Плач по Игнасио Санчес Мехиасу

Федерико Гарсия Лорка

Удар Рогом и Смерть

В пять часов пополудни.

Било пять часов пополудни

Бледный ребенок и саван белый

В пять часов пополудни

В белой корзине известь поспела

В пять часов пополудни

Смерть кругом, ничего кроме смерти

В пять часов пополудни

Облаком белым несется ветер

В пять часов пополудни

Кислый кристалл разбросал свои сети

В пять часов пополудни

Коррида голубки и леопарда

В пять часов пополудни

В открытом бедре рог одинокий

В пять часов пополудни

Звон раздавался снова и снова

В пять часов пополудни

Ядовитый звон - дым мышьяковый

В пять часов пополудни

В углах молчанье толпы клубилось

В пять часов пополудни

Только бык - отважное сердце!

В пять часов пополудни

Снежный пот над ареной сгустился

В пять часов пополудни

Желтый песок пропитался йодом

В пять часов пополудни

И тогда смерть снесла в ране личинки

В пять часов пополудни

Ровно в пять часов пополудни

Нарядный гроб уже стал постелью

В пять часов пополудни

Костлявые флейты с похоронной трелью

В пять часов пополудни

И стонет бык в предсмертном тумане

В пять часов пополудни

Агония - радугой на белых стенах

В пять часов пополудни

Издалека уже спешит гангрена

В пять часов пополудни

На тонких стеблях больные ирисы

В пять часов пополудни.

Горячие раны - жгучее солнце

В пять часов пополудни

Слепая толпа в окна врывалась

В пять часов пополудни

В пять часов пополудни

Ай как страшно в пять часов пополудни!

Било пять на всех циферблатах!

Било пять черных часов пополудни!

Разлитая Кровь

Не хочу, не хочу ее видеть!

Где луна, где луна? пусть приходит!

Пусть скроет от меня кровь Игнасио

Кровь Игнасио на песке

Не хочу, не хочу ее видеть!

Луна хищным оскалом,

Тихие лунные кони,

Серая сонная площадь.

И ряды - плакучие ивы.

Не хочу, не хочу ее видеть

Освежите холодным жасмином

Моей памяти страшный ожог.

Расскажите белым жасминам!

Не хочу, не хочу ее видеть!

Длинный грустный язык

Коровы старого мира

Слизывал алую кровь

Разлитую на песке,

И два быка из Гисандо,

Полусмерть и полукамень,

Как два усталых столетья

Кровавый песок топтали.

Нет.

Не хочу ее видеть!

Игнасио поднимался

С тяжелым крестом своей смерти.

Пытался найти рассвет,

И не было больше рассвета

Пытался увидеть свой профиль,

Но сон глаза застилает,

Находит разверстую кровь

На месте прекрасного тела.

Нет, не зовите меня!

Слабеющую струю

Я чувствовать не хочу.

Пусть она освещает

Каменные сиденья,

Пусть льется на шелк и бархат

Зрителей, жаждущих крови.

Кто там кричит, чтоб я вышел?

Нет, не зовите меня!

С открытыми встретил глазами

Он страшных рогов удар.

Только злые старухи

От долгого сна пробудились.

Небесные ганадерии

Наполнились тайным криком

Невидимых пастухов,

И рога в бледном тумане.

Не было принца в Севилье,

Что с Игнасио мог бы сравниться,

С такой же шпагой могучей,

С таким же искренним сердцем.

Чудесная сила его

Лилась, как львиная речка.

Острым резцом был очерчен

Мрамор благоразумья.

Нимб андалусского Рима

Над головой золотился,

И смех его разливался

по туберозовым рощам.

На арене - великий тореро!

В горах - настоящий горец!

Как нежен он был с колосками!

Как жесток со шпорами был он!

Как ласков он был с росою!

На ферии великолепен!

Неподражаем с последней

Сумеречной бандерильей!

Но сон его бесконечен.

Мох и трава лесная

Пальцем привычным вскрывают

Черепа хрупкий цветок.

И кровь его распевает

В андалусских низинах,

Скользя по рогам ледяным,

Бездушно колеблясь в туманах,

Спотыкаясь сотней копыт,

Как темный печальный язык,

агонию лижет, и рядом -

Звездный Гуадалкивир

О белые стены Испании!

О черный бык тоски!

О жесткая кровь Игнасио!

О соловей его вен!

Нет.

Не хочу ее видеть!

Нет сосуда, что вместить ее мог бы,

Ни ласточек, что выпить способны,

Ни инея - охладить,

Нет ни песни, ни реки, ни белых лилий,

Ни кристалла, что ее засеребрит.

Нет.

Не хочу ее видеть!

Выставленное Тело

У камня, где сны рыдают, нету речных потоков,

Ни ледяных кипарисов. Камень - это лишь плечи,

На которых вздымают время, украшенное слезами,

Время в лентах и планетах.

Я видел, как серым дождем время сливалось с волною,

Закрываясь от камня израненными руками,

Чтобы спастись от того, кто растворяет жертвы

Каменными зубами, без пролития крови.

Семя и тьму принимает каменный зев без разбору,

Жаворонков дробит и темных волков скелеты,

Но не дает ни кристаллов, ни света, ни звука, ни песен,

Лишь бесконечные площади, а за ними другие, без стен.

Игнасио благородный покоится уж под камнем.

Все кончено. Посмотрите в последний раз на тореро:

Смерть его тело покрыла бледной туманною серой,

И лицо его заменила гримасою Минотавра.

Все кончено. Дождь проникает в бессильно открытые губы.

Ветер безумный ранит покрытую саваном грудь.

И снежной слезою умытый, погреться Амур улетает

В забытых тайных вершинах небесных ганадерий.

Молчите. Смрадная смерть словам отдохнуть позволяет.

И тело, что перед нами, на наших глазах исчезает,

Исчезает выбитый профиль, что когда-то был соловьями,

А теперь наполняется бездной, дырою в бездушных слезах.

Кто поднимает саван? Не лгите, прошу вас, не лгите!

Здесь не место для песен и непонятен плач

Здесь шпагою не потрясают и змей не пугают шпорой,

Я видеть хочу лишь молчанье пред этим телом безмолвным,

Перед прекрасным телом, что в смерти не знает покоя

Я видеть хочу у гроба суровых мужчин андалусских,

С голосом солнца, ветра и несокрушимого камня

Мужчины, которые знают жестокую песню смерти,

Перед которыми склоняются реки и жеребцы.

Здесь я хочу их видеть. У гроба, у мертвого камня,

С разорванными уздами,

Я хочу, чтоб ему показали

Выход из собственной смерти.

Научите меня этой песне

Реки под нежным туманом,

И как избежать, научите, как не слышать хрипенья

Двух могучих быков

Пусть растворится Игнасио в площади лунной и круглой,

Где девочка тихо рыдает, и бык стоит неподвижно

Пусть его поглотит беззвучная рыбья песня

И клубы застывшего дыма, поросшие белым бурьяном.

Нет, прошу вас, не закрывайте лицо его белым платком расставанья

Пусть он привыкнет, как прежде, носить свою смерть.

Прощай, Игнасио. Не слушай горячее бычье дыханье.

Спи, лети, отдыхай. И море когда-то должно умереть!

Отсутствующая Душа

Тебя не узнать ни быку, ни дереву,

Ни ребенку. Ни вечер тебя не знает,

Ни в патио муравьи,

Потому что ты умер навечно.

Тебя не знает ни небо, ни каменные хребты

И память твоя немая

больше тебя не знает,

Потому что ты умер навечно.

Осень вернется снова

И грозди ее нальются

Но никто в твои глаза смотреть не станет

Потому что ты умер навечно.

Потому что ты умер навечно,

Как все на Земле умирают

Как все смерти, что забывают

В груде мертвых собак

Никто тебя не узнает. Нет. Но я те6я петь продолжаю.

Твой профиль и элегантность я продолжаю петь

Твой голод настойчивый к смерти я вновь и вновь воспеваю,

И грусть твоего веселья я не могу забыть.

Равный ему Андалусец с ясной и дерзкой душою

Может вовек не родится, пусть даже через века.

Я пою эту песню рыдая, и легкий оливковый ветер

Несется по рощам пустынным сквозь невидящие глаза.

Клебанова Виктория Леонидовна : другие произведения.