время изменило свой ход. В пальцах поселилась странная, страждущая боль, словно он вот-вот откроет что-то важное, коснется прохода между мирами, одним щелчком изменит к лучшему свою жизнь и тысячи других... И одновременно его убивало осознание, что его слово впервые будет значить чересчур много. Его слово будет определять историю.
Он поступал правильно - его убедили в этом, и он принял доводы Марии. Они провели не один вечер в ее спальне. Нет, они не были вместе. Просто там было удобней. Она обычно сидела на кровати и красила ногти, или что-то зарисовывала, или просто возила пальцем по планшету, а Принц, подобрав под себя ноги, сидел в глубоком кресле напротив нее. И Мария говорила, отвечала на вопросы, но почти никогда не смотрела на него.
У нее был талант. Принц подолгу рассматривал ее рисунки. Чаще всего это были карандашные наброски, и люди на них страдали, их истязали за совершенные грехи. Как бы Мария ни убеждала его, что ее интересы исключительно политические, в нее пустил корни мистицизм, она слишком увлеклась мифологией, выдуманной задолго до ее рождения. Если бы Принц что-то понимал в земном искусстве, он бы сказал, что раскрытые рты и искаженные от боли лица, нагроможденные одно на другое тела и черти с копьями напоминают полотна Босха, но художники давным-давно умерших и покрывшихся пылью эпох ему не были знакомы. И он просто любовался картинами Марии, принимая их жестокость и извращенную натуралистичность как нечто само собой разумеющееся.
В конце концов, у него тоже были рога, и он убивал так же, как герои рисунков Марии.
Чем ближе становился суд, тем больше в нем крепла уверенность. Скоро все закончится. Ему позволяли спускаться на первый этаж дома Марии, когда приходили посетители. Большинство были такими же атеистами, как и Мария, и на него смотрели с чисто научным и практическим интересом. Он уже стал для них реликтом, ископаемым, они свято верили, что видят перед собой последнего инопланетянина, посмевшего ступить на Землю. Никто не хотел делиться жизненным пространством с чужими им существами, и Принц хорошо их понимал.
Он был бы рад оказаться на клочке земли в Оазисе, там, где никто не заходил в его дом и даже к забору не приближался, и то время начинало казаться Принцу самым лучшим в жизни. Эона забывала его каждый день и привыкала к нему заново, к вечеру они становились друзьями, чтобы наутро снова стать чужими друг другу, но это были хорошие полгода, потому что он был предоставлен сам себе. Сейчас он не мог похвастать такой роскошью.
Он ждал освобождения. Это единственное, что его интересовало.
Гудение в голове не прекращалось ни на секунду, даже во сне, казалось, в мозгу работает датчик и регистрирует лжецов, а врали абсолютно все вокруг. Он не мог толком спать, потому что гул был слишком сильным. Он будил, как сирена. Мария сияла честностью и верила в свои слова, несколько ее подруг были такими же искренними, а один из приближенных к ней мужчин с впечатляющей внешностью лгал ей каждую ночь. Принц однажды сказал ей об этом, и больше тот мужчина в доме не появлялся.
Волосы окончательно выцвели. Когда-то они были насыщенного черного цвета, потом, когда доктору надоело тратить на него шприцы, инъекции стали реже, и волосы превратились в месиво фиолетового с блекло-сиренево прядями. Сейчас прошло достаточно времени для того, чтобы химикат окончательно покинул кровь, и от макушки Принца разливалось седое серебро по цвету почти такое же, как снег. Случайные взгляды в зеркало причиняли ему почти физическую боль - он и свои мысли слышал, оценивал их, и при виде себя в мозгу взрывалась граната - лжец!
Он так и не понял, почему так случалось. Не мог найти, в чем он себе лгал.
Видимо, так отвык говорить правду, что уже не мог отличить ее от банального вранья.
Человек, созданный с уникальным даром отличать истину от лжи, стал высшим критерием обмана.
Мария иногда выводила его в люди, как она это называла.
- Нам нужно купить тебе приличный костюм, - сказала она. - Третье слушание будет последним. Хочу, чтобы в истории ты остался одетым с иголочки.
Принц только пожал плечами. Ему не было дела, каким его запомнят: он знал, что хорошего о нем не скажут из-за его рогов и устрашающей внешности. Еще ему говорили, что историю пишут победители, и они очерняют проигравших. Но что-то подсказывало, что, кто бы ни выиграл, его очернят. Он заведомо побежден целой Землей.
Мария, как и всегда, энергичная и напористая, взяла его за локоть и потащила на первый этаж, к гардеробной. Для вещей Принца в ней нашелся маленький уголок. Ему бы и такой не понадобился, но Мария оказалась щедра на подарки. Благодаря ей Принц обзавелся теплой курткой с подкладкой из такого нежного на ощупь меха, что он мог гладить его часами, и несколькими рубашками с брюками. Все это Мария покупала без него. Принц уже понял, что денег у нее предостаточно не только на спонсирование терроризма и руководства им же, но и на экстравагантные вещи. Новый Год она встречала в алом платье, и по нему свет пробегал волнами, окрашивая ткань во все оттенки красного. Принц подумал, что это какая-то тонкая техника, но Мария, потрепав его по щеке, сказала: это такая ткань, глупенький.
Что именно за ткань, он не запомнил. Понял только, что это связано с биотехнологией, и в нити вживлены микроорганизмы. Он бы ни за что не стал носить то, что было еще живо и флуоресцировало, поглощало свет и перерабатывало его, но Марию это не смущало.
Однако это был едва ли не единственный раз, когда Принц видел ее в чем-то, отличном от строгого делового костюма.
В первые дни наступившего года в доме было пусто. Мария выпроводила всех, раздав задания, и отдыхала от бесконечных посетителей. Она связывалась с ними только по плазме или болтала, держа в руке планшет. Принц прислушивался вполуха, просто чтобы быть в курсе, но на деле его мало интересовали ее делишки. Мария соглашалась с невидимыми для Принца собеседниками, что диверсии необходимы, а взрыв усугубит общее настроение страха, но побочные жертвы могут низвести весь полезный эффект... Все затихало. Мир следил за одним-единственным судом, и незачем было привлекать внимание к чему-то другому.
Принц уже оделся, а Мария только застегивала высокие сапоги без каблука.
- Сейчас в магазинах полным-полно народа, - сказала она. - Первую неделю праздников все спят и пьют дома, а во вторую начинают приходить в себя. Еда дома заканчивается, одежда надоедает, везде распродажи - и люди торопятся потратить деньги. Держись меня, чтобы не потеряться.
Она выпрямилась и завязала широкий пояс бежевого пальто.
- Если ты так опасаешься за мою пространственную ориентацию, то я могу остаться здесь, - проронил Принц.
- Неужели тебе не хочется выбраться из дома? - прищурилась Мария.
Они вышли из дома. Машину она вела сама, отправив водителя восвояси.
- Мне без разницы, - ответил Принц. Он пристегнулся, пока Мария заводила мотор. - Что здесь, что среди людей... Ничто не меняется.
Мария что-то сказала, но он не расслышал за шумом в голове. Он не стал переспрашивать. Так случалось все чаще. Он боялся, что в ответственный момент не сможет разобрать, что ему скажет судья, и допустит ошибку.
Он не думал о марах. Он их не знал. Но он хорошо изучил эту женщину, проявившую к нему доброту - он не знал причину ее хорошего к нему расположения, и не стремился узнать. Марии было незачем подкупать его, и она наверняка это понимала, и вопреки всему она старалась сделать жизнь Принца менее пустой и мучительной. В его понимании это было милосердие на грани святости. Он был обязан отплатить ей.
И каждую секунду в своем спутанном времени Принц боялся подвести Марию.
Ему нравилось ездить вместе с ней. Мария не считалась с остальными водителями; ее экар перестраивался так, словно вокруг никого не было, и вслед раздавались гневные гудки, в ответ на которые Мария порой высовывалась из окна и орала оскорбления в ответ. Потом, закрыв окно, она хихикала от удовольствия.
Она радовалась, что, в отличие от многих ее соратников, ее лицо не мелькает в Сети и на экранах плазм. Это позволяет ей вести обычную жизнь и делать мелкие пакости - вроде обгона машин там, где это запрещено. Она отдавала себе отчет, что создает опасные ситуации... Но еще ни разу за десять лет по ее вине не случилось ни одной аварии, и Мария не чувствовала себя виноватой. Вождение было для нее интересной игрой. А для Принца - веселым аттракционом.
Мария заехала на подземную парковку высоченного торгового центра и заняла место у самого входа, хотя оно и было предназначено для инвалидов.
- Никто не смеет эвакуировать мой экар, - пробурчала она в ответ на взгляд Принца. - А если кто-то и наберется смелости, то они удивятся, узнав, сколько законов нарушили этим действием.
Следующие два часа превратились в бесконечность: Мария таскала Принца за собой по магазинам, решив, что сначала она порадует себя, а потом уже займется им. Впрочем, покупка вещей для Принца тоже была удовольствием исключительно для нее. Он ненавидел примерять одну за другой рубашки и демонстрировать их Марии, словно он был куклой, но что-то не давало ему перечить. Любому другому человеку он давно бы уже нагрубил. Перед ней же... перед ней Принца все чаще посещала робость. Он бы даже подумал, что влюбился в нее, если бы только ему было знакомо это чувство. И если бы он только мог кого-то полюбить. Иногда ему казалось, что и это чувство доктор Яков забрал у него, оставив на его месте ампутированную функцию собачьей привязанности.
Мария, схватив ядовито-зеленое платье, помчалась с ним в примерочную. Принц побрел за ней, держа в руках несколько вешалок с другими тряпками. Его взгляд скользнул по рядам стоек с одеждой и остановился на девушке, стоявшей к нему спиной.
Руки сами опустились, и все полетело на пол. Он едва заметил это. Эону он узнал бы всегда, даже по кончику ногтя, а уж со спины он различит ее в самой большой толпе. В двух метрах от него стояла Эона, перебирая вешалки с блузками.
Сначала Принц хотел уйти, спрятаться, но к нему подлетел один из консультантов, засуетившись. Он, поднимая вещи, что-то говорил, спрашивал, но Принц не различал слов. Гул в голове будто стал тише.
А Эона обернулась на шум и уставилась на него.
Сбежать, спрятаться...
Лицо Эоны озарила улыбка - искренняя, солнечно-теплая, и гул стал песней, самым красивым зовом. Вот что он полюбил в ней. Не только ее доброту и красоту, но и эти светлые мысли. То, что сокрыто ото всех, но всегда было доступно ему.
Эона, забыв про блузки, подошла к нему и взяла за руку, лучась радостью.
- Я не ожидала тебя здесь встретить! Я так скучала, - сказала она без тени наигранности и обняла его.
Принцу показалось, что он превратился в камень. Холодный, безжизненный, неподвижный. Горячая и плавная, как вода, Эона прижалась к нему на несколько коротких мгновений, а он не смог даже дотронуться до нее в ответ. Так и стоял столбом.
- Я... я тоже, - выдавил он.
Эона отстранилась и застыла напротив него, так и сжимая его пальцы в своей ладони. Она смотрела на Принца бесконечно долго, словно проверяя, все ли с ним в порядке. Она, конечно, заметила и цвет волос, и круги под глазами, и общий больной вид из-за того, что он не мог спать и не мог расслабиться почти ни на минуту.
- Возвращайся? - тихо предложила Эона. - Что бы они тебе ни пообещали... Возвращайся. Твое место не с ними.
- А с кем? - вопрос сам сорвался с губ.
Принц поклялся себе: если Эона скажет, что его место рядом с ней, он выполнит любую ее просьбу, вернется, ляжет у ее ног. Пусть только она скажет, что он нужен ей, что ей не хватает его. Пусть она скажет, что не может без него.
Пусть просто произнесет, что он должен быть возле нее.
- С нами, - Эона распахнула глаза шире, словно он спросил какую-то глупость. - Мы - твоя семья. Нас здесь всего четверо со Сферы, мы должны держаться вместе.
- Зачем?
Принц заледенел. Он отнял руку у Эоны и сцепил пальцы в замок за спиной, чтобы она не схватила его ладонь вновь.
- Чтобы быть дома, - негромко сказала Эона, наблюдая за изменениями в его лице. Кажется, она растерялась.
Глупая! Думала, что достаточно поманить его, и он побежит!
Она оглянулась.
- Я здесь с Антоном. Пойдем, он будет рад тебя видеть.
Принц оскалился:
- Он уже однажды меня предал. И он не простит предательства с моей стороны. А дом... я никогда не был дома. Его не существует для меня. Ни на Сфере, ни здесь.
Он мог бы позвать Эону с собой, но в груди разгорелось пламя, и ему было больно говорить. В висках стучали молоты по наковальням, и его разрывало на части от грохота. Но он скалился, пытаясь сделать вид, что просто злится, а не страдает. Первое правило - не показывай врагу своей боли. Не дай подумать, что ты жалок.
- Не говори так! Принц, - Эона взяла его за плечи, словно могла удержать его разум так же легко, как и тело. - Ллуэлин. Я все помню. Я помню, как мы жили в Оазисе. Я люблю тебя.
- Но не так, как его, - прошелестел Принц.
Эона осеклась. Ее руки спали с плеч Принца, и она обхватила себя ими.
- Да, не так. Это настолько важно? - с вызовом сказала она. - Из-за этого ты готов убить нашу планету и лишить Землю всего?
- Чего я ее лишу? - прошипел Принц. Он сделал шаг к Эоне, и она невольно отшатнулась. В ее глазах мелькнул страх. - Неиспользованных ресурсов? Денег? Людей? Ты хоть знаешь, почему мары добиваются закрытия космических границ? Ты хоть смотрела, как живет половина Земного шара? Миллиарды людей влачат жалкое существование, им жизнь на Сфере показалась бы недостижимым идеалом. А знаешь, почему? Потому что взоры землян обращены ввысь, к звездам. Они думают о чем угодно, но только не о тех, кто действительно нуждается в помощи. Они хотят править судьбами целых планет, потому что боятся разбираться с настоящими проблемами. С теми проблемами, которые растут на их собственной планете.
Эона в смятении молчала. Принц, все больше наступая, загнал ее в угол, почти прижав к вешалкам. Он сжал кулаки, и все мышцы напряглись, на жилистых предплечьях выступили вены.
- Десятки поколений мечтателей - таких, как ты, таких, как Антон, - погубили Землю. И кто-то должен заставить людей посмотреть себе под ноги, где в грязи валяются их братья.
- А я думала, надо стремиться к большему и завоевывать новые рубежи, - тихо сказала Эона. - Я думала, земляне смотрят ввысь, потому что здесь уже ничего не изменишь. Стало слишком тесно.
- Ты ошибалась. Ты можешь пойти со мной.
Принц лихорадочно осмотрелся, выискивая взглядом Марию, но ее нигде не было. Он представил, как славно будет, если в ее большом доме поселится еще и Эона, и тогда все станет так хорошо, как никогда не было, и он будет счастлив, навсегда счастлив... Если Эона поймет, что он прав, что Мария права, тогда, тогда...
- Никогда, - отчетливо произнесла Эона. - Ты предал Сферу, Антона и меня. Ты предал даже Землю. Ты мне противен.
Она с неожиданной силой оттолкнула его и быстрым шагом вышла из бутика.
Принц посмотрел ей вслед.
А ему на несколько секунд померещилась, что Эона действительно поняла, о чем он толковал, и готова была согласиться.
Все - самообман.
Вся его жизнь - самообман.
Он побрел к примерочным. Лишь Мария оставалась незыблемой, никогда не меняла своего мнения и сияла огнем искренности. Ей он верил. Она ему не лгала.
***
Антон вертел в руках опустевшую кружку. Чай выглядел вкусно только на картинке в меню, а на деле оказался всего лишь кислой водичкой с плавающими в ней вяжущими ягодами. Он отчего-то подумал, что в одиночку Эона управится быстро, и поэтому ничего больше не заказал, но прошло уже полчаса, а ее все не было.
Утром Эона робко спросила у него, нельзя ли у кого-нибудь одолжить платье. Евгений принес ей пакет с одеждой, как и им всем, по прибытии на Землю, но в нем не нашлось ничего красивого или хотя бы просто миленького. Антон смотрел, как она, смущаясь, говорит, что безумно соскучилась по платьицам, и умилялся. Первая девушка, которую он имел неосторожность полюбить, никогда бы не смогла стать такой очаровательной, в ней не было и доли мягкости Эоны. А в Эоне напрочь отсутствовали хищность и лживость. И Антон влюблялся в нее все больше с каждым днем, с каждой минутой, с каждым прикосновением Эоны и с каждым ее словом. Он сразу же пошел искать человека, который мог бы выпустить их с базы.
Телохранители позволили им бродить по торговому центру в одиночку: лучше него охранялось только здание правительства. Первый час Антон продержался молодцом, но потом откровенно заскучал. Все, что примерила Эона, было милым, ему нравилось абсолютно все, но она, экономя чужие деньги, ничего не брала. Он сдался к началу второго часа и поехал на последний этаж, где, к счастью, не было ни одного бутика с одеждой, а только рестораны и кафе.
И сейчас он начал волноваться. Эоны давно уже не было. Да, центр огромный, но они половину его уже обошли, пора бы вернуться с покупками... Он пожалел, что не догадался попросить у Евгения пару смартов. Они с Эоной не могут даже связаться. Если он пойдет ее искать, то они обязательно разминутся, и как потом найтись, неизвестно.
Он заерзал на стуле. Чтобы хоть чем-то занять себя, Антон дошел до самого конца лавок и остановился у кондитерской. Он взял розово-белые пирожные. Ему завернули их в бумажный пакет. Антон понятия не имел, любит ли Марик сладкое, но решил, что главное не подарок, а внимание. Внимание он этим пакетом проявит. Может, Марику полегчает.
Его позавчера выписали (а скорее, выгнали из-за дурного нрава) из больницы, и Марик вернулся на базу. Из комнаты он выходил дважды в день: на обед и на ужин. Каждый раз он спускался в неизменной толстовку с капюшоном, натягивая его как можно ниже. Он быстро шел, опустив голову, за десять минут все съедал и возвращался в свою комнату.
Эона, наивная, пыталась проникнуть к нему и приободрить, но Марик рявкнул, чтобы его оставили в покое. Антон хотел засветить ему в нос, но сдержался. Все-таки больной человек. Как можно на него злиться.
Он прислушивался к происходящему в соседней комнате. По коротким выдохам уловил, что Марик отжимается. Но чаще всего царила тишина.
Стоило бы зайти к Марику в самый же первый день и поговорить... Но Антон не мог себя заставить. В нем все еще тлела неприязнь, но она оправдывала его бездействие лишь отчасти. Гораздо более сильным предлогом держаться в стороне служила жалость. Пока Антон не выдворит это мерзкое чувство, ему не стоит даже смотреть на Марика. Тот чует все, как будто мысли читает, и за проявление жалости обязательно попытается начать драку.
Антон опять занял свободный столик и водрузил на него пакет. Посмотрел на него и решил, что если и в этот раз не соберет волю в кулак и не посмотрит Марику в глаза, то просто оставит подарок под дверью.
Он издалека заметил, как из прозрачного лифта выходит Эона. Покупок у нее в руках не было. Лицо бледное, глаза огромные... Антон пошел к ней навстречу, чувствуя неладное. Он не успел и слова сказать, как Эона крепко обняла его, спрятав лицо на груди.
- Что случилось? - он коснулся ее щеки, заставляя посмотреть на себя. - Тебя кто-то обидел?
В нем всколыхнулась злость.
Эона торопливо помотала головой, но темная ярость никуда не ушла.
Она порывисто поднялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
- Я люблю тебя. Только тебя.
Антон обхватил ее лицо ладонями, пристально посмотрел в глаза. Щеки Эоны пылали, но взгляд был непримиримо жестким.
- Что случилось? - настойчиво повторил Антон. - И где платья? - мягче добавил он. - Нужно пользоваться средствами Роскосмоса, пока они нас не вышвырнули, - без малейшего веселья пошутил он.
- А... платья. Да, - Эона явно думала не о них. - Пойдем. Я возьму то, которое мерила первым.
Антон никогда бы не вспомнил, какое из череды одежды было первым, но согласился. Его терзали смутные предчувствия, но Эона не собиралась ему ничего рассказывать. Может, она столкнулась с любителем свежих новостей, и к ней пристали с расспросами о Сфере? Это Антон охотно допускал. Кулаки чесались. Он привык бить морду обидчикам сразу же. Утешать он не умел. Только мстить.
Эона быстро нашла нужное платье и понесла его к кассе.
Заговорила она лишь в машине.
- Я встретила Принца, - сказала она.
Антон крепче сжал ее руку.
- Остановите, - кинул он водителю. - Где?
Эона чуть нервно улыбнулась:
- Там его уже точно нет. Езжайте дальше.
- Почему ты сразу не сказала? - возмутился Антон. - Мы бы могли вернуть его.
- Он бы не вернулся, - коротко сказала Эона.
- Значит, силком бы его притащил на базу.
- Вот поэтому и не сказала, - глаза Эоны сверкнули, но тут же потухли, и она опять стала кроткой и мирной. - Не надо, Антон. Он свой выбор сделал.
Антон уставился в подголовник кресла перед собой. Да, Принц выбрал сторону, но не ту. Эона ошибается, полагая, что Принц сделал это по своей воле. Его могли задурить. Обмануть. Никто в здравом уме не примкнет к террористам. К людям, которые едва не убили Марика.
- Я бы убедил его.
- Вряд ли.
Путь до базы они продолжили в молчании.
Принц был так близко, билось в голове у Антона. Так близко. Судьба, которой не существует, свела их почти нос к носу, а он упустил этот шанс. И из-за чего... из-за своевольности Эоны. Марик бы обязательно прошипел, что Антон последние мозги потерял из-за девки.
Нет, она не виновата.
Виноват один только Антон. Ему следовало бы еще давным-давно поступить по совести и принять сторону Принца, и тогда бы они сейчас не оказались по разные берега.
Что бы ни происходило сейчас, виноват лишь он. Он стоял в истоках всего, и он наделал столько ошибок, что за всю жизнь не исправишь. Даже пытаться не стоит.
Когда они вернулись на базу, Эона пробормотала:
- Мне хотелось задушить его. Он всегда соглашался со мной и понимал меня, а теперь...
- А теперь он узнал, что есть люди, кроме тебя.
Антон поднялся по лестнице вверх, избегая взглядов на Эону. Боялся не удержаться и сказать, что она не сможет теперь пользоваться своим влиянием на Принца, потому что кто-то другой проявил к нему доброту. Сомнительного толка, конечно, но как он это разберет. И обида Эоны на неподчинение Принца была ему ясна.
Они зашли в комнату. Антон снял куртку и развязал шарф. Его взгляд наткнулся на пакет с пирожными.
- Держи, - он протянул его Эоне. - Это тебе.
И внутренне скривился от собственной трусости и малодушия. Эона странно посмотрела на него.
- Разве это не повод зайти к Марику?
- Ты угадала, - Антон дернул уголком губ. - Но я передумал. Зачем он мне, если теперь у меня есть ты?
- Я подумала про Принца так же, - загрустила она и, обняв Антона, прижалась щекой к его груди. - И теперь мне больно. Я злюсь на него и одновременно на себя. Нужно было найти к нему подход. Нужно было вести себя по-другому. Но уже ничего не воротишь.
- Ты не могла найти к нему подход, - Антон погладил ее по волосам. - Тебя не было рядом, когда он сбежал.
- Да, верно. А Марик здесь, за стеной. И он ждет только тебя.
- Ты говоришь глупости.
Эона отстранилась и подняла взгляд на Антона.
- Ладно, - сдался он, - может быть, он действительно не прогонит меня. Но это ничего не даст. - Эона смотрела на него так же сурово, и Антон опять пошел на попятный: - Или даст. Не знаю. Ладно, - вздохнул он, - я зайду к нему попозже. Или... - он бросил взгляд на дверь. - Я зайду сейчас. Но если он сожрет меня, то винить будут только тебя, если бы не твой укоряющий вид, я бы ни за что к нему не пошел.
Он коснулся губ Эоны словно на удачу, вышел из комнаты и постучался в соседнюю дверь.
Было не по себе. Рядом с Эоной Антон ощущал лишь спокойствие, будто вернулся домой, и чем больше он проводил с ней времени, тем сложнее было вырываться из зоны комфорта. Антон постучал. Никто не ответил. Тогда он пнул дверь ногой пару раз.
- Я занят, - огрызнулся с той стороны Марик.
- Открой. Это я.
- Отвали! - рявкнул Марик и послышались шаги. Дверь распахнулась.
Антон попытался не измениться в лице. Он слишком мало смотрел на маску Марика, чтобы привыкнуть к ней, и подсознательно ждал увидеть его прежним. И поэтому встречи с Мариком шокировали его раз за разом.
- Так мне отвалить или можно зайти? - Антон с фальшивой улыбкой поднял пакет. - Я подарок тебе принес.
- Как будто он мне нужен, - буркнул Марик и скрестил руки на груди. - Чего ты хотел?
- Чем занят?
Антон все еще пытался сделать вид, что ничего особенного не происходит, и они всего-навсего друзья. Все осложнялось тем, что друзьями-то они как раз не были, а он вынужден был вести себя так, словно Марик ему не чужой человек.
А чем, как бы сказал Женя, черт не шутит? Могли бы они действительно подружиться?
- Не твое дело, - процедил Марик и потянул дверь за ручку.
Антон поставил ногу в проем.
- Я просто хотел поговорить. Марик. Пожалуйста.
- Дорогуша, я непонятно изъясняюсь? - глаза Марика засверкали. - Мне не до тебя. Не до твоих подарков. Поздно, я уже не в том возрасте, чтобы принять твои трогательные ухаживания.
- Хватит сучиться, - не выдержал Антон и толкнул Марика. Тот отступил назад. Вряд ли от неожиданности. Скорее, он хотел, чтобы Антон заставил его выслушать, хотел поговорить, но не мог справиться со своей дрянной натурой и перестать спорить. - Извини, что не пришел сразу, но, сам знаешь, характер у тебя не сахар, сложно собраться с мыслями и рискнуть зайти в твое логово.
- Как в старые добрые времена, - Марик оскалился. - Мы подеремся?
- Как-нибудь в следующий раз.
Антон прошел в комнату, поставил пакет на стол и сел на кровать, уставившись на Марика. Тот оставался возле двери, обхватив себя руками, словно замерз, и зло смотрел в ответ.
Марик нарушил тишину первым:
- Ну и?
- Как ты?
Марик истерично хохотнул, но, справившись с собой, подавил неуместный смех. Он быстро прошел к кровати и сел рядом с Антоном, положив ладони на колени. Пальцы подрагивали.
- В больнице все были в той или иной степени убогими, а здесь, в окружении ординарных людей, я хочу снять с себя кожу, - признался Марик, опустив взгляд в пол. - Поэтому сам угадай, как я.
- Тебе некого стесняться.
Антон положил руку ему на плечо и, недолго думая, притянул к себе в нелепом половинчатом объятии. Марик дрогнул.
- Это не стеснение, Антон. Я даже не знаю, как это назвать. Я сам себя не принял. Вот и все. И никакие разговоры мне не помогут.
- Ты всегда можешь...
Антон хотел сказать, что Марик может обратиться к нему в любое время за помощью или беседой, но Марик, фыркнув, его прервал и, оттолкнув, выпрямил спину.
- Поговорим лучше о тебе. Ты возьмешь слово в суде? Евгений рассчитывает на тебя.
Марик смотрел на него прямо, и на мгновение шрамы с его лица словно пропали, и остались только холодные синие глаза и осязаемая уверенность в себе.
Антон пожал плечами. Настал его черед отводить взгляд.
- Ничего не скажу. Это бесполезно. Нас никто не слышит и не слушает.
- Ты должен попытаться, - прозвенел Марик. Он чуть свел брови к переносице.
Антон уже не раз думал, что мог бы попытаться изменить мнение судьи и присяжных, и каждый раз понимал, что только зря будет сотрясать воздух.
- Нет, - Антон покачал головой. - Я устал биться головой о стену. Я не праведник, я и раньше лажал. Теперь мне лучше помалкивать.
Марик прищурился. В порыве откровенности Антон выпалил:
- Хочу покоя. Мира. Вот и все.
Марик посмотрел словно сквозь стену, туда, где сейчас находилась Эона.
- Это - не то, что ты желаешь.
Антон раздраженно поднял голову:
- Тебе-то откуда знать?
Марик ледяным тоном ответил:
- Ты живешь победами. А победу можно вырвать только в борьбе. Тихая гавань - не для тебя. Очнись. Ты пожалеешь о своем бездействии.
- Я вспомнил, почему ты мне никогда не нравился, - буркнул Антон. - Ты дальше своего носа не видишь, а делаешь вид, как будто разбираешься в людях. Убогое зрелище.
Марик рассмеялся - чисто, звонко. Антон давно не слышал от него такого смеха, но вместо радости ощутил глухую злобу.
- Я сказал что-то смешное? Ты наконец-то увидел себя не через кривое зеркало?
- О, дорогой, - нежно сказал Марик и издевательски провел кончиками пальцев по щеке Антона. - Ты знаешь, что неправ, но говоришь с таким апломбом, что я влюбляюсь в твой дар убеждения все больше.
Антон шлепнул его по ладони и почесал щеку там, где касался Марик.
- Ты сумасшедший. Всегда им был и всегда будешь.
Он встал и пошел прочь. Голос Марика догнал его у самой двери:
- Ты спрашивал, как я. Я не в порядке, Антон. Мне мерещится всякая дрянь. Как будто рядом есть проход в другие, лучшие миры, а я не могу в него шагнуть. Чувствую, что он есть, но для меня закрыт. Я повредился рассудком?
Антон положил ладонь на дверную ручку. Хотел просто уйти, но пересилил себя и обернулся:
- Расскажи об этом Жене. Он найдет врача.
- Врач мне не поможет, - Марик не улыбался, хотя Антон ожидал от него шутовского веселья. - Я думаю, мне уже ничто не поможет. Спасибо, что проведал.
Антон ушел.
***
Марик еще посмотрел в дверь, как будто мог заглянуть сквозь нее. Поначалу ему казалось, что все его галлюцинации - побочные явления литров и тонн лекарств, которые в него закачивали в больнице. Валко все дивился, как быстро восстанавливается Марик и жаждал написать на портал сайта о чудесных регенеративных процессах организма сферян. Марик не дал разрешения использовать свое имя. Запретить пересказать историю его болезни он, к сожалению, не мог.
Еще Валко удивлялся, как быстро выводятся все препараты из организма Марика. Словно и не кололи только час назад успокоительное. Марик в ответ только ухмылялся и торжествовал. Теперь кольнуло ощущение собственной неправильности, выбракованности.
Немногим позже его прекратили пичкать лекарствами, но в голове чище не стало. Наплывало волнами, по углам клубилась тьма... Марик сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладонь до боли. Он моргнул, заставляя себя собраться. Все. Хватит. Антон выполнил свой долг и ушел. Наверняка это Эона вынудила его прийти. Сам бы он никогда не сподобился, он же ненавидит его. Марик, оттолкнувшись от кровати, направился в ванную.
Он подошел к шкафчику над раковиной. На его полках царил идеальный порядок: зубная паста и стакан с зубной щеткой, средства для бритья и триммер - все стоит по убыванию высоты от левого края. На самой высокой полке лежат болты. Раньше содержимое шкафа было прикрыто зеркальной дверцей, но Марик снял ее: созерцание месива на том, что когда-то было лицом, не доставляло ему удовольствия.
Сейчас он поднял дверцу и, удерживая ее, взял болты и вкрутил их обратно. Он закрепил дверцу на прежнее место (наверняка горничная обрадуется) и закрыл глаза. Держа руку на зеркале, он сделал несколько вдохов, но сердце застучало только быстрее.
Он знал, что увидит. Он знал, что испытает при виде насекомых, ползущих по лицу. Но ему нужно было время, чтобы приготовиться к этому зрелищу. Правы были все, кто считал его нарциссом. Правы те, кто говорили, что он упивается своим лицом. Так и есть. Если доводится родиться красивым, то ты это ценишь. Марик даже готов признать, что он был влюблен в себя, но он признает это исключительно потому, чтобы доказать, что он умеет любить кого-то, кроме одного-единственного человека. Признает исключительно в свое утешение.
Он убрал ладонь с зеркала и выдохнул.
И он открыл глаза.
Не раздумывая, Марик врезал по зеркалу кулаком в самый центр. Трещин не было. Конечно. Это же не чета тем хлипким зеркалам, которые были на Сфере. Земляне заботятся о своей безопасности и, уж конечно, не рвут кожу на костяшках в попытке избить отражение.
Марик очнулся, лишь когда с руки текла кровь. На зеркале не появилось ни единой царапины. Из его глубин смотрел обезображенный лик и буравили ставшие почти черными глаза.
В дверь забарабанили. Мельком подумав, что Антон мог всерьез обеспокоиться Мариковым состоянием и побежать спасать от самоубийства, Марик пошел открывать. Злость закипала так же быстро, как и жалость к себе. Он рывком открыл дверь и рявкнул:
- Провали... - он осекся.
Этого посетителя он видеть еще меньше хотел, чем всех остальных, вместе взятых.
- Я зайду? - вкрадчиво спросил Евгений. Не дожидаясь разрешения, он просочился мимо Марика внутрь и бросил взгляд на его ладонь, лежащую на дверной ручке. - Что с вашей рукой?
- Не ваше собачье дело. Чего надо? - неприязненно спросил Марик и захлопнул дверь. - Я не в настроении опять выслушивать...
- Не кипятитесь, - миролюбиво сказал Евгений. - Просто захотелось навестить друга.
- Когда мы успели стать друзьями?
Евгений едва ли его слушал. Он прошел к окну, выглянул и, обернувшись, предложил:
- Не желаете прогуляться, Марик? На улице, как любит говорить моя мать, свежо. Вредно всю неделю сидеть в четырех стенах.
- Мне нормально.
Марик опять вернулся в ванную - на этот раз для того, чтобы смыть кровь с костяшек. Ледяная вода успокаивала лопнувшую кожу. Присутствие Евгения ощущалось так, словно он был одновременно везде, и это раздражало. Марик процедил, не сомневаясь, что Евгений его обязательно услышит:
- Смирились с потерей матери и всей остальной семьи?
Евгений, словно у него был слух летучей мыши, все уловил и появился в проеме двери в ванную. Рассеяно глядя на Марика, он сказал:
- Я не осознал пока что это в полной мере. Думаю о них... прикидываю, как скоро смогу выбраться в гости... И каждый раз себя одергиваю. Но ощущения полной потери пока еще нет. Я подумал, - Евгений проследовал за Мариком в комнату, - что этот процесс может оказаться гораздо проще, чем принято считать. Сначала ты просто забываешь позвонить, потом - прийти, чувство долга перед родителями гаснет, и ты привыкаешь быть один. Избавляешься от семьи так, словно все умерли, но при этом не возишься с похоронами и не оплакиваешь их. Почти безболезненное прощание.
- Просто вы их не любите на самом деле. Для любого другого прощание было бы мучительным.
Марик вытащил из шкафа свитер и надел его, нашел теплые брюки. Что бы Евгений ни говорил про погоду, на улице невыносимо холодно. Особенно сейчас. Особенно ему. Марик порой даже думал, что истинные страдания причиняет исключительно мороз, а все остальное терпимо.
- Вы говорите, как виртуоз, - вы достигли мастерства в искусстве равнодушия к людям.
Марик хмыкнул и посмотрел на Евгения.
- Вам не удастся уязвить меня. Вы не скажете ничего такого, что я бы ни сказал уже сам себе.
- Правда? Я рассчитывал, что чувства вины и самокритики у вас тоже атрофировались, - без тени улыбки сказал Евгений.
Марику стало не по себе. Он быстро переоделся и произнес:
- Прогуляемся, как вы и хотели.
На первый этаж они спустились молча. Марик взял из гардероба шерстяное пальто - легкое, но теплое. Подарок Оливера. Тот знал толк в красоте. Марик почти по нему не скучал.
Евгений не собирался уходить далеко. Он неторопливо пошел обходить базу кругом.
- Я возвращаюсь к нашему прошлому разговору, - сказал он. - Вы обладаете всеми необходимыми качествами, Марик. Соглашайтесь на службу. Коридор скоро закроется, времени на размышления не осталось.
Марик догадался, что Евгений имеет в виду неизбежный запрет на полеты дальше Солнечной системы.
- Что за пессимизм? У нас есть шанс выиграть суд. Антон придумал проникновенную речь.
Евгений с интересом посмотрел на него.
- Правда?
Марик фыркнул. Разумеется, в такую наглую и глупую ложь никто не поверит.
- Антон сдался, - неожиданно для себя сказал он и горько повторил: - Сдался.
- Он влюблен. Присутствие девушки гасит его низменные чувства - жажду крови и разрушения.
- Ошибаетесь, - резко сказал Марик. - Антон - воин. Ему не нужна кровь. Ему нужна борьба и победа.
- Как знаете. Речь не о нем, Марик.
Марик остановился и повернулся к Евгению всем корпусом.
- Вы видели мое лицо? - прорычал Марик. Евгений смотрел на него бесстрашно. Конечно! Кто его теперь будет бояться? Жалкий, слабый... уродливый. Марик схватил Евгений за грудки и тряхнул. - Посмотрите внимательно. Из меня больше не выйдет шпиона. Я не могу играть в ваши игры. С такой рожей мне путь куда-либо, кроме сумасшедшего дома, заказан.
Марик отпустил Евгения, толкнув его. Тот удержал равновесие, хотя на миг Марику показалось, что он все-таки шлепнется на снег и потеряет всяческое достоинство. Руки замерзли, и Марик спрятал их в карманы пальто. Погода стояла безветренная, но его все равно пробирало морозом до самых костей.
Евгений молчал и шагал позади, пока Марик возвращался на базу. Лишь у порога он проронил:
- Подумайте вот о чем, Марик. У вас остается два варианта: вернуться на Сферу или остаться на Земле. На Сфере у вас слишком много знакомых. Вы не посмеете вернуться с вашими травмами. Вы сгорите со стыда, потому что все увидят вас потерпевшим поражение. Вы не выдержите этого. А на Земле вы не сможете сойтись ни с кем из-за вашего нрава. И из-за вашей внешности. Без моей помощи ваша жизнь закончится плачевно. Я могу дать вам цель.
- Пошел ты, - бросил Марик. В горле неприятно рос ком. Евгений попал в точку. У него появилась возможность манипулировать, и он ею умело пользовался.
Марик вернулся на базу, а Евгений остался на улице.
Наверное, ушел. Все равно он почти добился своего. Ему ли печалиться.
***
Мария почти его не инструктировала. Она лишь один раз сказала Принцу, что его задача - уничтожить Сферу и Землю. Ей не было дела до далекой планеты, но она прекрасно понимала, что Сферу можно использовать в целях пропаганды, и именно этим Мария и собиралась заняться. Переселение людей с насиженных мест и неизбежные при этом волнения - отличный инструмент, чтобы доказать, что Земля не нуждается в космосе. Что Земле стоит озаботиться собственным положением дел, иначе однажды все дойдет до того, что их родную планету поставят точно в такие же условия, и кто-то вынудит землян перебираться в чужие колонии.
А колонии... О них Принц тоже слышал краем уха. В колониях землян притесняли. Если в условиях одной планеты сталкивались люди и нелюди, то людям обязательно доставалось. Их нигде не любили. В чем-то это даже отчасти роднило Принца с ними.
Перед судом приходила Марина Титова и о чем-то шушукалась с Марией за закрытыми дверьми. Принц чувствовал их разговор, как гул. Примерно такое же ощущение у него было, когда десяток исследователей проверял, настоящий ли его дар, после второго суда. Похоже, они так и не пришли к окончательному выводу, но быстро отстали. Принц так и не узнал, было ли дело в наступивших праздниках, или это Мария задействовала свои связи и постаралась, что его оставили в покое.