Аннотация: Второй. Не выкладывался. Жанр: фэнтези, готика, сказка. Цитата: - Хорошая была женщина. - Хорошая, если стрелять в нее три раза в день. (с) Фланнери О'Коннор, "Хорошего человека найти нелегко"
Каждый год танец осени прекращается троекратным грохотом, который таит в себе и спасение, и проклятие.
...В посёлке вовсю плясала осень. Не яркая блондинка-хохотушка, известная своим лёгким нравом, но печальная рыжая леди в белом платье и венце из дубовых листьев. Дожди перестали лить ещё неделю назад, но небо оставалось обложенным тяжёлыми облаками. Воздух пропитался томительным ожиданием снега. Дни становились всё короче, тени - длиннее. Люди суетились, пытаясь закончить приготовления к зиме до настоящих холодов, а долгими, томительными вечерами они запирались на все засовы и слушали далёкий вой лис и волков. В безопасности.
Деревня выросла в сумраке леса возле старой сторожки у самой воды бескрайнего чёрного озера. Старожилы говорили, что лесные люди пришли сюда столетия назад вслед за хозяйкой этого заброшенного дома, прекрасной девушкой, никогда не покидающей стен своего убежища и проводящей своё время в беспамятстве. И обычно добавляли шёпотом: после изгнания из сгинувшего в ледяной пучине города, от которого остался только одинокий шпиль ратуши. Дикие ветра нанесли на него липкой земли. Воинственные растения оплели его корнями. Теперь над погибшим городом нависали тонкие ветви рябины, и её гниющие мокрые ягоды постепенно склёвывало вороньё.
В озере не водилась рыба. На его берегах не селились мирные птахи. Его воды обходили стороной животные. Но единственный вечер в году, между глубокой осенью и молодой зимой, оглушительно кричали исполинские вороны над проржавевшим шпилем ратуши, а на берегу тоскливо выли рыжие лисы. Тогда в домике просыпалась хозяйка. Она дрожащими холодными руками разжигала пламя очага и нетерпеливо ждала гостей.
И в густой, мёртвой тишине её жилища звучали старые-старые слова, потерявшие во времени свой смысл, но не силу.
Почти никто в деревне не помнил, зачем, для чего нужна эта не раз переписанная книга, но
из года в год в ветхую сторожку шли люди. Кто - послушать известные байки из потрёпанного тома, кто - подремать у огня. Бывали и те, кто предпочитал тихие разговоры в уголках дома, забытых и тёмных. Человек жался к человеку, а на улице бесновалась стихия. Неукротимая. Первобытная.
Сила забытого проклятия была настолько велика, что спасали лишь эти слепые молитвы лисьим душам.
К пятой, а то и к четвёртой, истории шум за стенами стихал. После седьмой улетали прочь галдящие птицы. С началом десятой начинали расходиться слушатели. К двенадцатой не оставались даже самые терпеливые - задерживался только рассказчик да, порой, кто-нибудь из любопытных проныр-мальчишек. Хозяйка сторожки недовольно хмурилась, но молчала, бесцельно шатаясь от стены к стене. За ней тянулся тяжёлый кровавый след.
Последние страницы притягивали к дому духов. Сотни, тысячи призраков покинутого города стучали в двери и окна, угрожающе рычали, жалобными стенаниями взывая к милости изгнанников, но пересечь незримую границу между домом и деревней не смели.
Бесы исчезали с хлопком закрывшейся книги.
Изредка кому-нибудь из оставшихся в доме хватало сил и храбрости выглянуть в окно, и глазам смельчака открывалась мучительная, отвратительная картина истины.
На водной глади высился город, и в центре его ревела толпа. Там жгли костры. Там били лесной народ. Там псами травили лисят. Огромные, брызгающие слюной и яростью, отупевшие от крови криков, твари раздирали беспомощных, пищащих от ужаса и боли крох, и летели окровавленные комочки меха, и рыдали матери, и тянулись их дрожащие ладони к умирающим, умирающим, умирающим детям.
Но не могли дотянуться, как не могли ныне докричаться убийцы до единственной лисицы, что смогла вырваться из железной клетки, спастись от мучительной гибели в зубах сородичей. Спастись. Отомстить. Но не выжить.
И в мгновение тяжёлые воды расступились - и прекрасный город чудовищ сгинул под торжествующий хохот лис. Только тогда хозяйка, в который раз облегчённо вздохнув, уже едва-едва переставляя ноги, с шумом проталкивая через мертвеющие лёгкие воздух, отгоняла гостей от окна и сворачивалась клубком у угасающего огня. За столетия она уже устала сбегать из воспоминаний о бойне прошлых лет. Ей давным-давно надоело умирать от рваных ран.
Никто - или почти никто - в деревне не помнил, почему надо читать книгу с записанными в ней историями духов, отчего нельзя бежать прочь из леса и выходить к другим людям с приветствием или добрым словом. Однако в каждом доме висело заряженное ружьё, и каждый житель имел право на три выстрела.
Лишь три - чтобы отомстить духам. Только три - чтобы спастись от разъярённых лисиц. Целых три - чтобы усыпить ещё на один год страдающую хозяйку сторожки...
Каждый год танец осени прекращается троекратным грохотом, который несёт в себе и спасение, и проклятие.