|
|
||
Рассказы медицинской тематики с долей эротики. |
В первых числах сентября, как только начинается учебный год, нам, студентам, устраивают медицинский осмотр. За вузом закреплена поликлиника, и по курсу в день мы все через неё и проходим. От учёбы, конечно, освобождаемся. Это же на целый день дело.
Вроде бы, забота о здоровье молодёжи. Но если студент получает вердикт "здоров", то весь последующий семестр его справки о болезни в деканате разве что через лупу не разглядывают, на просвет проверяют. Раз "здоров", то почему сейчас болен? Как будто у здоровья есть шестимесячная гарантия!
Поэтому самые хитрые (или просто практичные) старались здоровенькими от медиков не уходить, а какую-никакую болячку в медкарточку заполучить. Но я ничего об этом не знаю! В смысле, если незаконными способами. Так, болтали потом, я даже с этими хитрецами и не знакома.
О другом недостатке больше судачили, чем реально его на себе испытывали. Если на приём приходит совсем не дурнушка, а врач молодой, он велит ей раздеться независимо от его профиля. Знаете, наверное. Но у нас почти все врачи - тётки средних лет и старые, пополнение из мединститута не спешит приходить. За всё время общения с медиками я лишь раз лично сталкивалась с ненужным раздеванием, вернее, его попыткой. Молодой врач краснел и бледнел, не отрывал глаз от писанины, никак не мог отдать чёткий приказ. Мне стало его жалко, и я разделась сама. Не догола же - всего лишь до бюстгальтера, майку стащила через голову, и всё. Деловито. Конечно, когда руки обнажены, измерять кровяное давление много удобнее.
А он мне ещё и сердечко фонендоскопом слушал.
Но во многих кабинетах, в той же гинекологии, раздевание объективно необходимо. Поэтому мы, девчонки, надеваем чистое бельё, а особо стеснительные - бикини. Кстати, самые смелые тоже пододевали раздельный купальник, но тогда они в нём из кабинета в кабинет ходят и даже в очереди сидят. Слушая шёпот старушек: "Молодые, здоровые..."
Одна моя однокурсница с какого-то перепугу пододела сплошной куп телесного цвета, причём плавательный, без подкладки и пододёва. Дерматолога цвет не обманул, и пришлось стесняшке обнажаться сразу догола - там, где менее стеснительные отделывались "щеголяньем" в белье.
Ну, в общем, к ежегодным медосмотрам мы все привыкли, и даже было бы жалко, если б их взяли и отменили. Каких-то мелких эксцессов с девичьим взвизгиванием даже ждали. И в тот год, лишь пришли перед учебным годом, видим у расписания - объявление о нём, родимом! И вместе с тем весть - проходить сие мероприятие будем не во всегдашней и уже привычной муниципальной поликлинике, а в частной супермультиклинике доктора Ферапонтова. Бесплатно, конечно. Вот это да!
Отдельно от вести шёл слух, что дочка этого самого престижного доктора, вернее, дельца от медицины, поступает к нам в институт, и вот этот медосмотр - типа спонсорской помощи папаши. Или благодарности за то, что закрыли глаза на недобор баллов. Вы когда-нибудь замечали, как по-разному звучат слова "поблагодарить" и "отблагодарить"?
Что ж, посмотрим, как там оно, в частных платных клиниках. Как-то необыкновенно, наверное, раз не всем туда доступ, а лишь богатым. Но скептики говорили, что медицина - она везде медицина, ну разве что приборы получше и халаты побелее, а так - какие различия?
Одно различие, впрочем, обозначилось сразу. В старую поликлинику, что нас напрягало, надо было являться строго в восемь ноль-ноль - ведь лаборатория работала до девяти, а надо было ещё отсидеть очередь к профпатологу. Зато мы, девчата, нашли, как потом если не сократить ожидание в очередях, то ждать в более комфортной обстановке: шли сперва к гинекологу, конвоируя сопротивляющихся робяшек и стесняшек, а после него начинали "догонять" шатающихся по кабинетам сокурсников. Их "хвост" порой занимал нам очередь, но это помогало не всегда. Обычные пациенты, от которых поликлинику не закрывали, "качали" права и не признавали заём очереди больше, чем на два-три человека. До сих пор со смешанным чувством вспоминаю, как, дабы доказать "непускающим", что очередь мне занял не чужой, я была вынуждена с этим "не-чужим" поцеловаться. Мы оба растерялись, я не хотела, но иначе подвела бы идущих за мной девчонок - и с этого испугу поцелуй вышел у нас даже лучше, чем настоящий (а настоящие-то у меня были). Я чуть не задохнулась, думала же, что формально сейчас чмокнемся, а по окончании должна была "отвжиматься" от Игоря и украдкой поправлять бюстгальтер. Зато бабушки аж глаза поотводили и пустили меня вслед за "женихом" без слов.
Ну вот, а к частнику можно было прийти в любое время до обеда, желательно до десяти. Мы в нашей командно-административной системе так отвыкли от этих "можешь" и "желательно"! Лаборатория у них работала полдня, а не один глупый час ранним утром. Правда, результаты получаешь лишь назавтра, но нас это нисколько не волновало. Медкарточки забирал уполномоченный от факультета, а мы были чересчур молоды, чтобы беспокоиться об анализах и диагнозах.
В общем - ура свободе! Как к первой паре - не вставать!
Парни наши договорились приходить поодиночке через каждые пять минут, ну, а мы, девчонки, стакнулись являться мелкими стайками, ну, кто с кем дружит. Ожидания в очереди избежать всё равно не получится, так уж с теми лучше сидеть, с кем можно поболтать и, что называется, "скрасить".
Оделась я так, чтобы можно было легко и быстро раздеться. Вот написала я эти слова и подумала, что нехорошо, в общем-то, звучит. Известно, какого толка девицы так любят одеваться, и отнюдь не на медосмотр. Надеюсь, на меня вы не подумали. Нарочно я так не покупаю одежду, ну, думая лишь о раздёве. О том, как она меня оголя... представляет окружающим - да, думаю, но вот чтобы быстро снять... В считанных случаях, выбирая одежду из уже имеющейся, я думаю о лёгкости раздевания: на медосмотр, на пляж, на физру, где предстоит переодеваться в раздевалке. И, конечно, важно и быстро одеться тоже. Не мозолить глаза тому или тем, на чьих глазах придётся оба дела делать. Ну, и никого не задерживать.
Есть у нас одна чудачка, которая на медосмотр одевается противоположным образом. В начале сентября тепло, ещё фактически лето. Вот скажите, какая надобность ножки обтягивать? Если они мёрзнут у тебя, ну, натяни колготки. Нет, Неля надевает чулки, пояс для резинок, длинную юбку - словно живёт полвека назад. Сверху в это время года многие носят безлифчиковый топ - нет, ей надо непременно кружевной лифчик и долгорасстёгиваемую блузку. Очередь к гинекологу-маммологу за Нелей стараемся не занимать, да и к другим врачам тоже, разве что окулист и ухо-горло-нос отдыхают. Бесполые это врачи, вот что.
На слово "стриптиз" Неля обижается. Ничем она не крутит в промежутках между снятием отдельных предметов одежды, пауз многозначительных не делает, поз похабных не принимает. Просто деловито и без спешки раздевается, аккуратно складывая одежду. И при этом ждёт, что врач махнёт рукой и скажет:
- Дальше не надо!
Или:
- Достаточно!
А с кого всё слетает легко и скоро, ту грех не раздеть до нитки.
Ладно. Встретились мы, трое подружек, в уговоренный час, друг дружку ободрили, заходим, робея, в эту частную поликлинику. И сразу же, лишь дошли до регистратуры, наталкиваемся ещё на одно отличие. Нужны бахилы. Хорошо, а где их взять? Оказывается, коробка с новыми стоит в "предбаннике", аккурат рядом с ящиком для использованных. Открыто стоит, ни тебе злой тётки рядом, ни прорези для бросания монет. Непривычно весьма. Но никто, видим, не злоупотребляет, по две пары не натягивает, в карман украдкой не суёт. Подивились мы, обахилились и пошли внутрь.
Уже уходим, как одна из нас замечает ящичек на стене, типа почтового, с прорезью, а снизу открытые ячейки и в них карточки лежат. Надпись крупно: "Соцопрос". Ниже, помельче: "В чём спят девушки?" На карточках в ячейках - варианты ответов, выбирай свой и бросай в щель.
Та-ак, а какие варианты? Затеяли мы перебирать карточки. "В ночной рубашке" - и стилизованный рисунок, для тех, кто не знает или, скорее, забыла, что это такое. "В пижаме" - ну, это ещё забвеннее ночнушки, и снова рисунок - в полоску для наглядности. Хм, а это ведь даже красиво, так и в гостях ночевать можно. "В майке и трусах-шортах" - это уже ближе к нашему времени, особенно зимой. "В лифчике и трусиках" - а что, и так спят? "В стрингах, без лифчика" - Наташка порозовела, с чего бы это? "В боди" - это для толстеющих, обычный человек... то есть, девушка, преть и чуять обжим будет. И, наконец, "обнажённой" - и рисунок за компанию с предыдущими, красноречивый, хоть и не настолько, чтобы любители клубнички мигом выгребли все карточки. Хотя рассматривать-то рассматривали, замусоленность краёв явно мужская.
Пока подружки разглядывали "варианты", мне вспомнилась одна история, связанная с ночными одеяниями. Произошла она в старших классах школы, когда мы... то есть, я за себя могу сказать точно, ну, и за других приблизительно - мы стали настоящими девушками, по всем признакам. Но - не признанными ещё в этом качестве родителями (об учителях и не говорю). К нам продолжали относиться, как к девочкам-подросткам, и это в лучшем случае. С одной стороны, те "нельзя", что были и раньше, стали нас тяготить. С другой - появились дополнительные запреты, "глушащие" наши новые потребности. Хорошего мало.
Нельзя же, в самом деле, снять перед матерью лифчик и показать, что у тебя молочные железы уже сформировались, а что тебе прокладки уже нужны, она и так знает. Поэтому будь добра предоставить мне всю полагающуюся настоящим девушкам самостоятельность, и сразу, а не по частям.
Хотя иногда закрадывались мысли, что такой кардинальный поступок был бы лучшим выходом. Выходом из клетки, составленной из одних "нельзя".
У Наташки окотилась кошка, и она позвала нас с Риткой. Не кошка, конечно, позвала. Кошка, наоборот, хотела бы наслаждаться материнством в одиночестве, но кто тогда её котяток похвалит - таких хорошеньких! Позвольте, не буду описывать и восхищаться, а сразу перейду к прозе жизни.
Хорошеньких котяток надо было раздать. Я-то про себя решила, что если кто-то останется, то возьму. Но постараться раздать было надо. В хорошие, как говорится, руки.
Оптом сдавать собачникам на Сенном рынке не хотели - они так мучают живность, держа в переполненных клетках на солнце! Да ещё и деньги берут за свои "услуги". Многие, кто хотят легко и быстро, сдают им приплод. Но мы лучше помучаемся сами, а котятки наши симпатяшные чтоб не страдали. И точно чтоб в добрые руки.
Затеяли писать объявления, чтоб, значит, клеить там и сям. Поначалу описывали котят словесно, не скупясь на эпитеты. Потом Ритка вспомнила, что её младший брат охладел к фотоаппарату, который подарили ему родители на день рождения. Если не трогать бросающийся в глаза футляр, то содержимое можно безбоязненно и незаметно "одолжить". Рита принесла фотоаппарат к Наташке, и принялись мы котяток фоткать. Ведь один раз увидеть лучше, чем сто раз прочитать описание, пусть даже восторженное. Но сделанное не профессиональным беллетристом и не дотошным следователем, а девчонками. Да-да, я помню, что мы девушки уже, но кошачий молодняк нас почему-то так молодит... Словно маленькими в куклы играем, только почему-то в шубках.
Сперва снимали котят "диким образом", наводили и щёлкали. Между прочим, Риткин брат разочаровался в фототехнике именно из-за такой кажущейся простоты... Потом, разглядывая, что получилось, задумались о фоне. Мы же всё-таки не Наташкин ковёр продаем. А фон "размывать" не умеем.
Пока хозяйка квартиры искала что побелее, мы с Риткой стали брать котят на руки и фоткать в горсти, в пригоршне - малюсенькие они, котятки. Почти как "кот в мешке". А тут ещё маникюр наш... Хоть смывай лак с ногтей, чтоб ярче котят не выходил!
Ватман Наташа не нашла, зато появилась перед нами в белоснежной блузке. Вот он, фон! Взяла котёночка и к груди прижала, но не горстью, а двумя или тремя пальчиками, чтоб шёрстка хорошо видна была. Фоткайте, говорит, вот так. Да не одного котёнка, а лицо моё захватите тоже.
Зачем ещё и меня? Вот мы хотим пристроить котят "в хорошие руки", а может, кому приятно будет получить котёночка из "хороших рук" тоже, или с "хорошей грудки", от симпатичной девчонки получить. На рекламных плакатах через один гламурные фотомодели рекламируют всё, что душе угодно, а мы бескорыстно хотим. И потом, котята котятами, а и с парнем познакомиться недурно, кому твоя фотка приглянется. Никто не знает, где тебя судьба ждёт. И вообще, нехорошо, когда зверёныш в руках на фоне бюста снят, а чьи это руки и... э-э, рельефный фон, за кадром остаётся.
Начали мы Наташку с котятами фоткать. У фотика больше Ритка возилась, а мне пришла в голову мысль, что глухая кофточка вовсе не обязательна. Человечья кожа для съёмки кошаков не менее хороший фон, чем белая материя. Потом, Наташка хочет своей мордашкой парней, то есть котятопринимателей, привлекать, так что будет логично, так сказать, расширить границы фотопривлекательности.
Но в тот раз мы порядком устали, а я ещё и не спешила озвучивать задумку. Ведь хозяйка квартиры, то есть кошки, перед нами преимущество имеет, наденет, что захочет, а нам с Риткой что делать? Разве что раздеваться... но тогда об этом и думать не думали.
Договорились встретиться на следующий день и принести с собой одежду с таким вырезом или даже декольте, какой кто захочет. Будем по очереди переодеваться и... ну, служить котятам фоном.
И вот, когда мы назавтра открыли принесённые сумки, то, кроме сплошных купальников, там оказалась одна ночная одежда: ночные рубашки, майки, даже мамина комбинация... И у Наташки то же самое припасено. Переглянулись мы все и расхохотались.
Оказывается, наши заботливые матери "без шуму и пыли" наподсовывали нам в качестве верха одёжи сплошь, что под шейку, и без выреза. Вырезы были только в ночном, да ещё вот в купальниках... Заботливые, однако. А мы и не замечали дотоле.
Решили положение это исправить и самим докупить к гардеробу недостающее, но сейчас-то что делать? Каждая взяла ночное бельё, думая, что у подруги найдётся, что получше, подневнее, так сказать, они ей и одолжат. И вдруг Наташка говорит:
- А что, ну и что, что ночное? Родители нас в этом видят, папы, ну, и другие могут. Сделаем фото на манер картины: "Утро девушки". Словно я только что проснулась, села на кровати, и тут ко мне котёночек подбежал, я его на руки взяла - приголубить. Ночнушка с вырезом тут ох как к месту будет! И "клевать" на такую рекламу будут не только парни, но и девушки, мы покажем им, как славно иметь котёночка в доме, который утром тебя раньше всех приветствует.
Мы согласились, что рекламу лучше сделать обоеполую. Наташка, на правах хозяйки, отснялась первой, и мы заметили, что ничего под ночнушку она не пододевала. Это для пущего правдоподобия, ведь под тонкой материей пододёв будет виден сразу. Логично. И эротично.
Раз так, то мы с Риткой тоже париться не будем. Хоть и в гостях и не наша это квартира, а раздеваться стали догола, прежде чем ночнушку надеть. А если это майка, к которой трусы полагаются, то можно и ногам замысловатое положение придать - мол, радуюсь вместе с котёнком. Это же всё ради него, а вовсе не от бесстыжести.
Не скрою, что мы договорились договориться потом, на манер детей лейтенанта Шмидта, разделить город на участки и друг дружку рядом не клеить. Вот если котёнок не уйдёт, скажем, за две недели, тогда фотку поменяем. Вдруг здесь такой парень ходит, которому не всякая девушка даже в ночнушке нравится. Который не с любой грудки котёночка себе снимет.
Аппетит приходит во время еды. Не успели мы оглянуться, как маленькие пушистые комочки прижимали уже к лифчикам, хотя изначально вроде бы не хотели. Когда осознали, наготове было оправдание. А чего, некоторые наши сверстницы спят в трусиках и лифчиках - то ли им так быстрее утром вскакивать, то ли хотят и ночью чувствовать себя сформировавшимися девушками, а не бесформенной биомассой в мешочке. И к такой девушке может утром подбежать котёночек, и прижмёт она его к груди, одетой, как ни крути, в лифчик, и именно таким будет "Утро девушки", если это именно утро, то есть пробуждение.
Поскольку ножки у нас освободились от подолов ночнушек, мы стали приискивать им эффектные позы - и тут котята начали нам мешать. Мы отправили их отдыхать от съёмок, а сами продолжили. Уже и не помню, кто первой предстала перед объективом топлесс, а кто совсем нагой - помню, но не скажу... стыдно. Да вы и сами можете догадаться, до чего такая фотосессия дойти может.
Если бы домой не вернулись Наташкины родители, неизвестно, чем бы всё кончилось. Звонок в дверь нас отрезвил. Мигом оделись, посмотрели друг на дружку и расхохотались. В ночнушки оделись! Правильно, их быстрее всего набросить. Наташка так и ушла открывать, а мы с Риткой стали переодеваться. Я и не знала, что она фотик на видеозапись поставила. Потом сюрприз был.
Вот какую историю побудил меня вспомнить невинный социологический опрос в "предбаннике" частной поликлиники.
Мы решили "опроситься" на выходе и, натянув бахилы, поспешили к регистратуре.
Выданные нам медкарточки оказались девственно-чистыми. Ну да, наши старые сюда не передали. В чём-то лучше, в чём-то хуже. Но что примечательно: список кабинетов, которые нам предстояло обойти, был "немым", голые номера кабинетов, без названий врачей. Конечно, сравнив наш список с "мужским", можно было вычислить гинеколога, но зачем? Мы молоды и ещё не настолько больны, чтобы пугаться конкретных врачей. Просто интересно, что тут такой обычай.
Или просто лень названия писать, карточек-то великое множество.
Спустились в полуподвал (кстати, светлее иных этажей в старой поликлинике), сдать "добро" на анализ. Слышим, толстая Ирка из предыдущей "смены", которой уже пора ходить по кабинетам, не ушла, орёт:
- Вы обязаны, вы не имеете права не давать мне стандартную ёмкость для урины!
Ишь, как по-медицински выражается! Её успокаивают и вроде бы уже пошли за требуемым. Ирка красная, тяжело дышит, наконфликтовалась. А я чую, что ну совсем сейчас не хочу по-маленькому, ни кубика не выдавлю, после того как дома сходила дважды: как встала и перед выходом из дома. Говорю:
- А нальёшь ли доверху?
- Ещё как налью! - обещает Ирка. - С утра не ходила.
- Только, как встала, сходила?
- Ни разу сегодня!
Мы поразились. Бывало, опаздывая на пары, игнорировали туалет перед выходом из дому, но чтобы встав... Довольная Ирка объяснила:
- Когда взрослеть начала, с родителями конфликты начались - с теми не дружи, поздно домой не приходи... Сами, небось, знаете. И вот мне выставляют ультиматум: если придёшь так поздно, что спать ляжешь после полуночи, то на следующий день до полудня в туалет не ходи.
Я сперва обрадовалась, что не категорический запрет, думала, что легко выдержу. До полудня - не до вечера! И не догадалась на вечеринке поменьше пить. Ну, вечером перед сном от души слила, а назавтра чуть не лопнула до этого чёртова полудня. Чудом дотерпела. После этого стала умнее, научилась терпеть, превозмогать себя. И вот, пожалуйста - почти не мучаюсь сейчас. Тяжесть в пузыре чувствую, но позыва нет, тем более - острого. Организм приучен: когда захочу, тогда отворю клапан. Как собака, которую выгуливают.
Иногда и на хитрость иду. Возвращаюсь когда за считанные минуты до полуночи, так ни ужинаю, ни в туалет не хожу, а быстро раздеваюсь и бух в том, что исподу, хоть в боди.
- А ты видела соцопрос в тамбуре?
- Ну-у, это кто в чём привычно спит, а я-то по нужде. Заодно тренируюсь, мало ли где в жизни ночевать придётся.
- А если тебе утром "по-большому" приспичит? Большой позыв не сдержишь долго.
- Всё предусмотрено. На этот случай на балкон горшок поставлен. Свою стыдливость не обманешь, слабый позыв за сильный не выдашь. Девушка должна дойти до последней черты, чтобы согласиться справить нужду на открытом воздухе. Ведь на соседние балконы могут люди выйти, я пукнуть могу на весь двор - ну, сами понимаете. Вот такой мне дали аварийный выход.
- А если тебе на пары до полудня идти?
- Тогда вариант умеренный, мне дают в пододёв сплошной купальник, с ним в туалете навозишься... Зато я сама с ранних пор решаю, стоит игра свеч или нет, ради невесть кого страдать не собираюсь. Может, родители того и добивались... Ага, вот несут мне уже. Чао!
Мы посоветовали ей не перелить через край и стали сдавать свои скромные майонезные баночки. Потом выкарабкались из полуподвала и начали разыскивать кабинеты по этажам и номерам.
И тут выявилось различие в планировке "там и тут". В прежней поликлинике всё было, можно сказать, по-спартански: длинный коридор, по одну сторону - окна и скамейки, изредка - кадки с пальмами, по другую - двери кабинетов по порядку номеров. Если умеешь считать, ничего и искать не нужно. И кабинеты все какие-то одинаковые по размерам, словно никто специфику врачей и учитывать не собирался.
Не то здесь. Коридор есть, но он не прямой и длинный, а идёт буквой О, с внешней стороны - двери кабинетов с окнами, с внутренней - без окон. Расстояние между дверьми очень разное, номера на кабинетах играют в чехарду, вдобавок там и сям не просто кадки с пальмами стоят, а целые завеси из зелёной массы, отгораживающие то пуфик, то автомат с минеральной али газированной водой, то платёжный киоск, то журнальный столик с чем почитать. В общем, пациент, выкладывающий за визит ко врачу собственные денежки, должен иметь место, где ему собраться с духом перед переступанием порога кабинета (особенно если за ним поджидает стоматолог) и где пережить грозный диагноз, выйдя. А кому-то требуется просто напиться газировки до отрыжки и посидеть, чтобы пошла моча... на анализ, я имею в виду.
Это хорошо, конечно... особенно для завсегдатаев, которые тут каждый уголок знают, а вот новичку типа меня недолго и заблудиться. Планы посещать кабинеты по порядку номеров в карточке пошли прахом сразу. Если у какого кабинета много народу, и мы отряжаем одну искать, где побезлюднее, то она потом нам звонит на мобильник и не может объяснить, как дойти. Зато, если возникает дверь кабинета и номер на ней есть в нашей карточке - рады не знай как, прямо сюрприз нам! В таком скучном деле, как медицинский осмотр, мелкие радости очень кстати.
Или весь осмотр превращается в своего рода квест.
Сразу скажу ещё об одном отличии, прямо бросающемся в глаза. Я немножко неправильно говорила, что номера на дверях. Они, как и таблички с расписанием приёма - сбоку от косяков, сами же двери сделаны из полупрозрачного пластика и открываются сдвигом вбок, как в купе. Через них заметен белый халат врача, тёмная размытая фигура пациента... в общем, видно, есть ли там врач, есть ли кто у него на приёме, можно заходить или нельзя. Оригинально и удобно.
И вот, блуждая по закоулкам этой поликлиники, я припомнила, как в детстве играла в дочки-мачехи.
Ну, игру в дочки-матери все знают, я ей дань в раннем детстве тоже отдала. И одна играла, и с подружками. А нам в то время взрослые сказки всякие читали. Была среди них одна, со злой мачехой и бедняжкой падчерицей, над которой та измывалась. Аж слёзы капали, когда уши слушали про этакое безобразие. Как она только могла!
Была у меня в том нежном возрасте подружка Оля Добрынина, и вот с ней мы заговорили о том, что поднадоели нам эти дочки-матери, и не сыграть ли в падчерицы-мачехи. Кстати, это словечко, неудобное для детского языка, мы заменили снова на "дочки" - ведь та девочка из сказки, падчерица для мачехи, отцу своему, столь неудачно женившемуся, приходилась всё-таки дочкой.
- Оль, давай сыграем в дочки-мачехи!
- Давай. А как?
- Ну, не знаю. Выберем самую нелюбимую куклу, самую непослушную, и будем её мучить.
- Жалко же!
- Тогда давай поменяемся. Тебе мою не жалко, мне - твою. Не глядя махнёмся, а?
Пробовали кукол ругать - им хоть бы хны. А выкручивать пластиковые ручки-ножки - да типун тебе на язык, кто предложит! Мало, что мальчишки нам кукол калечат, ещё и сами... И вообще, как только самую нелюбимую выберем, её тебе так жалко-жалко становится, до слёз прямо.
Не пошла у нас в тот раз новая игра. Но думка в головёнках осталась. И вот хитро посматриваем мы с Олькой друг на дружку и ждём, кто первая озвучит. Не просто ведь сказать подруженьке:
- Раз кукол жалко... Слушь, а может, падчерицей побудешь ты? А я над тобой буду издеваться.
Нужно сперва придумать способ издевательства, чтоб не очень больно было и в обиду смертную не выливалось. И мы придумали, потому что... ну, просто потому что сыграть очень хотелось. Или потому что дети вообще народ придумчивый.
Даже порой девочки.
У нас в детсаду (да, а я упомянула, что дело происходило именно в этом учреждении? Или вы сами догадались?) кормили хорошо, в смысле, много добавки давали, но совершенно не учитывали индивидуальные вкусы. Что бы ни подавали на стол (вернее - низенькие столики), всегда находился или находилась кто-то, кто воротил нос. И наоборот, с незавидной регулярностью на нашем столике возникали блюда, которые я или Оля не любили или даже терпеть не могли. Хотя и калорийные, и детям вроде бы полезные.
Я, например, ненавидела творожную запеканку. Оля же... ну, пусть сама об этом скажет, если захочет. Не хочу её порочить. Пусть будет - не любила грушу из компота доедать, ту самую грушу, что шла у других в драку-собаку. Она, Оля то есть, если прочитает, то посмеётся и ничуть не обидится.
Так вот, мы с ней решили так: кому выпало воротить нос от поданного на стол, та и становится "падчерицей", а другая, автоматически - "мачехой". И заставляет "привередницу" всё, что на тарелке, съесть, находит удовольствие в мучениях и сопротивлении той, навязывает свою волю. По сути, работает за повариху и воспитательницу, которые в нас еду впихивали прямо-таки.
Для этого мы сядем с ней рядышком, а не напротив друг дружки, как до того сидели, чтоб лицо видеть без поворотов головы. Насиловать-то придётся на глазах остальных, а это дело такое, что лучше б или без свидетелей, или понезаметнее. Слова поэтому должны быть самые безобидные, но издевательские:
- Смотри, какая аппетитная запеканка!
- Надо бы съесть всё до крошки.
- Если не идёт, запивай чаем.
- Оля, ты обидишь повариху!
А основные "боевые действия" должны вестись под столом, невидимо для окружающих. "Мачеха" будет щекотать "падчерицу", щипать её, крутить пальчики, царапать ногтем, если получится - дёргать за волосы (замаскируем под простое баловство). А самое сильное истязание, когда ничто остальное уже не помогает - пяткой детской сандалии нажать на выступающие из сей обувки ноготки "падчерицы".
Знаете, как больно!
Мы, конечно, старались "педалью" не злоупотреблять. "Падчерица" крепилась, собиралась, как перед броском в холодную воду - и кусок за куском съедала ненавидимое, даром что слёзы на глазах выступали и отрыжка мучила.
- Смотрите, как девочки дружно кушают!
Это так нас хвалили. "Дружно"! Слово-то какое подобрали. Этой "дружбы" ради "мачеха" порой свои куски "падчерице" подбрасывала, чтоб той подольше помучиться.
Игра удавалась на славу. Главное, никому не обидно, гадость появлялась на столиках неожиданно, внезапно, ведь меню с едоками не согласовывали. Правда, когда одной и той же из нас приходилось страдать три (два ещё не в счёт) раза кряду, приходила мысль о ещё каком-то варианте игры в дочки-мачехи, так сказать, не в одни ворота чтоб.
На огороженной территории нашего детсада был сад иного рода, древесный, типа рощицы. Особо он не плодоносил, но гулять между деревьями можно было. Они казались малышам такими большими! Когда мы подрастали и обвыкали, то даже и не верили, что совсем недавно думали, что тут можно заблудиться.
Слыша плач очередного заблудшего и наблюдая хлопоты воспитательниц, бросавшихся его искать, мы искренне думали, что с нами в его возрасте ничего такого не случалось - и случиться не могло!
Но однажды вспомнить пришлось. Раз днём на прогулке небо покрылось тучами, потемнело, порывы ветра стали сдувать с головёнок панамки, вот-вот должен был пойти дождь. Воспитательницы бросились в первую голову уводить под крышу малышей, а старшая группа осталась на время беспризорной. Мальчишки мигом этим воспользовались, но и девочки под крышу не спешили, ловили летающие панамки, помогали загонять малышню. Очень уж однообразно проходят у нас прогулки, так хоть какое-то разнообразие.
Мы с Олей оказались в этот момент перед садом, который потемнел вместе с небом. Он ещё сливался с леском за оградой, так что впечатление дремучести было налицо. Конечно, мы ещё и дополнительно это себе представили, чтоб как в сказке было... И вдруг - взялись за руки и друг на дружку с тревогой посмотрели. Какое это неизъяснимое чувство - знать, ощущать, что об одном и том же с подружкой подумала, и неважно, кто об этом первая скажет. Можно и вовсе не говорить, а просто попереживать вместе, держась за руки или даже обнявшись.
- А ведь мачеха падчерицу в дремучий лес заводила и там заблуждала...
Я не стала поправлять подружку, готовую уже расплакаться. Ведь на самом-то деле мачеха велела слабовольному мужу отвести дочку в лес и там оставить на съедение волкам, чужими руками грязное дело сделала, да ещё в душу плюнула. Но я всё просекла сразу: "отец" был в нашей игре лишний, никого из мальчишек на эту роль мы доселе не звали и звать не собираемся, обойдёмся и дальше своими силёнками. То есть "мачеха" "падчерицу" в лес сама заводи ("лес" тоже бы в кавычках надо). Ну, волки - это явный перебор (хотя одну-две дворняжки можно пустить), а вот вдоволь настрашиться, не зная дороги назад - это в русле игры. Наказание такое для бедняжки, а не вывод на убой.
В тот раз мы ничего не успели обсудить, потому что загонять под крышу стали уже старших детей. Но потом, что называется, вернулись к теме. И поняли, что не пойдёт так. Две девочки могут зайти в лес, одна держа другую за руку, словно бы ведя. Но потом, когда "заведёт", отпустит и пойдёт обратно, что помешает брошенной пойти вслед за ней? Убежать? Но никто из нас не бегает намного быстрее другой, а когда приходится петлять между деревьями, преимущество в скорости "съедается" вообще. Мало того, отчаянно петляя в попытках оторваться, недолго заблудиться и самой. А если б, к примеру, одна из нас бегала быстрее другой, то ей тогда "мачехой" всё время быть, а это неинтересно.
Подумалось о том, что, может, связать ноги... Мальчишки бы об этом вперёд всего помыслили, а мы вот с опозданием и робко. Но тоже не всё гладко. Заодно придётся связывать и руки, иначе "падчерица" ноги себе в два счёта развяжет. То есть делать человека недвижным, совсем беспомощным, а если и впрямь волки... то бишь, дворняжка прибежит? Или того хуже - змея приползёт. Представляете, каково человеку смотреть на медленно подползающую к ней змеюку и быть не в силах даже пошевелиться?
А если "мачеха" забудет, где оставила связанную? Подружек не позовёшь лес прочёсывать, вмиг разболтают. И вообще, связанным человека можно и в паре шагов от кромки леса оставить, а в сказке чётко же сказано: заблудила. То есть, отец завёл дочку подальше в лес, чтобы она там заблудилась и сгинула.
Так мы выхода и не нашли в тот раз. Попробовали поиграть "честно", то есть, чтоб заведённая становилась лицом к дереву и сама не шла вслед за завёдшей. Типа пряток, но без надежды на выигрыш. Но почему-то всегда было ясно, куда идти-выходить к людям. А это неинтересно. Грибы-ягоды искать и то занятнее.
Так в детсаду мы и не придумали другого варианта игры. Поэтому, если несколько раз она шла "в одни ворота" (лучше сказать - в один рот), справедливость восстанавливали за счёт заставления есть траву типа лебеды или даже полыни - на прогулке, тайком.
Но вот повзрослели мы с Ольгой, пошли в школу. Окрепли. И уже весной следующего года родители стали брать нас на воскресные пикники, о которых следует рассказать особо.
Наш город окружён со всех сторон горами - невысокими, но гордыми... вселяющими гордость. Аэропорт, разумеется, располагался на одной из таких возвышенностей, рядом с аэровокзалом проходит дорога, масса остановок транспорта. А чуть дальше сделали обзорную площадку с парапетом и козырьком на столбах, чтобы гости нашего города, сразу по прилёте, могли на него с высоты полюбоваться. Да и не только гости, тут прекрасный вид, свежий воздух, я видела несколько штативов фотографов и даже один мольберт. Художник рисовал пейзаж, время от времени поглядывая в бинокль.
До заборчика с парапетом была асфальтовая площадка, а за ним - пологое, поросшее травой местечко, окружённое с той и другой стороны леском, а с третьей, где уже начинается спуск вниз, к городу - скорее, зарослями, кустарником. Вот это местечко и облюбовали горожане, в погожие выходные и праздничные дни тут яблоку негде было упасть. Пикники устраивали, любуясь родным городом (так сказать, не отходя от мангала) и наслаждаясь свежим воздухом, который в самом городе, внизу, честно говоря, не очень...
Приезжали сюда семьями и гирляндами семей, проводили целый день (а кто не целый - знать, живёт недалеко, не ехать ему сюда через весь город), закусывая (а кто и выпивая перед закуской - но культурно). Разумеется, туалетом служил примыкающий лесок, достаточно густой для такой функции. А некоторые несознательные граждане туда и мусор сволакивали.
До сих пор не могу удержаться от смеха, вспоминая самодельный плакатик на толстом стволе одного из деревьев: "Сходил сам - вырой ямку другому!"
Обстановка в жаркие дни тут была настоящая пляжная, хотя рекой поблизости и не пахло, с другой стороны города она протекала. Мужчины носили шорты, а выше пояса - одну шляпу или кепку. Женщины - те больше уважали кисейное и продуваемое, но добрать треть одевалась в цельные купальники. Но уж кто любил подставлять тело солнцу - это девочки-подростки и молодые девушки, они словно устраивали выставку бикини всех цветов и фасонов. Мы с Ольгой зырили на них и "мотали на ус", прикидывая, сколько лет нам до них осталось. Жить да жить!
Расскажу о некоторых "витках вокруг уса", чтоб вы представили обстановку.
Раз мы с Олей оказались неподалёку от надувного матраса, на котором сидели штук пять или шесть девочек-подростков. Солнечный свет заливал их уже вполне "тётеньковые" тела в мини-бикини, и я вдруг подумала об отрывке, который нам читала учительница в "Родной речи", где были слова: "Наташа в тот год начала выходить в свет". Нам было непонятно, но спросить не решились. А это вот что, оказывается, такое! Когда в солнечном ярком свете ты классно выглядишь, тогда на него и выходи. Тем более, худой и стеснительный парень их исподтишка фоткает с приличного расстояния, фотик у него с длинным выдвигающимся объективом. Оля сказала, что это "ультразум".
Так вот, все эти девушки что-то говорили одной, оказавшейся посерёдке. Я покрутилась вокруг с ушками на макушке и суть разговора просекла. Потом Оле пересказала на ушко.
Эта девушка, Яна, самая, кстати, пухленькая из подружек и с выступающими "титями", не умела плавать. Сюда вот пришла, потому что водной глади рядом нет, сухопутный просто пикник. Хорошо ей тут? Хорошо. Бикини прекрасно на теле сидит? Прекрасно. Повторить бы хотела? А то! Так что же ты отказываешься идти с нами на волжский пляж?
Плавание, Яночка, не главное. Главное - заявить на людях сформировавшееся тело, а вода - всего лишь предлог переодеться в бикини. Хоть по щиколотку постой, походи, провожая и встречая плавающих по-настоящему, брызги ладошками побей, чтоб намокнуть и ещё лучше тело проявить, да мало ли как ещё можно. Поверь, скорее тебя упрекнут за немодное, слишком много закрывающее бикини, чем за не-плавание в нём.
А потом тебе надоест сухопутничать, ты захочешь привлекать внимание людей и в воде, и постепенно, потихоньку-полегоньку научишься. Как дети говорить учатся сами, так и ты - плавать. Тело само хочет держаться на плаву - во всех смыслах.
Одна блондинка, словно нарочно, демонстрировала своё неумение плавать, разве что откровенно не тонула (хотя, если рядом интересный парень окажется - отчего не дать себя спасти?), так, бултыхалась у берега. И что ты думаешь? Когда этот парень захотел подшутить над друзьями и нырнул на задержку дыхания - вроде как утонул, девица широкими, во всю грудь, сажёнками помахала его спасать!
Кажется, уговорили они Яну. Она хотела оговорить сплошной купальник, но ей резонно возразили, что он именно для воды. А вот бикини - ещё и для загара, так что никто в воду тебя не толкнёт.
Другой раз смотрю - все поблизости лежат на своих надувниках и подстилках, почти тихо, и вдруг в этой тишине начинает подниматься, всплёскивая над головами руками, девичье тело. Старшему поколению не очень понятно, а моему - вполне: в ушах - наушнички, в них звучит зажигательная музыка, усидеть (тем более - "улежать") невозможно просто. Кажется, что музыку эту слышат все вокруг, и непонятно - почему не танцуют? Ладно, сбацала одна. А поскольку тут яблоку некуда упасть, то танец может быть только на месте, на манер индийского, со сменой поз, выгибаниями и извиваниями, жестами и мимикой.
Танцовщица была к нам спиной, и я очень не хотела, чтобы её увидела мама, по мнению которой, я уже знаю, "бесстыжая крутит попой".
Но, мамочка, это же так красиво! На этой девушке трусы, задок которых сделан из полупрозрачной сеточки (только не говори, умоляю, что "попа почти голая"!), это и в спокойствии здорово, а теперь, когда ягодицы ритмично дёр... ну, сокращаются и расслабляются, по этой сеточеке пробегают муаровые полосы, так классно! Не знаю, может, с другой стороны, животик тоже танцует недурно (есть же "танец живота"!), но и с тылу есть на что посмотреть. Я приметила несколько разгоревшихся пар глаз, даже пожилые дяденьки не устояли. Бес им в ребро!
Интересно, она перед зеркалом (ну, двумя) репетировала, или, когда искренне поддаёшься чувствам, само всегда хорошо выходит?
Третья "картина маслом" вот какая. Через место от нас расположилась на подстилке семья из трёх человек: маленький худосочный мальчик, его мама, ещё молодая, но уже расплывшаяся и потому "кутающаяся в сарафан", и бронзово-загорелый папа в шортах сурового вида. Было заметно, что малышу неинтересно и скучно даже: он зевал, маялся, отворачивался от протягиваемых яичек и огурчиков, порой даже ныл - мол, домой хочу. Родители перед ним чуть не плясали, и я заметила, что мужчина время от времени показывает жене глазами на какую-то плоскую сумку, стоящую с краю. А та вертит головой - не хочу, мол. Похоже, там какое-то средство занять скучающего, но почему-то откладываемое.
Наконец маленький негодник всех достал, и согласие мамы было получено... вырвано. Смущённо поозиравшись кругом, не пялится ли кто (а тут всегда обстановка культурная, все видят друг дружку незаметно), она вздохнула и не без колебаний стянула через голову сарафан, явив солнцу рыхлое белое тело. На нём было пёстрое бельё, которое очень даже сходило за бикини, словно тётя не была уверена, что будет раздеваться. И легла на спину, защитив глаза солнечными очками.
Папа тем временем открыл ту самую "неприкосновенную" сумку, достал из неё кисточку и пузырёк с, похоже, чёрной краской, отвинтил крышку, макнул, склонился - и в несколько штрихов изобразил на коже благоверной то ли цветок, то ли бабочку, а может, нечто такое, что каждый волен понимать по-своему.
- Иди, раскрась маму, - дал сынишке кисточку и вынул из сумки целую коробку с красками в форме палитры. Подтолкнул, а сам отодвинулся, насколько позволяла теснота.
У мальчика аж загорелись глазёнки, от прежней вялости не осталось и следа. Он важно схватил краски и, громко сопя, принялся за дело.
Папины штрихи оказались лишь затравкой. В короткое время всё мамино тело, свободное от белья, оказалось раскрашено, бойкая кисточка подбиралась к подбородку, женщина легла на бок, подставляя спину. Но тут энтузиазм поиссяк. На спине же мама не видит! Ну, если она так хочет, так уж и быть, повожу кисточкой...
Смущённо кашлянув, папа пошёл в лесок - я уже говорила, там "туалет". Мама же обвела глазами "горизонт" (я однажды видела в кино, как это делает перископом подводная лодка), ничего такого не увидела и попыталась оттянуть нижнюю кромку лифчика. Не получилось, тогда она завела руку за спину, слегка в оной прогнувшись, и расстегнула застёжку. Бюст вздрогнул и просел. Теперь кромка легко оттягивалась, и мама заворковала:
- Сюда мы папочку не пустим, это только для сыночка моего, его мягкой кисточки, его талантика. Малюй, малюй, Сева, не стесняйся, ты недавно это сосал. Только верхушки пощади. Не там, не там, - и вдруг, напрягшись всем телом и широко раскрыв рот, завопила на одной ноте.
Это был весьма тихий для взрослой тёти вопль, похожий на несостоявшийся визг, она как бы брала ноту и репетировала. Поблизости вертелась какая-то девчонка, так она вполне могла так вопить, на неё это спишем... Видать, малец затронул чувствительные струнки маминого тела.
Затем он уже сам, без приглашения, начал, пыхтя, оттягивать с живота поясок маминых трусов, пытаясь их приспустить. Женщина лежала на спине, подсунув под неё руки, и вымученно улыбалась из-под чёрных очков. Может, ещё "переваривала" размалёванные груди, а может, хотела показать окружающим: на что, мол, не пойдёшь ради таланта сына. Даже на лёгкий срам.
Когда трусы были спущены настолько, что уже стали показываться волосы, мы с Олей сочли за благо пойти погулять. Когда вернулись, женщина словно была в ну очень сплошном, покрывающем всё тело, пёстром "купальнике" - или нагой татуированной. Юный талант сумел вписать мамино бикини в общую картину. А не щекотать кисточкой соски он ещё не научился.
Теперь, обрисовав "горный пляж" со всеми его нравами, перехожу к событию.
Пошли мы с Олей в "туалет", то бишь в лесочек. В таких случаях мне казалось, что буквально каждый знает, куда и зачем мы идём, насколько сильно хотим, и усмехается в спину. Поэтому с подружкой проще. Всегда можно считать, что она хочет сильнее тебя, что ухмыляются в спину именно ей, потом, нужда, охватившая сразу двоих, заслуживает большего уважения, чем приспичившая одной. К тому же можно справлять её по очереди, а одетая караулит. Наблюдает.
Так вот, не успели мы войти в лесочек, как нам навстречу вылетает из него малыш, можно сказать, карапуз. Обутый в лёгкие сандалии... и всё. И не то чтобы забыл подтянуть трусики, они бы тогда у коленок болтались. Нет, так бегает.
Мы с подружкой посмотрели друг на дружку и одно и то же подумали. Счастливый, его нагота как бы невидима взрослым, а тем более детям. А нам, девочкам, не оправив тщательно одежду, из "туалета" хоть не выходи.
Между прочим, вдвоём ещё почему лучше ходить: каждая служит для другой зеркалом, причём заботливым, которое и сзади осмотрит, и поправит при необходимости.
Делаем свои дела, а у самих малыш из головы не выходит.
- Если б из нас кто одежды лишилась, она бы со стыда сгорела.
- А из лесочка и не вышла бы.
- Как к людям без всего выйти-то?
А потом, когда оделись и страшиться перестали, посмотрели друг на дружку и поняли, что нужно, чтобы падчерица и не пыталась выйти вслед за мачехой, а осталась в "дремучем" лесу.
Поначалу самим себе признаться было страшно. Потом попугали друг дружку. Наконец, при следующем заходе в "туалет" одна из нас разделась догола, а другая с её одеждой караулила, посматривала кругом. Потом помогла одеться и спросила:
- Ну, как?
- Стрёмно! Расслабиться толком не могла, пришлось выталкивать. Извини за пердун. Как будто тело ждало, что вот-вот кто появится, так чтоб сразу одеться.
- К людям не вышла бы?
- Ты что?!
- Тогда, может, сыграем?
Конечно, в дочки-мачехи. И мы не сразу, но решились.
Самое трудное было выбрать время. Во-первых, должно быть тепло. Во-вторых, мы с Олей считались ещё маленькими, и нас одних куда-то пускали редко. Пришлось придумывать и фантазировать. Срочно полюбили бадминтон, словно бы в него играть шли. В спортивную сумку, кстати, удобно складывать чужую одежду.
С местом было проще. От "туалета", конечно, пришлось уйти поглубже в лес. Мы подобрали небольшую "зону безопасности", пойдёшь в одну сторону - шум машин, а затем и их вид, тут дорога, и люди по обочине ходят. В другую - там склон и город, раскинувшийся внизу, всяк тебя теоретически (в бинокль) может увидеть. Пойдёшь в третью - тут шорох жёлтых струй и попукивание "туалетчиков", а дальше и весь пикник виден. Без срамоты можно было идти только в четвёртую сторону, но там кустарник становился непроходимым, и к тому же охватывал страх заблудиться. Нет, только сядь под берёзку и заплачь - тихо-тихо.
Решали, кто есть кто, мы непосредственно перед игрой. Оля, конечно, была "орлом", мне оставалась "решка". Одна из нас брала монетку в горсть и "бултыхала" её там, не прижимая. Затем закрывала глаза и снимала верхнюю ладонь. Вторая била ладонь с монеткой снизу. Потом мы искали свою судьбу (на ближайший час) в траве, следя друг за дружкой и ни в коем случае монету не трогая. Ух, как падало сердце и сладостно ныло в груди, когда "решка" приказывала тебе быть падчерицей и маяться без одежды!
У нас была петля из широкой тесьмы. Падчерица просовывала в неё ладони и несколько раз проворачивала в разные стоны, руки становились словно бы скрученными. Мачеха брала её за плечо и вела. Один-два раза полагалось остановиться и попятиться, или взбрыкнуть, чтобы тебе дали понять серьёзность намерений. Порой и притворяться не приходилось - тогда игра удавалась.
Придя на место, мачеха сурово говорила:
- Ты кругом виновата и потому навеки останешься здесь, в лесу, где бегают голодные волки и ползают ядовитые змеи. Я могла бы привязать тебя к дереву, но я добрая, поэтому раздевайся!
Что могла, она снимала с падчерицы сама, потом давала той рассупонить руки и завершить раздевание. Полагалось всячески показывать, как тебе плохо обнажаться, как ты стыдишься и стесняешься. Без визга, конечно. Внимание привлекать было нельзя.
Забрав одежду и напоследок постращав, мачеха уходила. Возвращалась она через непредсказуемый промежуток времени, оставляя сумку с одеждой, и без слов удалялась. Мол, передумала, но объяснять ничего не хочу. Твоё счастье, выживай.
Играли мы в эту щекотку нервов редко, каждый раз предвкушали, это была наша с Олей тайна. И как-то неожиданно наши тела стали созревать, и в этой детской, по сути, игре открылись новые грани. Но какая же наивная я была, когда однажды, раздеваясь в роли падчерицы, сказала подруге:
- А я теперь лифчик ношу. Его снимать?
Да, ведь первоначальный уговор был без этого предмета белья.
- Обязательно, - отрезала Оля в роли мачехи. - Раз наголо, значит - наголо. Что не тебе ни есть, кидай сюда, - и "разинула" сумку.
Я подчинилась, но после игры у нас вышел спор. Я считала, что или Оля должна начать носить лифчик, или мне его не снимать. Она напирала на полную обнажённость, а однажды сказала:
- Глупо ведь - трусы снять, а в лифчике остаться. Логичнее наоборот, будет топлесс.
- Это мне глупо с тобой в детские игры играть, раз у меня уже... - и я обладошила скромное свои росточки-конусики и победно на подружку поглядела - у неё ведь только сосочки вспучиваться начинали.
Она обиделась и перестала играть. Затем, когда у неё тоже появился законный лифчик, мы помирились, но игру уже не возобновляли. Всё-таки у таких девочек-подростков, как мы, должны быть другие поводы к обнажению... о которых я умолчу.
Описывать всё это долго, а вспомнилось быстро. Тут ведь тоже дебри, в этой поликлинике, и обнажённость, можно сказать, оправдана. Медицинскими соображениями. Почему бы здесь не сделать мужские и женские дни (или полудни - до обеда и после) и не раздеваться пациентам до белья в раздевалке для верхней одежды?
Между прочим, из-за этих вот зелёных завес и закоулочков людей (пациентов) чаще слышишь, чем видишь. Люди разговаривают, не ожидая, что их услышит кто-то, скрытый от глаз. Я понимаю, что подслушивать нехорошо, но если ты опоздала покашлять и услышала нечто, скажет так, интересное, то обозначать кашлем себя - только людей смущать. Лучше пускай себе продолжают общаться безмятежно - тем более, это у них так хорошо получается.
Раз я уловила, как мужской голос, мягко говоря, безо всякого уважения отзывался о некоей Доротее, как я поняла, враче. А поскольку он переиначивал её имя, как Дурнотея, подумалось, что это, наверное, психиатр. Стоит запомнить, ведь имена-фамилии врачей значатся на табличках. Но, может, и просто психоневролог.
Мы принялись блуждать по этой интересной поликлинике, потеряв по дороге Риту и оставшись вдвоём. Сперва попали к окулисту и ухо-горло-носу, где ничего снимать не пришлось. Стало как-то скучновато... Следующим был дерматолог. Ага, уж тут-то... Разочаровал нас дядечка. "Раздел" лишь до пояса и не снимая лифчик, велел обернуться вокруг оси, как балеринам. А у меня как раз под чашкой была шикарная родинка, и я уже протянула руки назад, к застёжке, но врач энергично замотал головой и продолжал что-то строчить в карточке, поглядывая на часы. Захлопнул, протянул, глазами не зыркнул. Приём окончен.
С Наташкой вышло то же самое.
- Знаешь, по-моему, у них лимит времени на каждую пациентку, - поделилась я с ней соображениями, - вот и некогда им нас раздевать. Иные бабульки по полчаса на приёме кряхтят. Врачи и научились... ну, сквозь одежду.
- Даже гинекологи?
- А они сперва спросят: "Жалобы есть?" Все врачи так себе работу облегчают. Вот увидишь.
- Но мы-то не бабушки.
- А у них уже манера выработалась всех одетыми пропускать. На нас они сэкономят по минутке и пойдут перекусить или хотя бы водички газированной попить. Врачи тоже люди... и иногда - мужчины.
Заметив, что вокруг никого нет (об ушах за зелёными завесами мы ещё не составили привычки думать), я обняла подружку и негромко сказала:
- Врачи тоже люди, и им надо идти навстречу. Вот если бы мы допетрили перед кабинетом дерматолога раздеться и входить уже в исподнем... Там хватило бы времени на полное обнажение кожи. Не так разве?
- Кто ж знал? Мы думали, нам там предложат.
- Теперь знаем. Как говорится, "спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Тебе не кажется, что мы уже исчерпали врачей, которых проходят одетыми? На табличках, впрочем, прочитаем. Знаешь, Наташка, давай-ка поднимемся сразу на третий этаж, раз на первом так скучновато.
- Смотри, у них тут лифт!
Это сразу подняло нам настроение (а потом и тела). На третьем этаже "закоулчатость" была ещё сильнее, в воздухе от многочисленных растений витал дух тропиков. Наташка предложила сразу найти гинеколога, но я её остудила. Лотерея интереснее. Женский врач, возникающий перед тобой внезапно, случайно, ну, набрела ты на его кабинет, это совсем другое дело, чем он же, посещаемый планово, когда его кабинет издалека видишь и заранее к испытанию готовишься. Переживания короче, зато сильнее, и вообще, не зря тут всё так затейливо.
Уже позже пришла мне в голову мысль, что эта поликлиника похожа на детскую, тут всё призвано развлекать пациентов, и, если не заставлять забывать совсем, то, по крайней мере, "размывать" чувство ожидания встречи с врачом, которая чревата не только приятными ощущениями. Что ж, люли с "болячками" - те же дети, капризные и нетерпеливые, им потакать надо, они же деньги за комфорт в том числе платят. Это мы залетели сюда "на халяву" и вот дивимся, а так тут всё продумано.
Наши однокурсники застряли на первом этаже, максимум - кто-то поднялся на второй. Можно особо не спешить (но уважать спешку врачей). Мы с Наташкой напились из автомата газированной воды, пошерудили журналы на столиках - чем пациентов тут занимают? - и, поглядывая в свои карточки с номерами оставшихся нам кабинетов, отправились в круиз по третьему этажу.
Ещё когда мы были внизу, Наташка без умолку балаболила про свой новый смартфон, у которого ну очень просветлённая и зоркая оптика. На дисплейчике получается лучше, чем видит глаз, а на большом экране компьютера - ещё замечательнее. Похоже, рекламу пересказывала. Я предложила ей проверить волшебную силу оптики на полупрозрачных дверях, авось кто за ними чётко выйдет, да не тут-то было. Оказывается, это очень невежливо - фоткать чужих людей без их согласия. А вдруг там пациент разделся?
- Тогда сними меня, когда зайду. Разрешаю!
Но и тут не всё ладно. Надо же объяснить, в чём дело, всей очереди, чтоб люди поняли, что тут всё по доброй воле происходит. А это такая морока... Она у нас скромненькая, Наташечка, ей так запросто с незнакомцами не поговорить. Помните, как покраснела, когда кто как спит голосовали?
Внизу я на это дело плюнула, но вот третий этаж. Побродив по "тропикам", мы вышли в уютный "предбанник" с запахом цветов и тихо-тихо звучащей успокаивающей музыкой. Перед кабинетом - никого. Смотрю на номер, в карточку - наш! Надо пройти. Только вот ни фамилии врача нет, ни специальности. Правда, светлое пятно и следы от шурупов имеются, словно табличка всё-таки была. Может, унесли на реставрацию или хозяин кабинета поменялся? Бывает, ничего странного.
Если я за "лотерею", то это даже хорошо!
Когда никого нет перед обычной, сплошной дверью (как в старой поликлинике), то и не знаешь, что делать. Ждать? Стучать? Робко приоткрыть дверь? Здесь же видим - вроде как двое в кабинете. Белое пятно медхалата и тёмное - штатской одежды. Занято, надо ждать.
Мы стали соображать: может, одной надо остаться здесь, а второй лучше пойти поискать другие кабинеты? Или пойти обеим, а здесь оставить занимать очередь свои сумки. Однажды в "Что? Где? Когда?" я видела, как очередь образовывают тапки, а их владельцы спокойно сидят вдоль стены.
Долго думать нам не дали. Дверь кабинета открылась, то есть сдвинулась, и вышли двое: высокая полная блондинка в аж обтягивающем халате и невысокий, можно сказать, плюгавенький мужичонка с лысиной в коричневом пиджаке (и брюках, разумеется). Она держала в руках какие-то медицинские документы, и оба что-то активно обсуждали, пересыпая речь латинскими словами. Если б я знала этот язык! А так что - два медика консультируются на ходу.
Они уже выходили из закутка, когда мужичонка заметил нас и толкнул свою спутницу в бок (как только халат не лопнул?). Та слегка повернула голову и сказала:
- Девушки, если вы на осмотр, то лучше походите по другим кабинетам, - и оба ушли.
Наташка, поняв, чем дело пахнет, тут же повернулась выполнять совет, но я тихо приказала:
- Стоять!
Сделала шаг и проверила дверь кабинета - она свободно сдвигалась. Со слегка злорадной улыбкой обратилась к подружке:
- Ну вот, выполнены твои условия - и модель согласна, и в очереди никого. Готовь свою "волшебную" оптику!
Она слегка испугалась:
- Как, ты собираешься вторгнуться в чужой кабинет?! - Как будто у меня тут был где-то свой!
- Не вторгнуться, а использовать в качестве фона, - поправила я. - Чего ты боишься? Ушли они, видать, надолго, а у нас дело быстрое. Ничего трогать там я не буду, только сяду на стул. Мало того, обязуюсь ни на что такое не смотреть, чтобы ненароком не проникнуть во врачебную тайну. Даже не буду угадывать специальность этой врачихи. Конечно, если у тебя с первого раза ничего не выйдет и ты будешь щёлкать много-много раз... Ну, подойдёт кто, так ты просто смотришь на смартфоне эсэмэски. Врачиха неожиданно воротится - с ней буду объясняться я, ты ни при чём.
- Вот-вот, я ни при чём!
Я шла на всё, лишь бы она меня сфоткала. Поняв, что не отвертеться, Наташка тяжело вздохнула и завозилась с аппаратом, а я положила на стул для ожидающих сумку, освободив руку. Это, собственно, был большой пластиковый пакет, на дне которого болталась маленькая женская сумочка. Он был предназначен для снимаемой одежды, чтоб не разбрасывать по кабинету врача. Потом я отодвинула дверь, зашла и села на стул для пациентов, безошибочно отличив его от полукресла врача, на котором, кстати, висел белый халат, а на сиденье лежала белая шапочка - медицинская тюбетейка.
- Задвигай дверь и фоткай! - И положила свою медкарточку на стол.
Верная своему слову, я старалась вокруг особо не зырить. Единственно, что как бы само собой замечалось - отсутствие приборов, которые однозначно указывали бы на специальность врача. Больше всяких бумаг, да ещё кушетка у дальней стены.
Наташка громко сопела за дверью, её размытый силуэт то приближался, то удалялся. Ищет точку съёмки.... Ну, давай, "волшебная оптика", покажи, на что ты способна!
- Ну, сняла, что ли?
Я встала и отодвинула дверь. Подружка с растерянным видом пялилась на экранчик смартфона, мне её аж жалко стало.
- Понимаешь... контраст слабый, - лепетала обладательница технического чуда. Оставалось только добавить: - Я не волшебница, я ещё только учусь.
Я уже подбирала в уме язвительную реплику, как вдруг поняла, что Наташка-то права! Светло-бежевое платье, что на мне, я выбрала исключительно из-за лёгкости и быстроты снятия-надевания, а так оно было немодным и мало к чему годным. Цвет его был темнее моей кожи, но... когда та незагорелая. Сейчас же, в сентябре, я была на пике своего загара, и, посмотрев на кромки, где встречалась материя с кожей, поняла, что контраста и впрямь нет. Сливается одно с другим. Будь это не платье, а облегающий купальник, я бы забавно на фото смотрелась.
Вот почему пациенты в очередях, а то и медперсонал, на меня так пристально смотрели. Думали, верно, что это новая мода такая...
У меня есть правило: в споре ли, в борьбе ли - предоставлять сопернице все преимущества. Это практично - потом не будет нытья "а если бы". У тебя всё было для победы, безо всяких "если" - чего же проиграла? Ну, и прикуси язык.
- Контраст и вправду слабоват. Дай-ка сюда мой пакет. Да не суй в руки, а подержи раскрытым. Оп-ля!
И телесного цвета платье, мигом снявшись с загорелого тела и в воздухе сложившись, нырнуло в развёрстый зев пакета, для него и предназначенного.
Я гордо выпрямилась. Контраст теперь был неоспорим - снежно-белые лифчик и трусики на "дочерна" загорелом теле. Я нарочно надела на медосмотр белоснежное, оттеняющее чистоту, ну, а загорала летом, в каникулы, как и все. Так вот и вышло. Не нарочно, но очень кстати.
Наташка запаниковала:
- Ты что, ты что, оденься, вдруг кто придёт, - лепетала она.
О моей нравственности беспокоится? Как бы ни так! Знает, хитрая, что и в таком фотогеничном виде не получусь я через дверь.
- Спокойно, Натуля! Я же не тебя раздеваю. Быстренько щёлкнешь - и я... А зачем, кстати? Мы же договорились раздеваться до белья в "предбаннике", а то у врачей времени нет на наш раздёв. Я думаю, что всех нераздевающих врачей мы прошли уже. Кто там остался - терапевт, гинеколог, хирург, ортопед... Даже в трубку дуть - и то сподручнее со свободной грудью. Давай, не мешкай! Если что - ты у нас всегда ни при чём!
Я силой задвинула дверь и снова уселась на стул. Представила, что вдруг входит та врачиха. Удивительно, но ничего такого не почувствовала. То, что я полураздета, столь же естественно, как и белый халат на враче. Таковы уж "правила игры" в медицинском учреждении. Пациенты одеты "друг от друга", а не от врачей. Даже окулисту не помешает добровольная раздетость пациентки, даже ЛОРу, невропатологу.
"Быстренько" явно не получалось. Наташка снова затеяла искать точку съёмки, что-то бормотала сквозь зубы. Я сидела прямо и контрастно, ничем ей задачу не затрудняя.
Вдруг представилось, что я в большом рентгеновском аппарате, меня просвечивают и проецируют мой внутренний мир на экран двери, а с той стороны врач-рентгенолог всё это пытается заснять. Выйдет у неё - меня быстро вылечат, нет - плохо тогда. Сама-то я себя здоровой чувствую, но кто знает, что внутри таится... Хорошо бы точно знать, что ничего дурного.
Судя по вздохам и бубнению за дверью, ничего путного у "технического чуда" не вытанцовывалось. И вдруг я почувствовала: сейчас или никогда! Наташка может сделать потрясающие снимки! Если у меня достанет смелости и хладнокровия. Должно достать! Кулачки сжались. Ну!
Я решительно встала. Попа моя оторвалась от стула, словно прижималась к нему перегрузками - инерции, стыдливости, сомнений. Усилие над собой - и вот я уже стою и отодвигаю дверь. Ещё раз: сейчас или никогда!
- Ничего не вышло? - спрашиваю. - Слушай тогда меня внимательно, времени на дипломатию нет. Я в твою технику не верю, она снимает обычно. Поэтому сделаем необычными условия. Те двое, верно, на обед ушли, так что минут пять у нас есть. Уложимся. Сейчас ты меня будешь снимать, по миллиметру приоткрывая после каждого снимка дверь. Кадр выбирай так, чтобы зазорнее было. Если что, отвечаю за всё я. Поняла? Держи пакет шире!
Как вы уже поняли, в него отправилось моё бельишко, оставив меня совершенно обнажённой. Наташка глядела на меня круглыми глазами и едва не выронила мобильник. Я подмигнула ей, задвинула дверь и села на прежнее место.
Сказать, что сердце моё колотилось - значит, ничего не сказать. Лучше поделюсь опасениями, что от этого могла выйти шевелёнка, снимок не получится. Грудь-то дёргалась из-за этого сердцебиения, соски, казалось, тряслись. Спокойно!
Пока подружка справляется с нервами и налаживает съёмку, кое-что поведаю. Однажды я прочитала в Инете, что, когда в Англии (кажется) брала своё начало фотография в стиле "ню", то главным бесстыдством считалась лохматая, неухоженная "киска". Модели либо брили её начисто, либо делали аккуратные бикини-причёски. Так считалось прилично - конечно, в рамках жанра.
Не то чтобы я планировала часто обнажаться, но готовой быть надо. Вот, те же медосмотры. Или, скажем, попаду с подружками на нудистский пляж. Полное сбривание, пожалуй, слишком откровенно, потом, наблюдая ежедневное папино бритьё, я боялась, что и мне подобную манипуляцию придётся делать нередко. А вот аккуратненькая причёсочка, выстригание - это то, что надо, её и самой ноженками сделать можно. Что я и делала. Интернет, конечно, помогал.
Пусть моим личным секретом останется, где я умудрилась загореть всем телом. Не хочу, чтоб девчонки всей кодлой на тот нудистский пляж ломанулись, пусть и будущим летом. Но становилось немножко обидно, что мою красоту никто в полном объёме не видит. Если зимой физра у нас будет в бассейне, то я уж сумею эффектно и в душевую нагой пройти, и под душем постоять, и в купальник облачиться... да только боюсь, что загар к тому времени если не сойдёт, то здорово поблёкнет. Не сразу и догадаешься, что загорала по-нудистски. А объяснять, выставляя напоказ интимные части тела, я не хотела - даже перед однокурсницами.
И сейчас вот открылась редкая возможность "оприходовать" мой нудистский загар. Правда, если честно, я уже побаловалась с папиным фотоаппаратом, у него автоспуск есть, но когда сама, это не считается почти. Когда снималась, не обмазалась ли чем - и тому подобные сомнения.
Сердечко у меня мало-помалу успокоилось, а Наташка начала съёмку. Вот миллиметр за миллиметром начала отодвигаться дверь. Даже по подружкиному дыханию я понимала, что снимки начали получаться. Начала обвыкать и принимать почти равнодушный вид, словно для меня это в порядке вещей - так вот рассиживать во врачебных кабинетах. Можно и ногу на ногу теперь.
Я, можно сказать, обвыклась. Тропическая атмосфера за дверью частично проникала и в кабинет, и я при желании могла почувствовать себя индианкой или, скажем, таитянкой. Может, выйти наружу и сняться на фоне "тропиков"? Хватит ли у меня хладнокровия? Сейчас вот Наташка распахнёт пошире дверь, тогда и решу. То есть решусь.
Но она стала вдруг, наоборот, закрывать, задвигать дверь, к чему-то настороженно прислушиваясь. Не успела я заподозрить неладное, как услышала её оправдывающийся, противный голос:
- Я ничего, я просто жду. Эсэмэски вот смотрю. - И, когда сердце у меня ухнуло вниз, добила: - Я тут ни при чём!
Нетерпеливый мужской кашель дал понять, что весь её лепет излишен, никто её не подозревает и даже не считает нужным ответить. А я с холодным ужасом поняла, что залетала. Одежда, даже бельё - всё по ту сторону, я ото всего отрезана. Нечего и вскакивать, метаться. Страх вдруг донельзя расслабил меня, кажется, это называется - парализовал, ворохнуть ничем не могу, не то, что встать. Это подсказало мне, что спасти может только хладнокровие и находчивость.
Сейчас поглядим, достанет ли их у меня.
Дверь решительно распахнулась, скрипнув по направляющим, и в кабинет шагнул тот самый плюгавый мужичонка. Вид у него был недовольный, в руках - кипа каких-то медицинских бумажек. По мне скользнул равнодушным, дежурным взглядом и, по-моему, даже не понял, в чём это я. Четверть часа назад он видел меня в платье цвета загорелой кожи, так что при беглом взгляде...
- Здравствуйте, - каким-то дежурно-казённым голосом сказал мужчина, шагая вбок к шкафу, куда и начал укладывать свою ношу. Так говорят люди, по службе обязанные постоянно здороваться с незнакомыми людьми. Надоедливую обязанность выполняют, и души нисколько вкладывать не нужно.
Чёрт меня дёрнул за язык, и вместо вежливого приветствия я грубовато ответила:
- Виделись!
- Частично, - он остроумно дал понять, что всё-то рассмотрел. Закончил возню с папками и взглянул мне строго в глаза. - Вы на медосмотр?
- Да. - Я аж отвела плечи назад, чтобы груди выпятились, и слегка привстала, не скрывая лобок. Интуитивно решила, что раз он так реагирует... то есть не реагирует на обнажённое женское тело, то явно - гинеколог. Может даже, ворчит на пациенток, что за дверью заранее не разделись. Окулист бы скосил глаза, а ЛОР приоткрыл бы рот... А что кресла тут особого нет - так в кабинет, поди, недавно въехал, вон, и таблички пока своей нет. А раз гинеколог, чего стесняться?
- Ну, раз так... - мужчина снял со спинки стула белый халат и надел его, приладил на голову белую шапочку - ну вылитый, типичный эскулап! А я-то сперва приняла его за представителя администрации, пришедшего по делу к хозяйке кабинета.
Врач сел в своё полукресло и взял со стола мою медкарточку. Вблизи ещё лучше было видно, что он не косится и не удивляется, но и недуром глаза от моих "интимов" не отводит. Ну, а меня его костюм тоже устраивает. Квиты мы.
- Та-ак... - Он стал негромким голосом, словно бы про себя, читать мои данные, я кивала. Похоже, хочет дать время успокоиться, не берёт быка за рога. Тем более что перед ним - "корова". Лишнее это, но не прерывать же человека.
Я слегка повернула голову - Наташкин нос плющился о полупрозрачное стекло двери. Вот уж точно, ни при чём она! Ага, отлипла, увидела, что я заметила. У-у, предательница!
Врач начал пробегать глазами результаты моих предшествующих посещений кабинетов:
- Здорова, здорова, практически здорова, - бубнил он. - Прямо радостно видеть такую картину. - Больше читать в карточке было нечего, и он с неким разочарованием закрыл и отложил её, сплёл пальцы рук. - Что ж, начнём, пожалуй. Жалобы есть?
Что-то сбивалось... Когда в предыдущие разы я заходила к гинекологу, меня, раздев, сразу сажали в особое кресло и начинали бесцеремонно осматривать. Про жалобы спрашивали только под конец заполнения медкарточки, и таким скучным голосом, что сразу становилось ясно - для проформы. Ответа по существу не ждут. Какие могут быть жалобы у молоденькой, по сути, девчонки, ни разу не рожавшей, которая ещё и девственница вдобавок!
А тут - на полном серьёзе, с этого начинают. Ждёт содержательного ответа по существу. Что я могу ответить, чтобы не разочаровать человека? Что зимой застудила, видать, придатки в низких своих джинсиках с символическими трусиками, и мучилась, но никому не говорила, а лечилась народными средствами? А то мама и летом эти джинсы надевать не даст. Или что порой много крови по критическим дням выходит и аж трусы промачивает, тампона не хватает, а прокладка в узеньких джинсиках не умещается, заметно становится? Но это же мои проблемы - зимой тёплое носить, летом - не такое обтягивающее. Я и сама себе такой совет дам, а из избы сор чего выносить?
Я уже хотела ответить стандартным: "Жалоб нет", как вдруг воочию представила, что врач пишет мне в карточке "здорова", протягивает её и прощается, я поднимаюсь и выхожу - и уже никогда не узнаю, что же это было, почему так прошло всё. Неужели голые пациентки тут в кабинетах в порядке вещей?
И тут снова меня чёрт дёрнул за язык. Я надула губки (верхние) и ответила:
- Есть жалобы. В кабинетах окулиста и ЛОР девушкам не предлагают раздеться.
Врач откинулся на спинку полукресла, поняв, что записывать это не нужно.
- Ну, не совсем так. У моих коллег с первого этажа много возни с теми, кто приходит в глухих хижабах и дымчатых очках. Приходится их убеждать, чтоб сняли. После этого ни сил, ни времени на дальнейший раздёв не остаётся. У нас очень узкие лимиты времени. Хотя, конечно, вы правы, это делать надо. Ведь традиция медицинского осмотра нагишом идёт аж со времён Древней Греции!
Я понимающе кивнула. Может, тут исповедуют принцип "клиент всегда прав" до мелочей? Хочешь без нитки - давай без нитки.
- Но я имел в виду жалобы другого рода, - терпеливо продолжал доктор. - Не болит ли у вас, например, голова, да так, что вы забываетесь и невесть что сделать можете? Или не кажется ли вам порой, что вокруг очень жарко, ну просто одежду носить невозможно? Не случалось ли так, что вы думаете, что входите в собственную ванную, а оказывается, что зашли в кабинет декана. Вы ведь студентка?
- Да вроде нет, доктор, - неуверенно промямлила я. - Разве что немножко иногда, так что и упоминать не стоит.
- А где вы, кстати, учитесь - не в художественном? - он снова взял карточку и поискал глазами название вуза. - Натурщицей не случалось бывать? - он осторожно кружил вокруг моей наготы, а я всё отрицала.
Потом врач попросил меня положить ногу на ногу и взял в руки блестящий молоточек. Я терялась в догадках. В один из прошлых разов невропатолог был в отпуске, и его часть медосмотра провёл терапевт. Тем более, дело нехитрое. Ага, вот и в позу Ромберга меня ставит. Уж если я не "пошатнулась", сидя перед мужчиной абсолютно нагой, то тут-то и вовсе устойчивой буду.
- Доктор, может, мне сделать ещё и "шпагат"? - поинтересовалась я невинно. - Я умею и продольный, и поперечный.
Наташкин нос не отлипал от стекла.
- Думаю, не стоит. Не все пациентки умеют, ну, мы и не требуем ни от кого. Да здесь и места-то, сами видите, нет, - скользнул он глазами по моим ножкам, представив, как они широко раскидываются.
Он испытующе посмотрел на меня, словно решая, что со мной делать, и начал писать в карточке. Я забеспокоилась.
- Доктор, разве вы меня не осмотрите как женщину. Ну, это, - и повыделывала руками разные штуки у лобка, бюста... со стороны, верно, смотрелось весьма похабно.
- Ах, это! Обязательно осмотрим, но... не здесь. В другом кабинете. Здесь не совсем удобно. Кстати, давайте сразу туда и пройдём. Я вас провожу, чтобы в очереди не ждать. Прошу! - и сделал жест рукой.
Я поднялась и сразу поняла, что это проверка. Он хочет посмотреть, выйду ли я нагой из кабинета. Ну что ж, проверяешь - получи! Не спеша, но и не медля, грациозно покачивая бёдрами, которым теперь не мешали никакие трусы, я подошла к двери и взялась за ручку, открывая. Наташкины глаза всё расширялись и вот уже начали вылезать из орбит.
Врач поверил и не выдержал первый:
- Постойте! Накиньте-ка мой халат, - снял его и сам накинул. - Чтоб очередь не роптала, пойдёте, словно вы - студентка-медик. Запахнитесь поплотнее. А то, знаете, сердитые женщины...
Он был прав. Неизвестно, что сильнее раздразнит мой пол - "костюм Евы" или проход вне очереди.
Застёгивая на мне халат, врач подошёл совсем близко, и я вдруг увидела на лацкане его пиджака значок - прозрачный человеческий череп, армированный параллелями и меридианами.
- Какой у вас интересный значок, доктор!
- Ах, этот? - он машинально коснулся его рукой. - Я думал, вы другой заметили. Это членский значок Общества психиатров.
- Я думала, вы - гинеколог, - ошарашено произнесла я.
- Нет, гинеколог - это совсем другой человек, вы его сейчас увидите. Готовы? Пошли! - А карточку мою сам взял и понёс.
Мы вышли из кабинета. Наташка стояла с открытым ртом... К сожалению, эскулап оказался между нами, и я смогла ей только подмигнуть. Она же "ни при чём"!
Голова была пуста - лёгкий шок, оглушённость. С моим "лоцманом" дошли мы до нужного кабинета быстро. Он оставил меня в дверях и прошёл к коллеге, который как раз отпускал очередную пациентку. Положил перед ним мою карточку и что-то сказал на ухо. Гинеколог быстро обернулся и с любопытством взглянул на меня.
- Одетых женщин не видел, что ли? - так и захотелось сгрубить мне.
Психиатр подошёл ко мне, помог освободиться от халата, слегка за плечи подтолкнул... навстречу судьбе и вышел, задвинув дверь.
Здесь всё было если не знакомо, то привычно. Вот и женское кресло... Меня осматривали тщательно, словно я несколько раз рожала, и каждый раз с проблемами. Придирчивому экзамену подверглись и мои молочные железы. Я также получила ряд ценных, но неспешных советов по женской части.
Мне не приходило в голову, что врач тянет время, но вот он, подумав, не упустил ли чего, сел "катать" диагноз в карточке. В это время я услышала ослабленный дверью грубый мужской голос:
- Где эта чёртова эксгибиционистка? Ещё там, что ли?
Ответом были какие-то невнятные звуки. Я представила, как бабы в очереди прикладывают палец к губам и тычут рукой в дверь: там, там она, не спугни!
Тут только я поняла, что даже и халата у меня нет. Сейчас я сижу гордо и раскрепощённо, как здоровая женщина, а как пойду? Обо мне, похоже, уже позаботились. Сердце застучало так, что затряслись кончики грудей.
Тем временем гинеколог закончил писать и, пряча глаза, сказал:
- Я вижу, коллега тут кое-что не дописал. Я ему сам карточку отдам, а вы потом к нему зайдите. Хорошо?
- Хорошо, - машинально ответила я.
Поднялась и пошла. Марку надо держать до конца, слышите, девчонки?
Когда не можешь прикрыться даже фиговым листком, то есть медкарточкой, обречённость переходит в бесшабашность.
Решительно отодвигаю дверь, подавив желание повозиться с ней и потянуть время. И сразу в глаза бросаются двое дюжих молодцев в замызганных халатах с засученными рукавами, обнажающими волосатые руки. Взгляд разбойничий. Санитары. Держатся позади очереди, всё-таки, бабы тут, неприлично вперёд рваться. Дорога от кабинета всё равно одна, куда она денется, эта эксгибиционистка!
Но кто это? Вот, рядом стоит, а я не сразу и узнала. Неужели Наташка?
Я всё поняла сразу. Однажды, в старших класса школы, ставили мы одну пьеску, в которой подружке досталась роль принцессы. Чтобы и на сцене быть вместе с ней, я согласилась на скромную рольку служанки или, может, горничной. И сыграла её, по общему мнению, блестяще. Когда подавала хозяйке пальто или пелеринку, в столь угодливой позе изгибалась, так ярко выражала девиз "Чего изволите?", что зрители негодовали на такое угнетение.
Не будь Наташка моей лучшей подругой, я вряд ли бы так сыграла. И вообще, на роль согласилась.
А вот теперь она сама стоит почти в той же услужливой позе, сразу и не узнаешь, и держит мои трусики - да так, чтобы вступить в них было удобно. Делая вид, что иного и не ожидала, я сую одну ногу в пройму, вторую - и моя верная камеристка уже сама влечёт трусы на положенное им место, оправляет, оглаживает, подтягивает. Половина стрёмности долой!
Слегка отвожу назад руки и "ловлю" услужливо подаваемый бюстгальтер. Его тоже на меня надевают, застёгивают сзади, оправляют, даже похлопывают, чтоб грудки сошлись и разошлись, как им удобнее. Вторая половина стрёмности долой - и приятное тепло по телу. Ну, а облачение хозяйки в платье - это коронный номер любой горничной, для баб, сидящих в очереди - это мастер-класс.
Я уже говорила, что выбрала бельё и одежду так, чтобы удобнее было раздеваться-одеваться. И вот - ещё как это пригодилось!
Наташка до того вошла в роль, что ловит мою руку, я ей это позволяю - и она её целует. Подобострастно, а в глазах лукавинка. Знай наших! Милостиво киваю головой.
У санитаров по мере моего одевания вытягиваются и скучнеют лица. Вместо безумной эксгибиционистки они увидели нечто противоположное - девушку, которая со вкусом одевается, вынужденно побыв раздетой. Чего ж они тогда тусуются возле этого бабского кабинета, да ещё с полупрозрачной дверью? И смирительная рубашка явно ни к чему.
Подружка поддерживает меня за руку, словно барыню, несёт обе сумки, и мы величаво с ней уходим. Заботиться о медкарточке не стоит. Там остались непройденные кабинеты, но стоит ли настаивать? Раз карточку забрали - им виднее.
Зайдя в первый походящий закуток, мы с ней сливаемся в полноценном поцелуе, вплоть до задыхания, аки с парнем. Видел бы это психиатр - в лесбиянки бы нас записал. А, по-моему, это нормальное выражение высшей степени признательности девушки девушке.
Потом жадно пьём газировку... Листаем на смартфоне фотки. Наташка, у тебя чудесный смартик! Стекло не пробил, но в щель, в щель-то как пролез!
Потом вспоминаем, что моя "горничная" ведь ни того, ни этого эскулапа не прошла. Идём к гинекологу, пока стёжку не забыли. Я уверенно веду её за руку. Удивительное дело, бабы пускают её вне очереди. Вот что значит артистический талант!
К психиатру петляем, но кое-как находим. Вспоминаю, что мне к нему надо зайти за карточкой. Наташка входит в кабинет, а я скромно стою сбоку. Не стоит пугать дядю внезапностью, он, может, уверен, что меня уже увезли в смирительной рубашке. Пусть сам увидит, что это не совсем так. А то куда ему девать карточку?
Вообще-то, психиатры, кроме начинающих, люди бывалые, их ничем не удивишь. Вот и "мой" не поражается, увидев меня не в "смирилке". Наоборот, что-то есть у него мне сказать!
- Милая девушка, - улыбается он и прираспахивает халат, - вы не обратили внимания на значок на втором лацкане, - и показывает. По-моему, это Венера Милосская. - Я член общества фотографов-любителей в жанре "ню". Из вас вышла бы неплохая натурщица, можете мне поверить. Я рад, что вы оказались совершенно здоровой. Так и запишем в карточке.
Я милостиво киваю и жду, что будет дальше.
- Вот моя визитная карточка, - он достаёт и протягивает. - И если вы умеете делать оба типа "шпагата"...
- Наедине не сумею, - мгновенно реагирую я. - Вот при подружке, пожалуй, получится. Приглашайте заодно и подружку, - делаю жест рукой.
- Сейчас побеседую и приглашу. Подружка, гляжу, тоже не промах. Нос о стекло не застудила, к ЛОРу назад не хочешь?
Наташка смущённо улыбается.
- Душой ведь за неё болела...
- Это хорошо, что душой. Кто душой болеет, - размашистый росчерк в карточке, - тот душевно здоров.
Медосмотр второй (Той же монетой)
- Студы, завтра не учимся!
- Ур-р-ра!!!
- Рано радуетесь... Все - на медосмотр! В восемь тридцать, туда-то и туда-то (а это на окраине немаленького нашего города).
- У-у-у! - остаётся от "ура". И восклицательный знак только по написанию общий.
Есть от чего взвыть. Пары-то завтра начинаются... должны были начаться в десять, и универ тут, под боком. А теперь ехать ни свет ни заря к чёрту на кулички... Единственное, что утешает - надежда, что удастся освободиться до полудня, а там гуляй. Пары же у нас завтра до "боже мой!". И зачем их только делают такими длинными, эти пары?
И ещё радует, вернее, подслащивает огорчение, то, что и преподы будут медосматриваться там же, им тоже на эти "кулички" добираться, встав затемно. Есть среди них настолько нелюбимые, что их неудобства нам в радость. Например, Марья Павловна (начал было писать фамилию, зачеркнул), неопределённых лет женщина, прямо доставшая нас высшей своей математикой. Математикой, в высшей степени трудной, и служащей высшей мерой наказания дерзнувшим к ней приступить.
Читали "Лунный камень" Уилки Коллинза? Там сыщик Кафф, чтобы обыскать сундук слуг без взрыва возмущения, предложил объявить во всеуслышание, что будет обыскивать вещи всех, ночевавших в доме, в том числе господ. Похоже, так же успокаивают и нас, но не из-за любви к английской классике.
Оказывается, некая фирма "ГНОМ" ("диаГНОзы Медицинские") выиграла тендер на медицинское обслуживание нашего вуза. За стандартный набор анализов и осмотров она запросила минимальную цену, попросту говоря, пообещала медосмотреть задёшево. Раньше-то в ближайшей поликлинике все медосматривались за фиксированную для университета сумму, а тут, понимаешь, тендер. Экономия. На чём, деньгах или здоровье, промолчим дипломатично. Нам ещё учиться.
Всё это, конечно, во всеуслышание не говорят нам. Об этом мы узнаём, куря в тесном кружке, от Петра. Он у нас всегда всё обо всех знает, и вообще, личность неординарная. Начинал учиться (и бросал) во многих местах, включая фельдшерское училище, старше нас, "однолюбов", но выглядит круто - борода, "конский хвост", тоном говорит менторским, безапелляционным. Откуда он что-то узнал, спрашивать бесполезно, секрет разведки. Знает, и всё. И благодарны будьте, что он вам об этом вообще рассказывает.
Узнаём также, что ГНОМ этот столичный, окапывающийся в регионах. Арендует недорогие домики на окраинах городов, набирает персонал из уволенных местных на невеликую зарплату. Медучреждения ныне, спасибо "медведям", закрываются в массовом порядке, медики перетекают в платную. Медицину, но везёт не всем, а тут вот ГНОМ. Соглашайся на медицину с большой долей профанации, а то вообще лапу сосать будешь.
Тут же кто-то на ходу придумал величать такие медосмотры "дёгосмотрами". Мол, в бочке мёда тут ложка дёгтя. Или наоборот, завтра сами увидим.
Надо сказать, что наши девушки не любят медицинских мероприятий, особенно когда толкаться в коридорах приходится с нами, парнями. Они считают, что врачи их больше раздевают, чем того требуют интересы медицины. А если какой парень по рассеянности окажется вблизи кабинета гинеколога, ему такую обструкцию устраивают, словно он забрёл в баню в женский день.
Пётр просветил нас и в этом. Оказывается, через знакомых врачей по цепочке можно узнать, кто из наших однокурсниц "целочки", а кто уже бывалые - промеж ног. Что девушкам, понятное дело, не нравится. И вовсе не в том дело, что им чистое бельишко надевать и утром голодать, а в утечке вот этой персональной информации.
Я-то такими вещами не интересуюсь, а узнаю детали о знакомой девушке естественным, так сказать, образом. Или сам их создаю.
Ладно, ГНОМ - так ГНОМ.
Одеться нужно почище и пораздевабельнее, чтобы там не копаться. Трусы взять чистые. Интересно, девчонки тоже по тому принципу оденутся - чтоб быстрее раздеваться? Надо приметить их одёжку.
А раздеваться ли догола самому, если, скажем, кожница потребует? Именно кожница, а не кожник. Потому и не пишу "дерматолог". У нас поговаривают, что врачихи этим балуются. Из-за тендера денег с одного пациенты им перепадает немного, вот и норовят взять натурой, поразвлечься.
Поймите меня правильно - я не такой уж стеснительный. Я не боюсь панически обнажения мужской стороны своего тела, и хочу сам решать, как мужчина, где, когда и перед кем. Принуждения не выношу.
Однажды мне приспичило на улице, и я как принято у мужчин, отошёл к забору в сторонке. Отлил успешно, но заело молнию" и пришлось повозиться. Оборачиваюсь - невдалеке девушка со смартфончиком. Увидела, что я её заметил, смутилась, гаджет в сумочку и демонстративно вспомнила, что спешит, на часики поглядела. Неужели фоткала... в процессе? Я за ней. Способов преследования таких девиц у меня наготове не было, пришлось изобретать на ходу. Уж как она вертелась - и грабителем меня хотела перед прохожими выставить, и насильником, и просто нахалом, пристающим к невинным девушкам, норовила из себя меня вывести. Иной раз принималась бежать... Ничего не помогал против моего хладнокровия, невозмутимости, самообладания. И правоты, конечно.
В конце концов пришлось ей свой смартфончик предъявить. Эх, и подловила же она меня с расстёгнутой ширинкой! Безжалостно стёр. Вот если бы она меня сама попросила, то я, быть может, и разрешил бы. Но задним числом из принципа не буду, как ты ни смазлива. Извини, дорогая!
Даже свои отпечатки пальцев со смартфона стёр.
У девушек ситуация иная. Считаю, что никто из них не должен обижаться или протестовать, если кто-то, случайно или проявив находчивость, увидит её "с дополнительной стороны". Наряжаться, причёсываться, краситься и так нам показываться все они мастачки, так сделайте это и ещё в одном ракурсе. Решать они должны другое - отдаваться или нет, тут возразить нечего. А видеть их...
Как говорят англичане - "кошка может смотреть на короля". А король - показываться кошки.
У нас на факультете есть дисплейный класс на дюжину компьютеров. В незапамятные времена там натёрли до блеска паркет и обязали студентов входить в бахилах, на войлочные тапочки общего пользования не разорились. Со временем паркет тот "стёрся", более чем потускнел, а бахильная обязанность осталась, став бессмысленной. Но кто возразит декану? Себе дороже...
Мало того, как говорится, "маразм крепчал". Студентов начали заставлять входить в царство электроники в одноразовых медицинских халатах и тапочках. Ведь когда-то в машинных залах с большими ЭВМ работали в белых халатах против пыли! От бунта спасло только то, что как раз в это время медицинская одноразовость сильно подешевела, особенно если брать оптом. И хорошо, что до латексных перчаток факультетские мудрецы не додумались.
Но несколько студенток решили устроить протест-прикол, или, если угодно, итальянскую забастовку. Ведь в приказе говорилось только о халатах, шапочке и бахилах... Они стали переодеваться в туалете, и мы, их однокурсники, были приятно удивлены зримыми признаками тончайшего халатика на одно бельё. А попадались халатики и полупрозрачные, так под ними и за трусики с лифчиком поручиться было нельзя.
Преподаватели не знали, как реагировать. Один всё же решился сделать осторожное замечание и получил заранее заготовленный ответ. Ой, моего размера не было, пришлось взять на номер меньше, а такой халатик на свитер и юбку никак не натягивается, он и без них-то на пределе, натянут, вот-вот лопнет, сами пощупайте. Вот здесь, на груди пощупайте, здесь самый натяг, смелее! Ради интересов компьютеров, не выносящих ни пылинки, пришлось пожертвовать собственными. Нет-нет, повышения оценки за это не прошу, я скромная (глазки вниз). А правда, что в летнюю жару преподы белый халат не на пиджак надевают?
Вот это я понимаю, протест-прикол. Ничего нет дурного в том, чтобы показаться однокурсникам в таком виде. Может, ею заинтересуется и тот, кому раньше целомудренного вида было мало? И он, именно он, окажется тем, кому она решит отдаться...
А есть и совсем другие особы. Одна, не хочу даже вспоминать, требовала устроить надо мной аж товарищеский суд - за то, что я её сфоткал без разрешения. И добро бы в непотребном виде, а то в самой обычной одежде. Правда, рот у неё открыт оказался, так ведь и подружки вокруг смеялись. Не должен был фоткать, вот и весь сказ.
Товарищеский суд? Ну хорошо, раз настаиваешь. Я, так и быть, главную улику против себя сам представлю. Отпечатаю в плакатном формате, чтобы каждая зазубринка на зубах видна была, и представлю. Каждый товарищ-судья сможет хорошенько рассмотреть и решить для себя, насколько компроментирующ такой вид и как за оный следует наказать.
Ксюша быстро сдала назад, только сотри фотку. Да пожалуйста! Что, она на ней обнажённой запечатлена, что ли? А? Хорошо, и впредь не буду тебя снимать... одетой.
Всё это промелькнуло у меня в голове, пока я искал в комоде чистые трусы и надевал их. То ли воспоминания быстрые, то лм трусы глубоко в ящике закопаны...
Оделся дальше и поехал в ГНОМ.
Искать пришлось по номерам домов, причём дом оказался самым обычным, многоэтажным даже. Железная дверь особо от подъездов, тусклая вывеска на небольшой дощечке - как у фирмы, у которой хватает денег только на экономную аренду. Дверь, видать, пробили уже после постройки дома, переводя помещение в разряд нежилых. А за железной неаккуратной дверью - переоборудованная квартира, правда - большая - и всё равно врачи по двое в комнате сидят.
Вижу импровизированную регистратуру - сдвинутые столы, вокруг которых толпятся люди в характерных позах. Знакомых даже вижу - и вдруг себя осаживаю. Одерживаю. Торможу. И начинаю озираться.
Однажды я уже попадал впросак - в стоматологической поликлинике. Зашёл, встал в очередь к регистратуре, и внимания не обратил, что уборщица шваброй орудует. И вдруг получаю этим самым орудием труда (с мокрой тряпкой, между прочим!) по ботинкам. Не случайно задела, а нарочно ткнула. Почему, грит, не в бахилах?! И вправду, теперь во многих присутственных местах проход только в бахилах на обуви. Не пускают, если без. А я и не подумал.
Говорю: я ещё не зарегистрировался и мне не выдали. Думаю: если ответит, что и не обязаны выдавать, тут-то я с ней и поспорю, лечебница-то платная! Но нет, улыбается мне уборщица, как не слишком умному человеку, и спрашивает: а через сени ты не проходил? Вазу кособокую видел? Даже две, в одной бахилы новые, в другой - использованные, на выходе снятые? Ежели нет, то учти - у нас тут лечебница не лазная.
Я покраснел, застолбил место в очереди и вышел в "сени" - ну, тамбур. И вправду, бахилы там в свободном доступе, только не перепутай яйцеобразные "вазы". Неужели не воруют - первая мысль? Я ведь и подумать не мог, что вот так, открыто... Впрочем, за дверью не видно, а люди, могущие соблазниться копеечной поживой, сюда вряд ли заходят.
И теперь я каждый раз себя торможу, войдя к частникам, и смотрю-высматриваю, не предлагаются ли где ненавязчиво бахилы.
Есть! Стоит "ваза" полупрозрачная, тащи из неё свёрнутые комочки, как шарик из лотереи. Я так и сделал, и, "обуваясь", смотрел больше на знакомых, приветственно машущих мне рукой (может, и очередь мне заняли? Хотя какая в такой тесноте очередь!). Не обувается что-то бахилина, чёрт! Смотрю и вижу, что пытаюсь натянуть на ботинок... голубоватую медицинскую маску!
В той вазе, оказывается, они были, а бахилы - поодаль. Цвет - почти одинаковый. Ну нет, чтобы написать покрупнее! Впрочем, кто не отвлекается, тому достаточно внешнего вида извлекаемого.
В вазе с масками сбоку было что-то типа кармашка, прижатого резинкой. Из любопытства я полез в него, нащупал и извлёк - тоже маску. Но другую - чёрную карнавальную, в виде восьмёрки, с затылочной резинкой. Или это для грабителей? Да нет, для пациентов.
Вот это сервис! Конечно, женщинам некомфортно с открытым лицом у гинеколога или там кожника, вот им и "инкогнито". Не все любят разговоры в очереди, надо иметь возможность дать понять соседям, что не настроена к беседам, маска тот тоже подмога. А сегодня, как я чуть позже увидел, у масок этих была ещё одна нагрузка: их поголовно (в прямом, заметьте, и переносном смысле слова!) носили наши преподаватели, недовольные тем, что приходится ожидать в очереди "на одной ноге" со студентами, подчиняться одним правилам. А тут ещё по два врача в одном кабинете...
Из-за этих чёрных масок встала проблема: здороваться ли с преподавателями. На балах, мы знали, принято "не узнавать" носящих маски. Надевают-то для того ведь, чтобы не узнали! Пожалуй, вежливее будет "чужиться". Но ведь кто-нибудь может забыть, зачем он надел маску, и возмутиться тем, что студенты не здороваются! Особенно взглянувшим прямо в глаза... то бишь в прорези маски.
Впрочем, у преподов похожие страдания - отвечать ли на приветствия, буде таковые прозвучат? Или притвориться, что я - не я, и лошадь, то есть маска, - не моя? И тут клин, и там блин.
Вышли мы из этого положения так: сгрудились в кружки, лицом друг к другу, спиной к остальным, и стали заинтересованно балаболить, ни на что внимания не обращая. Преподам явочным порядком уступили уютный закуток возле "Гинеколога" - они же почти все женщины. Только первый в очереди время от времени поглядывал на дверь кабинета, следя за ситуацией.
Если честно, я немножко подслушал и преподов трёп. Он тем более интересен, что люди в чёрных масках разоткровенничались так, как никогда не решились бы у себя, на кафедрах, за чаем. Здесь сказал из-под маски (двойной, причём, чёрной и медицинской) - и вроде как не говорил, не пойми кто сказал. Нет, преподы - они как дети, ей-богу! Вот послушайте:
- Летом это было. Не бог весть как жарко, но девушки делают вид, что очень, ну, и нагишатся. Встречаю студентку - и с трудом удерживаюсь не сделать замечание. А женщины по погоде одеты, прилично, приятно взглянуть.
Иду я от завокзалья в университет через мост. И вот ещё когда вдоль путей до моста двигался, замечаю вдруг девичью фигурку в лёгком коротком плаще, я рядом с ней - парня. Личность знакомая, студентка наша, но вот плащ... Дождя не намечается, а девчонки по улицам чуть ли не в бикини шлёндают. И ещё - у парня на плече фотокамера. Не компакт какой-нибудь, а крутая зеркалка. Что бы всё это значило?
Идут, как и я, к мосту. Может, в плаще выйдет хороший силуэт на фоне железной дороги? Но я о другом подумал. В последнее время мальчишки увлекаются бэтменовскими прыжками в распахнутых чёрных плащах, даже армируют их изнутри. Правда, это мальчишки и невысоко, с крыш гаражей, но что, если эта особа вознамерилась сигануть с моста на крышу вагона? Что-то интересное должна же запечатлеть камера, взятая специально! Это как чеховское ружьё: висит в первом акте - палит в последнем.
Я захотел их догнать, ускорил шаг - предупредить, что добром это не кончится, что в фильмах подобные вещи делают только профессиональные каскадёры, а то и вообще - комбинированные съёмки или компьютерная анимация. Жаль, что в курсе БЖД об этом не говорят, замалчивают, что студенты готовы на разные безрассудства. Надо будет сказать коллеге, чтобы учитывала моду на дурости.
Впрочем, лучше не предупреждать, а просто догнать и поздороваться. Никто ведь не признается, что готовится сигануть с моста. Скажут, Игорь Александрович, мы и не думали! Почему вы о нас так думаете? Нет, просто сопровожу их по мосту. При мне не станут сигать.
И только сделал я шаг пошире - другая мысль в голову, обратная. Да, при мне не будут, но не совсем ведь раздумают, а просто отложат до другого раза. И потом жди сообщений о сломанных ногах, а то и шеях! И конфискованных кадров, где всё это изображено в процессе.
Нет, не догонять надо, а вот как сделать: притаиться, остаться незамеченным. Довести ход событий до бесспорного обнаружения пагубных намерений. И уже тогда оперативно вмешаться, предотвратить, предостеречь и не дать отпереться. Посему пойду-ка я за ними незаметненько, не смущать чтоб раньше времени.
Повезло мне, что они особо не оглядывались. Хорошенько поозирались, лишь выйдя на мост и пройдя до половины. Но там, на границе лестницы и моста, есть такой толстый столб, и если встать боком, тебя не видно за ним. Ну и что, что остановился? Может, закурить хочу, а потом на поезд свысока посплёвывать!
Между прочим, пока они взбирались по лестнице, а я у подножия мешкал, заметил, что у неё под плащом нет юбки, разве что лишь типа "широкий пояс". Но я подумал тогда не то, что сейчас вы все подумали, а огорчился, что неопытная девочка не снарядилась минимальными защитными приспособлениями. Ну, хотя бы наколенники резиновые надела, толстую юбищу. А обувь? Боже ты мой, на ней же лётние туфельки на шпильках! В таких и со ступеньки-то спрыгнуть проблема, а уж на несколько метров! Если сигать, так сигай в кроссовках на толстой подошве... Впрочем, что я говорю! Сигать вообще недопустимо. Но в толстых кроссовках ты хотя бы имеешь шанс остаться в живых. В туфельках же, считай, обе ноги уже поломала, как удачно ни прыгни. Чёрт знает что!
Ну вот, переждал я их озирания за тем столбом и осторожненько из-за него выглядываю. Кто его знает, может, тут курить запрещено, и по мосту как раз идёт какой-нибудь железнодорожник, тогда "туши свет". Но нет, никого, окромя той парочки. Стоят посерёдке и о чём-то шушукаются, чуть ли не целуются. Потом она решительно скидывает плащ, накидывает его на плечи парня, и они расходятся к разным перилам: он - с камерой наизготовку и уже целится, она... Она, братцы, была не только без юбки, а совсем без ничего! Ну, просто в чём мать родила, а где чего после этого выросло - выбрито.
Всё стало предельно ясно. На мосту - никого, а под ним снуют поезда, сбоку снизу - многолюдный перрон, муравейник целый. Какой фон! Какой кадр! Какая камера! Какая поза!
Поза-то и подвела. Я сперва опупел, потом решил - если один-два кадра, не буду-ка я их тревожить. Как у Чехова: не сам не оголяйся, а не заметь, когда это сделает другая кто. Всё равно ведь подбежать не успеваю. Если же увлекутся, тогда, ясное дело, надо спугнуть. Лучше я, чем кто-то другой. Главное - опасного сигания с высоты не будет.
Она быстро, блиц-стриптиз, позировала: так, сяк и эдак. И вот третья поза стала ну очень опасной, с перегибом через перила. Если не сорвётся бедняжка сразу, то должна оказаться циркачкой, чтобы выпутаться из положения. А уж если голова закружится - лучше бы уж сигать намеренно, там хоть видишь, куда попадаешь.
Я непроизвольно вскрикнул и побеждал. Надо, конечно, было молча, а то от вскрика шарахнешься - только хуже будет. И чуть было не стало... хуже. Я совершил громадный (брюки лопнули!) скачок и еле поймал лодыжку уже переваливающейся через перила Нюры, прижал книзу, а она напряглась и выпрямилась. Хороший кадр: преподаватель хватает за ногу обнажённую студентку!
Но за спиной совсем неважно дела пошли. Фотограф дёрнулся, ремень соскочил с плеча, камера вылетела из рук. Спасая её, вещь очень дорогую, он упустил из виду накинутый девичий плащ, и тот соскользнул с плеч. Упал рядом с парапетом, а там внизу щель, так он в неё стал очень быстро исчезать. Мы с парнем одновременно бросились на колени, руки к плащу, он камеру другой рукой высоко поднимает, словно вброд переправляется. И - столкнулись головами! А плащ так весь и вскользнул, полетел в поездам.
Кто на кого более дико поглядел, парень на меня или я на него - это вопрос. А сзади раздался почти беззвучный, подавляемый женский визг. Несколько секунд эффектного позирования - и остаться без всего посерёдке, считай, города - разница большая. Две разницы.
И мы, как на грех, с фотографом легко одеты, снять нечего, чтоб прилично было и ей, и нам. Что делать? Ну, девушку "не видим", стали советоваться. И... - но тут рассказчика пригласили "следующим" в кабинет и что стало с незадачливой фотомоделью, осталось неизвестным.
По-моему, я знаю, кто эта студентка. И даже слышал краем уха, что с ней что-то на железной дороге приключилось серьёзное. Тогда думал, что она чуть не попала под поезд. А оно вон что, оказывается! Серьёзное положение-то с несерьёзным видом!
Мы, студенты, тоже не молчим - особенно пренебрегающие медицинскими масками. Девушки, впрочем, и в них ухитрялись щебетать:
- Вот верно тебе говорю - не надевай на медосмотр пятнистых трусов, бери однотонные. Я как-то разделась до белья, встала перед врачом, вдруг глянула на живот - а он ходуном ходит. Ну, это кажется так, пятнышки эти любое подёргивание проявляют, усиливают. Мне немножко стыдновато, да ещё и холодно - а кажется, будто нарочно танец живота устраиваю, заигрываю с медиком. В однотонных - совсем другое дело.
Другая делилась ценным советом: клеить на трусы изнутри лейкопластырь - там, где они трутся о попу и поневоле подтирают её, вслед за туалетной бумагой. Вечером грязный пластырь отдерёшь, чистый наклеишь - и ждите, трусики, хозяйку до утра.
Третья немножко деланно возмущалась:
- Врачи такие неуважительные! Зашла я, ну, в белье одном, в каморку флюорографии, легла грудью на экран. Врачиха меня подрегулировала и ушла в соседнюю комнату, через окошечко на меня сморит - ну, и я на неё, скосив глаз. Дверца автоматически закрывается, звучит по динамику голос: "Вдохнуть, не дышать!" Подчиняюсь, жду через несколько секунд: "Дышите!" а всё не разрешают и не разрешают, да ещё гудит что-то. Гляжу через то окошечко - а врачиха с кем-то разговаривает из пациентов, мобильник к уху подносит, мышку в ладони держит и щёлкает, не попадает по кнопке, что ли. Когда меня просветят, непонятно, в любой момент могут.
Другая бы на моём месте задохнулась. Я обозлилась, думаю: ну, знай наших! Кандидата в мастера по нырянию знай! Вот не выдохну до голоса! И так себе представляю, что каморка эта флюорографическая, типа тесного лифта, водой заполнилась доверху. Сразу обстановка привычной стала, родной, можно сказать, я в похожих "стаканах" сколько тренировалась, в том числе и стоя. Сознание притушила и стала к себе прислушиваться, ха гиперкапнией следить.
Долго ли, коротко ли... под водой я и четыре минуты высиживаю, и пять. Начало дёргать диафрагму, подключаю волю, выдерживаю. Вдруг какое-то странное дёрганье. Открываю глаза - а это врачиха меня за руку дёргает, ворчит: "Ты что, заснула, что ли?" Это с полными-то лёгкими!
Я на неё выдыхаю, она вдыхает и пошатывается - чистый углекислый газ! Потом мне показывали снимок - все альвеолы темноватые, словно в вуали. Не может же быть такой сплошной туберкулёз! Никогда раньше никого не просвечивали с такой крепкой углекислотой в лёгких. Зауважали меня врачи - а что ж раньше то? Всех надо пациентов уважать, а не только выживших после добрых пяти минут апноэ!
Не отставали в болтовне и мы, мальчишки.
- Я вот со врачом посоветоваться хочу, только не знаю, с каким. О чём? Сейчас расскажу, а то не в двух словах.
В какой-то год мы с сестрой так в школе учились: я - в первую смену, он - во вторую. Возвращаюсь домой - она меня обедом кормит, сама ест и в школу уходит. Я привык и нигде больше не ел, аппетит не портил.
Но в тот лень прихожу домой - Лялька очень странно себя ведёт. Надо за стол садиться, а она напялила купальник, да не гимнастический, а плавательный, с открытой спиной, и занимается гимнастикой. Утром не успела, что ли? И гимнастика-то какая-то странная, всё на брюшной пресс, выгибания всякие. Пополам складывается - под живот кулачки всовывает, гэкает очень как-то неспортивно.
Чем смеяться, лучше помоги, говорит сердито. Охотно, а как? Оказалось, что она почуяла тяжесть в животе, после которой её обычно тянет "по-большому". А сейчас вот не тянет, только сгущается и сгущается. Значит, потянет в школе, а это ни к чему. В первом классе она чуть не обделалась, перетерпев, и с тех пор к этому трепетно относится.
Есть ведь учителя, которые не верят и в туалет с урока не отпускают.
Так вот, как? Как разбудить ей кишочки? Лежи, говорю, смирно, а я в твой вялый животик кулачки свои погружу. Ну, погрузил... и получил по лбу. Я ей так и аппендикс расшевелю, оказывается, а пузырь уже того... расшевелил. Что ж не опустошишься? А у Ляльки свой бзик на этот счёт: если терпеть, то вода будет задерживаться в кишечнике и разжижать там всё и вся. Если же пописить, то она будет всасываться в кровь и загущать то, что в кишках. Раньше бы ей об этом сказать!
Кстати, знаете, почему купальник плавательный? Из-за открытой спины. Если приспичит так, что снять не успеваешь, то можно недуром оттянуть задок от ягодиц и спустить, открыть, так сказать, аварийный выход. Гимнастическое же трико надо спускать целиком, а если к тому же взопреешь, гимнастируя, и оно к тебе прилипнет, всё - считай, обгадила. И по попе размажется, жуть!
Мы с Лялькой и так, и сяк - никак ей не приспичивает! А время к её уходу, да и я голодный, злой. Что делать? Тогда я...
Нет, положительно у врачей сложилась дурная привычка приглашать в кабинет "следующего" именно тогда, когда он дойдёт в рассказе до самого интересного! И не понять тому, кто из кабинета вышел и рассказ невольно прервал, почему мы на него волками смотрим и кулаком в бок норовим. Ну, хоть ты нас чем-нибудь порадуй. Ах, тебе в другой кабинет уже надо? Ну и давай... коленкой под задницу.
Это между своими такой междусобойчик, никакой настоящей вражды.
Из "Процедурной" вышел кто-то (две маски, лицо скрыто) с засученными рукавами и обоими локтями в бинтах. Ага - искали вену проколоть, а она в прятки играла. Пострадавшая угрожающе молча прошла к регистратуре, взяла бланк и стала писать жалобу. Разговоры стихли, все поняли, что и их ожидает в той комнате опасность.
Но разве девчонки могут долго молчать? Даже если вена.
- Девочки, я вот слышала... - тихое неразборчивое бормотание, - ...повышение квалификации.
- Тебе-то что, это же преподавателям.
- Так ведь они, словно мы, за партами сидеть будут и перекличку проходить. А там же профессора, деканы... Если лекцию будет читать ассистент, как их перекликать-то? Говорят, студентку пригласят для этого дела. И вроде даже, это... девственницу, в общем. Я вот думаю - не с медосмотра ли этого возьмут... ну информацию?
- Это ж персональные данные!
- Скажи лучше - вагинальные данные, - прописклявил парень женским голосом.
- Брось, Дашка, ничего тебе не грозит. Возьмут какую-нибудь отстающую, самую-самую, кому уже терять нечего, и будет она твоих профессоров перекликать, ругаясь на опаздывающих, заставляя краснеть и оправдываться. Строить их будет, во вкус войдёт. Причём тут девственность?
- Помните, девочки, как нас флюорографию заставляли делать? Подогнали в учебный городок два фургона, в одном сама просветка, в другом - раздевалка. А соединены они - помните? - мостками хлипкими. Раздеваешься и потом перебираешься по этим мосткам, рук от перил не оторвать, груди прикрыть нечем. Жуть! Кошмар!
- Брось, Натка, так-таки до топлесс и раздевалась?
- Ну, что я... а вот кое-кто и да. Слух прошёл, что бельё-то из целлюлозы с микрокристаллами, ацетат там или вискоза, и на них рентгеновские лучи рассеиваться будут, тёмные пятнышки на плёнке оставлять. Вмиг припишут тебе очажки подозрительные. Лучше уж несколько секунд на открытом воздухе... топлесс.
- А некоторые первокурсницы и лифчиков ещё не носят.
- Я вот бежала топлесс, так Светку перед собой толкать приходилось, хоть она и нормалёк. Правда, Свет? - дружеский толчок в бок. - Говорит - нейлоновое бельё теперь не в моде, скажут, бабушкино донашиваю. Я говорю - на меня, чай, зырить будут, и не на бельё отнюдь.
- А я так думаю, девочки, что нейлон - это всё-таки великое открытие XX века. И бельё из него - стоящая вещь! Просто не оценили тогда. А почему? Да потому что норовили носить, как х/б или льняное, что сотни лет до того носили, и по большей части - в сельских условиях. А нейлон - он, девочки, городской. Даже по словам видно: "Нью-Йорк-Лондон". Утром прими душ, немножко шампуня, полотенчиком обтёрлась без усердия - и на ещё влажную кожу навлекай трусы и бюстгальтер. Досохнешь за завтраком, нейлон на тебя "сядет", почти впитается - тогда уж верхнюю одежду. Весь день на теле не ощущаешь. Пришла домой - быстро снимай синтетику и снова под душ, потом переодевайся в домашнее. А не впуривайся в нейлон, нося днями и ночами, потому что он, видите ли, модный, современный.
Я вот для ответственных случаев беру бабушкино нейлоновое бельё. Придёшь потом домой с "пятёркой", разденешься, медленно и со вкусом, да так в нейлоне и встаёшь под душ, порой и с пристёгнутыми чулками, если есть настроение. Закрываешь глаза и расслабляешься, представляешь себе, как с тебя всё "сидящее" смывает, смывает... вот ты уже и голая. Очнёшься, аккуратненько отлепишь от мокрой кожи нейлоновое - и ты уже как бы дважды нагая. Кайф, девочки!
- Следующая! - донеслось из приоткрытой двери кабинета.
Врачи делали своё дело быстро, очереди перед кабинетами начали рассасываться. Разомкнулись тесные кружки, оставшиеся расселись по стульям. Чёрные маски нацепили и те, кто раньше обходился, теперь-то за чужими спинами не спрячешься. Преподаватели один за другим, ни на кого не глядя, начали проходить к регистратуре - и на выход.
Я сидел вторым в очереди к кожнику, в том же кабинете делали и ЭКГ. Ну, меня-то второй врач не интересовал, студенческие сердца априори считаются здоровыми. Да и молодым преподавателям ЭКГ не полагалось - слышал реплики об этом из их кружка. Так что готовился раздеваться только перед кожником (или кожницей?).
Первым же видел Санька, играясь со смартфоном. Время от времени он отрывал глаза от экранчика и шумно вздыхал. Мы знали его беду. Накануне пронёсся слух, что анализы мочи можно приносить в собственном пузыре, а здесь, мол, дадут пластиковые баночки и предоставят уединённое место. В принципе, это оказалось правдой, но... Кабинка для сбора анализов, переоборудованная из туалета, оказалась не запирающейся изнутри! В неё то и дело заходили те, кто принёс свой "анализ" в обычной майонезной баночке - девушки в том числе. Да и вообще, очень некомфортно спускать джинсы, слыша за незапертой дверью женские голоса и смех. И лишней руки нет ручку подержать!
Не знаю, почему нам не пришло в голову договориться и посторожить дверь снаружи. Но Санька во всеуслышание решил, что "дозреет" до такого состояния, когда будет уже всё равно, смотрят на тебя или нет. И тогда... сдаст свежие свои анализы. Ему говорят - тогда получится за себя и "за того парня", даже - за несколько парней. И не факт, что успеешь вовремя менять баночки. И дадут ли несколько? Не стать бы тебе Санькой-зассанькой, как в одном эро-рассказе из Инета.
И вот, похоже, он дозрел. По всем, как говорится, параметрам. С трудом встал, опираясь на поручни, и нетвёрдыми агами почапал навстречу анализам. Даже не потрудился застолбить за собой место, на которое я тут же пересел. Уже вот-вот должны были позвать "следующего", "анализы" нажурчать в баночки всё равно не успеет.
Я представляю себе: когда сидишь перед хирургом или там глазником, отвечаешь на вопросы или щуришься на таблицу Сивцева, но - одетый, терпеть, если приходится, нетрудно. Но вот у кожника тебя приглашают раздеться, даже брюки спустить, и истомившееся терпежом тело чувствует, что его обнажают, словно в туалете. И - отказывается мобилизовываться для терпежа дальше, тебе приспичивает через край. Ожно спасение - если у тебя встанет, но тогда перед врачом неудобно, да и трусы-плавки мешают. Так что я Саньку понимаю и одобряю.
И вот еле он скрылся за поворотом коридора, я бросаю взгляд на дверь кабинета - и она, словно под давлением ветра, приоткрывается - тихонько, без скрипа и возгласа "Следующий!" Я уже готов подняться, смотрю в широкую щель - и обалдеваю.
Дверь открывается так, что прежде всего видно половину кабинета, отведённую под ЭКГ: кушетку с проводами, тумбочку с прибором, маленький столик, краешек ширмы "от кожника" и врача в халате до пят, глухой медицинской шапочке и противогриппозной маске. За кушеткой лицом (вене, чёрной маской) к двери стоит пациентка, только что с оной вставшая, и начинает одеваться, юбка светлая у неё в руках. Но что это? Я вижу перед собой Женщину с большой буквы!
Секунду или две я её видел? Около того, позоже. Если выразить моё впечатление двумя словами, то так: вот так должна выглядеть настоящая денщина! Мне модете поверить - столько я девчонок повидал, во всякой одежде и без, и всякий раз полного удовлетворения не ощущал. Чтобы наконец наткнуться на такое вот совершенство.
Подробнее? Ну, голова у богини трижды обезличены: сеткой для волос, чёрноё маской вкруг глаз и медицинской - на носу и рту. Поэтому всякие там взоры и румяные ланиты не отвлекают внимание от тела. А на нём - ни морщинки лишней, только складочки там. Где одна выпуклая форма переходит в другую. И сама кода - ну просто отличная. Не девственно-кукольная, а какая-то созревшая.
Женщина в нижнем белье, причём и оно у неё настоящее женское - белое, с кружевными полосками, большое. Как приятно взглянуть на трусы до пояса, оттеняющие ширину таза и умеренную узость талии - после всяких девчачьих "минималок" и игриво-узорчатых тряпочек! Крупный женский "мыс" оттенён и выдаётся вперёд, зная себе цену. А бюстгальтер! Узкие полукружия вздымающейся кожи высвечивают "борьбу противоположностей": ты нас заключаешь, мы из тебя вырываемся, пучим тебя. А то я видел лифчики, целиком забирающие груди, так порой впечатление такое, что туда что-то подложили...
Кружевные вставочки там и сям подчёркивают женственность, усиливают впечатление, что белье ласкает тело - достойное любой ласки. И, конечно, ни пятнышка на бельишке - как-никак, на медицинский осмотр надето. И не для одного медицинского годится.
Все эти краткие секунды женщина копалась в юбке, кажется, отыскивая петельку замочка "молнии". Вот она почуяла неладное, начала поднимать голову - и в этот момент дверь столь же тихо и как бы незаметно закрылась.
Словно шторки затвора фотоаппарата, подумал я, только без щелчка.
Ей-богу, сиди на моём (бывшем своём) месте Санька, он смог бы ещё потерпеть. У меня самого-то джинсы запотрескивали в узком месте. И это ещё без полного обнажения! Хотя, слышал я, полуобнажённость порой хлеще наготы - когда специально "аранжируется".
Какое-то время я сидел полуоглушённый и успокаивающийся в "узком месте" джинсов. Вспомнился первый случай, когда я поразился красоте именно женского тела - тогда учился ещё в средних классах, хотя воображал себя старшеклассником.
Ходил я в школу, сойдя с трамвая, по не слишком бойкой улице с аллеей посередине. Где-то дальше она пересекала центральные магистрали и меняла облик, ног здесь только многоэтажные дома выдавали её принадлежность к городу. В одном из таких домов весь первый этаж был явно переведён в "нежилые помещения" и сдавался, но был он высоковат, требовал устройства лесенок и крылечек, так что не котировался. Да и участок улицы не ахти какой бойкий, "торговый".
Между прочим, бойкость, многолюдность места больше-то нужна для магазинов "забегаловочного" типа, а серьёзные, "клиентские" учреждения типа лечебниц, нотариальных контор и банков лучше располагать там, где поспокойнее. А то лечишь зубы, а уличный шум желает жужжание бормашины куда более зловещим...
И вот однажды иду я, как обычно, мимо этого дома с примелькавшейся надписью "Аренда. Тел ..." на плакате вдоль балюстрады крыльца-галереи. Даже помню, о чём думал - о том, когда же мама начала меня, подрастающего сынишку, стесняться и больше не появляться при мне неодетой. А ведь были у меня ранние детские воспоминания - в одном белье она, и деловито куда-то собирается, не спеша надевать верхнюю одежду, и ничуть меня не стесняется. Кстати, то бельё, кажется, похоже на вот только что видение - моет, глубинные воспоминания всколыхнулись? Но не будем, как говорится, забегать.
Припоминаю, припоминаю, когда же первый раз на меня мама взглянула, как на мужчину, которого должно стыдиться - поднимаю глаза и виду, что корявая, правду сказать, "Аренда" сменилась полноценной вывеской "Солярий". Художественная вывеска, с фотографией. Она-то меня и сразила.
Загорелая (солярий же!) девушка в бикини, приняв гимнастическую позу, очень уверенно смотрит куда-то вдаль - может, даже, в будущее. Одну ножку вытянула, другую подогнула... полный "шпагат" смотрелся бы слишком нарочито. Похоже, поза подобрана так, чтобы натянувшиеся связки подпучили и взрельефили загорелую кожу, создав впечатление удивительное гармонии. Плюс блики света в ведомых фотографам местах.
Бикини на девушке было, похоже, вязаное: два треугольника сверху, один - снизу, держатся на вязаных шнурках-завязках. Не то чтобы оно было очень уж эротичным - ложбинки между натянутыми связками внутренних поверхностей бёдер обрисовывались лучше, чем собственно пах, "женский мыс" со всей его для неискушённого подростка привлекательностью. И вязанина выглядела как-то "мыльно", мягкий фокус, как говорят фотографы.
Вглядевшись, я ахнул: эти вязаные коричневые рельефные треугольники смотрелись точь-в-точь, как шляпки на желудях, а кожа отливала "голым" жёлудем, оттого-то и казалась какой-то твёрдой, немножко кукольной. А в целом эта девица-фотомодель показалась мне самой гармоничной, красивой из всех доселе виденных. На маму она не похожа, но, может, в том возрасте мама была похожа на неё (пусть и минус загар)?
В то день я немножко опоздал на уроки, а в дальнейшем, проходя мимо, пытался сфоткать полюбившуюся рекламу - на мобильник, планшет, отцовский ультракомпакт. Пытался одолжить у друзей ультразум и даже зеркалку. Щёлкал и щёлкал. Надеясь в дальнейшем отобрать из десятков кадров один-два стоящих. Прохожие на меня удивлённо косились, но и солярия никто не выходил и не шугал. Для них мои действия - это всего лишь распространение рекламы. Адрес и телефон так "въелись" в кадр, что никаким фотошопом не отскоблишь.
А потом... солярий, похоже, прогорел - или нашёл место получше. "Аренда" снова заняла своё место, а на крылечке-галерее взгромоздилось в несколько раз сложенное полотно - надо думать, та самая реклама. Я подумал: не сегодня-завтра выбросят. Раз адрес сменился, и телефон, видимо - старая реклама ни к чему, заказывай новую. Эту снесут на свалку. Так почему бы не?..
И я задумал и провернул операцию под кодовым названием "Жёлудь". Только не называйте это кражей, скорее, тайная помощь мусорщикам на манер тимуровской. Те старушку с одной стороны улицы на другую переводят, а я "старушке" помогаю перебраться из одного помещения в другое, квартиру.
Свою.
Времени прошло немало, поэтому подробностей выдумывать не буду. Когда на город опустились сумерки, я засел под самым крылечком и начал стягивать туда через щель полотно - сантиметр за сантиметром. Вечер оказался людным временем для солярия: надо мной грохотали шаги, слышались обрывки разговоров, женский смех. Я переставал, потом возобновлял. Помню, страшно хотелось пукнуть, живот прямо-таки распирало, но я мужественно терпел. И потихоньку упаковывал стянутое в большой пакет.
Хуже всего то, что я не видел, сколько там ещё оставалось и не следит ли кто с удивлением за исчезающим через край крылечка полотном. Если брать с поличным, то когда стяну всё и упакую, с "тёплым" пакетом-уликой в руках. Как же у меня билось сердце, когда я, с готовым пакетом в руках, готовился выбраться из своего убежища и убраться прочь! Бежать, я сознавал, нельзя, это подозрительно. И как же радовался, что всё обошлось!
Спрятать дома я полотно спрятал надёжно, а вот воспользоваться... Оно очень большое для нашей квартиры, вернее, свободного от мебели места, где что-то можно разложить. А раскладывать надо плоско, каждая неровность нарушает гармонию телосложения красотки. Можно, конечно, подсунуть края под стулья, кресла. Стол, но тогда быстро не сложишь, когда в замке заскрежещет родительский ключ.
Хранить я, оказывается, не умел такие вещи - выцвело, покрылось плесенью, даже прорвалось. Пришлось выбросить. Хорошо, хоть фотки остались.
Мои воспоминания прервала открывшаяся дверь. Вышла Марья Павловна (помните - математичка), узнаваемая, несмотря на чёрную маску, и, ни на кого не глядя, пошла куда-то. Но... почему на ней та же юбка, что я видел в руках у "богини"? Неужели... Но в это время меня толкнули в бок и грубовато сказали, что я, видимо, заснул, раз не слышу, как вызывают к дерматологу.
Раздеться пришлось всего по пояс. Я отвечал невпопад и всё думал, думал. Чуть отклонившись, заглянул незаметно за ширму и увидел, как укладывают на кушетку очередного ЭКГэшника: голого по пояс, но в брюках, только брючины самую малость засучены. Это и понятно: ниже пояса сердца нет.
Разве что когда в пятки уходит. Но это не тот случай.
Когда, простившись с кожником, уходил, то на второй половине никого уже не было - ни пациента, ни врача. Вышел, буркнул "следующий", и вдруг из-за поворота коридора (там закуток) слышу виновато оправдывающийся Санькин голос. Ссать, мол, я очень хотел жутко, извини уж. В ответ - невнятно-угрожающее бормотание, какое выходил при разговоре через медицинскую маску. Что там такое?
Из любопытства заглядываю - и вижу, как врач, тот самый кардиолог в халате до пят, бьёт (или сильно толкает?) бедного Саньку в плечо. Тот в ответ "мажет" его по голове, срывая шапочку и маски. И перед нами предстаёт... Пётр, красный от злости и норовящий "дать сдачи". Замахали, в общем, кулаки, а гиппократово "не навреди!" как-то позабылось.
Решительно вмешиваюсь и развожу "петухов" по углам закутка. Не место тут для выяснения отношений. Давайте уж после, а я у вас третейским судьёй побуду. Глядишь, и не придётся друг о друга кулаки оббивать.
"Обул" Петру снова голову, и он, ругнувшись напоследок, ушёл - доисполнять свои кардиологические обязанности. Я поискал в коридорах Марью Павловну, но не нашёл. Ушла, должно быть. Или у гинеколога засела, что то же самое.
Вечером того же дня, за кружкой пива, Пётр мне всё объяснил. Когда он узнал, что медосмотр будет в ГНОМе, то пошёл туда разведать, нельзя ли там устроиться - такие компании-однодневки обычно каждый раз заново набирают штат. А у него как раз фельдшерское недообразование и срастное желание поразглядывать однокурсниц. Его и взяли на ЭКГ. Кстати, я ошибся: кардиограмму снимает не врач, а медсестра (это расшифровывает потом врач). Или вот... медбрат.
Уже тогда Пётр подумывал о розыгрыше. Проще всего придумалось занеузнаватить лицо под шапочкой и маской, а в подходящий момент выйти к людям и "расшифроваться", заставить удивиться. Правда, это было достаточно слабовато, ведь мы по молодости лет кардиографии не подлежим, нам было только к кожнику. А мало ли кто там за ширмами возится! Их для того и ставят, ширмы эти чтобы обозначать, куда не смотреть, потому что пытливому взгляду они не такая уж непроницаемая помеха.
Тогда наш шутник придумал хохму с чёрными карнавальными масками, подложил к медицинским. Если клюнут, то он потом обхохочется. Правда, и тут "не того" - он слишком поздно сообразил, что первыми должны были клюнуть преподаватели, коим некомфортно в одной толчее со студентами, а над преподами шутить - чревато. Только за глаза разве что.
Потом Пётр познакомился с девочками-регистраторшами, кои вообще медичками не были, а выбрали их исключительно за хороший почерк и нетребовательность к оплате труда. Напросился им в помощники - заполнять бланки регистрационных карточек для последующего вручения пациентам. И вот тут-то открылась для неразборчивого в средствах человека возможность добавить ложку дёгтя в МЕДосмотр, а то и превратить его в ДЁГосмотр.
Опаска, однако, была. Можно было, скажем, направить пожилого почтенного профессора к гинекологу, в карточке же только номера кабинетов, авось сразу не заметит, куда входит. Но ведь потом будут претензии к регистраторшам, а они мигом вспомнят, кто им помогал. Себе дороже обойдётся такая шуточка.
Пётр не мог ничего придумать сногсшибательного, пока ему в руки не попалась карточка Марии Павловны. Нет, он не думал о гармонии её женского тела - а только о том, что "математичка" попортила ему немало крови на разборе контрольных и кзамене, и не худо бы ей отплатить той же монетой - а то и повесомее. Только вот как? Она ведь даже не в его "епархии" - ЭКГ делают, начиная с сорока. Карточка, поболтавшись в воздухе, начала уже опускаться в общую кучу...
И тут нашему нерадивому студенты вспомнилось, как "Марья" его распекала перед всей группой: ты не знаешь того, ты не знаешь этого, даже ахов математики! Отлично! Он отплатит ей той же монетой.
Он не знает многого в её "епархии", а она - в его. Не знает, что ЭКГ с сорока - и не удивится, если мы ей этот кабинетик в карточку немножечко так впишем. Многие же преподы туда пойдут, а ей, поди, в одной очереди с солидными лестно будет стоять... сидеть. Не знает, как крепятся электроды... между прочим, нам на инструктаже говорили, что если на пациентке не прилегающая плотно блузка или кофточка, то электроды-присоски надо просовывать, не снимая, только из-под пояска выпростать, чтобы можно было снизу совать. Стыдливость пациенток медбрат должен елико возможно уважать, не медсестра ведь.
Вот и предложим раздеться. Просто, обыденно "Раздевайтесь!" - изменённым голосом, конечно. Как минимум, до белья уж разнагишится, как миленькая. Дальше, однако, во врачебных кабинетах оголяются разве что по особому приглашению, а для него здесь оснований нет. Может, сказать, что для точного позиционирования присосок против сердца желательно лифчик расстегнуть и сдвинуть немножко так вверх.. но нет, подозрительно. А уговаривать не науговариваешься, изменённым-то голосом, да ещё и прыснешь, чего доброго. Нет, сойдёт и бельё. Заодно позырим, какое оно, у строгих-то преподавательниц.
А потом, при случае, можно будет и вспомнить про то раздевание... необязательно шантаж, но намекнуть хотя бы и за выражением лица понаблюдать. Да, но если Марья не поверит? Он же в кабинете от неё замаскируется, голос изменит. Давай доказательства! Как к теореме. Хорошо, если на её теле окажется какая-нибудь родинка или бородавка - там, куда в обычных условиях студенческому глазу "вход воспрещён". А если нет? Да о родинкам можно и от другого кого узнать.
Как ни крути - придётся фоткать. Но сам он этого сделать не сможет. Какие, к примеру, основания скомандовать пациентке, лежащей на кушетке: "Закройте глаза!" Никаких, и очень подозрительно выйдет. Наоборот, она их раскроет пошире и к "заботливому" медбрату присмотрится.
Придётся договориться с товарищем, чтоб снял на смартфон, а самому в нужный момент тихохонько приотворить дверь. Даже если заметит - что с того? Сквозняком надуло щель, за ней студент пишет смс-ки на смартфоне, ничего вокруг не замечая, сейчас закроем, притворим, мадам!
К несчастью, Пётр забыл, что над Санькой... то есть надо всеми нами он уже прикололся, посоветовав анализы приносить прямо в пузыре - мочевом. И незадачливому папарацци приспичило как раз в тот самый момент. Ничего не снял и от разъярённого "режиссёра" схлопотал.
Конечно, я не стал говорить этому похабнику, какое впечатление на меня произвело Марьино тело. Ни пятнышка дёгтя на снежно-белое её одеяние! Не говорю "бельё" - такой фемине только в бикини "под бельё" и ходить, если позволяет погода и не нужно казаться строгой перед студентами.
Образ совершенного зрелого тела ясно отпечатался в моей памяти... но как бы всё-таки запечатлеть потвёрже? Попросту говоря - сфоткать. Тайно уже не получится - снаряды дважды в одну воронку не падают. Открыто? Да, что, если вот открыто? Убедить Марью в том, что её тело достойно представать обнажённым, а то она одевается, как Калугина из "Служебного романа". Нужен только для этого не студент, а кто-то посолиднее, попрофессиональнее. Кажется, я такого фотографа знаю...
А сам я попробую ему помочь. Вовлеку, пожалуй, Марью в непринуждённую беседу и выясню, кого из студенток она считает самой некрасивой, невзрачной, а то и уродливой. И с этой особой договорюсь (а у меня получится), чтобы устроить фотосессию... ну, типа стриптиза, но не откровенно сексуального, а превращение гадкого утёнка в прекрасного лебедя путём снятия одежд. Можно даже из символически покропить дёгтем, а, скажем, пупочную впадину заполнить мёдом, эдакая аллюзия к поговорке чтоб.
Составим панораму подлиннее, пусть хорошие черты девичьего тела проявляются постепенно, и под каким-нибудь соусом предъявим её взору любезной нашей Марии Павловны. Вот тебе и дурнушка! Правда, классно вышла? Нет, не монтаж, не фотошоп. Да сами спросите. Намечается конкурс таких вот панорам-превращений. Скоро.
Что? Фамилия и адрес фотографа указаны на оборотне фотокарточки, Марья Павловна.
Флюорография
У каждого из нас есть слова, первая встреча с которыми в раннем детстве запомнилась, те или иные события помогли впечататься в память. Вот произношу привычное ныне слово "флюорография", и если не замотана суетой, то в голове всплывает первая моя с ним встреча.
Это произошло, когда меня отдавали в детский сад. Хлопот и мороки было не меньше, если не больше, чем когда через несколько лет пришла очередь школы. "Чтобы не хуже других!" - был девиз этих сборов. Нарядные платья, банты, новые куклы взамен старых (я сказала, что я - девочка?), бесконечные напоминания о правилах вежливости... Нет, это должно быть нечто феерическое - ДЕТСКИЙ САД. У нас в квартире для детей (меня, то есть) - лишь отдельные вещи, часть комнаты, а тут для них, родимых, - целый сад!
И вот наступает долгожданный день. Меня нарядно одевают-обувают-заплетают и за ручку ведут в желанное место. Ребёнка переполняет радость. Вот только переступим порог, и меня тут же проведут в группу столь же нарядных и ждущих чуда ровесников, и мы сразу же заиграем в какую-то неведомую, но очень интересную и весёлую игру, и у меня немедленно появится лучшая подружка, не считая множества обыкновенных. Потом пойдём все вместе кушать, и это будет не порядком поднадоевшая домашняя пища, а нечто праздничное. Ведь у меня сегодня праздник!
Действительность оказалась совсем другой. За несколько шагов от двери с желанной вывеской я отцепилась от мамы и побежала открывать сама. Еле дотянулась до ручки, и дверь не поддалась. Начала подозревать, что тут не всё так легко и просто, как мечталось. Где, спрашивается, распростёртые объятья?
За дверью нас встретила нянечка в несвежем халате, толстая и неприветливая. На маму она посмотрела хмуро, а на меня - как будто я была сотым ребёнком, которого она видела за сегодня (дальше ста я не умела ещё считать). Будь все они предельно вежливыми, всё равно, осатанеешь тут с ними.
Не меньше холодной встречи меня удивила метаморфоза, произошедшая с мамой. Жизнерадостная и властная дома, она превратилась в сутулящуюся просительницу с одноимёнными нотками в голосе, руку мне сжимала, словно сигнализировала: "Терпи, дочка, и не ропщи. Сейчас надо терпеть, поверь мне".
Так иной раз бывало при визитах в детскую поликлинику. Но, позвольте, там же - боль и неизвестность, что с тобой в кабинете будут делать. Тут должно быть совсем другое. Куда мы пришли, мамочка?
Ага, она спрашивает, где кабинет заведующей. Непонятно, но ясно, что там не дети. Почему мне нельзя сразу к ним? Но рука стиснута, и я покорно иду, куда меня ведут. Ведёт нянечка, а мама только за руку держит. Может, всё пройдёт быстро, и мои ожидания не будут так уж и обмануты?
Перед кабинетом - оп-ля! - очередь. Родители и дети. Сверстники мои. Одеты нарядно, но взгляды не радостные. Мама ещё больше превращается в просительницу.
- Кто последний? - спрашивает она чуть ли не подобострастно. - А с девочкой нельзя раньше, чем с мальчиками? Ах, нет? Ну, извините.
Садимся ждать. Некоторые мальчики рады новому лицу, высовывают издали языки, показывают фигу и всяко-инако пытаются развлечься за мой счёт. Заплаканные лица некоторых девочек говорят, что это иной раз удаётся. Да-а, подружку в этой очереди вряд ли заимеешь, а вот врагов - очень даже.
Если в одну группу попадём.
Когда подошла наша очередь, я уже поняла: праздника не будет. Отменяется нафантазированный праздник. Хоть бы от поликлиники немного отличалось. Если соберут группу из уставших, измучившихся в очереди детей, то будет что угодно, но не веселье.
Входим, наконец, в кабинет заведующей. Ошарашенная его пестротой, стараясь всё сразу разглядеть, я опаздываю поздороваться с хозяйкой и сразу же получаю от мамы несильный, но какой-то злой шлепок по попке, аж подпрыгиваю. Доселе меня никогда в нарядной одежде не шлёпали, в крайнем случае, ждали, пока переоденусь. Я привыкла считать её своего рода защитой, и вот на тебе! Что ж, здравствуйте, тётенька, в первый раз виденная!
Нам милостиво предлагают подойти поближе и даже сесть. Из непонятного разговора взрослых вслед за этим улавливаю только, что меня здесь не ждали, а мама окончательно стала бесправной просительницей, нотки в её голосе стали такие тоскливые! Мне становится не по себе. Уйти бы поскорее, да нельзя.
- Что ж, документы, вроде, в порядке, вашего ребёнка мы берём, - слышу строгий голос.
Мне почему-то вспоминается "жадина-говядина" из нашего двора. Когда на день рождения к нему приходили гости, малец самолично открывал им дверь и первым делом требовал подарки. Получив от ошарашенного таким приёмом товарища гостинец, осматривал его придирчиво, безрадостно, затем небрежно клал на столик в прихожей (а то и кидал в угол, если небьющееся) и говорил:
- Ладно уж, проходи...
Ну, может, и без "ладно уж", но это чувствовалось.
Похоже, тут сама я стала "посредственным подарком". Будь моя воля, ушла бы я из этого детского сада навсегда, но... не моя тут воля. Мамина. Она, вижу, обрадовалась, но боится "сглазить", только стала мне бант оправлять и платьице.
- Впрочем...
Я ощутила, как мама вздрогнула, и её тёплая рука мгновенно похолодела. Значит, сейчас будет что-то дурное, что я по малости лет своих не предвижу. Не зная, к чему нехорошему готовиться, и не подготовишься, только сердце замирает и в носу хлюпанье начинается. Поскорей бы вырасти и самой наперёд знать, что в таких случаях бывает.
Строгая тётя не спешила разряжать обстановку, а ещё раз пролистала документы, с еле заметной небрежностью.
- На вашего ребёнка тут нет флюорографии. Мы не можем его взять.
Оп-па! Из-за горечи отказа я прослушала незнакомое слово и восприняла его как "фотография". Но, мамочка, скажи же ей, что фотография у меня есть! Меня же нарочно снимали для детского сада, вот в этом самом наряде. Наверное, затерялось фото среди больших и скучных бумаг. Мне так хочется в детский сад, мамочка! И зачем им фотокарточка, если я тут собственной персоной стою?
Но мама виновато опустила голову и тихо сказала:
- А разве нужно? Я не знала...
- Нужно! - безапелляционно прозвучал ответ. - Список документов видели? Забирайте! - и яростно отодвинула всё, принесённое мамой.
- Но как же... Лучи, а тут ребёнок ещё. Это кто из очагов приезжает, я думала...
- Ну и что же, что лучи? - возразила строгая тётя. - Ребёнку и доза детская. Все делают, и вы сделайте. Небось, потребуете, чтобы ребёнок в здоровую группу зачислен был, чтоб у всех других флюорографии в норме были. А что до очагов, то у иных родителей в квартире, прости господи, такой вертеп, - взглянула на меня и поправилась, - то есть, очаг, что и ехать никуда не надо заражаться. Так что сделайте в детской поликлинике и приходите снова. Приём ещё продолжается, - кисло улыбнулась.
- А что это такое - флю[оро]графия? - успела выкрикнуть я, прежде чем мамина ладонь объяснила моей попке всю неуместность этого наивного вопроса.
- Сама узнаешь, - сказала мама, вытащив меня поскорее из кабинета.
- А что, без флюорографии не берут? - забеспокоились люди в очереди.
- Не берут, как видите. Доза, говорят, будет детская. Ладно, чего сопливишься, пойдём скорее. Переоденемся и успеем ещё сегодня.
Переодевшись в повседневное, пошли мы всё в ту же детскую поликлинику. К счастью, мимо тех кабинетов, где мне когда-то было больно или пужливо. Я вздыхала облегчённо и кукиш им показывала втайне от мамы. В новый какой-то кабинет путь держали. Не успела я полюбоваться на непонятное и блестящее, как со мной заговорила весёлая тётя в белом халате. Оказывается, я - "большая девочка" и многое уже умею. А умею ли я задерживать дыхание? Вот если придётся при пожаре через дым идти - смогу его не втягивать? Или проходя мимо плохих мальчиков, которые курят. Ну-ка, давай посостязаемся!
Мы стали соревноваться: кто дольше не выдохнет после глубокого вдоха. И я сразу же начала тётю опережать. Быстро поняла почему. У неё больше воздуха в лёгкие входит, вон как грудь в белом выпячивается. Я - ребёнок, у меня - много меньше. А чем больше воздуху в тебя войдёт, тем сильнее он тебя изнутри давить будет, пытаясь вырваться. Но говорить вслух я не буду, что спор не совсем честный. Уговор был - вдох до отказа, вот и выполняем, не пересматриваем. Вдыхай, тётя, не стесняйся выпячивать большие тити, тут все свои. Ага, сдаёшься?!
За всей этой игрой и не заметила, как меня поместили в какой-то аппарат типа будочки, предварительно сняв блузочку - мол, со свободной грудкой ещё лучше будет. А я всё спрашивала: сколько секунд, сколько секунд? Пятнадцать? А мама делала испуганное лицо - ах, не задохнись, дочка!
Мамочка, ты не знаешь, на что я способна!
Безнадёжно проигрывающая тётя попыталась сжульничать, не признавать своего поражения:
- Это потому что ты вдыхаешь, когда хочешь, а я под тебя подлаживаюсь, вот и не успеваю. Давай-ка вдыхай полной грудью по команде, чтоб и тебе неожиданно, и мне. Как?
- Давайте. А кто же подаст команду, да чтоб неожиданно? Мама?
- Нет, мама тебе может подыгрывать, подсуживать. У меня есть помощница, за стенкой, она нас не видит, вот она и подаст команду через динамик. Знаешь, что такое динамик? Вот и будет одинаково внезапно. - И что-то сказала в узенькое окошечко.
- Хорошо! - донеслось оттуда.
Тётя глубоко вдохнула (пока для тренировки, без команды) и прижалась белой грудью к чему-то блестящему, металлическому.
- Холодит, - сказала, оторвавшись. - Когда холодит, легче терпится. Я у тебя сейчас наверняка выиграю. Уговор наш позволяет.
Ишь, какая хитренькая! А я тоже вот прижмусь к холодненькому! Передо мной - какое-то квадратное стекло, оно тоже выглядит холодным. И как раз на уровне груди. Не зря под полом что-то жужжало, и он поднимался. А подбородок можно положить вон в ту ямку сверху. Удобно-то как!
Мы немного подышали, а потом из динамика донеслось:
- Вдохнуть, не дышать!
Я мигом вдохнула до отказа и прижалась грудкой к стеклу, подбородок лёг на выбоинку. А тётя не успела, в момент подачи команды она оказалась чуть позади меня. Я услышала её свистящий вдох и почувствовала, как её руки мягко прижимают мои плечи (или это ключицы?) к стеклу. Холодок в груди усилился, рыпаться я не стала. Не настолько сильно ведь прижимает, чтобы заставить выдохнуть.
Что-то загудело, зажужжало, потом смолкло. Ощущение чужих рук пропало, раздался громкий выдох - это сдалась моя соперница.
- Дышите! - сказал голос из динамика.
Я оторвалась от стекла и победно на тётю поглядела. Вот как без холодка-то! А я и ещё держать вдох могу! Нос пальчиками зажму, а рот - ладошкой, чтоб всем понятно было.
Но тётя, видимо, не желая видеть мой триумф, вдруг ушла к помощнице. А мама забеспокоилась:
- Дочка, дыши же! Ты так задохнёшься. Эй, да что с тобой?
Я победно глядела на неё, хотя уже подступало удушье. Вот как могу! В голове вертелось: "Я большая, я большая..."
Из-за перегородки донеслось:
- Всё получилось. Одевайте ребёнка!
И только тогда я выдохнула - громко, смачно, ощутив, как разогрелся внутри нос. Больше от возмущения выдохнула, чем ещё от чего. Почему это "ребёнка"?
Что произошла медицинская процедура, я даже не поняла. Обиделась, что тётя не признала открыто своё поражение, да ещё и ребёнком обозвала. А когда уходила, услышала, как она говорит вошедшему с мамой карапузу, что он "большой". Тем же тоном, что и мне! А он, похоже, младше меня... Обида усугубилась.
Вскоре после этого меня приняли-таки в детский сад. Мама "донесла" заведующей маленький листочек бумаги с непонятными знаками, та посмотрела и кивнула головой. Это и есть та самая "флуграфия"? А где же были лучи? Я никаких лучей не заметила. Детская доза, наверное, незаметная. Ну и ладно.
Хотя "большой" девочке и дозу можно было дать посолиднее.
Так что это мудрёное слово стало прочно ассоциироваться у меня со смазанным приёмом в детский сад.
В группе моей (как и в любой, поняла я позже) оказался вундеркинд, который объяснял ровесникам всё и вся, по запросу и без. Мне он рассказал, что такое флюорография, научил правильно произносить это слово, лучи, мол, там невидимые глазу, а замирать на вдохе надо не для чемпионства, а чтобы маленькие пузырьки в груди наполнись воздухом, расправились и лучше вышли на снимке. А когда тебе говорят "большая", то льстят, чтобы ты растаяла и позволила задурить себе голову малышовыми обманами.
- Вот когда тебя возьмут во взрослый флюорокабинет и станут просвечивать без сюсюканья, вот тогда и сможешь считать себя по-настоящему большой, - авторитетно заявил вундеркинд.
Случилось это аккурат перед школой. В неё, как и в детсад, просто так не попадёшь, прежде надо "пройтись по списку". Мама этим и занялась.
- И сюда флюорография нужна, - вздохнула. - Оборзели совсем! Ну, где такая крошка могла заразиться, спрашивается? Что ж, сходим завтра или послезавтра.
- В детскую? - уточняю.
- А ты хочешь в детскую? - улыбается мама. - Понимаю, запомнила, большая ты моя девочка. Ух, как ты там щёки надувала!
Щёки разве? Я ведь глубоко вдыхала, выпячивая грудку. Почему - щёки? Ну, может, после заполнения груди и щекам доставалось надувки. Но зачем об этом напоминать?
- Что ж, узнаем, можно ли в детскую.
Мама позвонила по телефону и потом сообщила мне, что в детскую меня уже не пустят, пойдём вместе во взрослую, куда она сама ходит. Заодно и себе сделает. Это по месту жительства.
Значит, вундеркинд был прав. Большая теперь я! В школу иду. Как ко взрослой требования.
Что ж, идём во взрослую поликлинику. Вход откуда-то сбоку. Внутри уже сидит очередь, разрозненные взрослые и несколько мальчиков в белых рубашечках и синих брючках, явно младшие школьники. Один с папой, может, дошкольник, как и я. Но мы в очередь не садимся, а подходим зачем-то к окошечку с табличкой "Регистратура". Там тоже очередь, но небольшая и стоячая. Движется быстро, не успеваю зевнуть, и вот уже к окошечку нагибается моя мама, говорит что-то.
Вдруг изнутри раздаётся глухой недовольный голос:
- А не мала девчонка-то? Ей, наверное, надо в детскую.
Поняв, что это обо мне, вздрагиваю и втягиваю голову в плечи. Кажется, что вся очередь, особенно мальчишки, на меня глазеют и думают, какая же я маленькая - медицину не обманешь! Вослед, чего доброго, смеяться начнут. Тётка меня явно не видит, зачем же так говорить?
- В детской нам сказали сюда идти, - отвечает мама не слишком уверенно. Но почему она не говорит, не настаивает, что я уже большая? Мама, скажи же!
- Сказали они, - доносится ворчание. - Неразбериха. Скоро грудных младенцев присылать начнут, только бы отбояриться. Ладно, держите бирку.
- А мне? - обиженно спрашивает мама. За себя-то обиделась!
- Так вам тоже надо? Чего ж сразу не сказали? Вам я выпишу без вопросов.
Я готова расплакаться. Утешает только мысль, что мама тоже когда-то была маленькой, хоть и "большой", и её точно так же вот пускали сюда "с вопросами".
Садимся в очередь к кабинету. Мальчишки поглядывают на меня, как на равную, почти с уважением. Как же, я ведь отстояла своё право на "взрослую" поликлинику, не была выгнана. Хочется важно о себе думать...
- Не надувай щёки! - шепчет сердито мама.
А разве я надуваю? То есть, разве я важничаю? Я просто репетирую задержку дыхания. Из приоткрытой двери то и дело глухо доносится уже знакомое: "Вдохнуть, не дышать!" Надо не сплоховать, когда для меня прозвучит.
Вот пошли сразу несколько мальчиков, прямо перед нами. Мама стала загибать пальцы, считая, сколько раз прозвучала "волшебная" фраза, а потом засуетилась, встала, попыталась заглянуть в дверь.
- Мама, не надо! - тяну её за руку. Большая, я знаю уже, что в занятый пациентом врачебный кабинет заглядывать без стука нехорошо - а вдруг там раздетый? Надо подождать, пока выйдут.
Один мальчонка как раз и выбежал - но только один, на ходу застёгивая рубашку.
- Ругаются они, когда медлишь, - извиняющимся тоном говорит мама, кося глаза на очередь. - Заранее, говорят, надо. Много, мол, вас тут сидит, - И, словно что-то высмотрев в щель, дёргает меня за руку: - Пошли!
Я подчиняюсь. Не будь здесь людей, я бы заартачилась, вырвала руку, спросила, почему она не ждёт, когда выйдут все. Но при посторонних нельзя. Мама для них всегда права... не моя конкретно мама, а любая мама с ребёнком, если он её не слушается. Но, может, она и впрямь что-то увидела? Скажем, что оставшиеся уже одеты и идут к двери. Тогда нам самый раз.
Входим в дверь, и я сразу же понимаю, почему мама поспешила. Это ещё не кабинет, это "предбанник". Небольшой коридор, или даже тамбур, в который выходят две двери. Одна чуть приоткрыта, и любопытный детский глаз (мой) видит тётю в белом халате, сидящую за компьютером. Впрочем, если я "большая" и узнаю компьютеры, то это не тётя, а врач... или сотрудница. Вторая дверь плотно закрыта, на ней табличка "Без вызова не входить!". Людей в тамбуре нет.
Зато есть вешалки и на них - одежда. Зелёный (почему зелёный?) халат и мальчишечьи рубашки. Вешалки - крючком, для верхней одежды с петлей, поэтому рубашонки прилажены кое-как и тоскливо, как мне показалось, свисают. А майки повешены на крючки бретелями, виднеются из-под рубашек. Майки...
- Вон как детям нужно раздеваться, - говорит мама. И сразу же из приоткрытой двери доносится голос "не тёти":
- Кто там? Подождите, ещё не все вышли!
Мы с мамой замираем - с равно испуганным и виноватым видом. Вдруг "строгая" дверь распахивается, выходят двое или трое мальчиков, голых до пояса, оживлённые, радостные, тяжело дышащие. Ага, не натренировали заранее дыхание, небось, лопались, задерживая тут его! Увидев, кто тут стоит, робеют и бочком-бочком (раз спиной не выходит) подбираются к вешалкам, снимают с них майки, надевают, потом - рубашки, не застёгивая, и начинают запихивать подолы за пояс брюк, не расстёгивая его, как по-хорошему надо бы. И, недоделав дело, пятятся за дверь - входную, разумеется. Для них она - выходная.
- Следующий! - раздаётся из кабинета.
Теперь нам тут можно. Больше не таимся, начинаем дышать. Мама быстро расстёгивает и снимает с меня блузочку, аккуратно вешает её на крючок. Выше пояса не мне остаётся нижняя майка, тоненькая, почти полупрозрачная. Я жду, что сейчас мама снимет и повесит свою блузку, под ней же у неё лифчик, но вместо этого она растерянно бормочет:
- Вон как мальчики... До пояса, значит, надо. И прямо здесь... Давай-ка, дочка, - и начинает с меня майчонку стаскивать.
В это время из приотворённой двери слышим голос:
- Бирку сюда! Вы что, в первый раз, что ли? - и приближающиеся шаги.
Ну, я-то "впервой", а мама, одной рукой продолжая меня неуклюже оголять, другой зашарила в сумочке, ища требуемое. Забыла, наверное, что мне в руки дала. И вдруг замерла. Я удивилась и оглянулась на дверь, чуть не вывернувшись из майки.
Сзади нас, "руки в боки", стояла та самая тё... врачиха, которая сидела за дисплеем. Вид у неё был властный и укоряющий. Я по детскому саду знала, что некоторые взрослые не ругают детей сразу, а постоят, нависнув, и поглядят со свирепым укором, чтобы ребёнок начал осознавать свою вину, а потом уже "добивают" словами. Или ждут, пока не начнёшь оправдываться, а тогда видят, где ты более всего уязвима и какие слова тебя больше всего заденут. Лучше - до слёз. Но чтобы так - со взрослыми?! Мамой, в смысле.
- Женщина! - с особой интонацией произнесла врачиха. Я впервые услышала, что так называют маму, не сразу и поняла. - Ну, что вы делаете с ребёнком?! Это же тоже женщина, пусть и маленькая...
А уж меня-то так назвали ну точно в первый раз. Поняла, что это она обо мне, ещё пуще не сразу, а очень даже запоздало. И несколько фраз пропустила. Дальше было:
- Сами-то вы блузку, небось, здесь не снимете, бюстгальтером светить не станете.
- Женщины всегда же... внутри... - сбивчиво оправдывалась мама.
- Вот именно. И дочку внутрь ведите.
- Но... мальчики... они же пооставляли здесь майки... Я думала... Она же тоже ребёнок...
- То - мужской пол, а то - женский. Нам есть, что скрывать от мальчишек, правда? - и тётя с заговорщицким видом подмигнула мне. - Забирайте с вешалки и несите в кабинет, а исподнее и вовсе сымать не надо, просветим и так, как и ваш лифчик. Да оставьте же ребёнка в покое!
- Но как же... ведь мальчики...
- У них майка плотнее рубашки, у девочек - наоборот. И потом - мальчишкам всё нипочём, а будешь потакать - и рубашки сымать расхотят. Так что идите-ка в кабинет и не холодите ребёнка. Где ваши бирки?
Я важно подала, и мы зашли в дверь со строгой надписью. Вот он какой, взрослый флюорографический аппарат! Нижняя площадка поднята довольно сильно. Последний мальчуган, видно, спрыгнул сам, не дожидаясь, пока опустят. Я сразу же подбежала и ловко взобралась на помост.
- Молодчина! - похвалила врачиха. - С лёту схватила. А знаешь, что после команды "Вдохнуть"?
- "Не дышать!" - выкрикнула я не своим голосом.
- И сможешь?
- А то!
- Тогда давай я покажу тебе, как прижиматься грудкой к экрану. Вот так, подбородок сюда, плечи сюда. А знаешь, - шепнула она на ухо, расправляя мои плечики по углам экрана, - почему майку оставили? - Я помотала головой, насколько позволял жёлоб для подбородка. - Чтобы холодно грудке не было, а то задрожишь и смажешь снимок. Так не холодно?
- Нет! - мужественно ответила я, хотя холодок всё же чувствовался.
- Тогда не двигайся и слушай команды!
Всё прошло ожидаемо, и я озорно спрыгнула с подножки, не дожидаясь, пока её опустят.
- Вот мы какие! - воскликнула врачиха. - Только ведь мальчишество это. У девочек - привилегии, стой и жди, пока не опустят.
- Зачем опускать, если я могу спрыгнуть?
- А кто следующий пойдёт за тобой?
Я прикусила язык. Пойдёт-то мама, а ей, конечно, площадку надо пониже.
- Одевайся пока. Из кабинета женщины, - она подчеркнула это слово, - уходят одетыми.
Я подчинилась. Мама уже сняла блузку и стояла в бюстгальтере, ожидая, когда ей подгонят "стоялку" по росту. Такой домашний вид мне не в новинку (хотя чаще я привыкла видеть в пару к лифчику одни трусы, а не полностью одетый низ), но я вдруг подумала: а ведь помешают ей "тити" плотно прижаться к стеклу, как вот я! Как она, интересно, поступит?
Врачиха помогла, пошуровала рукой, приладила мамин бюст, немножко его поплющив. Я догадалась: важно не столько плотное прилегание, сколько фиксация грудной клетки, чтоб после глубокого вдоха на месте стояла. Надо, чтоб тити не дрогнули предательски, а для этого их можно и поплющить, и потерпеть чуток. Эх, вырасту вот я, что у меня тут будет?
Я с удовлетворением отметила, что по команде "Дышите!" мама выдохнула, словно лопнула, словно удушье уже за горло взяло. Тут я впереди неё, тренированная, можно сказать. Но никто этого, похоже, не заметил. Ну и пусть!
Помогла любимой мамочке одеться. За неплотно прикрытой дверью слышались голоса:
- Тут никого нет. Видишь, не висит ничего.
- Женщина, должно быть, пошла. Они всё внутри с себя снимают.
- А может, вышла уже? Как узнать? Может, постучаться? Чего ждать, как дураки!
Тут к ним вышла наша врачиха.
- Я вот вам постучусь! Женщины тут, понятно! Ждите, пока выйдут. Эх, мужики, мужики, всё бы вам баб без ничего видеть!
Мама приняла подчёркнуто независимый вид и подмигнула мне: выше нос! Проверила себя, даже ощупалась (я не отстала), и мы пошли. Пошли себе, никого вокруг принципиально не замечая. Пусть их!
На улице я спохватилась:
- Бирки-то нам не отдали. Я вернусь, а?
- Не надо, - тянет за руку мама. - Надо зайти через три-четыре дня, когда будут результаты. Нам их отдадут вместе с результатами.
- Можно, я схожу?
- Ну, сходи. Фамилию только свою не забудь.
- Свою?
- Ну, и мою тоже.
Шутит, поняла я. А кстати, какая же у нас с ней фамилия?
Через несколько дней, записав для верности фамилию на бумажке, я пошла за результатами. А никто не сказал, что надо обращаться в регистратуру. Я думала, надо идти прямо в кабинет, или, скорее, к компьютеру, за которым сидит врач. Логично же, правда?
Но как быть с очередью? Я уже знала по собственному (ну, на пару с мамой) опыту, как неласково относятся "очередники" к тем, кто норовит проскочить вне очереди. Надо, наверное, спросить.
Мне, можно сказать, повезло. Первой, прямо у двери, сидела бледная худая девочка, на вид - чуть старше меня, с уже намечающимися грудками, а за ней сидело и стояло несколько мужчин, как я поняла, знакомых и что-то увлечённо обсуждающих. Я уже знала, что запускают сразу по несколько человек одного пола, и попросила, чтобы мне позволили пойти вместе с первоочередницей. Мужики оказались джентльменами, но очень лаконичными. Попросту говоря, махнули рукой: ладно, иди уж.
Вскоре вышла растрёпанная тётка, и я поняла, что моя соседка очень уж робкая, вот и не навязалась к ней в напарницы. Хотя, наверное, можно было.
- Следующий! - донеслось из приотворённой двери.
Девочка со страхом взглянула на меня - неужели это нас приглашают? А кого же ещё? Мужики даже беседу не прервали. И чего она только боится?
Я почти за руку потащила "подругу" в дверь. Другая дверь, в "компьютерную", была чуть приоткрыта, и, услышав, что кто-то вошёл, оттуда сказали:
- Минуточку! Раздевайтесь пока.
А голос-то другой! Другая совсем врачиха сегодня. Не зря я фамилию на бумажке записала! Думала, дурочка, что "наша" врачиха её запомнила, прочитав с бирки. Да тут за день десятки людей проходят...
Я задумалась, относится ли "минуточка" ко мне, я ведь только за результатами. Оглянулась, чтобы объяснить товарке, почему вперёд неё пойду. А она, оказывается, уже расстегнула блузку наполовину, так что у неё показалась беленькая маечка... нет, лифчик! Настоящий, хоть и девчачий, лифчик... А робее меня!
- Зачем здесь раздеваешься? - шепчу.
- Велели же, - отвечает бледная девочка. - А ты как же - целиком? Сразу?
На мне было цельное платье, и я не без заминки поняла, что она думает, что я сниму здесь его, оставшись в одних трусах. Вон оно что!
- Ты-то зачем? - спрашиваю. - Женщины всегда внутрь проходят.
- Меня всегда здесь раздевали, - отвечает. - И мальчишек тоже. Дети же!
А лифчик у тебя - тоже детская принадлежность?
- Застегнись, - велю. - Маленькие или большие, но женщины всегда раздеваются внутри. Ты что, в первый раз?
- Нет, но...
Наши перешёптывания, видимо, надоедают врачихе, и мы слышим:
- Кто там шелестит ещё? Разделись, так проходите, а нет, так раздевайтесь. Сейчас к вам выйду.
Девочка с испугом смотрит на меня и продолжает машинально перебирать пуговки. Мне приходится силой, как ни странно это звучит, прекратить её попытки и самой застегнуть блузку до шеи. Попутно чувствую под ладонями предмет белья, который в скором будущем мне "не светит". Круто! И чего она трусит, с таким признаками взрослости?
- Давайте бирки!
Дверь кабинета распахивается...
Но сначала скажу вам важную вещь, а то дальше не поймёте. В моих сборах "первый раз в первый класс" деятельное участие принимала бабушка. Это хорошо, конечно... но она первой стала сомневаться:
- Красивая у нас выходит внученька, но больно уж робкая. Заклюют её, ох, заклюют в классе! Особенно мальчишки. По себе помню. И девчонки бывают ну такие вредные! А слабину дашь - и пиши пропало. Не отстанут, заклюют. Ох, чует моё сердце...
В чём-то она была права. Бойкой я никогда не была, хотя и от заклёвывания не страдала. Что же меня ждёт в школе?
- Не заклюют, мы потренируемся, - говорит папа, заметив, как я побледнела и больше не горю желанием пойти в школу. - Теперь до самого первого сентября ты, дочка, при любом удобном случае веди себя смело и бесшабашно, отшивай всех, кого придётся, запрети себе отступать, словно спартанка. Знаешь, кто такие спартанцы? Тяжело в учении - легко в бою! Только с хулиганами не связывайся, а так - крой всех по максимуму, тренируйся, приучайся. Поняла?
- Поняла, папочка. С тебя и начну. Ну-ка, разрешай мне всё то, что раньше запрещал!
И вот распахивается дверь и выходит врачиха - другая, незнакомая. С удивлением смотрит, как я застёгиваю девочке блузку. Не даю ей опомниться - не хулиган ведь она.
- Вы почему велите девушкам снаружи раздеваться?! - Грудка в лифчике, почуянная под ладошками, даёт мне полное право на "девушек". - Разве не знаете, что женщины всегда внутрь проходят и уже там... Тем более, снаружи мужчины, а дверь у вас даже не запирается! Почему, почему?! - топаю и наступаю на взрослого человека.
- А я видела разве, что тут девушки? - ошарашено бормочет врачиха. А я открываю вторую дверь и говорю:
- Иди, подружка, одетой входи, а я тут ещё разберусь с ними.
Врачиха, наконец, приходит в себя.
- А ты кто ещё тут такая? От горшка два вершка, а права качаешь, на взрослого человека кричишь? Нехорошо это.
- Кричу, потому что вы нарушаете эти... права и обычаи, вот, а так извините, конечно. Но признайте, что женщины любого возраста имеют эти... как их... привилегии.
- Имеют, имеют... А вот не пущу-ка я тебя сегодня, вот тебе и привилегия. Будешь у меня знать!
- А мне и не нужно, я уже приходила, за результатами пришла. - И с ужасом осознаю, что за всем этим криком забыла фамилию! Вынимаю бумажку, но подглядывать считаю ниже своего достоинства и подаю в руки: - Вот по этой фамилии результаты.
- Результаты - в регистратуре! - чуть не рычит врачиха. - Туда и топай, топай. А где эта пигалица? Уже туда шмыгнула, да? - И уже уходя, продолжает ворчать: - Больно все умные стали, правовые...
Обе мы, выходит, покинули "поле боя". Вот и разбери, за кем тут победа. Впрочем, мне не победа ведь нужна, а тренировка, чтоб в школе не заклевали. Теперь-то уж не должны.
Результаты я получила быстро - они ведь уже готовы были, только найти и отдать. Разочаровали меня эти бумажечки. Я-то думала, что там что-то по-русски будет написано (пусть и непонятно), а то и по-латыни добавлено. Меня научили уже отличать латинские буквы. А тут - просто несколько цифр. Цифры-то я ещё раньше букв узнала, а что толку? Похоже, шифр. Это чтоб пациенты не волновались. Выходит, есть причина для волнений? В принципе.
Из-за обескураживающей быстроты получения и ненужности разглядывания бумажек мне приходит в голову проверить, не нарушаются ли права девушек на одевание внутри кабинета. Поспеваю как раз к тому моменту, когда моя "крестница" выходит из двери, поспешно застёгиваясь - и снова виден её лифчик! Непорядок. Не я не успеваю ничего сказать по этому поводу. Завидев меня, врачиха кричит из-за компьютера:
- А-а, снова пришла, умная! Просвечиваться не надо нам, так мы смелые. Придёшь вот через год - я-т тебе припомню!
- Как - через год? - обескуражено переспрашиваю я. - Разве нужно и через год? - Аж рука с бумажками безвольно опускается.
Выходит так, что я спрашиваю это у той девочки, она ко мне ближе, а врачиха ещё и дверь захлопнула со злостью. Она оправляет блузку (привычка уже оправляться в груди), подтягивает поясок и тихо, со вздохом подтверждает:
- Нужно. Каждый год. К сожалению.
Вот так так! Неприятное открытие. Я-то думала, что флюорограмма - это просто одна из бумажек в пакете документов для поступления куда-то, в детсад или школу. Что-то типа подтверждения, что ты не верблюд (любимое папино выражение). А тут - каждый год! Знала бы, не "выступала", потренироваться и на ком другом можно.
Но угроза врачихи меня очень скоро заботить перестаёт. В моём возрасте год - это очень долго, много воды утечёт, всё забудется. Вот как долго моя мама на меня обижается? Несколько дней, от силы. А я ведь её сильнее "достаю", чем ту врачиху.
Перескакиваю в своём повествовании через тот самый год. Флюорография перед вторым теперь уже классом. Я уже и забыла, та ли врачиха нас обслуживает, или, может, другая. Меня тоже уже никто не помнит. А мама ничего не знает...
Я ведь прямо по "Чуку и Геку" поступила, отдавая ей в тот раз результаты. Спросит она меня о скандале, который я учинила, - расскажу всё без утайки, даже вину свою признаю. Не спросит - незачем и говорить. Она не спросила, конечно... Браво, Чук и Гек!
На душе куда лучше, чем когда решишь молчать о чём-то до гробовой доски. Тем более - врать.
Но кое-что запоминающееся в тот раз произошло. Нам пришлось посидеть в очереди, причем, вокруг нас очередь была чисто женской (маленькие мальчики не в счёт - они же с мамами). В ней выделялось два человека, одна - своей суетливостью, другая - невозмутимостью.
Первая, одетая в блузку и юбку, с "хвостиком" явно крашеных волос, заметно волновалась - прямо как я "в детстве" - вставала, нервно ходила туда-сюда. Впрочем, судя по поглядыванию на часы, вполне возможно, что её тяготило ожидание, боязнь куда-то опоздать. Но вот она обратилась с вопросом к соседке:
- Скажите, вы не знаете, комбинацию там надо снимать? Мне врач прописал не переохлаждаться, и вот ношу всё время. - Август и вправду был прохладный. - Заставят меня её снять, как думаете? Заранее ведь надо.
Соседка что-то ответила, другие соседи тоже высказали свои предположения. Но любопытство удовлетворено не было:
- Я вот слышала, иногда даже лифчик заставляют снимать. Когда он мешает якобы. А чем мешает? Прижиматься - или лучи заслоняет? У меня вот с блёстками - это что, металл? Меня не заставят оголиться? Как думаете?
Всех достала уже своими причитаниями! Ей уже грубовато отвечать начинают. Хоть бы мужчина какой пришёл, при котором не пооткровенничаешь про блёстки.
А вторая женщина сидела себе с книжечкой и почитывала её, ни на что не отвлекаясь. Не знаю, что такого было в её внешности, но вот поглядишь и скажешь - дама... Про неё так в очереди и говорили: "Вон за той ламой", "Сперва та дама пойдёт, а потом уж я". Общее, стало быть, мнение было.
Дама была невозмутима, но кудахтанье "клушки", наконец, доняло и её. Она элегантным жестом опустила книжку на колени и сказала (ну, соизволила молвить), причём голосом, очень богатым интонациями:
- Сударыня, не надо так волноваться. Женщина... - она высокомерно запнулась, подбирая слова, понятные окружающим: - настоящая женщина всё решает сама и исполняет сама, никто её остановить не в силах. Я, например, могу пойти к аппарату, вообще не раздеваясь, не портя причёску - и мне сделают! Другое дело, что я знаю, что так выйдет плохо и придётся переснимать. Сама решаю снять лишнее, чтобы вышло хорошо, и ни ниткой больше. Вот и всё. - Подняла книжку и снова отключилась от окружающего.
- Так можно? - растерянно переспросила "клушка", ответа не получила и успокоилась.
Помните, год назад обо мне сказали "маленькая женщина"? Теперь вот к женщине добавили "настоящая". Хочется обсудить... но при посторонних с мамой не посекретничаешь. А хочется - очень!
Когда мы заходили в тамбур, я всё же сказала:
- Мам, а давай мы тоже... ну, сами решим, как настоящие женщины. А?
Она с улыбкой поглядела на меня. Косички с бантиками, коротенькое платьице, никаких следов лифчика и косметики... Да-а, такой только и решать самой.
- Раздевайся уже, "настоящая женщина"! - ответила мама и щёлкнула меня по носу.
У неё не всегда это получается, и тогда на глаза навёртываются слёзы. Но в этот раз - вышло и только обескуражило. Я поморгала глазами и согласилась, что решать самим пока не стоит. Сделаем, как в прошлый раз, когда "прокатило".
Пропускаю несколько лет. Флюорограммы исправно снимались в августе, я каждый раз вспоминала, что должна делать "настоящая женщина", но все мои соседки, видимо, не знали и действовали либо по привычке, либо как врач скажет. А я не решалась никому ничего подсказать. По носу не щёлкнут, но стыда не оберёшься. Яйца курицу не учат!
Эх, будь у меня бюстгальтер с блёстками, как у той "клушки"! Я бы разделась до него, спросила у врача, не помешает ли он сделать чёткий снимок, а уже потом сама решила бы, снимать его или нет. Как настоящая, да. Услышав, что не помешает.
Но с блёстками не было. Вообще, никакого не было. Ещё несколько лет не было, потом начали появляться, но - лифчики. Детские. Больше на топики похожие, просто плотно охватывают грудную клетку, а что на ней выросло, то само оттопыривай. Я, конечно, мечтала о том времени, когда грудки мои дорастут до пусть небольшого, но всё же бюста, которому не помешает поддержка в виде чашек. Не то чтобы потребуется, но не помешает. И тогда у меня будет БЮСТГАЛЬТЕР. Это слово ведь переводится как "поддержка бюста".
А пока - детские лифчики. Пожаловаться не могу - грудки и закрыты, и не отвисают. Куда им! Но всё же хочется чего-то большего...
И вот наступило лето перед восьмым классом. Ещё в начале каникул я собралась потребовать от мамы настоящее чашечное бикини, потому что сисечки уже, гляди, округлились, хватит им единым валиком в детском лифчике-топике выглядеть. Но она неожиданно купила мне сплошной, как и раньше, купальник. Лайкра или спандекс, но выглядит круто, словно из латекса. Чашек отдельных нет, но такой затяг под грудью, что сисечки сами обособляются и классно смотрятся, даже на соски слабый намёк есть. Влюбилась я прямо в этот купальничек, купалась и даже умудрялась загорать. Только вот вместо белья его не наденешь. Отставало бельишко.
И вот середина августа, уже не так жарко, как в июле, да и в школу скоро. Пошла я в бельевой магазин с тайной мыслью присмотреть-таки лифчик по душе. А том - распродажа. И мне за те же деньги удалось купить целое бикини, и верх с маленькими, но - чашками, и низ, ласкающий попочку и подчёркивающий мыс над пахом. Похоже, можно и вместо белья носить, и под полупрозрачку пойдёт. Удачная очень покупочка!
Только вот из-за предшкольных и других семейных хлопот купальный сезон у меня закончился, явочным (неявочным!) порядком. Загорать на балконе? Пыталась, но бабушка объявила, что балкон, если он не на заоблачной высоте, - та же улица, и разнагишаться неприлично. Остаётся только вместо белья пододевать при случае, чтоб грудки мои чувствовали, что у каждой - своё персональное гнёздышко.
А тут как раз подоспело время очередной флюорографии. Верх же бикини, забыла сказать - с мелкими, но - блёстками. Конечно, сразу же вспомнилась "клушка" из очереди, боявшаяся, что из-за блёсток её могут оголить совсем. Интересно, как она в тот раз прошла обследование? Не подвергнуться ли и мне риску получить требование о "разутии" бюста? И заодно проверить, как это настоящие женщины решают вопросы сами.
А чтобы мама мне не помешала, щелчком по носу или ещё как, я постаралась ей в спутницы не навязываться. Ещё раздевать меня по привычке начнёт, а я уже большая. Настолько большая, что вот и блузку надеваю не просто так, а чтобы при снятии-надевании не испортить причёску. Чай, не косички крысиные! Про косметику тоже не скажешь, что её нет, что-то у мамы украдкой беру и на себе пробую. Мини-шорты, кстати, строжайше запрещённые в школе, и потому очень желанные. Подо всем этим - то самое бикини. Сандалии вот только подводят, каблука никакого. Впрочем, это босоножки, так что имиджу "настоящей женщины" не мешают.
Возьму ещё сумочку мамину, чтоб довершить принимаемый образ. Ни для чего особенного не нужна, но выглядит классно. Особенно если научиться небрежно щёлкать застёжками, что-то в сумочку кинув - тоже небрежно.
Не флюорография выходит, а выход светской дамы.
В последний момент появляется желание заменить блузку на девчачью майку, кстати, лучше походящую к джинсовым шортам. Дело в том, что я теперь уже "без дураков" большая и знаю, что такое рентгеновские лучи, что они невидимы, пробивают тело насквозь, но им могут помешать, например, пуговицы блузки. Поэтому меня точно заставят её снять, то есть повлияют на суверенное моё решение "не снимать", а вот в беспуговичной и бескнопочной майке можно и проскочить.
Но я трезво оцениваю ситуацию. Если попадётся вредина, то она и майку снять заставит, меньше меня зная о рентгеновских лучах, просто из желания досадить, власть показать. И снимать её придётся через голову, портя причёску, да и дамой при таком действии оставаться трудно. Опять же, при таком снятии страдает лифчик, его оправляй - лучше уж расстегнуться и распахнуться. Лучше я покочевряжусь, сколько смогу, с блузкой, сниму уж, а потом спрошу: а если бы это майка была? И уж в следующий раз...
И вот я, вся такая взрослая и сверкающая, вхожу в хорошо уже знакомую мне флюорографию, гадая, какая будет очередь. И сразу же мой облик (или - имидж?) проходит первую проверку. Очередь состоит из парня, по типу - "усатого няня", и стайки мальчишек-дошкольников, которых ему, видимо, поручили сопровождать, опекать. Разговор сразу же смолкает, и смотрит этот тип на меня, как на девушку, ощупывая взглядом то, что парни ценят в подругах. Ого! Бросаю на него снисходительный взгляд (как только он у меня вышел?). Проходя мимо и направляясь к окошечку регистратуры, ощущаю, как бёдра сами собой начинают вилять из стороны в сторону, а грудки - откликаться на это виляние, чуть ли не заноситься в стороны. Лучше чувствоваться на теле, в общем.
Получаю бирку и краем уха слышу возобновившийся разговор. Трёп, если честно.
- Ваську несколько раз просвечивали, он дыхание удержать не мог. Уж и ругают его, а он всё выдыхает сразу и выдыхает. Ну, не сразу, но до срока. Вдруг чует - жар по телу пошёл какой-то. Смотрит - а это майка на груди и спине тлеет, дымится. Вот какие это лучи! Я знаю, что говорю.
- Молодой человек...
Это я к нему подошла и обратилась. Заставила себя выговорить, раз я в образе девушки. И "нянь" примолк, опасливо поглядел. Не разоблачу ли я его байки? Но я всего лишь спрашиваю:
- Вы последний? - Уф-ф!
Он сглатывает и молча кивает. Детишки озадачены такой переменой в их опекуне.
- Спасибо! - Отшагиваю на приличествующую девушке дистанцию и сажусь. Грациозно сажусь, не просто попой плюхаюсь. Нога на ногу - и теперь можно немножко порыться в сумочке.
Беседа у соседей расстраивается. Теперь мальчуганы один за другим задают "няню" вопросы, а он отвечает неохотно, не пространно, опасливо косясь на меня. А я ему ещё и улыбочку ехидную сострою, мол, ври, да не завирайся. Насквозь тебя вижу! И рентгена никакого не надо.
- А это больно? - спрашивают его.
- Если будешь думать, что больно, то и будет больно, жгуче, - отвечает "знаток". - Надо идти на съёмку бесстрашно, бесшабашно! Тогда тебе всё нипочём. Прививку вам делали? Кто-то орал, кто-то молчал. Когда орёшь, ещё больнее становится. Так что - ша!
Мальчуганы от такого "просвещения" становились всё грустнее и боязливее, бросали тоскливые взгляды на входную дверь - не сбежать ли, пока не поздно? Кто-то аж дрожал, другой шмыгал носом... Вот у нас, у девушек, такого никогда не бывает. Если б мне поручили группу дошкольниц, я бы их опекала, так опекала. Весь опыт свой им передала бы. И зачем пугать детей? Ох, молодой человек, молодой человек...
Вошёл пожилой мужчина, получил бирку и занял за мной очередь. Я с опаской ждала, как он ко мне обратится, грудку выпятила - больше даже, чем для молодого. И он назвал меня "дочкой". Ура! Это ещё лучше чем "девушка". Главное, что не "внучка". Уж тогда бы "нянь" отплатил мне уничижительным взглядом!
Через короткое время из двери вышла старушка - похоже, долго копалась, одевалась-раздевалась. Смачно высморкалась, постояв, и пошла на выход.
- Следующий! - донеслось из-за двери.
- Вы слышали? - повысил голос "нянь".
Запугивание дало свои плоды: малыши нехотя встали, но не спешили проходить в дверь, а некоторые делали весьма двусмысленные шаги, отступая ко входной двери. Один наткнулся, пятясь, на медленно уходящую старушку, огрёб клюкой по спине, икнул и пошёл в правильном направлении. Кого-то направили на путь истинный хватом за плечи, кого-то - дёрганьем за воротник. Наконец, последняя вихрастая голова скрылась за дверью, и сразу же послышалась перебранка между опекуном и врачихой. Слух можно было не напрягать, смысл ясен:
- Куда столько сразу?
- Напарника нет, один не управлюсь. Разбегутся, только отправь за дверь. А пока я здесь, не посмеют. Да они маленькие, уместятся уж как-нибудь.
- Попроси кого-нибудь присмотреть.
- Там такая девушка... К ней не подступись! А старик не уследит, ей-ей!
Последнюю фразу я додумала. Вернее, предпоследнюю. А старичок-то и вправду дряхловат.
Следующие четверть часа из-за двери доносись звуки, свидетельствующие о неопытности просвечиваемых. Чаще всего повторялось "Кому сказала?!", "Сказано же вам!", "Да сколько раз можно?!", а всё более тихое сливалось в неразборчивое возмущённое бубнение.
Сперва слушать это было забавно, потом стало надоедать. Вот уже и порядком надоело. Попробовала сказать старику, чтобы раньше меня шёл (и помог "няню"), но он отмахнулся:
- Никуда не спешу, дочка, а ты молодая, тебе надо скорее. Иди уж по очереди.
Наконец из-за двери стали вылетать "отстрелявшиеся" и бросаться наружу. Один вылетел, другой, потом дверь открылась, и появился опекун в окружении оставшихся. Он строго выговаривал за непослушание и даже не догадался предложить девушке пройти. Пытался считать по головам:
- Три, четыре... А где Серёжка? - спросил озабоченно.
- Да он первым прошёл и выскочил. Перед Лёвкой даже. На улице уже.
- Я же строжайше велел - держаться всем вместе!
- Да зачем же вместе, коли уже всё? Отстрелялись мы. Беги домой, да и всё тут.
- Затем, чтобы я знал, что со всеми всё в порядке. Ищи их вот теперь на улице! Случится что, а спрос с меня...
Я кашлянула. Парень мигом принял вид: он не боится спроса, он только лишь заботится о малышах. Ведь улица, как известно, полна неожиданностей.
Да и не только улица. Сейчас сами увидите.
Вышла, наконец, вся эта орава. Я встала, ожидая крика: "Следующий!", но вместо этого дверь открылась и вышла врачиха в белом халате.
- Следующая - ты? - Я кивнула. - Проходи пока, а я на несколько минут отойду. В туалет, - улыбнулась. - С утра тут сижу. Нет больше женщин? Ну, давай одна. Я быстренько, - и ушла.
Мои планы нарушались. Я ведь хотела сразу пройти в процедурную и начать спорить о блузке. Первый ход, по-шахматному, мой. Теперь же, вернувшись, она сто пудов воскликнет:
- Как, ты ещё не разделась? - сделав первый ход сама. И мне придётся оправдываться, изначально начиная не с той позиции.
И не скажешь, что, мол, мы не договаривались на раздевание. Раз я ничего такого не сказала, значит, как бы договорились действовать по-обычному. А по обычаю девушки в процедурной оголяют "выше пояса" до лифчика.
Медленно, в раздумьях, входила я в дверь. Знакомый тамбур. Крючки. На них я разве что повешу сумочку, больше ничего. Мальчишки, должно быть, вешали рубашки, кепочки. Оба пола вешают пальто, шубы - зимой. Не спешу, но всё равно же считанные секунды. Ну, повесила. А дальше что? Проходить к аппарату или остаться здесь, чтобы показать, что я не решила ещё, буду ли обследоваться. Подсказал бы хоть кто-нибудь, как поступить!
И, словно откликаясь на мою немую просьбу, послышалось сдавленное чихание.
Описывая ранее тамбур, я говорила о крючках и стульях, но там ещё есть посторонние предметы, не стоящие внимания. Старая тумбочка у стены, веник, швабра, ведро, поношенный халат на дальнем крючке... И вот оказалось, что тумбочка-то как раз и стоит внимания.
Она стояла немножко боком, как бы отгораживая крохотный закуток, а халат висел как раз рядом, заслоняя. Чихание послышалось именно оттуда. Девочка на моём месте вздрогнула бы и даже вскрикнула, но я-то ощущала (и держала ощущение) себя девушкой, готовой к спору с врачихой из-за блузки. Поэтому основное вздрагивание произошло в душе, а внешне я лишь повела глазами в сторону тумбочки, словно не решив ещё, придавать ли значение какому-то там чиханию.
И встретилась взглядом с испуганными мальчишескими глазами - того, кто забрался в "укрытие".
Видела только глаза, но сразу же узнала: это тот, кто больше всех страшился баек "няня" и боялся предстоящей процедуры, как огня. Серёжка или Лёвка, он, выходит, не убежал первым на улицу, а притаился в укромном месте и ждал случая смыться. Пройди я сразу дальше, и он бы не преминул. Подвёл проклятый нос?
Или - пыльный угол.
Что в таких случаях делают? За ушко да на солнышко?
- Вылазь, чего прячешься? Вылезай-вылезай, сумел забраться, умей и отвечать. Ишь, чего навострился, медицинской процедуры избежать! Сейчас вот придёт врач, он тебе покажет! А извозился, извозился-то как, в пыли и паутине весь. Надо же такое удумать - под тумбочку!
И всё, мальчуган, что называется, попался. Слёзы, сопли, "больше не буду", "тётенька, простите!" "Тётенька" будет покруче "девушки", а тут ещё материнские заботы: нос вытереть, рубашку расстегнуть, на помост подсадить, сбежать не давать.
Всё бы хорошо, но... Действительность зависит от исполнения. Хорошо удастся "извлечение с усовещением" у мужчины типа нашего физрука, неплохо выйдет у сердитой тётки с хриплым голосом. Но у меня... Чего я не додумалась отрепетировать, готовясь к сегодняшней роли - так это низкий волевой голос. Никогда им не говорила. Мало того, если я сейчас чего скажу, то выйдет даже тоньше, выше обычного. Потому что... да потому что я испугалась, правду говоря, чиханья в комнате, которую считала пустой, безопасной, и если заметного вздрагивания избежала, то голос мне так быстро не восстановить. Не только повышенным, но и дрожащим он будет, чего доброго.
Активные действия с участием голоса отпадают. Без участия, как мог бы поступить наш физрук - тоже, мне не по силам будет выволочь мальца из его закутка, он сам должен сдаться и вылезти. Сделать вид, что не заметила? Поздно - он ведь тоже взглянул мне прямо в глаза. Я даже слегка хмыкнула, чтобы замаскировать замешательство. Между прочим, прозвучало это хмыканье довольно-таки высокомерно. Мол, чего только люди не делают, даже вон по углам лазят, а я совсем, совсем не такая.
Я не такая... И вдруг в памяти всплыло:
- Настоящие женщины решают сами!
Вот и у меня сейчас прекрасный шанс всё решить самой, решить и исполнить. Надо просто вести себя очень по-женски, как можно дольше не уходя в процедурную. Не давать мальцу смыться, мимо меня ведь не проскочит. Но не просто сидеть в позе бедной родственницы, а заниматься своими женскими делами.
Только вот какими?
Дела обычно делаются с вещами. У меня из вещей - одна сумочка. Снимаю её с крючка, открываю, достаю зеркальце. Раньше я красилась украдкой, боясь, что мама заметит, и удовольствия никакого не получала. А сейчас буду делать это открыто, со вкусом, неспешно, никто и не подумает, что время тяну. А там, глядишь, и голос "поправится". Настолько, чтобы хотя бы воскликнуть:
- А я тебя вижу! Вылезай!
Даже если не подчинится - с минуты на минуту врач придёт, поможет.
Взяв зеркальце в одну руку и начав уже любоваться собою, лезу другой в сумочку и вдруг вспоминаю, что всю мамину косметику я выложила дома - чтобы мама могла наводить макияж, сидя у трельяжа. Зеркальце вот только оставила. А с другими немногими вещами в сумочке по-женски не поманипулируешь. Полный облом!
Делая вид, что всё путём, я обсмотрелась в зеркальце и слева, и справа, и сверху, поправила мизинцем причёску (у мамы жест подсмотрела) и даже как грудь со стороны выглядит, проверила. Воплотила слова сказки: "Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду..." Он там, что, хихикнул? Нет, показалось.
Дальше оглядывать себя будет уже смешно. Хихикнет и вправду. С сожалением отправляю зеркальце обратно в сумочку. Защёлкиваю замочек не небрежно, то есть быстро, а немножко нарочито тужусь, чтобы выиграть несколько секунд - обдумать, что делать дальше.
Вещи, где вещи? Полцарства за вещи, с которыми можно манипулировать по-женски!
(Ну, царства у меня нет, а вот полдевственности могла бы.)
Как ни крути, но единственное, что есть под рукой, кроме "отстрелявшейся" сумочки - это моя одежда. И, поскольку она уже надета, то делать с ней я могу лишь одно - снимать. Но решать надо быстро. Малец должен видеть из своей щели уверенную в себе девушку, делающую то, что считает нужным, а не колеблющуюся, не раздумывающую, не сомневающуюся...
Принимаюсь расстёгивать пуговки, начиная сверху. И вдруг чую - не готова ещё. Всё-таки, это обычай тут железный - женщины, даже маленькие, проходят в кабинет одетыми, только верхнюю одежду зимой оставляют. А я его норовлю нарушить, обычай этот. Не говоря уже о том, что стремновато себя чувствовать начинаю. Ещё бы время выиграть...
Тогда я делаю вид, что лишь немного прирасстёгиваюсь - для красоты. Типа декольте сделала. Хорошо бы была, начни я снизу! Достаю снова зеркальце, оглядываю в него свою грудь, ещё пуговку туда-сюда - как лучше? Так или так? А если воротничок поправить, лацканы по сторонам разложить?
И снова ощущение: всё, хватит, а то будет чувствоваться искусственность. Зато я теперь готова расстегнуться до конца, донизу. Испускаю звук типа "А-а!" (словно рукой махнула) и дорасстёгиваюсь. Думаю чуток, не застегнуться ли обратно, но это малодушие тогда выйдет - и решительно снимаю блузку.
Пока это ещё не геройство и не похабность. Ведь на мне - бикини, а снимать на пляже одежду с пододетого купальника я уже привыкла. К тому же мои груди, мягко говоря, не вываливаются из чашек, а притаились внутри. Нет, всё прилично. Особенно учитывая, что за стенкой - аппарат, недолюбливающий одежду.
Лишние слои материи.
Делаю торсом движение (грудь вбок и вверх), словно помогаю телу вылупиться из надоевшей одёжки, одновременно исключая всякий намёк на стеснительность. И начинаю вешать блузку на крючки. Петли на загривке у неё нет... Как, здесь нет плечиков для одежды? Всем своим видом выражаю негодование, раздражение великосветской дамы. Придётся по-плебейски пристраивать растопыренный воротник на два или три крючка рядом. Вот так, свалиться не должна.
Стою и сама удивляюсь своей нестеснительности. Ушки - на макушке, жду шагов возвращающейся врачихи. А их нет. То ли она не "по-маленькому", то ли просто остановилась поболтать с коллегами. Как "настоящая женщина", я такую возможность учитываю, не осуждаю, сама потребность испытываю. А уж после часового сидения за дисплеем - сам бог велел.
Значит, надо двигаться дальше. Что ещё можно сделать? Ага, вот что - разуться. Делаю это неспешно, задвигаю босоножки под стул. И вдруг меня пронзает мысль: что я наделала! Ведь разуваются непосредственно перед входом в процедурную, потому что босой ещё некомфортнее, чем раздетой! Так что следующий мой шаг - это шаг именно туда, простите за каламбур. И мальцу открыта дорога к побегу. А то и прихватит чего моего. Ещё раз: что я наделала!
А не входить - значит, обнаружить, что просто тяну время. "Не верю!" - крикнул бы Станиславский.
Срочно нужна легенда: для чего я разулась, если не входить в "святую святых"? И напрашивающийся ответ: чтобы удобнее было снимать шорты, не тащить босоножки в штанины. То есть делать то, чего я оттягивала делать, разуваясь.
Расстёгиваю шорты и ищу этому оправдание я одновременно. Примерно так: это медицинское учреждение, тут порой осматривают полностью голых, а я - как на пляже. В кармане может быть мобильник, ему невидимые лучи могут сильно повредить. Хотя... его же можно просто выложить. Тогда - металл, монеты и заклёпки. Могут давать блики в этих самых лучах и засвечивать полезную картинку. Тесный ремешок может также помешать глубоко вдохнуть, брюшное дыхание осуществить и подпереть брюшным воздухом распёртые лёгкие. Так что нет ничего удивительного и постыдного, что девушка решает, причём - сама, освободиться от лишнего и залезть в аппарат налегке.
Я видела фильм "Куколка", он о девочке-гимнастке, её вынудили травмированной выступать на международных состязаниях. Одни слёзы, как она кандыбалась в своём оранжевом трико, и наконец, совсем упала. А в следующем кадре она в том же самом купальнике лежит ничком на кушетке, и на неё опускается громадина рентгеновского аппарата. Значит, и так можно, а не в специальной больничной одежде.
Шорты сняты, и очень удачно - трусики не надо поправлять, подтягивать. Не стоило бы этого делать на чужих глазах, да ещё мальчишечьих. Куда их? Растягиваю в пояске, и две шлёвки, через которые проходит поясок, как раз надеваются на соседние крючки вешалки, рядом с блузкой. Полюбоваться можно, как славно одёжка устроена. А я немножко переступлю ногами, потянусь, выражу скромненько радость от освобождения от сковывающего.
И опять надо продолжать, потому что никто не приходит, только старик за дверью кашляет. Продолжение находится легко, его подсказывают голые ступняшки: коли я разулась для удобного снятия шорт, то сейчас самое время обуться назад. Что и делаю, причём тщательно, то есть медленно.
Слышу сопение из того угла - заинтересованное. Первый раз малец видит, как девушка готовится к медицинским процедурам, ничуть не страшась их, а даже испытывая радость от раздевания. Тут бы и закончить, да не идёт проклятая врачиха! Удерёт ещё малец, и хорошо, если не захватит чего моего...
Что можно сделать ещё? Достать зеркальце и оглядеть, на этот раз - всё тело? Больно оно для этого маленькое, смешно выйдет. Та-ак. Ещё вот что можно: снять блузку с крючков и набросить на плечи на манер халата, словно хочешь сбросить его непосредственно перед самой процедурой. Ведь я уже готовенькая, а медик не идёт. Вполне естественно, что мне немножко прохладно и хочется накинуться. Надевать всерьёз, застёгиваясь, не имеет смысла.
Как назло, прохлады никакой не чувствуется, плечами повожу, но передёргивания не наступает, заметно, что нарочно. Вот если бы... Опускаю глаза вниз, и в них бросаются блёстки на лифчике. Сразу вспоминается "клушка" с её опасениями. Интересно, пустили ли её тогда (сколько же это лет назад?) к аппарату с блёстками - или раздели-таки?
А меня вот раздевать силком не надо. "Настоящая женщина решает сама"...
Не подумайте чего другого. К тумбочке я повернулась спиной, прежде чем начать расстёгивать застёжку сзади. Правда, учитывая скромность моих "передов", интереснее наблюдать за стриптизным движением заведённых назад рук, чем за появляющимся вследствие этого спереди. Но тут уж ничего не поделаешь. Аристократическим жестом сняла расстёгнутый лифчик, пристроила его бретельками на свободные крючки, сняла блузку и накинула. Поскольку старалась держаться естественно (а естественное отворачиваться от двери, чем от "безобидной" тумбочки), то не поручусь, что мой зритель ничего такого не увидел. Ну и пусть! Может же у него быть старшая сестра... или брат. Брат, в смысле, лазящий по Сети и интересующийся женскими телами.
Но если я у малыша первая... ну, первая уже не девочка, которую он увидел полунагой, то это тоже ништяк. Можно считать, прошла "боевое крещение".
Сажусь на стул, смотрю демонстративно на часы. Полы блузки прикрывают трусы. А что, если... Сперва ужасаюсь собственной смелости, а потом думаю, что этим отомщу врачихе за опоздание, назло ей сделаю. Кричать она не будет - в очереди мужчины сидят. Максимум - поворчит. Да я чего, я сниму, спущу до щиколоток, и сразу обратно надену, это же просто шутка, времяпрепровождение. И себе, и ему. Имеет же право скорчившийся в углу и умирающий от страха перед "опасной процедурой" на интересное зрелище перед смертью!
Трусики уже ниже колен, как в процедурной раздаются какие-то звуки, аппарат, что ли, включился. Неужели я не заметила, как врачиха прошла за моей спиной в кабинет? Теоретически - могла. Мысли уходят с трусов, встаю, они падают к щиколоткам, и тут, оказывается, что блузка достает до паха только сидя, а стоя - чудовищно коротка. Ужас!
Но "настоящая женщина" во мне продолжает рулить. Делаю шаг той ногой, что ближе к тумбочке, чтобы перекрыть вид лобка, при этом вышагиваю из трусов, и негромко стучу костяшками пальцев в дверь. Нет ответа. Повторяю, добавив нотки нетерпеливости. Кто-то всхрюкивает и умолкает. Теперь ногу назад, и очень целенаправленно...
В школе на физре нас учат играть в баскетбол, и я очень радуюсь, когда удаётся попасть мячом в корзину - обычно-то он мимо летит. Но та радость не идёт ни в какое сравнение с той, что испытываю сейчас, попав ступнёй в отверстие трусов. Значит, мне не надо наклоняться и поднимать их с пола, попкой своей сверкать и пах сзади казать. Снова сажусь на стул, делаю вид, что жду, а исподтишка можно и трусики по ножкам дальней рукой поднимать.
От тумбочки - дальней.
Ну, это уже становится неприличным! Не моё озорничанье, а ожидание медработника. Сколько можно задерживать клиентку! Тем более - такую, которая ничем не преградит путь рентгеновским лучам. Застегнуться, что ли? По ногам уже холодок пополз...
И вдруг слышу за внешней дверью женский голос:
- Там кто-нибудь есть?
- Девочка одна зашла, - отвечает дедуля. - А врачиха вышла и ещё не ворочалась.
- Тогда я тоже зайду, подготовлюсь. Вы не возражаете?
- Господи, боже мой, да идите, подготовьтесь хорошенько. Девчонка, наверное, заскучала уже.
Встаю, одновременно подтягивая трусы. Дверь открывается и входит женщина. Не могу скрыть удивления. Не поручусь, что это та же самая, которая... сейчас прикину... восемь минус два... да, шесть лет назад беспокоилась о раздёве, но тип тот же - суетливый, беспокойный, тревожный. Удивлена не меньше меня. Кошу глазами в направлении её взгляда - так и есть, подтягивая трусы, захватила полу блузки, и выглядит смешно. Надо перехватить инициативу.
Говорю первое, что приходит в голову:
- У вас лифчик с блёстками?
- С блёстками, - отвечает женщина. И добавляет: - Фирменный.
- Металл, - говорю веско. - Не пойдёт. Придётся снять, как вот я. - Вот и оправдание моему видику. - Снизу металла нет? - и поглаживаю заклёпочки на распятых своих шортиках. - А это ещё чего?
- Сумка.
- Сумку - в тумбочку, - проявляю находчивость я. И, когда женщина проходит мимо меня, отворачиваясь и начинаю лихорадочно приводить себя в порядок: блузку из трусов вон, трусы подтянуть, застегнуться по всей длине... Теперь внимание не на мне, теперь можно.
Слышу испуганное и ожидаемое:
- Ой, кто это тут?
- Я не виноват! - отвечает малец. - Я не хотел! Она сама! - К счастью, не уточняет, что "сама".
- А ну, вылезай! Что, подглядывать спрятался?
- Говорю же, она сама! Я даже глаза закрывал!
Как же, так тебе и поверю! Нащупываю ручку двери в процедурную, чуток приоткрываю, выжидаю... Малец, судя по звукам, выбирается из тёмного угла.
- Грязный-то какой, господи! Давай-ка... Ку-уда?
А я ждала ведь этого "ку-уда?". Мимо меня к двери - вот куда! Но я начеку. Мигом распахиваю дверь и хоккейным силовым приёмом заталкиваю беглеца в неё, толкнув боком. В силе у меня перевеса нет, зато есть в массе. И решимость у меня, как у настоящей женщины.
Захлопываю дверь и начинаю держать ручку. А та дёргается, рвётся из рук. Паренёк в отчаянии:
- Пусти! Ну, пусти же! А-а-а!
Как же - он оказался наедине с чудовищем, сжигающим рубашки на мальчиках невидимыми лучами! И оно, чудовище это, снова начало оживать, гудеть... Хотя это, если подумать, лишь время от времени включается вентилятор для охлаждения.
Какие же силы придаёт отчаяние! Наверное, я сдержала натиск тоже из-за отчаяния - блузка не скрывает ни отсутствие лифчика, ни коротенькие трусы. Вот ручка ослабла, отпустили её с той стороны. Шлёпанье подошв. Ага, он выйдет в кабинет, там дверь есть, а оттуда - в тамбур и наружу. Догадался, паршивец!
Разворачиваюсь к другой двери. В это время снаружи входит врачиха:
- Ой, я жутко извиняюсь, что задержалась! Я... - И в этот момент дверь кабинета распахивается, вылетает ничего не видящий малец и головой попадает ей прямо в живот.
Та то ли схватила его, то ли ухватилась за него. В общем, попался. Подошла женщина и вместе они взяли трусишку в оборот. А я... я начала очищать вешалку - шорты надела, лифчик смяла и втиснула в сумочку. В общем, только он и сменил положение. Хм, а так клёво!
Тут снаружи вошёл "усатый нянь".
- Бирки одной не хватает... - начал он с порога и вдруг узнал своего подопечного: - Ах, вот ты где! Улизнул, а мне за тебя отвечать. Он проходил флюорографию? - спросил у врачихи.
- Вам виднее, вообще-то. При вас всё было, а мне эти гаврики все на одно лицо.
- Но бирки не хватает... А сколько всего вы сделали снимков?
- Пять, - ответила врачиха, подумав.
- Значит, не проходил. А ну-ка, марш туда!
- Как это - "марш"?! - возмутилась женщина. - Сейчас наша очередь! Куда лезете? И вообще, почему в женский заход тут муж... мальчик?
- Я отходила, его не было. Знаете, как он в живот мне саданул? До сих пор ноет.
- Извинись перед тётей врачом! - строго приказал "нянь". - А я извинюсь за тебя перед женщинами... - только тут он заметил, что я без лифчика, запнулся, - и попрошу их пропустить тебя вперёд. Чтоб снимки серией шли, не запутаться потом. Как, сударыни?
- Ну, раз одной серией... - я кокетливо улыбнулась ему и дёрнула бюстом.
Но моя "напарница" запротестовала:
- Вы посмотрите, какой он грязный! Весь извазякался, прячась в углу. Запачкает весь аппарат, а я потом к нему прижимайся.
- Чёрт! - выругался парень. - И вправду, трубочист форменный! Давайте так: я его раздену до трусов, пускай голым просвечивается, коли такой поросёнок.
- У нас, вообще-то, голыми не обследуются, - сказала неодобрительно врачиха.
- Разве? - удивился малец.
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"