"В лето 6473. Пошел Святослав на хазар. Услышав же, хазары вышли навстречу во главе со своим князем Каганом и сошлись биться, и в войне с ними одолел Святослав хазар и город их Белую Вежу взял". Повесть временных лет, год 965-й.
Под стенами Саркела умирала Хазария. Рухнула и была втоптана в пыль сверкавшая на солнце, будто россыпь дирхемов, стена щитов ал-арсиев. Рассеяна по выжженой летним зноем степи конница кара-хазар. Трусливо бежали, нахлестывая аргамаков, предавшие в отчаянный час гузы. Пошатнулся, накренился и медленно пошел вниз, опрокидываясь под копыта испуганно мечущихся коней, штандарт великого кагана - высокий, увенчанный золотым диском с изображением солнца, девятихвостый бунчук. И последний удар закованного в сталь кулака гридей великого князя киевского оставил от отряда телохранителей степного владыки лишь жалкие брызги, веером разлетевшиеся во все стороны. Спасающие уже только свои собственные жалкие жизни.
- Ха-ха! Ползи, червяк, ползи! - смеялся бек-хан Товлыз, указывая плеткой на только что свалившегося с седла и теперь беспомощно барахтающегося на земле человека в тяжелой синей мантии и сбившемся набок шлеме с высоким плюмажем из диковинных перьев. - Посмотри, брат, - печенег повернулся к следовавшему рядом с ним, стремя к стремени, князю Святославу, - и это ничтожество сегодня утром грозилось обратить нас в прах?
- Жалкое подобие мужчины, - скривил тонкие губы рус, провел ладонью по усам и бросил на побратима быстрый взгляд голубых глаз: - Что будем с ним делать?
- Мне, оставь его мне, брат! - горячо вскинулся бек-хан. - Недостойного сына Тенгри должна покарать рука степного батыра! Не сабанчи!
- Добро, - кивнул князь. - Только смотри, - усмехнулся вдруг, - как бы червяк наш не уполз по шумок в норку.
- Ай-йя! - вскрикнул Товлыз, пришпоривая коня и бросаясь вдогонку за на четвереньках торопливо уползающим куда-то в кусты хазарином. - Стой, отрыжка шакала! - Выхватил из саадака лук и, приподнявшись в стременах, пустил стрелу, пробившую волочившуюся за беглецом мантию, пришпилив ее к земле. Расхохотался, глядя, как тот безуспешно рвется вперед, пытаясь сорваться со своей привязи. - Трус! Встань с колен! Прими смерть, как мужчина!
Бек-хан соскочил с седла подле хазарина, наконец-то сумевшего избавиться от мантии и нелепо болтавшегося на полуразорванном ремешке шлема. Ударил его ногой по почкам, привлекая внимание к своим словам. Но извернувшийся на земле юлою поверженный каган лишь поспешно обвил руками колени печенежского хана, что-то жалобно лепеча и покрывая поцелуями пыльные сапоги врага. Товлыз яростно взревел и со всей силы пнул того в лицо. Подскочил и еще несколько раз ударил по ребрам. После чего сноровисто оседлал жертву сверху и, потянув из-за голенища запасную тетиву для лука, захлестнул ее вокруг шеи хазарина. С силой затянул удавку, по-звериному оскалив зубы.
Медленно подъехавший сзади к сцепившимся на земле степнякам Святослав скользнул насмешливым взглядом по темному пятну, расползающемуся на дорогих, хорасанского шелка, штанах того, кто еще совсем недавно звался Великим Каганом Великой Хазарии, Солнцем Хазар. Обогнул сбоку и, наклонившись в седле, заглянул в посиневшее лицо жертвы. Улыбнулся.
- Напрасно, - проронил он, глядя в выпученные глаза с безумно расширившимися зрачками, - ты смеялся над моим "иду на вы", о, великий. Ой, напрасно!
Но кагану было сейчас не до насмешек. Его скрюченные пальцы бессильно скользили по глубоко впившейся в кожу тетиве, раздирая в кровь собственную шею. Рот был раззявлен в бессильной попытке втянуть в себя воздух. Черный, раздувшийся язык вывалился на бок. Глаза подернулись мутной пеленой. Сопротивление жертвы становилось все более вялым, ноги уже не отчаянно взрывали землю, а беспомощно елозили по траве, протяжный хрип, доносящийся из перехваченной удавкой глотки, становился все тише и тише. Наконец, он в последний раз дернулся, вытянувшись всем телом, словно стрела, и обмяк в руках убийцы, потек, будто желе.
Бек-хан коротко глянул в небо и что-то прошептал про себя, обращаясь к неведомым силам. Вновь опустил взгляд на тело у своих ног и потянул с пояса боевой топорик. Наклонился, подцепив мертвеца за длинные волосы, и дважды коротко ударил. Святослав с высоты своего коня с улыбкою наблюдал за тем, как его побратим утирает одной рукой обильно забрызганное кровью лицо, а другой демонстрирует ему отрубленную голову хазарина, держа ее за волосы.
- Брат, - осклабился печенег, - уступи мне этот трофей! Я сниму с него кожу и натяну ее на барабан, которым играется мой младший сын. Язык и глаза скормлю своим псам. А из черепа, - он сноровисто перехватил голову так, что она легла ему в ладонь обрубком шеи кверху, - я сделаю чашу! Окую ее золотом и буду поднимать на пиру во здравие моего брата, великого кагана Урусии Святосляба!
Святослав задумчиво прищурился, потянул себя за ус.
- Голова великого кагана дорого стоит, - заметил он. - А каков будет мой трофей в этой битве? Чем я смогу похвастать дома? Если только... - его взгляд скользнул поверх печенега, туда, где грозно вздымались над степными травами белоснежные стены Саркела. - Отдай мне взамен Белую Вежу, брат.
Товлыз обернулся на видневшуюся вдали хазарскую крепость.
- Э-э-э, бери, брат! Все бери! - С довольной ухмылкой посмотрел на страшный трофей у себя в руке, заляпанными в крови пальцами повернул его так, чтобы заглянуть в мертвые глаза последнего кагана Великой Хазарии. - Тебе город, мне - чашу. Хороший обмен! - Улыбка бек-хана Товлыз Куарчи-Цур, хана племени Цур, бека рода Куарчи или просто - Кури, как называли его на Руси, стала шире. - Я чашу хочу!