэдэль, как во времена веселой охоты на морготовых тварей на востоке. - "Хорошо, что последняя стрела сохранилась".
  Мелькнуло в сумерке ее лицо, сменившись чужим воспоминанием - грустная и упрямая Арэдэль в темных одеждах, мчащаяся к северу, какой ее видели последний раз и сохранили в памяти разведчики Тол-Сириона.
  - Турко, Турко!
  ...Детеныши вцепились в него с двух сторон, испуганно крича. Грудь и горло раздирал кашель, вспышками боли отдающийся в ране.
  - Не уходи больше!
  - Ты рычал!
  - И ругался!
  - Мы таких слов не знаем...
  - Это у вас всегда так ругаются?
  - Мы тебя держали, чтобы ты не упал! - Заявил Рино с гордостью.
  - Мы тебя долго не удержим... - Правый Щенок смотрел круглыми глазами со знакомым испугом, почти как молодой дурак Карнетьяр. Но притом упрямо держался, не отпуская ни руки, ни ворота кафтана. Глупый, непуганый щенок.
  Мало времени осталось, понял Келегорм. И отдыхать ему не стоит. Обложен со всех сторон. Дорога и бег его измотают и ослабят, отдых отвлекает от бега и цели - стоит расслабиться, и он проваливается туда, к Зверю, поддаваясь его напору. Со щенятами на себе только вымотается быстрее.
  - Да пошло все к Морготу! - Рявкнул он в темноту.
  Подхватил щенят - они только охнули - и как только мог, поспешил дальше по оврагу.
  - Ты еще говорил - к Морготовой бабушке, - сдавленно пискнул один из щенят. Кажется, Келегорм их перепутал, когда хватал, и как теперь отличить?
  - А у Моргота есть бабушка? - спросил второй.
  - У него же только отец... который всеотец...
  - Который Эру...
  - А может, у него была мама? У Эру?
  - Есть мама!
  - Почему есть?
  - А что ей сделается, если она мама Всеотца? Будет быть, и все тут!
  - Мне неудобно, и на живот давит...
  - А ты держись за перевязь, как я.
  - А с моей стороны ее нет!
  - Тогда держись за ворот.
  - Я буду мешать Турко!
  - Турко, он тебе сильно будет мешать, если подержится за ворот?
  - Глупый, он не будет тебе отвечать!
  - А почему?
  - Чтобы не сбиться со счета, при долгом беге надо шаги считать, мне дядя объяснял.
  - А почему он мне не объяснял?
  - А ты опять задумался и не слушал.
  Корень, корень, камень под ногой, лужа под снегом, лужа, лужа, корень, немного твердого берега, корень над головой, который чуть не задел, камень... Проклятый овраг извивался драуговой кишкой, его стены становились только выше, и стремясь не думать о том, что их, быть может, ведут в ловушку, Келегорм и вправду начал считать - все то, что подворачивалось ему под ноги.
  На второй тысяче сумерки стали наливаться серым утренним светом вместо ночной синевы. На третьей овраг извернулся еще раз и выплюнул их на берег Эсгалдуина, к непроглядно-черной воде, подтопившей низкий берег справа, и с непроходимыми глинистыми обрывами слева. Противоположный берег лишь смутно виделся через снежную завесу.
  - Дориат, - только вздохнул Келегорм, отпустив щенят и позволив себе немного перевести дух, уперев руки в колени. Садиться не стал, да и негде было здесь.
  "Моргот раздери эту реку и все колдовские штучки Мелиан".
  Повязка, кажется, еще держалась.
  - Вы видели эти места? Здесь есть брод? - обратился он к щенятам. Хуже всяко не будет.
  Мелкие Элу притихли и переглянулись.
  - Ну... - сказал один, - броды есть. И не один.
  - Там, где река пошире разливается.
  - Шире, чем здесь, - уточнил первый.
  - Вполовину или больше.
  - Еще был деревянный мост...
  - ...он выше дворца по течению.
  - А ниже броды от дворца неблизко.
  - Потому что холмы у реки объезжать надо.
  - Но мы и так от дворца неблизко.
  - Тогда и брод может быть недалеко.
  - Идем, - велел Келегорм.
  Он двинулся вдоль по течению размеренным шагом, чтобы не тратить время на отдых. Детеныши, радуясь свободе, побежали было вперед, но быстро утомились и вскоре просто рысили за ним, даже примолкли, чтобы поберечь дыхание. На них то налетал порывами ветер со снегом, то резко утихал, словно теряясь, и в эти мгновения можно было различить другой берег. И он Келегорму не нравился вовсе - там тоже выходили к реке крутые холмы, кое-где обрываясь отвесными скалами. Сложив в уме все, что узнал о Дориате, Келегорм понял, что положение их скверно и лучше не станет. По-видимому, река в этом месте прорезает гряду холмов, в одном из которых и выстроили Тысячу Пещер, холмов не слишком высоких самих по себе - но вдоль воды здесь не пройти что тем берегом, что этим. Только и разница, что на этом берегу сейчас вовсе нет никого - а на том где-то бродят беглецы из дворца и собираются уцелевшие воины.
  
  Если он переправится через реку, размышлял Келегорм на ходу, можно попробовать обойти приречные холмы и вернуться к Менегроту, найдя приметный холм по огромному буку на вершине. Это если его не засыплет снегом и не заморозит. И не пристрелит случайный беглец серых. Руссандол будет упорно ждать и искать брата, несомненно, но такой поход у раненого отнимет много времени и сил. Даже если без детей.
  В худшем случае, если он один двинется вниз вдоль реки по этому берегу и если не будет тревожить рану, то почти наверняка берегом Эсгалдуина выйдет к Сириону и спустится к южным границам Дориата. Наперегонки с беглецами, если они его не заметят и не пристрелят. Что он будет есть тут в неприветливом Дориате, без лука и стрел - неважно, поголодает или рыбу поймает, река накормит. При условии, что рана не откроется. А когда откроется, то всяко можно сразу головой в Эсгалдуин...
  В груди предостерегающе сжалось.
  Ах да. Кто именно выйдет к южным границам Дориата или ко дворцу в его облике, тоже теперь сказать невозможно. И Келегорму на мгновение очень сильно захотелось головой в Эсгалдуин прямо сейчас. Чтобы наверняка.
  "Эй, дурень, не говори мне, что ты струсил", - ехидно заметил голос Искусника. - "Все равно не поверю!"
  Келегорм прямо споткнулся на ровном месте.
  Запыхавшиеся щенки замерли рядом, беспокойно глядя на него. Потом не удержались, дунули друг другу в разгоряченные лица пару раз, сдувая темные кудряшки, и захихикали.
  - Смотри, вон там! - воскликнул вдруг правый щенок, указывая вперед в снежную завесу. Подняв голову, Келегорм успел заметить, как порыв ветра раздвигает белые занавеси и под ними мелькает плоский берег, отодвинувшийся в глубину, и белые перекаты на речных камнях. Брод все-таки нашелся.
  Снежная пелена поспешно сомкнулась над рекой, но прятать сокровище было поздно.
  Брод не был удачным, но и опасным не выглядел в той части, что удалось рассмотреть. Холмы здесь расступились и река раздалась вширь, для путника под снежной пеленой это могло даже показаться поворотом. Но сквозь темную воду смутно проступали камни, и другого выбора для них не было.
  Сбросив плащ, Келегорм осторожно стащил через голову кольчугу. Свернул ее, перетянул ремнем, повесил за плечо так, чтобы легко избавиться - с рекой не шутят. Плащ обмотал вокруг пояса. Перебросил на грудь гриву светло-рыжих волос, перехваченную перед сражением плетёными ремешками, и усадил одного из щенят на плечи, а второго просто взял на руки. А то если обоих выше поднять, совсем неустойчиво окажется.
  - Ты держись крепче за волосы, - велел он, - а ты за волосы или за перевязь. Лучше прямо на руку намотай. Если я упаду, просто держитесь, чтобы не унесло течением, а я обязательно встану. Ясно?
  - Ясно! - хором уверили мелкие.
  - Поехали! - весело сказал тот, что сидел выше. А второй старательно вцепился в перевязь.
  Назначив себе ближней целью большой камень, выступивший из воды поодаль от берега, Келегорм закусил губу - и шагнул в ледяную воду. Сразу ушел почти по колено в нее и зашипел. Сапоги он снимать не стал, помня о вечных подлых камнях и сучьях оврага: вряд ли река будет гостеприимнее и добрее. Увы, это обещало все удовольствия от мокрой обуви после перехода.
  От большого камня присмотрел себе новую цель - белый пенный гребень впереди. Здесь стало глубже, вода подступила к заду, а ступни начали неметь.
  На третьем переходе, к здоровенной коряге, засевшей в камнях, оставленный берег совсем исчез из виду.
  Мальчишка, который на шее, осторожно поболтал ногами и ладонью стряхнул снег с макушки Келегорма.
  - Какой ты рыжий, Турко...
  - Ты всегда такой светлый был или на солнце выгорел? - немедленно спросил второй и подёргал за волосы слегка.
  - Всегда. Тихо, - фыркнул Турко, у которого снова камень шатался под немеющей ногой. Щенок наверху снова что-то забормотал, но уже негромко, сам себе. Второй повозился на руках и притих.
  Вокруг них остались только темная вода, шум переката и белая бесконечная завеса от воды до макушки неба.
  Если бы ноги не сводило от холода, можно было бы идти так очень долго. Сколько угодно долго брести, вдыхая исходящую от детенышей память о доме и пряный запах родовой крови. Все равно других щенят у него не будет.
  А могли быть?
  Подлая память книгой распахнулась на годах прибытия в Белерианд. Нет... Не было этого - но он погрузился в грезу словно в воспоминания, продолжая брести по воде. Иное прибытие в Белерианд, которого не было никогда - пешком через Хелкараксэ, своей волей и без Альквалондэ за плечами. Одолевать льды плечом к плечу с детьми Нолофинвэ и Арафинвэ. Явиться бок-о-бок в Хитлум и дойти до ворот Ангбанда - быть может, взломав их дружным отчаянным ударом, которого не ждал Моргот. И спустя год или два - явиться с посольством в Дориат, сопровождая Маэдроса или отца. Непременно явиться, просто из любопытства, чтобы увидеть своими глазами Хранимые Леса. И, стоя среди посланцев, встретиться взглядом с сияющей девой возле трона Тингола, поймать ее невольную улыбку...
  Несбывшееся прошлое, уничтоженное собственными руками по приказу отца. Награда за послушание.
  Келегорм яростно тряхнул головой, избавляясь от наваждения - мальчишка на шее даже ойкнул. Злобно отыскал взглядом следующий приметный знак, углядел в воде единственный белый бурун и устремился туда. Впереди сквозь снежную завесу проглянул темный берег.
  Белый бурун становился все меньше и когда Келегорм приблизился, тихо исчез - вода Эсгалдуина прибывала. Теперь она поднялась ему до пояса и коснулась раны - холод ударил вглубь тела, он взвыл и едва не потерял равновесие. Напор воды усилился.
  - Турко, что это с рекой? - испуганно спросил Правый Щенок у него на руках. Второй со своей высоты еще ничего не заметил.
  - Река злится на меня, - сказал он, устояв на том самом камне, уходящем теперь под воду. - Придется окунуться или плыть. Садись тоже на плечи.
  Камень ушел из-под ноги, словно выбитый метким пинком, в то самое мгновение, когда Келегорм подсадил Правого Щенка себе на плечо, и тот не успел еще ухватиться покрепче. Окунувшись по грудь и злобно выкрикнув что-то, он удержался на ногах. Детеныш кубарем слетел в воду и исчез...
  Кольчужный сверток был отброшен в сторону тут же.
  - Крепче держись! Рот закрой! - рявкнул Келегорм второму и прыгнул за первым, как не прыгал еще ни на одной охоте, не зная, откуда взялись силы.
  У него лишь несколько мгновений до того, как щенка унесет, затянет глубоко вниз мокрая одежда и потащит по дну. Не осталось времени ни на что - только на два-три гребка, в которые он вложил всю силу.
  "Мама!" - полыхнул светом беззвучный крик впереди. И...
  "Помогите! Турко!"
  "Элуред!" - позвал он, потянувшись изо всех сил к этому крику.
  Издали вдруг пришел еще один беззвучный возглас, как вспышка над глубиной.
  Рукой Келегорм коснулся мягкого. Намертво вцепился, дернул к себе, перехватил зубами и рванулся вверх, готовый драться с течением, глубиной... нащупал ногами дно и вдруг вынырнул на поверхность проклятой реки.
  Берег оказался совсем недалеко. Там, где он готовился драться и тонуть, воды оказалось по грудь, и она еще отступала. Вокруг стояла невероятная тишина, ветер стих и только крупные снежные хлопья парили в воздухе, медленно и нерешительно опускаясь.
  Рино все так же цеплялся за его косы. Шатаясь, Келегорм с плеском выбежал на берег, перевернул Правого Щенка вниз головой и встряхнул. Тот выплюнул немного воды, ойкнул - значит, нахлебаться не успел... Сдернул с плеч Левого.
  - Так! Кафтаны долой! - приказал Келегорм, чувствуя, как сводит тело от холода. - Быстро! - Рявкнул он, почти вытряхивая мальчишек из верхней одежды. - Рубахи шерстяные?
  - Ддда... - выдавил Рино.
  - Бегом! К тому дереву и обратно!
  - Я-я... не могу...
  - Бегом, драуговы дети! - Рыкнул Келегорм так, что оба взвизгнули с перепугу. Оттолкнул их и погнал вперед, кое-как побежал за ними сам, не позволяя себе думать о боли в боку. На бегу сбросил перевязь с мечом, расстегнул и сбросил кафтан сам, отжал полы рубахи. Тело слушалось с трудом, появилось нехорошее запаздывание в движениях.
  - Теперь к воде! Быстро! И снова сюда!
  К воде оба поскакали уже бодрее, взвизгивая и ежась, но двигаясь свободнее и легче с каждым шагом. Главное они поняли. Развернувшись на мокром песке, помчались снова. Пробежав с ними несколько раз, Келегорм остановился, подобрал одежду, выкрутил кафтан. По его рубахе расплывались темные пятна, боль ушла в глубину и больше не утихала.
  Зверь рассмеялся-закашлялся внутри него.
  "Возомнил себя неуязвимым? Это Я! Не ты!"
  - Д-долго еще бегать? - спросил запыхавшийся Правый.
  - Бегите, пока не согреетесь! Еще быстрее! - борясь с желанием заткнуть себе уши - все равно не поможет - Келегорм, стуча зубами, выкручивал маленькие кафтаны. Снова пробежал туда-сюда, полусогнувшись и зажимая бок рукой. Нет, не стоило, решил он. Хватит того, что руки-ноги слушаются, потом согреется на ходу.
  Радостный визг разнесся над берегом - Левый на бегу дернул за волосы замешкавшегося Правого.
  - Так, сюда, оба! Вылейте воду из сапог, быстрее.
  - А почему только сейчас?
  - Мы бы зам-мерзли, глупый!
  Пока они скакали то на одной ноге, то на другой, визжа и поеживаясь, вокруг друг друга, Келегорм торопливо проверял перевязку, отвернувшись. Оторвал и засунул под давящую повязку еще кусок рубашки, вроде бы приостановив кровь - но что-то нарушилось там, внутри, во время его отчаянного рывка под водой.
  Не будь он промокшим насквозь, и то неизвестно, дошел бы он вокруг холмов до Менегрота - хотя можно было бы еще рассчитывать на то, что его станут искать. Но теперь...
  - Кто позвал тебя под водой? - спросил он у Правого Щенка.
  Тот так и застыл на месте, вспоминая. Расплылся в радостной улыбке.
  - Это сестра! Она там! - и показал рукой вниз по течению.
  - Далеко?
  - Не знаю. нет, кажется, не очень!
  - Надеюсь, она ближе Менегрота, - Келегорм чувствовал, что холод забирается все глубже, и пусть бежать он не мог, но стоять на месте всяко было нельзя. - Мокрыми мы до Менегрота по лесу не дойдем.
  - А что будем делать?
  - Мы пойдем к нашей сестре?
  - Пойдем туда, куда ближе, - сказал Келегорм, невесело усмехнувшись. Проклятый Дориат. Проклятая река.
  Ничего не сбывается. Ничего.
  "Майтимо, если ты меня слышишь - прости. Я полный идиот..."
  Для согревания он вместо бега жестоко выкрутил свои плащ и кафтан, насколько позволила боль. Шерсть будет греть кое-как даже мокрая, а если идти без остановки - постепенно просохнет на ходу.
  Одевшись, они двинулись вдоль реки под шум вернувшегося переката - Келегорм тяжёлым шагом, щенята бегом, наворачивая круги возле него. Под снегом здесь пряталась хорошая, прочная тропа - и если по ней кто-то и проходил, то следы надежно спрятались. А там, где их чуть не утопили, осталось воды едва выше колена. Детёныши тоже заметили и продолжали трещать на бегу:
  - Ничего себе, как река тогда сердилась! Поднялась до самой травы!
  - Турко, это на тебя, что ты с черными пришел?
  - Зачем ты вообще с ними дружишь?
  - Все как госпожа Мелиан говорила...
  - Река сердилась на чужих.
  - А почему же она их у дворца не задержала?
  - Там же мост! Они в воду не входили. И примчались очень быстро...
  - Вы видели Мелиан? - зачем-то спросил Келегорм. Болтовня детенышей немного отвлекала его от боли и холода.
  - Видели, когда только приехали. Она была такая красивая, словно бабушка, только очень грустная, почти погасшая.
  - Мы все сразу к ней пошли, как приехали, даже не умылись с дороги! Она в большом зале сидела, говорят, вовсе с места не сходила, пока мы не появились.
  - И она нас обнимала и немного плакала. И называла нас всех "мои дети", даже папу, хотя она же не наша мама.
  - А бабушкина.
  - И сказала, что уходит, и ее сил почти не осталось, но все что есть, она оставит в Дориате, чтобы он нас немного охранял.
  - И что каждый кто ее дети, сможет позвать, и Дориат откликнется.
  - Потом мы ушли спать, она ещё долго говорила с мамой и папой. Вроде бы про то, что все ее дети могут делать как она, защищать свою землю от зла, только сильно меньше, чем она.
  - А утром ее нигде не было, совсем нигде. И весь большой зал был в опавших листьях. Даже из дворца никто не выходил...
  - Тогда почему наш лес нас не защитил? - вдруг спросил Рино грустно. - Даже река чуть не утопила.
  Они замолчали и перешли на шаг.
  - Лес хотел вас защитить, как умел, - сказал Келегорм. - Скрыть следы. Спрятать под снегом.
  - Но мы бы не проснулись, наверное...
  - Лес просто глупый, - решил Элуред. - И река глупая. Турко вошёл в реку и она его чуяла, а нас нет. И сердилась. А когда мы попали в воду, то перестала.
  - Из-за нее мы теперь мм-мокрые и бегали тут!
  - Я устал уже бегать, - пожаловался Рино, тяжело дыша, - а мне ещё холодно!
  И оба посмотрели сверху вниз выжидательно - что скажет старший.
  - Сейчас немного шагом, потом бегаешь дальше, пока можешь, - щадить мокрых на холоде будет только во вред. - Я понесу вас тогда, когда действительно не сможете идти. А сейчас тебе еще только кажется.
  - Откуда ты знаешь? - возмутились щенята на два голоса.
  - Меня учили. Одолевать усталость. Отличать ту, которую можно одолеть, от той, которую уже нельзя. Первая усталость всегда громко кричит о себе. Ее нужно перешагнуть, чтобы идти дальше.
  - Но разве будет плохо сесть и греть друг друга? - не унимался Рино.
  - Плохо. Бег греет надежнее и быстрее.
  - Но ты же не бежишь!
  - Я не могу сейчас бежать, - ответил он. - И вы за мной не угонитесь. А если я вас пожалею, вы замерзнете. Бегом, живо!
  Враньем слова не были, правдой тоже, и щенки это поняли. Но его уже признали за старшего и подчинились, да и холод опять начал их донимать. Теперь они бегали тяжело, через силу, раскрасневшиеся и взлохмаченные - но бегали, не то сообразив, что на обычном ходу слишком холодно, не то просто по-щенячьи поверив вескому слову старшего.
  Ветра по-прежнему не было, но только здесь. В стороне и позади них свистело в макушках деревьев, но здесь, на коричнево-серебристом берегу черной реки, не колыхалась ни одна ветка, ни травинка торчащая сквозь снег, не вздрагивала даже. Это поистине спасало. На давешнем ветру продержаться мокрым сложно было бы и здоровому воину, не говоря уж о мелких.
  Финдарато рисовал бы это тонким углем по бумаге цвета облачного неба...
  "Нет, - сказал Финдарато, - сперва я принес бы тебе сухой плащ".
  "Вот я и спятил уже совсем", - ухмыльнулся Келегорм.
  "Скорее, наоборот".
  "Уже плевать. Среди своих и голову сложить веселее".
  "Прежде я бы тебя не дозвался".
  "Зачем я тебе, после прошлого?"
  "Лучше подумай, зачем тебе я".
  "Брат, я сомневаюсь, что готов услышать ответ..."
  Он не увидел, но ощутил невеселую улыбку Финдарато где-то в глубине, и было это болезненнее, чем-то, что он чувствовал с каждым шагом. Снова тряхнул головой, возвращая себя в здесь и теперь. Отвлекаться нельзя, напомнил Келегорм себе. Отдыхать нельзя, не только из-за холода.
  Любоваться холодными берегами, должно быть, не стоило тоже.
  Мелкие сломались примерно на третьем круге борьбы с усталостью. Элурин шлепнулся в снова, и не смог подняться сразу. Опасаясь наклоняться, Келегорм подождал, когда Левый Щенок все же встанет, и протянул ему руку.
  - А теперь... мы можем... уф... отдохнуть? - спросил Элуред.
  - Я понесу вас, пока могу, - сказал Келегорм и поочередно подтянул их на руки. - Нельзя задерживаться.
  - Тебе тяжело, - сказал удивленно Правый. Натянул на себя край темного плаща. - А в тот раз не было.
  - Это моя забота, - отрезал Турко, стараясь шагать как можно более спокойно и плавно. Вскоре он приноровился и смог идти почти также быстро, как без щенят.
  Кажется, все еще не так плохо... Если не думать о том, что руки заняты, и быстро выхватить меч невозможно.
  
  Он снова принялся считать шаги, не сомневаясь, что мелкие уснут, едва согреются. Они единственное тепло, которое было - потому что ходьба согревала не слишком хорошо, ее едва хватало, чтобы не пустить холод совсем глубоко.
  Примерно две свечи времени спустя, когда он услыхал шум впереди, руки все еще были заняты. Прибрежные кусты расступились, открывая затихавший бой, и Келегорму хватило одного взгляда, чтобы понять случившееся.
  Группа разведчиков Карантира - выживших он узнал - нагнала заградительный отряд серых... не так давно. Теперь не осталось ни группы, ни отряда - лишь несколько еще живых эльда среди мертвых тел. Обойти их все равно было нельзя, остановиться он опоздал, и Келегорм только пошевелил плечами, распахивая плащ - пусть будет видно, что он не один. Тогда, быть может, не успеют подстрелить.
  Это было что-то вроде колдовства - каждый, кто его видел, замирал статуей, что черный, что серый.
  Трое воинов Карантира, один изрядно ранен. Четверо серых, растративших стрелы и схватившихся за мечи - в ближнем бою они слабы, и четверо против троих даже не перевес.
  Двое с половиной, посчитал он холодно. Один здесь не помощник. Это не подмога, это последняя насмешка. Даже если отдать мальчишек одному из воинов и допустить, что второй сможет его довести - и что он получит от этого бегства? Крики и плач всю дорогу?
  Уже ничего. И здесь он опоздал.
  
  - Уцелевшим - разойтись, - сказал он хрипло, становясь между серыми и черными. Горло рвануло, рычать Келегорм не собирался - но получилось не хуже.
  Попятились все. Глупцов сходу назвать его по имени среди разведчиков, к счастью, не нашлось.
  Проснувшиеся щенки заворочались у него на руках, завертели головами, пытаясь понять, что происходит.
  - А что нам ответить, когда спросят о тебе? - требовательно спросил старший из оставшихся - когда-то ювелир и камнерез, вспомнил Келегорм, теперь из лучших мечников, умелый и жестокий.
  - Ответь, что видел. Я ранен и только задержал бы вас.
  Разведчик опустил взгляд, глаза его расширились, и Келегорм понял, что тот видит кровь на его рубахе. И даже, наверное, немало крови.
  - Зачем ты здесь?
  - Я так решил.
  Разведчики попятились к лесу, шагнули за деревья - и тут с легким свистом боль клюнула Келегорма в спину справа. Вторая стрела прошла над ухом, вонзившись в землю, словно ее пустили детские неуверенные руки. Он остался стоять, окаменев и надеясь, что не слишком переменился в лице. Пусть не видят, пусть думают, что стрелявший промахнулся, что стрела была только одна...
  Исчезли.
  Мальчишки дернулись на руках, Элурин соскользнул на землю и выпрямился, глядя назад.
  - Эй, вы, драуговы дети, совсем с ума сошли? - закричал он. - Вы чего в нас стреляете? Тетери слепые!
  - Волки драные! - поддержал его звонким голосом Элуред из-за плеча феанариони. - Это же мы!
  Келегорм посреди мертвой тишины засмеялся, закашлялся, засмеялся снова. Было очень больно - и очень смешно. Элуред осекся, тоже спрыгнул вниз, не отпуская его руки.
  - Турко... ты что? - спросил щенок тихо.
  Он повернулся, медленно-медленно, не столько чтобы не причинить себе боль, - куда уж не причинить, ржать надо меньше, но удержаться не вышло, - сколько боясь потерять равновесие. Поляну позади него наполовину затопили серые одежды. Лесовики возникали из-за каждого дерева и куста, и становилось их все больше - казалось, они все тут, на этих полянах, и те, на снегу, сложились не чтобы задержать врага, а чтобы отвлечь и не позволить понять, сколько же беглецов тут собралось. Сплошь женщины, подростки, дети и раненые. Множество взглядов скрестилось на нем, как те стрелы.
  Как сотня нацеленных стрел.
  - Сестра там, впереди, - шепотом сказал Элуред. - Пойдем. Турко... Пожалуйста...
  Зачем? Он сделал, что собирался. Он уже дошел. Дотащил их. Идти больше некуда. Незачем.
  Бессмысленно, но Келегорм сделал шаг следом за мальчишкой. Еще один. Холод и боль сквозили внутрь в две дыры, затапливая его ледяной речной водой, мешая дышать. Сумерки безжалостно заволокли поляну, оставив слабые светящиеся силуэты на месте серых.
  Еще два шага.
  Два маленьких ярких огня возле него, от которых тянет теплом, немного, но этого хватает, чтобы холод еще не захватил его целиком. Вдохнуть. Сделать новый шаг... Как же он устал.
  Третий огонь вспыхнул впереди, сильнее и ярче двух ближних. И больше того, он переплетался с другим светом, не менее ярким, но более холодным и невероятно манящим - как лента сплетается с косой. Борясь с усталостью, Келегорм направил все силы на то, чтобы сделать еще шаг, еще вдох, и снова шагнуть... Каждое движение запаздывает, ноги наливаются непомерной тяжестью, мокрый плащ давит свинцом и пригибает к земле.
  Я не встану на колени, вспыхивает в нем холодная ярость. Ни перед кем. Даже перед ней.
  - Турко... Пожалуйста, скажи что-нибудь!
  Вдох.
  "Дурень, что ты творишь?!" - бессильный крик Искусника издалека. - "Я что, зря старался, тупой ты болван?"
  Вдох.
  "Братец, увидеться мы теперь всегда успеем..."
  Еще два шага. Вся воля - в том, чтобы заставить двигаться неподъемное усталое тело, чтобы втянуть воздух горящими легкими.
  Просто еще один шаг к тому, что светится впереди. К яркому пламени Лутиэн, сияющему сквозь прозрачную форму еще не девушки и уже не ребенка. Он не может различить ее лица, но это не нужно.
  
  "Я дождался", - сказал Зверь удивительно внятно. Бросился, вгоняя клыки в своего эльда на всю длину. Вместе с ними приходит чужая сила, заполняя оцепеневшее тело, которым хозяин уже едва управляет.
  - Турко! - кричит ему кто-то на два голоса. - Держись! Не поддавайся!
  "Моя добыча!"
  Две силы борются в одном теле, и рука каким-то чудом еще отталкивает мальчишку вместо того, чтобы схватить за горло.
  "Мы не сдаемся волкам, Турко. Нигде", - тихо говорит ему Финдарато издалека, из вонючего подземелья собственного оскверненного замка.
  Нигде, кивает Тьелкормо.
  "Нигде", - соглашается Хуан, все еще маленький возле огромного зверя, разросшегося внутри одной дурацкой души. Но он упирается и держит, держит, держит.
  - Нигде... - выдыхает сквозь рычание Келегорм, видя третье пламя прямо перед собой. Нет, он не может себе позволить говорить вслух. Как и упасть на колени. Ни перед Зверем. Ни перед кем.
  "Госпожа моя Лутиэн..." - выдыхает он беззвучно. - "Убейте меня. Скорее..."
  И навстречу вспыхивает в ее руках второй свет, заливая все вокруг, высвечивая Тьелкормо до самого дна явно и безжалостно. Он тянется к нему, касаясь невидимой твердой грани.
  Невероятная боль пронзает его от кончиков пальцев до сердцевины костей, заполняет расплавленной сталью, как земляную грубую форму, прошибает насквозь, как огненный вал, унося все на своем пути.
  Нет, не все.
  Зверь распадается и исчезает под этим валом огня. Рассыпается на ворох белых искр Хуан. Голоса погружаются туда, где они и были - в глубины его существа, в память и в сердце. Видения выжигают огнем - и складывают заново, собирая Келегорма, Тьелкормо, Турко в единое целое, словно сращивая разбитый витраж.
  А потом исчезают и боль, и холод, и тяжесть.
  Он распрямляется, порываясь сказать какие-то нелепые слова благодарности - но говорить вслух больше не может. Свет Сильмариля пронизывает его насквозь, не отбрасывая ни теней, ни сомнений. Он видит все вокруг, не оборачиваясь - испуг и ошеломление толпящихся синдар, яростную и растерянную Артанис с оружием, возвышающуюся над толпой женщин, десятки стрел, нацеленных куда-то вниз, свое сброшенное роа на мокром снегу, с раскинутыми руками и удивительно спокойным, усталым лицом.
  Вцепившихся друг в друга близнецов.
  Слезы, катящиеся по щекам юной девочки, не встретившей еще своего пятнадцатого лета жизни, с Сильмарилем на ладонях.
  "Госпожа моя дитя Лутиэн..." - вздохнул он.
  Ему нечего было больше ей сказать. Только показать - открыть воспоминание о еще живом Элухиле у стены Менегрота.
  Темная, как в Эсгалдуине, вода поднялась вокруг Келегорма, обступая и затягивая в глубину.
  "Госпожа моя дитя Лутиэн..."
  Издалека донесся чей-то тонкий плач.
  И темные воды сомкнулись над ним.
  
  *
  - Целителя ему приведите, - мрачно бросил Руссандол.
  Диор Элухиль был упрямо и возмутительно жив, хоть и еле дышал. А отряд Келегорма не менее упрямо утверждал, что их кано не добил этого упрямца целых два раза. Даже нарочно вернулся к нему - и все равно почему-то не добил. Прямо после того, как держал в руках умирающего брата, а потом орал и рубил все подряд. Наорал на Элухиля и убежал. И где его теперь бешеные драуги носят?
  А Карантир еще тогда решил, что Элухиль - не его дело, и тоже его не тронул. Сейчас, когда из Карантира вытащили четыре стрелы, одна из которых угодила, смешно сказать, в то место на котором сидят, а еще одна задела легкое, и Карантир лежал на носилках на боку, дышал очень осторожно и очень осторожно же ругался - это уж точно стало не его дело.
  Куруфин и Нимлот, по всем свидетельствам, убили друг друга, и даже мстить стало некому, если бы вдруг захотелось. Но Руссандолу не хотелось сейчас ничего. Хотя нет - пожалуй, немного хотелось лечь и сдохнуть от стыда и злости сразу, потому что все эти смерти были напрасны. Но лечь и сдохнуть было нельзя, следовало разгрести хоть что-то из этой мерзости и удержаться от других, которые стали бы уже вовсе ненужными и бессмысленными.
  Сильмариля не было нигде в трижды распроклятом норном дворце, перерытом сверху донизу два раза.
  - Уже приводил, - сказал совсем молодой воин с вызовом.
  - Без приказа? - слегка удивился Старший. Он отлично знал, какой злобой пылал Келегорм, готовясь к этой драке, и как заразил ею всех приближенных, особенно вот таких юнцов, выросших в крепостях, привычных воевать и убивать. Так разве что смертные заражались некоторыми болезнями - вот один слег с жаром, а через два-три дня в жару мечется вся семья.
  - Без приказа! - сказал тот упрямо.
  - А почему? - спросил Руссандол с тусклым интересом.
  - Я так старался все делать правильно, хотел угодить ему...
  - Это не одно и тоже, - удивился Старший еще больше.
  - Оказалось, я полный болван и сволочь.
  - Это Тьелкормо так сказал?
  - Не совсем, но по смыслу так. Я выгнал тех мальчишек из дворца подальше, чтобы кано руки о детей не пачкал...
  - Так, - сказал Руссандол, чуя неладное.
  - И остался на воротах, потому что серые как раз насели. Отбились. Тут прибегает кано, весь дыбом, спрашивает, где эти мелкие. Я ему сказал, где и почему. Он наорал, мне чуть голову не оторвал и убежал в метель их искать, не знаю, какого балрога они ему сдались...
  - Так!
  - Кано Амрас все слышал и меня потом при всех отчитал так, что я вовсе чуть на месте не сгорел от стыда. И ведь возразить нечего. И потому что дети, и потому что за него решать взялся, и потому что угодить пытался, а вышел со всех сторон полная свинья, - сказал юнец, полыхая ушами.
  - И Тьелко что-то совсем дурак, и вы все в него! - процедил Руссандол сквозь зубы.
  - А потом я вернулся к своим, и услышал это вот... как кано Тьелкормо два раза не добил этого... человечьего сына. Я понял, что вообще ничего не понимаю. Взял и позвал целителя, чтобы он этого перевязал и подлечил. Если уж кано его в живых оставил после того, как мечтал-мечтал его прибить... В общем, пусть кано мне сам голову оторвет, если что.
  Руссандол сгреб наглеца за ворот, приподнял, посмотрел ему в честные и глупые глаза. Плюнул в сторону и уронил обратно. А потом застыл, глядя в стену и сквозь нее, потому что издалека снова хлестнуло холодом по сердцу, и значило это наверняка только одно...
  - Боюсь, он тебе больше ничего не оторвет, - неживым голосом сказал Старший.
  Будь оно все проклято, подумал он. Это наверное кара ему лично - понимать всех сразу, и этого юного полудурка, и Тьелкормо, кинувшегося сперва очертя голову убивать, а потом также очертя голову спасать. И в чем-то тех, кто его убил, потому что после всего этого не убить феанариони в черной одежде серым было слишком трудно.
  Юный дурак так и остался сидеть на полу, по его щекам побежали слезы.
  - Это я... я во всем виноват... - пробормотал он.
  - Встань! - приказал Руссандол тихим бешеным голосом. - А теперь ты! Именно ты! Берешь с собой старших поумнее! Опросишь всех разведчиков! И пойдешь искать тело кано Тьелкормо и принесешь к своим! Или хотя бы похоронишь! Исполнять!
  Юнца как ветром сдуло в сторону коридора, ведущего наружу из тронного зала, где дожидались разведчиков.
  Руссандол ударил правой, стальной рукой в стену, раз, другой, третий - чудное каменное кружево крошилось и летело во все стороны.
  Клятва давила, как ошейник шипами внутрь. Он невольно потянулся к горлу, чтобы оттянуть ошейник и глотнуть немного воздуха, но только черкнул кожаной перчаткой по горлу.
  И на мгновение позавидовал Тьелко.
  
  
  
  Внезапный эпилог
  
  Они нашли своего кано на той же поляне возле Эсгалдуина, где его видели в последний раз.
  Синдар уложили его не на снег - на ложе из щитов других воинов Первого дома, и укутали в свои теплые серые плащи. В насмешку? Или стараясь согреть еще живого? Кто теперь разберет, что хотели беглецы из разоренного дворца и зачем это сделали?
  Усталое спокойствие на бледном бескровном лице кано Тьелкормо показалось Карнетьяро не просто странным - страшным. Он ждал чего угодно - следов битвы, горы изрубленных тел, найти своего безумного кано приколотого сотней стрел к здешним деревьям или поднятого на копья - но только не этого.
  Больше десятка других тел в черных кафтанах и красных плащах остались лежать в беспорядке, но нетронутыми, лишь мечи у многих забрали. Беглецы торопились. Своих мертвых товарищей они успели лишь уложить рядом друг с другом, также укрыв одеждами, их оружие тоже исчезло.
  И все запорошил снег, ни единого следа, уходящего с поляны, не осталось.
  Только на лице кано Тьелкормо лежали лишь отдельные снежинки.
  Карнетьяро через силу подошел ближе. Уже привычно вытер слезы. Пустота внутри была слишком большой, неправильно большой...
  Его кано не было здесь больше. Лишь пустое роа.
  Как ему дальше жить, исполнив последний долг перед кано, Карнетьяро не понимал. Кано был... всегда. Многие последние годы он был слишком хмурым и злым, но он был, а теперь нет. Не за кем идти.
  Он даже не оторвет своему глупому верному голову. Лучше бы тогда оторвал, право слово. Сейчас он был бы с ним в чертогах Мандоса, и может быть, кано простил бы дурака.
  Нехотя, чувствуя руки чужими, он осторожно отвернул плащи, укрывавшие тело, невольно еще ожидая увидеть множество ран. И увидел, что на кано Тьелкормо не было почему-то кольчуги.
  Слева черный кафтан оказался пропорот, его полы, штанину и даже сапог пропитала темная кровь, которая, казалось, сочилась оттуда долгое время. Смертельной эта рана не была, но других сейчас видно не было.
  - Их плащи, - сказал Карнетьяро непослушным голосом, кивнув в сторону мертвых нолдо. - Для носилок. А их мы уложим здесь.
  Рядом предостерегающе вскрикнул Синко, указав в сторону. Юный воин словно нехотя повернул голову - и даже не сразу поверил, что вот эта съежившаяся фигурка под большим дубом - живой синда. Бледный как мертвец, но живой.
  Зато когда поверил - в несколько прыжков оказался возле него.
  - Ты! - выкрикнул Карнетьяро, встряхнув этого ненормального - а затем от неожиданности разжал руки. Перед ним был почти ребенок. Полусотни лет этому сопляку точно не было, да ему и тридцать лет едва ли исполнилось. Он даже самому Карнетьяро был от силы по плечо.
  - Ты зачем тут сидишь? - спросил нолдо уже тише.
  - Чтобы... вы меня... убили, - еле выговорил тот.
  - Ты спятил? - сопляк посмотрел непонимающе. - Обезумел? - поправился Карнетьяро.
  - Н. нет... - мальчишка от страха начал заикаться. - Я... я застрелил его.
  - Что? - заорал Карнетьяро, снова хватая его за одежду и тряся.
  Из глаз синда текли слезы, он открывал рот, не в силах сказать ни слова. С трудом Карнетьяро разжал руки, прислонил мальчишку к стволу дуба, чтобы тот не упал и, кое-как овладев собственным голосом, потребовал:
  - Говори. Говори!
  - Здесь шел бой... - с трудом выговорил дориатец. - Мы... прятались. И тут... появился он. Прошел мимо нас. Бой прекратился... стали расходиться... Но я испугался... И выстрелил. Один раз... охотничьей стрелой. Я не видел... что он ранен был... - От страха синда вдруг заговорил яснее и быстро, хотя теперь его трясло всего. - Я думал, что защищаю маленьких. Сестер. И остался. Чтобы вам было кому мстить. Чтобы вы не искали моих младших по лесу, не убили их за своего вождя. Вот он я. Сам остался. Уби... вайте.
  Карнетьяро сделал два неверных шага назад, пошатываясь.
  - Дубина!!! - заорал он, и новые слезы брызнули из глаз. - Идиот!!! Пень ты дубовый! Совсем ума нет! Дубина неотесанная! Я его этим верну, что ли?! Вылечу, что ли? У тебя что, Сильмариль в сумке? Полудурок!
  Синда икнул. И очень осторожно помотал головой.
  - Убирайся!!! Вон отсюда! - вопил Карнетьяро, размазывая слезы по лицу и швыряя в распроклятого мальчишку каким-то мусором. - Вон пошел, пока я тебе правда башку не отвернул!!! Прочь! Щенок драугов!
  Сопляка как сдуло ветром, а Карнетьяро еще что-то орал ему вслед и плакал неудержимо.
  - Зря, - сказал Тальо. - Надо было расспросить лучше. Давай догоню.
  - Молчи!
  Юноша кое-как вытер лицо.
  - Заткнись, - повторил он. - Тогда... тогда мы его точно убьем.
  - А стоило.
  - Кано Майтимо прекратил бой.
  - Наш кано лежит тут!
  - И кровью сопляка ты его не вернешь!
  - Да что с тобой такое? - зло спросил Тальо. - Примирителем заделаться решил? Не поздно ли?
  - Когда я видел кано в последний раз, - выдохнул Карнетьяро, - он мне чуть голову не оторвал за тех серых мальчишек. Кано не воюет с детьми. Значит, и я не буду!
  - А ты уверен, что кано с тобой согласился бы?
  - Когда буду в Чертогах, - Карнетьяро яростно хлюпнул носом, - обязательно его спрошу!
  Тальо усмехнулся.
  - Ничего. Я сопляка запомнил. Думаю, при следующей встрече он уже не будет мальчишкой. Подожду.
  - Ума у вас обоих прибавится к следующей встрече! - грозно сказал Синко, подходя. - А ну быстро носилки делать. Если за этими дубами найдется хоть один серый с луком, объясняться с кано в Чертогах мы будем вот прямо все сразу!
  Обматывая плащами два копья, Карнетьяро мрачно думал - не то, чтобы он этого боится.
  По крайней мере, если серые положат его тут, рядом с кано - не будет больше так нестерпимо стыдно.
  
  ___
  Комментарии
   1. Келегорм - рыжий. Светло-ярко-рыжий. Хэдканон. Они никак не может быть златоволосым в этой семье, как его нередко рисуют. Он может быть или среброволосым/пепельноволосым, в Мириэль, или светло-рыжим, в материнскую линию, если он Fair, Светлый. Либо уж нафиг, и темная троица брюнеты все. 2. Да, Эльвинг здесь старше братьев, это хэдканон. "Я так вижу"(с) со времен первого моего прочтения Сильма, где это не было толком указано. Возраст отца в принципе допускает.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"