Прошла неделя, потом другая, а перед глазами у меня все так же была церковная площадь села, ряды золотых воинов, маги, плетущие вязь Истины, над телом Мо. Удовлетворенно кивнув, маг в красных одеждах, бьет посохом о землю, Мо вспыхивает, начинает ярко гореть. Вся площадь замирает. Вспышка. На поверхности небольшого металлического столика, уже ничего нет. С этой вспышкой, чувство безнадежной потери, утраты, усиливается многократно. Что же я наделал! Как же так! Зачем!? Убить друга, что может быть подлее?! Даже, если друг об этом просит. Если бы все вернуть, встать, наклонив голову вперед, и железным голосом сказать четкое, НЕТ. Вот уже две недели я живу этим, НЕТ. Снова и снова, встают перед глазами наполненные вечной, мудростью, глаза Мо. Снова и снова, Мо говорит мне, что Я. А я отвечаю, НЕТ.
Сижу на веранде, смотрю в окно. Что же было. Почему я согласился? Почему авторитет Мо, отца, затмил собственное мнение? Сейчас, действия помнятся урывками, так как будто это было десять-пятнадцать лет назад, но чувство бесконечной вины, боли и стыда одолевают меня, так как будто, я это сделал, только что. Листья смородины на кустах, окончательно порозовели. В небе светит яркое, веселое солнце и ребята уже не в первый раз, облепив наш забор, красноречивыми жестами зазывают меня гулять. Дерг носится по двору, гоняя полевок. Его лай, отдается в ушах, даже через стекло. Вот уже, который день мне не хочется выходить на улицу. На улице холодно, и там нет Мо. Там слишком много от Мо. Старая вишня, где он любил сидеть по вечерам. Проем чердака, к которому приставлена лестница. Бывало, мы с ребятами лезли туда, а Мо ругался, на чем свет стоит, говорил, что думает. Вот и сейчас, я смотрю в окно, и кажется, что за листвой вишни мелькает, что-то синее. Иногда я просыпаюсь ночью, оттого, что у меня на груди, распределилась мягкая, тяжеловатая пушистость. Протягиваю руку и не могу сдержать слез, под рукой лишь одеяло.
Отец, с головой ушел в работу. То он, до остервенения колит дрова, то уезжает в соседнее село лечить, какую-то корову, то вовсе уходит в лес разговаривать с болотными духами, что бы те разрешили собирать сельчанам подкамники. Он берется за все, за свою работу и за чужую. Денег отец и раньше почти не брал, а сей час, и вовсе отказался. В результате, сельчане и пришлый народ, табуном, валят к нам на двор, кто тащит корзину яиц, кто ведет барана, кто и вовсе ворох расписных платков притащит, куда их девать?
--
Ал! Кушать! Отец идет! - это мама, последнее время она стала готовить еще вкуснее, видимо хочет, как-то сгладить произошедшее, как-то замазать что ли, интуитивно конечно.
--
Сейчас иду!
Вымыв лицо и руки в тазу, я натянул куртку и пошел в трапезную.
В коридоре, столкнулся с отцом. Он в заляпанном фартуке, лицо как всегда хмурое.
--
Мне, надо поговорить с тобой, Ал. Пообедаем, зайдешь ко мне в кабинет.
--
Хорошо папа.
Я прошел в трапезную и сел. Тарелки уже наполнены, дымящейся массой. Вошел отец, вытер полотенцем руки, посмотрел на меня и непривычно громко произнес.
--
Алкис за именем Видор, ты сел не там!
Я удивленно посмотрел на него.
--
Как, папа. Почему?
--
Отныне, место твое в темной половине. Ты познал смерть, ты познал выбор. Ты познал решение. Ты достоин, стать служащим Тишины.
--
Служащий Тишины. Что это?
--
Не знаю. Точнее знаю, но не так, как это узнаешь ты. Я сказал Слово, пересядь. Дальнейшие объяснения потом, в моем кабинете.
И взял он меч волшебный, и пошел, крошить всех подряд вместе с Тишиной. А боги ему помогали...
Ужин прошел в тишине. Мама сидела, и вяло ковыряла в тарелке.
Видно было, что отец нервничает. Он то и дело откладывал ложку, надолго задумывался. Потом встал, и ушел, даже не поблагодарив маму за ужин.
Кабинет отца. Самое тайное место в доме. Самое тайное место в деревне. Я был там всего два раза за всю жизнь. И до сих пор закрывая глаза, вижу, эти полутемные, отливающие синевой стены. А вместо одной, неизвестно, откуда, падает водопад. У водопада стоит письменный стол, почему-то сухой и блестящий, хотя брызги воды летят во все стороны.
- У него другая стезя Видор. Он не может быть твоим учеником, его способности в другом...- это говорит Мо, моему отцу, после многократных попыток научить меня разговаривать с водой.
--
В чем же, позволь спросить! - взрывается отец.
--
Не позволю, всему свое время, а главное место.
--
Но разговаривать с водой, может даже маг огня!
--
А какой маг не может?
--
НЕТ!
--
Не все так плохо...
--
Нет! Никогда! Это мой сын! И его будущее буду определять я.
--
Ты сам знаешь, что это не так...
Это был второй раз, когда я посещал отцовский кабинет, и это был первый раз на моей памяти, когда отец и Мо пасорились, они не разговаривали до самого нового года...
Сейчас, я подошел к высокой тяжелой двери и с трепетом взялся за большую деревянную ручку...
--
Входи Ал...- донесся из-за двери голос отца.
С трудом, приоткрыв дверь, я протиснулся боком в узкий проем. В кабинете отца, стоит резкий запах сирени, вперемешку еще с чем-то.
Стены, голые синие стены, блестят, словно они из камня. Лишь на одной из них расположены две полки. Но какие! На полках стоят книги чудовищных размеров, некоторые из них были бы мне по пояс. Желтые, синие, голубые переплеты, светятся неестественным светом, и кажется, что если возьмешь такую книгу в руки, то и сам станешь, желтым или синим.
--
Садись, - отец, указывает на стул у стола, сам он стоит у водопада и вглядывается в его синеву.
Я прохожу и сажусь. Мне как-то неудобно, неуютно. Как-то страшно класть руки на этот чистый блестящий стол, на котором абсолютно ничего нет.
--
У нас с тобой сегодня будет очень важный разговор Ал. Возможно, самый важный в твоей жизни.
Отец надолго замолчал. Я наблюдаю, как он ходит вдоль водопада и рассеянно водит пальцем по его поверхности. Мелкие буравчики тут же начинают виться вокруг пальца, но когда отец вынимает его, палец остается сухим...
--
Ты знаешь Ал, жизнь человека быстротечна, и на пути в этой жизни он постоянно вынужден принимать те или иные решения. Эти решения, да же если они кажутся мелкими, ничего не значащими, постоянно меняют его жизненный путь. Скажи мне сын. Как ты думаешь, есть ли отличие...
Отец опять надолго задумался. Его рука уже по локоть вошла в водопад, и тот раздвоился на два потока, причем один поток падал медленно, постепенно, как бы нехотя, а другой устремился вниз, с бешеной скоростью.
--
Как ты думаешь, есть ли отличие. И если есть, то в чем. Вот, например, возьмем утопающего.
Водопад, вздрогнул, изогнулся и расплылся огромным голубым озером...
В середине человек. Девочка. Она захлебывается, кричит, барахтается на водной глади. Мокрая макушка то обретает лицо, то вновь уходит под воду. Мы с отцом стоим на берегу озера.
- Скажи сын. Что хуже, пройти мимо этой девочки, и сказать себе, что ты не умеешь плавать, и все равно до нее не доплывешь? Что она тебе не друг, не брат, не возлюбленная, да и вообще дура, нечего заплывать, коли, не можешь выплыть. А еще можно сказать себе, что ты по центру, а все остальные по бокам. Да и вообще, сколько народу ежедневно тонет, ну будет еще один... ИЛИ
Водная гладь, опять вздрогнула, встрепенулась, приблизилась. Вдруг голова тонущей девочки оказалась совсем близко, мне даже показалось, что брызги воды летят прямо в лицо.
--
ИЛИ! Если ты убиваешь, топишь человека сам.
Отец, положил ладонь на голову девочки и слегка пре топил.
- Отпусти! Отпусти ее, папа! - я рванулся со стула, и уперся лицом, во что-то жесткое, прозрачное, как стекло.
--
Не думай о составляющей! Думай о сути! В чем разница! В чем!
Черные волосы отца развивались и спутывались на фоне синевы озера. А лицо казалось мордой демона, только, что вырвавшегося на свободу. Я впервые видел его таким. Темно-синий плащ, то морщится, то разглаживается, то дрожит, как живой. Сейчас на плаще, видны ярко вспыхивающие волнообразные знаки. Черты отцовского лица заострились. Глаза вылезли из орбит, и смотрят в мои, прямо в глубину, в душу, в самую суть моего сознания. Девочка лет десяти, бьется и пытается вынырнуть из-под руки отца...
--
Я.. Я не знаю! Хуже топить!
--
Почему!? И в том, и в другом случае человек умирает! Думай Ал! Думай! Она сейчас захлебнется! ДУМАЙ!
--
Я не знаю! Отпусти ее!
--
ДУМАЙ!
--
Разница в жестокости...
--
Равнодушие, есть худшая жестокость. Думай Алкис!
--
Так у нее нет шансов...
--
Шансы всегда есть, просто их рамки нам не всегда видны. Например, пока я топлю ее, я могу умереть. Не то! ДУМАЙ!
Девочка уже почти перестала биться под рукой отца.
- Я.. Я НЕ ЗНАЮ! ОТПУСТИ ЕЕ! СЛЫШИШЬ!
--
Неужели я в тебе ошибался! Неужели МО В ТЕБЕ ОШИБАЛСЯ!
Мо. Нож занесенный над ухом... Дождь.. Молния... Любовь есть мера к мщенью...
--
Ответственность! Разница в ответственности, которую ты берешь на себя!
--
Правильно...
Все как-то потускнело. Потухло. Стало прозрачным. Проступили стены. Мы были с отцом одни. Водная стихия водопада, все так же невозмутимо спадает, куда-то вниз.
--
Правильно, повторил отец. Запомни свои слова, навсегда сын.
Разница лишь в том, берем мы или не берем ответственность за жизнь другого существа. Подобного или не подобного себе, неважно. Осознаем ли собственный поступок в полной мере, или прячемся от него за обстоятельства, свой характер, мнение окружающего нас общества. Ставим ли на пути свершившегося факта, огромное количество барьеров из собственных оправданий, мыслей...
Отец снова надолго задумался. Начал ходить вдоль водопада, сплетая и расплетая пальцы.
--
Для чего я все это затеял. Для чего я начал этот разговор. Ты растешь. Начинаешь понимать многое из того, что раньше не понимал. А главное начинаешь думать, что понимаешь, многое из того, что еще не понимаешь. Как ты думаешь, что является основой жизненной позиции, человека, по отношению к окружающим? Что является его хребтом, столпом его ощущений, воззрений, поступков?
--
Ну...
--
Вот.
В руке отца, появился большущий ломоть дыни, верхняя внутренняя часть куска была даже чуть желтая, обещая чудесную, сладкую мякоть... Отец
протянул руку с куском дыни мне.
Чувствуя, какой-то подвох, я осторожно забрал его.
- Попробуй...
Чудесный дынный аромат наполнил легкие, не сдержавшись, я, откусил здоровенный кусок. Рот наполнился кислющей массой. Тьфу. От неожиданности я выплюнул содержимое рта, прямо на стол.
--
Что гадость?
--
Да, что это? Зачем ты дал мне, это...
--
Странно, у него ведь был вкус винограда. Ты же очень любишь виноград?
--
Да, но я думал, что это дыня!
--
Разве я говорил, что это дыня?
--
У него был вид дыни!
--
А у меня вид, твоего отца.
Отец расплылся и на его месте в угрожающей стойке, уже стоит огромная синяя змея, она шипит, изо рта мелькает длиннющий раздвоенный язык. Поползла на меня. Я начал пятится. И пятился до тех пор, пока не уперся в стенку. Огромная, плоская голова покачивается... Язык мягкими, но чувственными уколами касается лица. Лоб... Щека... Шея... Губа...
- Н-у ч-ч-т-т-о, я-я т-т-в-о-й о-т-т-е-ц?
В жутком ужасе, я не могу пошевелить и пальцем. Зубы стучат, а в штанах стало тепло и мокро.
--
ПАПА... Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ БЫЛ, МОЙ ПАПА... В беззвучном крике ужаса, я сползаю по стене на пол...
--
Ты. Ты мой папа. Я не верю. Ты мой папа. Маг воды. Видор...
И тут все опять как-то изменилось, рассеялось. Рядом со мной в согнутой позе стоял отец.
--
Поздравляю, сын, ты совершил первое в своей жизни чудо. Развеял иллюзию, надо сказать неплохую, устойчивую иллюзию собственной Верой. Теперь ты понял, что основа всему, лишь собственная вера. Человек, теряющий веру в себя, ничего не может и ничего не хочет, он труп, живой, но не существующий. Все и всегда зависит от твоего желания, ибо желание есть мера вере. Величайшие маги заставляли воду гореть лишь потому, что верили, что она горит. Желание. Вера. Вот суть истинной магии. Остальное: заклинания, слова, посохи, всякая другая дребедень типа талисманов, лишь помогают концентрировать магу его желание. У простого смертного их слишком много, он хочет вкусно есть, сладко спать, что б ничего не болело, что б дети и жена любили, а корова давала молоко. У истинного мага лишь одно желание. Его магия. Оно самое большое. Самое искреннее... Первостепенное. Вот почему самые великие из нас, затворники. Вот почему мы выстраиваем высокие башни, что бы не видеть мирскую жизнь не ЖЕЛАТЬ!
- Зачем все это!? Зачем ты все это устраиваешь! Ты никогда так не делал, не говорил!
--
Дело в том сын, что как выяснилось, у нас с тобой, остается не так много времени, как я думал...
--
Что!
--
Судьба зовет тебя Алкис, и помни, что бы ни случилось, за твоей спиной, всегда будет стоять имя Видор...
--
Перестань. Папа. Что происходит, объясни мне!
--
Та ночь, когда Мо не стало. Ты думаешь, у Мо не хватило бы духу убить себя? Ты думаешь, что я позволил бы тебе убить Мо? Ты думаешь, у твоего отца не хватило бы духа убить Мо, вместо этого, отец взваливает такую ношу на своего СЫНА!?
--
Ничего я не думаю! Такова жизнь! Такова моя судьба! Ты сам сказал мне, что мы должны уважать выбор приносящего себя в жертву! Так было суждено! Так распорядилась судьба!
--
Чушь собачья! Все это ворох ничего не значащих слов! Никакая "Судьба" здесь не распоряжалась! Здесь распоряжалось лишь одно существо! Делало свой воистину великий выбор, и это были не золотые люди, не император, не мы с тобой, это был Мо! В ту ночь мы говорили с ним. Он говорил, о многом, видно старался оставить нам, как можно больше своей мудрости, перед смертью. Так вот он считает, что у тебя должен быть свой путь... Путь испытаний, боли, сомнений, одиночества. Путь, на котором ты либо умрешь, либо закалишься, до твердости камня. И этот путь должен проходить только ты. Никого не будет рядом, ни меня, ни матери, никого... Тебе уже шестнадцатая зима... Я люблю тебя. Я горжусь тобой. Год назад ко мне обратились Великие. Это не просто маги нашего мира. Во сто крат могущественнее. Они стоят над самим мирозданьем. Тогда я отказал им. Но вот теперь, когда Мо сказал о Пути. Мы решили с ним, что ты туда отправишься, будешь выполнять то, что они хотят. Когда они обращались ко мне, они сулили очень и очень многое. Лгать Великие не могут. Просто не могут и все. Ты выполнишь то, что они хотят. Сделать это будет столь же трудно, сколь трудно тебе было убить Мо. Если победишь, получишь награду. Так начнется твой путь. А может быть так он закончиться. Меня ты можешь навестить только спустя десять лет. Не раньше.
Я смотрел на своего отца и не верил своим ушам. Так много сказано. Так больно сказано. Лицо. Родное лицо говорит, но под маской спокойствия, дрожь, я уже вижу мелкое подрагивание губ. Чуть хриплый голос.
--
Папочка! - я обхватил его колени и зарыдал. - Папа! Зачем все это, неужели я не могу, остаться здесь! Зачем мне эти Великие, когда у меня есть ВЫ, мой дом, Дерг, деревня, МАМА!
На макушку мне, что-то начало капать, я резко взглянул вверх, но лицо отца оставалось сухим и спокойным, только непонятно откуда, прямо в воздухе, под его лицом, появлялись капли и падали на меня...
--
Сын. У каждого, человека должен быть путь. У каждого. Легкий или тяжелый, но должен быть. Чем легче человек выбирает себе путь, тем меньше он, человек. Я и Мо хотим, что бы ты стал большим человеком. Великим человеком. Не побоюсь этого слова. Тем более, Мо, считал, что у тебя к этому все задатки. Ты поймешь мой поступок позже, много позже. Ты поймешь, как мне тяжело было тебя отпускать. Поймешь, как мне будет тебя не хватать. Сегодня. Вечером. Ты уйдешь в другой мир, в другую землю, в другие небеса, под другое солнце. Уйдешь отсюда.
- А мама, знает?
- Да.
Весь вечер мы сидели за столом. Мама часто хватала меня и прижимала к себе. У нас не просыхали глаза. Казалось, что если мы в таком духе просидим еще неделю, затопим всю деревню. Отец, порывисто хватал меня за руку и до боли сжимал в своей. Я терпел и улыбался...
Ночь. Я вновь в кабинете отца. Водопад, сей час напоминает большое, зеленоватое зеркало, и время от времени покрывается мелкой рябью. Отец стоит рядом со мной, положив на плечо ладонь.
--
Не грусти сын, впереди тебя ждет неизвестность, а это всегда интереснее постоянного. У тебя будут новые друзья, с которыми надо будет научиться дружить, враги, которых надо будет научиться уважать, учителя, и много другого. Не ты первый в нашем роду уходишь вот так, вдруг, и сразу. Так уходил я, твой дед и прадед. И у каждого из нас был свой путь, жесткий, веселый, местами счастливый, местами горестный. Я хочу, что бы жизнь твоя была интересна, насыщена новыми знаниями, впечатлениями, ошибками и успехами. Для любого человека, как он не обманывает самого себя, а все равно, интересная жизнь, есть счастливая жизнь, а счастье твое для меня самое дорогое. И уж тем более оно мне дороже, собственного страха за тебя. Иди сын. Ныряй в зеркало...
Я разбежался и нырнул, без прощаний, потому, что после слов отца мне стало спокойно, гармония и радость разлились в моей душе. У меня не было чувства расставания, видимо как сказал отец, имя Видор всегда будет за моей спиной...