Вольные фантазии автора по поводу "революции княгини Ольги" и загадочного исчезновения после 945 г. практически всей киевской княжеской семьи, за исключением вдовы и сына Игоря Старого.
Город умирал. В реве пламени, треске оседающих стропил, клубах густого черного дыма и несмолкаемом многоголосом человеческом вое. Лишь на противоположном высоком берегу реки, у которой и притулился гибнущий город, царила жуткая, противоестественная тишина. Не смотря на полдюжины длинных, установленных на сколоченные из свежеструганных брусьев козлы, столов, что ломились от яств, и за которыми буквально негде было яблоку упасть - настолько плотно вдоль них теснились многочисленные гости. Молчаливые и неподвижные.
- Ну что же вы, гости дорогие, - негромко вопрошала молодая красивая женщина, восседавшая в резном кресле, что венчало самый длинный и богато украшенный из пиршественных столов. - Что же вы не ничего кушаете, не пьете? - продолжала она, задумчиво крутя в руках неглубокую белую чашу, на дне которой расплавленным рубином плескалось вино. - Али угощение мое вам не по нраву? Аль не угодила чем хозяюшка?
Женщина пригубила терпкого вина и, окинув взглядом недвижно застывших на скамьях гостей, рывком поднялась из кресла. Отставила прочь опустевшую чашу, оказавшуюся вдруг оправленной в золото верхушкой человеческого черепа, и неспешно двинулась меж столов. Поочередно касаясь то одного, то другого из пирующих, заглядывая им через плечо, взъерошивая кудри молодых и поправляя драгоценные гривны на выях у зрелых мужей. И говоря, говоря с ними, ни на мгновение не смолкая.
- Ах, Иворушка свет Гудович, отчего ты не прикоснешься к оленине? Не захворал ли, часом, животом? А ты, Тилен Войкович, не осушишь во здравие мое чашу медовухи? Дядька Стемид, отведай пирогов с черникой. Сама собирала! Добронег Рогович, не побрезгуй капусткой квашеной. Из собственного погребка в Вышгороде привезла! Помнила, какой ты до нее охотник...
И лишь тишина да отголоски агонии обращающегося в пепел города служили ей ответом. Никто из застывших за столами вповалку в нелепых позах гостей не проронил ни слова. Но хозяюшку это нимало не смущало, она продолжала свой безумный монолог, для каждого находя ласковое словцо.
Наконец, она остановилась у последнего из пирующих на противоположном конце большого стола. Молодого крепкого мужчины с отливающими бронзой волосами. Обняла его упавшую на широкую грудь голову, прижала ее к себе.
- Князюшка Ма-а-ал, - протянула женщина, запуская унизанные перстнями пальцы в непокорные кудри, - Межамир Амал сын Велемирович, что ж ты голову повесил, сокол мой ясный? Уж не ты ли сватал меня, вдовую? Не ты ли звал меня на свой двор, прочил место любимой жены? Так вот же я, пред тобою! - Запрокинула голову мужчины назад, заключая его лицо в свои ладони. - Только руку протяни, - зашептали губы женщины, склоняясь все ниже и ниже. - Только слово скажи. - Замерла. Губы дрогнули, медленно складываясь в холодную, жесткую усмешку. - Что же ты? Молчишь? Молчишь, сокол...
Она разжала ладони, позволяя обмякшему телу мешком осесть наземь. Посмотрела на свои покрытые алым руки и медленно подняла взгляд на веером расходящиеся во все стороны пиршественные столы. На ряды и ряды застывших вдоль них мертвых гостей.
- Все вы молчите, - процедила она сквозь зубы. - Теперь молчите. Но вы ведь сами звали меня на тризну по моему мужу! Пеняли мне, что я не хочу отдать ему положенные почести. Грозили приволочь за волосы, как последнюю девку, - криво усмехнулась она. И тут же развела руками: - А теперь молчите? Ах да! - с деланным удивлением хлопнула себя по лбу. - Вы же хотели увидеть, как я взойду на костер вслед за мужем. Хотели, чтоб я, следуя обычаю, возлегла по очереди с именитыми мужами, что пришли проводить моего супруга в последний путь. Чтобы старая мерзкая карга затянула на моей шее черную удавку и по капле выдавила из меня жизнь. После чего вы швырнули бы меня, как собаку, к ногам мертвого мужа и предали огню. - Она с горькой улыбкой покачала головой. - Вы, убийцы моего мужа, хотели насладиться еще и моим телом, моими муками, моей смертью. - В ее глазах сверкнула сталь. - А затем избавиться и от моего сына!
Женщина резко обернулась и шагнула к подножию высокой, сложенной из сотен сосновых поленьев, пирамиде, увенчанной небольшой затянутой алой парчою ладьей с закрытой домовиной внутри. Тут, на окружающих подножие пирамиды вязанках хвороста, тщетно билась в путах девушка - единственная, помимо хозяйки, живая душа на этой жуткой тризне.
- Ну здравствуй, Сфандра, - поприветствовала пленницу. - Прости, ты хочешь что-то сказать? - склонила голову на бок, будто вслушиваясь в еле различимое через кляп мычание несчастной. - Да, я понимаю. Ты совсем не так представляла себе эту нашу встречу. Ведь это я должна была быть сейчас на твоем месте. А ты - взирать на меня из-за стола, с чашей вина в руках, песней провожая брата в светлый Ирий. Но знаешь, - на мгновение задумалась, - не выйдет. Не выйдет, Сфандра, - решительно покачала женщина головой. - Я не позволю вам убить меня вместе с моим мужем. И плевать на обычаи предков! Я не оставлю сына наедине с вашей волчьей сворой. Не позволю тебе и твоему муженьку Улебу перегрызть ему горло, освобождая путь к княжескому столу для своего щенка Володислава...
Стук копыт и лошадиное ржание заставили ее смолкнуть и обернуться навстречу незваному гостю.
Резко осадивший коня всадник шальным взглядом окинул открывшееся ему зрелище, сглотнул и, найдя глазами фигурку княгини, торопливо сообщил:
- Госпожа, воевода Асмунд передает - Коростень пал, старейшины молят о пощаде. Какова будет ваша воля?
- Передай моему брату, - откликнулась женщина, - я скоро буду. Мне осталась здесь лишь самая малость.
Гонец кивнул, еще раз обвел взглядом пир мертвецов и вонзил пятки в бока коня. Княгиня расхохоталась ему вослед и вновь повернулась к связанной девушке. Выдернула один из двенадцати факелов, полукругом вонзенных в землю напротив пирамиды с погребальной ладьей, подняла его над головой, с улыбкой наблюдая, как пленница завороженно следит за ним расширившимися от ужаса глазами.
- И все-таки я тоже чту заветы предков, Сфандра, - улыбнулась женщина. - Я не позволю моему мужу отправиться в Ирий без верной ему женщины. Но коли уж меня на этом свете еще держат неотложные дела, похоже, именно тебе придется последовать за ним. Ты уж позаботься там о нашем Игоре, хорошо? А я здесь позабочусь о твоем сыне. - Ее глаза опасно сузились. - Как ты собиралась позаботиться о своем племяннике, моем Святославе...
Факел, кувыркаясь, полетел в обильно политые маслом дрова. Истошно взвыла сквозь кляп связанная, а в следующий миг столб пламени с гудением рванулся вверх, навстречу низко нависшим облакам. И из яростных сполохов огня, не оглядываясь, шагнула вперед будто бы даже разом выросшая фигура грозной княгини. Княгини киевской. Княгини Ольги.
В год 6453. <...> И послала к древлянам со словами: 'Вот уже иду к вам, приготовьте меды многие в городе, где убили мужа моего, да поплачусь на могиле его и сотворю тризну по своем муже'. Они же, услышав об этом, свезли множество меда. Ольга же, взяв с собою небольшую дружину, отправилась налегке, пришла к могиле своего мужа и оплакала его. И повелела людям насыпать высокий холм могильный и, когда насыпали, приказала совершать тризну. После того сели древляне пить, и приказала Ольга отрокам своим прислуживать им. И сказали древляне Ольге: 'Где другие мужи наши, которых послали за тобой?' Она же ответила: 'Идут за мною с дружиною мужа моего'. И когда опьянели древляне, велела отрокам своим пить в их честь, а сама отошла недалеко, а потом приказала отрокам рубить древлян, и иссекли их пять тысяч.
![Княгиня Ольга []](/img/k/klenarzh_d/02trizna/olxga.jpg)