Она сидела за столом в большой комнате и ни как не могла прийти в себя. Двухкомнатная квартира, которую она купила за свои деньги, которая всегда создавала хорошее настроение, теперь не радовала её. Он ушёл!.. И этим всё сказано. Какой смысл в том, что красивые, с мелкими цветами занавески украшают спальню. Какой смысл, что не давно купленный, угловой диван идеально подошёл в интерьер кухни. Его не было!... и всё теряло смысл. А в голове крутится один и тот же сюжет: она наговорила ему многое чего плохого,... он тоже наговорил ей не мало, он захлопнул за собой дверь,... возможно, навсегда. Сердце сжималось от пустоты, во рту сохло, хотелось выть или сделать что нибудь такое, чтоб весь мир знал... Но что он - мир должен знать, и что она для этого она должна сделать, Нина не понимала.
Настенные часы пробили восемь часов вечера. С их боем, с их медлительной поступью из неё вытекала жизнь, счастье и всё лучше, что у неё осталось. Казалось, беспросветная тьма проникла до кончиков пальцев, и рассвет не наступит никогда. Она засыхала, как лоза на солнце, выдернутая из земли.
"Так не должно продолжаться, иначе я сойду с ума! - подумала Нина Синицына (так зовут нашу героиню). - Нужно с кем то поговорить, посоветоваться, иначе... " Она медленно подняла голову, взглянула на дверь, ведущую в прихожую, где стоял телефон, медленно встала со стула и пошла.
Тая Верещагина - настоящая подруга! И хотя, откровенно говоря, на взгляд Нины, она немного грубовата и проста, но своей энергией, своей громкостью и даже неуклюжестью это был именно тот человек, который в данную минуту нужен. Она могла вдохнуть жизнь в подругу, поднять её с земли, и подарить, хотя бы на недолго, всего лишь на несколько минут, призрачное счастье. И этого глотка достаточно, чтоб в ней вновь появилась жизнь.
- Тая, приезжай, - говорила Нина по телефону, - мне плохо, мне нужен совет!..
И действительно, когда Тая появилась в квартире Нины, - она жила не далеко и приехала быстро,- своей энергией, своей громкостью и, как я уже сказал, особого взгляда на вещи, она заполнила всё пространство, и ситуация с размолвкой стала казаться не такой безнадёжной, и не такой сложной.
Они, как и полагается, расположились на кухне.
Для русских кухня - не просто кухня, а целый алтарь! За столом, с чаем и вареньем, а иногда и с более крепкими напитками, решаются многие семейные, философские и даже мировые проблемы. Этот алтарь омыт и очищен дождём многочисленных слёз, самые лучшие задушевные слова сказаны именно здесь, и плотный белый дым многочисленных обещаний выкуривается тоже здесь.
Наши подруги не стали нарушать традицию. Попивая из фарфоровых, синих чашек чай "Три слона", популярный в советское время, прихлёбывая его вишнёвым вареньем, которое Синицына варила сама в прошлом году, хозяйка дома уже улыбалась (по крайней мере, старалась это делать), она рассказывала свою ситуацию.
- Понимаешь, - говорила она, - мы с Вадимом перед самым отъездом разошлись (интригующее начало!)... Я настаивала, чтоб он развёлся со своей женой. Он отвечал: "Ещё не время, нужно подождать, и тогда всё сложиться". Я - ему: "Мы встречаемся уже десять лет! Сколько можно откладывать то, что очевидно всем?!".
- Извини, - прервала поток Нининых слов Тая, - я не очень поняла, куда он поехал?
- Куда куда?.. Отдыхать, куда же ещё!.. Я осталась одна. Задыхаюсь здесь.
- А куда именно он поехал? - опять прервала поток подруга.
- А ты не знаешь?!.. В лагерь, на Чёрное море, куда же ещё (на дворе - июль).
Надо сказать, в советское время строительством лагерей, домов отдыхов, баз, пансионатов, занимались большие заводы, которые на свои средства занимались дорогим строительством. Соответственно, потом они все принадлежали предприятиям, которые их и строили. Нина Синицына, Тая и Вадим Такменёв, разговор о котором пойдёт ниже, работали в одном закрытом исследовательском институте, занимающимся ядерными разработками. Центр располагался в Подмосковье. И в виду важности решаемых задач для страны, центр имел повышенное внимание со стороны руководителей государства. Он имел и привилегии. И когда решался вопрос, где строить базу отдыха для учёных, никто не сомневался, нужно строить её в самом лучшем месте - на побережье Чёрного моря. Так и сделали. Базу ввели в эксплуатацию быстро, и оснастили её всеми удобствами, в соответствии с требованиями высоко продвинутого, интеллектуального контингента.
И, вот, теперь на ней отдыхал уехавший от своей любовницы Вадим Такменёв.
- Зина звонила, - продолжала рассказывать Синицына.
Зина - ещё одна подруга Нины.
Для обслуживания баз отдыха в то время была распространена практика: кому принадлежит база, тот своими силами её и обслуживает. Поэтому обслуживаемый персонал обычно набирался не из местного населения, где располагался пансионат, а из работников заводов и исследовательских центров. Туда ехали работать поварами, мойщиками посуды в столовую, грузчиками и разнорабочими, садовниками, облагораживающими территорию лагеря, и спасателями на воде. Поэтому черноморское побережье и другие места отдыха представляли собой оазисы красоты и благополучия. "Всё для народа - всё для человека!" - девиз того времени. И он исполнялся воочию.
Многие, уезжая на работу в лагерь, думали, что они вытащили счастливый билет. На самом деле, в них "загружали" так, что время для отдыха и времяпровождения на пляже оставалось мало. Настоящими героями являлись отдыхающие, а не работники. Но советский человек - есть советский человек!.. Многих работников, приезжающих осенью обратно домой, родные и сослуживцы не узнавали. Мало того, что они меняли цвет кожи, что вполне логично, но они ещё крепли и мужали, в смысле, не проходили в дверь. Юг - есть юг, там многое что случается!..
Зина, работающая в одной лаборатории с Ниной (Тая, Зина, Нина - все три женщины сидели в одной комнате), поехала на всё лето в лагерь работать официанткой в столовую.
Синицына иногда пользовалась её услугами. Она приходила на городской узел связи (в то время мобильников не существовало и в помине), входила в будку с телефоном, с трепетом в сердце наглухо закрывала за собой дверь, набирала знакомый номер, и просила позвать Зину. Та говорила о новостях. Но, на самом деле, она знала, что интересует подругу, и рассказывала о похождениях Вадима. Везде контроль и надзор!..
- Представляешь, - расплываясь в улыбке, сообщала Зина, - твой то лежит на лежаке на пирсе, рядом сын, так и проводят целый день вместе. Сыну уж давно пора бегать по дискотекам (сыну - семнадцать лет), девок щупать, а он лежит рядом с отцом, книжечку по математике читает. Смех, да и только!.. Наверное, в Гарвард хочет поступить.
Вадим Такменёв являлся одним из лучших специалистов в ядерном центре. Его работы представляли интерес не только советской, но и мировой науки. Он и его жена были математиками (они познакомились, когда учились в академическом институте). И своему сыну они пророчили то же будущее. И сын оправдал их надежды; он был талантливее и отца и матери вместе взятых. Но у самих родителей в последнее время отношения испортились. У Вадима появилась любовница. Жена знала об этом. Но с разводом Такменёв медлил, надеялся, что как нибудь всё само "рассосётся". Но всё само не исправлялось, и ситуация только усугублялась, и доставляла боль всему любовному треугольнику.
Сын не знал о новой жизни отца, он жил наукой.
И, вот, теперь, рассказывая Тае на кухне горечь разлуки, и запивая его чаем "Три слона" с вишнёвым вареньем, к которому для аромата и крепости подливали бальзам "Старый Таллин" из коричневой фирменной бутылочки - ещё одного бренда советской эпохи (для любимой подруги ничего не жалко), Нина Синицына говорила:
- Понимаешь!.. Он уехал, а мы даже не попрощались... Его нет целую неделю!.. Мне плохо, и я не могу так долго терпеть, когда мне плохо. Мы должны обязательно помириться, иначе я сойду с ума. Я хочу его видеть!.. Но как помириться, когда он находиться в лагере, и не будет ещё целых две недели... Нам надо обязательно помириться! - вновь добавила она.
Тая - крупная женщина, и выше Синицыной. И смотря на подругу сверху вниз, как она мучается, слушая её бессвязные слова, она думала: "Вот, что делает любовь!.. Нормальная женщина,... весёлая, симпатичная, задорная... А сейчас что?.. Тряпка, да и только!.. И не нужно никакой любви, зачем она?!"
Сама Верещагина ни разу не была замужем - так случилось (Нина Синицына была замужем, но в нынешнее время находилась в разводе, имела двенадцатилетнего сына Ивана). Если смотреть на неё - Таю издалека, то многие мужчины находили её привлекательной, и не прочь были завести с ней близкое знакомство. Но в силу бойцовского характера женщины, эти мимолётные желания быстро улетучивались. Правда, находились и любители экстрима, так сказать, мужского напора, но и они с позором бежали от неё, когда видели, как при первом недовольстве Тая багровеет, и её рука непроизвольно тянется к сковороде. Поэтому большим любовным опытом Верещагина в отличие от Синицыной не отличалась. Тем не менее, в своём - женском кругу она пользовалась авторитетом.
И видя, как Синицына мучается, и, понимая, что она ничем не может ей помочь, Верещагина сказала подруге просто так, для того чтоб, нужно же что то сказать ободряющее Нине:
- А что если тебе поехать в лагерь, поговорить с ним, и объясниться...
- Как поехать?.. - не поняла Синицына. - Лагерь на Чёрном море, а мы здесь, в Подмосковье,... А работа? Семья, сын?
- Езжай! - несло Таисию. - Два три дня не будешь на работе, никто и не заметит... Я тебя прикрою! Завтра наболтаю что нибудь начальнику, он и поверит... В конце концов, задним числом возьмёшь отгулы.
Вдруг среди тьмы появился свет.
Благословлено советское время!.. когда никто ни за что не отвечал, когда авантюры проходили на "ура!"
В исследовательском институте, как уже сказано, Нина и Тая работали в одной лаборатории, обрабатывали информацию, полученную в ходе ядерных экспериментов. Но это только громко сказано. На самом деле, к серьёзным обработкам никто их не допускал, этим в основном занимались мужчины. А они - женщины делали простейшую работу. По меткому замечанию той же Таисии, их вклад в мировую науку составлял, то же самое, что и вклад мартышки. "То, что мы делаем, - говорила она, - может делать даже обезьяна!" И, тем не менее, даже эту простейшую работу то же кому то нужно было производить. Для неё набрали девушек, имеющих среднетехническое образование. Поэтому и спрос с них тоже был не велик. И когда одна из них заболевала, беременела, или ещё что то с ней случалось, её работу тут же передавали другим женщинам.
И когда Синицына поняла, что Тая говорит не вздор, что уехать на море на два три дня возможно, и от этого не будет проблем, она задумалась.
- А когда я поеду?.. - спросила она.
- Да прямо сейчас! - продолжала вдохновенно говорить Тая, её крупное лицо расплылось в улыбке. - Собирай сумку и езжай!
Нина посмотрела в окно.
Там - за окном лето отдыхало после жаркого дня. Вечерело, и везде тянулись длинные, зелёные тени. Но среди верхушек деревьев догорал золотистый закат (Нинина квартира находилась на втором этаже). Но не красивый пейзаж интересовал женщину. Откровенно говоря, она попросту его не замечала. Она хотела там - на улице найти кого то или что то, кто бы помог бы решить её проблему. Но поскольку там никого не оказалось, собравшись с духом, она сказала себе: " А что такого?!.. Я тут переживаю, нервничаю, всё сердце сгорело... А он там, без меня... И оказывается всё так просто!.. И надо всего то поехать (полететь) и разобраться в отношениях?!"
Подсознательно понимая, что она втягивается во что то зыбкое, неподобающее, Нина ещё немного помедлила, ещё раз громко вздохнула, и поскольку другого выхода не имелось, решилась:
- Действительно, - заулыбалась она. - Поеду, и он у меня ещё попляшет, попросит прощения...
В голове закрутились различные сценарии мести... (и это в той голове, которая недавно мучилась, страдала, плакала). Но, в конце концов, помучив его, она обязательно, обязательно сделает жест доброй воли и... простит его. "Надо же уметь прощать, быть милосердной, как учит нас... совесть!" - говорила она себе.
Такси не заставило себя долго ждать - зелёный огонёк замигал в темноте. Расцеловав подругу за поддержку, захлопывая дверь автомобиля, и имея на руках лишь небольшую сумочку с документами и деньгами, Синицына говорила Тае:
- Спасибо за всё!.. Не забудь завтра наболтать что нибудь начальнику лаборатории. Ври, он обязательно поверит!
- Ладно! - провожало её эхо, отражаясь от соседних домов.
О боже!.. что любовь делает с нами.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Может быть, кому нибудь из читателей покажется, что Нина Синицына была блондинкой,... и ошибётся. Нина имела густые, чёрные волосы до плеч, и считала себя, и вполне по праву, совершенно серьёзным человеком. Круглолицая, красавицей её не назовёшь, но обаятельность и миловидность у неё не отнять. Поэтому поток воздыхателей и кавалеров в девичестве у неё не пересыхал. И она считала, что выходить замуж нужно раз и навсегда (так считают все девушки). Но так случилось, попался муж - любитель груш, подающий большие надежды во многих областях, но так нигде и не состоявшийся. Ведь, везде нужно "пахать"!..
Но развелась она с ним по другому поводу - из за его многочисленных измен. Тот откровенно в досаде разводил руки: "Ну что поделаешь, если я люблю женщин?!" - говорил он. Аргумент бесспорный!.. Надо же конец, - если он имеется, - куда то пристраивать.
От распавшегося брака имелся двенадцатилетний сын Иван. Он проживал с матерью. Но с бывшей роднёй Нина сумела сохранить хорошие отношения (вообще, Нина была умницей), и в летнее время она без страха отпускала его к свекрови на дачу. Во первых, ребёнок под присмотром, обут, одет, накормлен. Во вторых, дача находилась в лесном бору, можно собирать грибы, ягоды, есть озеро - можно купаться. И в третьих, нужно же ребёнку общаться со своим отцом, чувствовать, так сказать, "мужское влияние". А то... И в четвёртых, надо же и самой отдыхать. Именно поэтому Нина Синицына позволяла себе летом вольности.
Когда такси доставило её в Домодедово, аэропорт встретил её громким многоголосым, людским жужжанием. Она думала: "Ночное время - все спят!" Реальность оказалось совсем другой.
Это был период, когда Советский Союз распался, и на его периферии заполыхали войны. Аэропорт заполнили беженцы. И чтоб пройти по его большим просторам, нужно очень постараться. Тёмные люди с большими баулами, сумками, чемоданами, рюкзаками сидели везде; они сидели на скамейках, они заполнили все залы ожидания, они сидели в проходах, и среди них сновали многочисленные дети. У билетных касс не протолкнуться. Походив среди многочисленных очередей, пристраиваясь то в один "хвост", то в другой, всматриваясь в тёмные лица людей, Нина пыталась понять, что они тут делают. Но выясняла только одно: на сегодня на ближайшие рейсы на юг билетов нет, и, похоже, не будет и завтра!
Надежда сменилась разочарованием: хотелось всё бросить и поехать обратно домой, в свою уютную квартирку, где нет этого огромного, громкого безумства людей, хаоса и недовольства, где нет грязи, где нет горячего запаха пота, хотелось уехать туда, где всё понятно, привычно и удобно. Но маленькая искорка любви теплилась в груди, и не дала успокоиться. "Нет, - сказала себе Синицына, - я ещё поборюсь!" - и пошла искать место, где можно провести остаток ночи. Нужно набраться сил на завтрашний день, и снова в бой.
Но обходя многочисленные залы ожидания, она везде видела одну и ту же картину: лавочки для сидения заполнены спящими в различных позах людьми. Мало того, многие люди, потеряв надежду присесть и вытянуть уставшие ноги, устраивали себе ночлег прямо у стен. Они расстилали картонки (кто что мог) на пол, клали для мягкости и удобства на них свои одежды, сумку под голову и спали. И таких людей оказалось так много, что даже свободных стен, где они не мешали бы проходу, оказалось мало. Казалось, весь аэропорт спал; он забылся тяжёлым сном, чтоб завтра снова возобновилась нелепая жизнь. И ходя по его огромным пространствам, Нине казалось, что она попала в какой то сюрреалистический мир, который вот вот должен закончиться, испариться. Но сон так и не кончался, и она вынуждена бродить по залам дальше.
Наконец, она нашла небольшое, не занятое пространство около стены, к тому же с постеленной картонкой. Оглядевшись по сторонам, и не найдя хозяев, она решила остановиться здесь. Положив лёгкую курточку, которую она захватила с собой, на картонку, она тоже заснула тяжёлым сном.
Утром оказалось, что место, где она расположилась, находилось около туалета, и она была очень благодарна тем людям, которые ходя в отхожее место, проходя мимо, не задевали её и дали возможность хоть немного отдохнуть. "Мне сорок лет! - думала она, растирая затёкшие ноги. - У людей горе, нужда заставила покинуть их родной дом... А я что делаю здесь?.. К кому, и зачем я лечу?.. Гонюсь за призрачным счастьем?.. Пора, уж, давно остепениться!" Но непокорная жажда любви требовала своего, и она, как настоящий воин, пошла на новый штурм.
У касс то же самое, что и вчера: билетов в Анапу нет!
Улетели все утренние рейсы. За ними покинули воздушную гавань и дополнительные. Нина ждала. И на один из дневных рейсов, каким то чудом в кассе ей выдали даже не билет, а посадочный талон - возможность сесть на один из самолётов, если там окажется свободное место. Обрадованная, пройдя досмотр, она уже видела себя в кресле самолёта, рассматривающую в иллюминатор белые облака. Но выйдя из здания аэропорта, и подойдя к трапу самолёта, оказалось, что таких "счастливчиков", оплативших стоимость пролёта, и имеющих на руках призрачные талоны, так много, что когда посадка в самолёт окончилась, обслуживающему персоналу аэропорта пришлось их сдерживать силой и поставить для них специальный, из алюминиевых ограждений кордон.
Работая всем телом, руками и ногами, Синицына оказалась в первом ряду у выстроившихся в ряд женщин в синей униформе. И оттуда, снизу вверх смотрела на такой близкий и, в тоже время, такой далёкий самолёт. Понимая, что шансы улететь убывают с каждой минутой, что нужно что то делать, предпринять, иначе и этот самолёт улетит без неё, Нина пошла на хитрость.
В проходе, в котором пропускали пассажиров с билетами, стояла крупная, в тёмно синей униформе женщина. Она своей грудью, как прочной дверью, закрывала проход и сдерживала натиск. Неприветливая и строгая, она казалась образцом твёрдости и неприступности. Нина стояла около неё. Жизненный опыт подсказывал: нужно расположить к себе женщину, сказать что то приятное, доброе, и тогда даже любая крепость может пасть. И она заговорила.
- Трудная и вас работа! - посочувствовала она.
Женщина даже не повернула голову в её сторону.
- Никаких нервов от такой работы не хватит, - продолжила Синицына.
На этот раз женщина повернула своё крупное лицо, выражение её лица говорило: "Это кто тут мяукает?!" - и ничего не ответила.
Пауза.
- И, наверное, за такую сложную работу мало платят, - продолжала своё Синицына.
Разговор о деньгах "зацепил" оплот неприступности и твёрдости, задел за больное, так сказать, "живое".
Действительно, никто не ценил работниц аэропорта, все считали их работу простой и даже примитивной. Но уже много месяцев, когда разгорелись войны, после краха Советского Союза, их работа представляла собой ад. И первый раз в этой, продолжавшейся уже много дней, давке появилась искорка расположения к ним. И крупная женщина ответила:
- Да, за такую работу платят копейки!
Видя, что женщина "клюнула", и контакт состоялся, обрадованная, но внешне никак не выказывая этого, Нина продолжила подбрасывать дров.
- Ведь, раньше такого не происходило. Раз обстоятельства изменились, работы стало больше, значит, и платить нужно больше!
- Согласна с тобой, - ответила женщина. - Стало намного труднее управлять пассажиропотоком. Какой уже месяц воюем, целую смену приходиться стоять на ногах. Нас никто не слушает, все пытаются без разрешения сесть на борт. В прошлую смену нас даже оштрафовали: мужик проник на самолёт без разрешения, так чтоб его вывести, пришлось вызывать милицию.
В это время сзади послышался громкий голос. Опоздавший пассажир - мужчина средних лет пытался пробиться сквозь толпу. Он поднял высоко к небу кулак, и в нём, как красный флаг, развевался билет на самолёт. Все с завистью смотрели на него.
- Пропустите, пропустите, - громко говорил опоздавший.
- Вот! - сказал он, когда оказался около крупной женщины, и протянул заветную бумажку с паспортом.
Та долго и внимательно изучала содержимое.
- Проходите, - наконец, сказала она.
И довольный мужчина почти вприпрыжку начал подниматься по трапу.
Наверху его встретила стюардесса. Она ещё раз посмотрела в паспорт, сверила его с билетом, пропустила пассажира внутрь корабля, и затем незаметным движением показала крупной женщине один палец. Как оказалось та женщина, с которой разговаривала Нина, являлась ответственной за посадку, и палец стюардессы означал, что есть свободное место и можно пропустить одного человека. Та повернулась опять к напирающей на неё толпе и строго сказала Синицыной:
- Проходите!
Вне себя от счастья, Нина юркнула в открывшийся проход между двумя работницами аэропорта, который тут же вновь был закрыт большой грудью.
Не успела она войти в самолёт, как двигатели громко загудели и начали набирать обороты. Самолёт тронулся с места. Стюардесса вежливо вела пассажирку.
- Пожалуйста, сюда, - сказала она и показала на свободное место.
"Есть в жизни счастье!" - говорила себе жрица любви, садясь в мягкое, но не очень комфортное кресло. Но это казалось такой мелочью, по сравнению с тем, что ей пришлось преодолеть. Ей казалось, что вся грязь, пот, недоразумения и сомнения, которые преследовали в последнее время, остались позади, и впереди её ожидает только хорошее.
Самолёт прибыл по расписанию.
Но раскалённое солнце, преодолев экватор, опускалось к горизонту, а добираться до Дивноморска, где находилась база отдыха ядерного центра, ещё далеко. Но ей опять повезло: она успела сесть на последний автобус, уходящий в Геленджик. И сидя на заднем сидении в группе с незнакомыми, тёмного цвета мужчинами она не испытывала дискомфорта, её это даже веселило, ведь, автобус вёз её к любимому. В Геленджике на вокзале она села на последний автобус, уходящий в Дивноморск. И вскоре она шла по небольшой асфальтовой дороге, ведущей в лагерь.
Ещё сходя с трапа самолёта в Анапе, она почувствовала солёный запах моря. Но здесь - на дороге, проходящей вдоль пансионатов, он чувствовался особенно явственно. Всё, всё здесь было знакомо до боли!.. сколько раз она ходила здесь в прошлые приезды. Всё напоминало о счастье: и слева, расположенные, утопающие в зелени базы отдыха, и справа уходящие за горизонт стройные ряды виноградника. От этих видений хотелось петь и танцевать, хотелось снять с себя босоножки и кружиться в танце, как в детстве.
И в самом хорошем расположении духа она вошла в ворота лагеря, и вскоре разговаривала с Зиной. Та очень удивилась неожиданному приезду Нины, но быстро сообразила, в чём дело, и тут же предложила свою комнату для ночлега. Напомню, Зина являлась подругой Синицыной, они работали в одной лаборатории. На данный момент Зина являлась официанткой столовой лагеря, с ней находился её маленький сын.
- Где располагаются двое человек, там могут расположиться и трое, - сказала она, и они пошли к небольшому, деревянному зданию, где жила обслуга.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Следующий день выдался, как нельзя, лучше. Ясное утро озарило Землю, оно наполнило её чистотой, спокойствием и негой. Украшение юга - синее, уходящее за горизонт море медленно несло свои волны, и они, не смешиваясь с илом, прозрачные, разбивались о берег, предлагали войти в них и насладиться свежестью.
Десять часов утра.
С синим полотенцем на плече Нина Синицына стояла на высоком берегу. Одетая в яркое красно жёлтое бикини, которое выгодно оттеняло её хоть и небольшую, но стройную фигуру, она заметно отличалась среди отдыхающих. Ура!.. Та встреча, ради которой, она преодолела сотни километров, вот вот должна состояться.
Перед ней лежал пирс, на котором, на деревянных лежаках загорали отдыхающие. И она высматривала того, ради которого она и оказалась здесь. Знакомую фигуру она увидела в самом конце.
Надо сказать, пирс лагеря являлся своего рода местной достопримечательностью. Из многочисленных пансионатов, лежащих на побережье, только ядерный центр мог позволить себе такое дорогостоящее сооружение. Сделанный из крупных стальных балок, он, как клин, уходил далеко в море, и с него было удобно обозревать как само море, так и его окрестности. Берег состоял из крупной гальки и камней. Отдыхающие других лагерей вынуждены были, боясь поскользнуться и сломать ногу, балансируя, осторожно входить в воду. Тогда как отдыхающие ядерного центра по специальным, удобным лестницам опускались в воду прямо с пирса.
Нина лёгкой, ничего не значащей походкой шла по деревянному, решётчатому настилу, стараясь не замечать внимательно изучающих её глаз. Те - особенно мужские глаза оглядывали новенькую, не понимая, откуда взялась такая красотка, тем более, среди смены. В самом конце пирса Нина заметила не занятый лежак, подошла к нему, положила на него своё синее полотенце. И опять, ничего не значащей походкой пошла мимо лежака Вадима Такменёва.
Крупная фигура учёного сидела на лежаке. Вадим мутным взглядом смотрел вдаль - в море, как будто он хотел там, вдалеке найти то спокойствие, которое не находил в душе. Откровенно говоря, всё время, которое он находился в лагере, не радовало его. Что с ним твориться?.. он не понимал. И если бы не сын, которому нужен отдых перед началом учебного года, он давно бы собрал вещи и уехал домой. Но отец терпел своё положение.
Такменёв-старший повернул голову в сторону сына. Тот лежал на соседнем лежаке и с увлечением читал математические задачи, делился возможными решениями их. И тут Вадим увидел проходящую мимо Нину.
- Привет! - сказала та и дружески махнула рукой. И... пошла к рядом прикрепленной к пирсу лестнице, опустилась в воду и поплыла.
Долгожданная встреча состоялась!..
Нина барахталась среди волн. Она понимала, какое впечатление произвела на возлюбленного. От того, что он сейчас мучается и находиться в смятении (в этом она не сомневалась), ей было радостно, и она барахталась среди не высоких волн, как ребёнок.
Нина далеко уплыла в море.
Синицына была права.
Ещё вчера, гуляя с сыном вечером по территории пансионата, среди аллей акаций Вадим заметил знакомую фигуру. Он остолбенел и остановился. Но знакомая фигура, как появилась, так и быстро растворилась среди темноты. Вадим продолжал стоять.
Видя отца в таком состоянии, сын удивился.
- Что с тобой па? - спросил тот.
- Ничего ничего! - ответил отец, и они продолжили движение.
Если сказать, что Вадим получил шок от увиденного, значит, ничего не сказать. Он с сыном, как и прежде, продолжая гулять по аллеям, разговаривали о математике, о путях решения задач, но мыслями он уже находился далеко.
"Нина?! - невольно думал он. - Не может быть!.. Как она здесь?.. Неужели мне почудилось?!.. - появилась новая мысль. - Этого просто не может быть! - повторился он. - Тогда получается, что я больной,... у меня видения?!.. Дожил, - с горечью продолжал размышлять он. - И психушка мне дом родной!"
Сын, видя, что настроение отца изменилось и его совсем не занимают мировые проблемы, о которых они только что говорили, тоже замолчал. Они шли рядом не разговаривая.
Перед сном Такменёв-старший пожелал "спокойной ночи" сыну, и, ложась в свою кровать, сказал себе: "Надеюсь, это больше не повториться!"
И, вот, сегодня при свете яркого дня Нина легко, приветственно махнула рукой, и... как и вчера... скрылась, на этот раз... в море.
У Вадима отнялись ноги. Не вставая с лежака, он поболтал ими, затем сделал над собой усилие, поднялся и подошёл к перилам пирса. Там - далеко в море небольшая точка всё дальше и дальше уплывала к горизонту, и вскоре растаяла в искристом пространстве.
В отличие от возлюбленной Такменёв не любил и не умел плавать. Он не поплыл за ней... К тому же, он всё никак не мог решить, была ли Нина настоящей, или его посетило видение. Так и не решив эту не математическую задачку, он снова вернулся к сыну.
Вечером, перед двухэтажной, покрытой белой штукатуркой столовой, на небольшой, открытой площадке, замощённой большими плитками, администрация, чтоб встряхнуть отдыхающих, решила устроить танцы. На балконе второго этажа установили аппаратуру, и через динамики громкий, весёлый голос дисжокея зазывал посетить праздник. Отдыхающие шли неохотно. Они степенно рассаживались на скамейки, стоящие вокруг площадки, и наблюдали происходящее.
Когда совсем стемнело, попив кефир и поев фрукты, посетить праздник решили и математики. Спускаясь по дорожке с горки, ещё не успев подойти к яркой освещённой площадке, издалека, отец Такменёв среди сидящих на скамейках вновь заметил Синицыну. "Глюки, опять глюки!" - невольно вырвалось у него. Но подходя всё ближе и ближе, он видел, что знакомый образ как сидел на лавочке, так и продолжал сидеть, и не собирался на этот раз никуда исчезать. Поняв окончательно, что видение материализовалось, и что на скамейке сидит и разговаривает с подругами именно Нина, а не её фантом, ему вдруг неожиданно захотелось не броситься в её объятия, а перекреститься и радостно закричать. И хотя он был, как и все учёные, атеистом, он, размахивая руками в разные стороны, поворачиваясь вокруг своей оси, неожиданно для себя пустился в пляс, напоминающий что то среднее между твистом и танцем племени Ко ко ко. Он громко пел: "Слава богу!.. Я не больной,... я нормальный,... я здоров и мне не нужно лечиться!.." Вместе с ним - с танцем из него выходило то негативное, что так долго мучало его.
О, женщины!.. до чего вы доводите нас - серьёзных мужчин.
Сын смотрел на отца. На этот раз в его голове зашевелились мысли о неадекватности родителя. Но тот, напевшись и натанцевавшись, взял под руку сына, и они смело зашагали вперёд.
И уже в самом хорошем расположении духа Вадим пригласил Нину на медленный танец. И хотя на площадке кружилась только одна пара, и все окружающие смотрели на них, им не было никакого дела до такого положения. Они были вместе, и этого было достаточно.
Обнимая милую фигуру, крепкий мужчина шептал благодарные слова женщине: "Спасибо, что прилетела!.. Я так скучал,... я так мучился,... мне так хотелось видеть тебя!" От этих слов у Нины кружилась голова, и всё казалось нереальным... И в засыхающую грудь увядающей лозы вливались новые силы. Она воскресала!..
Женщина в ответ рассказывала свои, известные читателю, злоключения.
И уже ночью, когда Такменёв-младший лежал в кровати и видел яркие, только ему понятные, математические сны, они гуляли по берегу моря.
Перед ними открылась невообразимая красота и покой Вселенной. Высоко вверху туманности и галактики, невидимые днём, говорили между собой. Мерцающая, лунная дорожка, плывущая от самого горизонта, предлагала, войти в это необъятное пространство. На ней - на этой дорожке веселились и пели ангелы, их видеть и слышать могли только влюблённые.
Мужчина и женщина шли вдоль берега.
Что их ожидает в будущем?.. никто не знал. Но сейчас - в данную минуту, её рука лежала в его руке!..