Аннотация: 10-е место на конкурсе КЛФ (весна-2004). Опубликован в No.7 журнала "Реальность фантастики" за 2004 год. "Белый и Черный", Gwenn-ha-Du - имя собственное бретонского флага. ;)
Король и шут играли в шахматы. Зимний свет скупо проникал сквозь переплет окна, но они не спешили передвигать доску: оба хорошо видели в полумраке.
- Конец твоему всаднику! - Ивен захохотал, сверкая белейшими зубами и дрыгая ногами в сине-золотых чулках.
Ларрел придержал столик за угол. На губах его возникла еле заметная улыбка.
- Я знал, - торжественно произнес он и двинул башню.
Хохот прекратился, Ивен сел как подобает, поддернул пышные рукава и уставился на доску. Пальцы его вертели бубенец, и сладкозвучная горошина внутри золотого шарика тихонько звякала.
Ларрел великодушно молчал. Глядел в окно, где белый свет за прозрачными кружками стекол еще сильнее померк (видно, снег все-таки пошел). Разглаживал серебристый шелк рукава, поправлял драгоценное ожерелье, дважды провел пальцем по щеке: чисто ли выбрита. Думал он уже не об игре, а о том, что Ивен после проигрыша будет зол и, чего доброго, нанесет обиду кому не следует... А надо ли доигрывать?
Он заглянул в кубок и стукнул им о стол.
Ивен тут же поднял глаза от доски.
- Вина еще? Нет, не стоит. Пора?
Ларрел кивнул.
- Пойдем. Доиграем после.
Король встал с низенькой скамьи - мелькнуло алое в прорезях лазоревого, тускло блеснуло золотое шитье, звякнули бубенцы. Шут в серых одеждах и драгоценном ошейнике последовал за ним.
* * *
- А у вас шутов наряжают богато? Чтобы он был одет пышнее всех, не исключая своего хозяина? - Сьер Хеннан Блейз милостиво улыбнулся послу. - Забавный обычай. Что ж, наверное, это может быть смешным. Но по нашим меркам все же несколько, я бы сказал, вольно.
Кларенс, посол Эбера, почтительно смолчал. Спросили бы его, он бы назвал вольными скорее нравы исского двора. Есть ли другое место, где девицы и замужние дамы пользуются подобной свободой, а ревнивые мужья столь утеснены в правах? Где любой дворянин болтает что ему вздумается, а на исповеди и не вспоминает об этом? Где знатного человека сопровождает не только аромат благовоний, но и нежное позвякиванье золотых бубенчиков?.. Однако посол, позволяющий себе высказываться в подобном духе, не посол вовсе.
- Согласитесь, друг мой: знатному мужу приличествуют яркие одежды, громкие речи и доблесть во всем, - процитировал сьер Блейз "Наставление благородному юношеству". - А ремесло шута - доставлять хозяину и гостям доброе расположение духа. Если он будет нарядней иного из гостей, ему трудно будет исполнить свой долг, вы не находите?
- Я никогда не думал об этом. Но вы правы, сьер, и я вижу, что ваш обычай хорош.
- Разумеется, хорош. Возьмем шута моего отца: он прожил в нашем замке пятьдесят семь лет и за все эти годы...
Речь сьера Блейза прервало появление короля. Рыцарь и посол направились к креслам.
Ивен ар Нимернуа, король Иса и Арвора, также занял свое место. Кларенс видел его второй раз в жизни - первый был вчера. Молод, похож на легендарного Нимернуа, основателя династии, если верно о нем поют жонглеры. (А эти песни в Арворе чтили более, чем многие позднейшие предания. Недаром ни один из их королей не отказался от частички "ар" и не носил имени, подобающего старшему в роду, ибо Нимернуа, дескать, еще вернется.) Волосы - вороново крыло, как смоль - борода, лицо смуглое. Полюбится ли он нашей принцессе, черный ворон - серебристой горлице?.. Впрочем, Кларенс тут же сам себя одернул. Как ни быстро Ивен шел к трону, а для каждого у него нашлись благосклонный взгляд и улыбка. Вороны приветливы не бывают.
Таких, как король, среди исской знати немало: из трех десятков людей, что собрались в зале, у половины волосы не русы и не светлы, а черны, и носы что клювы - тонкие, острые, изогнутые у кончика. (Откуда они только прилетели воевать полуостров в те баснословные времена, смутно подумал посол, - не с полночной же стороны, в самом деле...) Рядом с сьером Блейзом восседал опаснейший для Кларенса человек, сьер Алан Мондрен. Седая голова, черны только брови и борода возле рта - пожилой, а нраву крутого и неугомонного. Его куда больше устроила бы война, чем свадьба. Кларенс уже знал, что юноша из числа молодых рыцарей, "друзей короля", одетый, как и Мондрен, в зеленое с синим, - его сын и наследник, Арно ар Мондрен. Тревожил посла сьер Танне Геран. Вот кого черная масть делала похожим не на ворона, а на больного мокрого грача. Ему бы радоваться, ибо все, что происходит, - к его прямой выгоде. А он нахохлился и молчит, раз за разом пропускает через кулак острую бороду и кидает вокруг злобные взгляды... Направо от трона - сутаны и кресты, налево - лиловые мантии магов. Что думают те и эти, по лицам гадать бесполезно.
- Доколе это будет зависеть от нас, бело-черные щиты больше не поднимутся против золотых, - меж тем говорил король. - Не следует братьям затевать поединки, не следует и наживаться друг на друге. Мы отменяем пошлины для эберских торговцев. (Посол с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, Мондрен сжал кулаки.) Мы не сомневаемся, что это послужит к процветанию нашему, как и вашему. Предадим забвению старые счеты...
На этом слове в залу вернулся худой белобрысый парень в сером платье и золотом ожерелье, которого сьер Блейз назвал королевским шутом. Кларенс потихоньку стал наблюдать за ним, заодно еще раз оглядывая собравшихся. О спорных северо-восточных землях его величество вряд ли заговорит нынче. Того, что уже сказано, с лихвой довольно и для совета, и для эберцев. Почему бы теперь не посмотреть вокруг, в то же время слушая? Хоть бы и на шута.
От этого малого трудно было ожидать торжественного въезда на козле, оголения зада, полоумного вопля: "А вот и я, куманьки, а вот и я!" Ларрел, шут короля Ивена, был тих, как хорошо обученный стольник. Ожерелье его изображало ошейник раба, имелась даже тонкая цепь, но золото и разноцветные камни походили на настоящие. Зато переносица у парня, как заметил Кларенс, сломана на тот же лад, что у многих его эберских собратьев по ремеслу: видно, обычай крепко бить за иные шутки и здесь в ходу.
Башмаки шута ступали бесшумно, но двое или трое глянули в его сторону, по зале прошел чуть слышный вздох - будто в очаге вспыхнул огонь, прогоняя сырость и холод. Или открылась дверь в весенний сад, где цветут яблони. Все задышали легче. Можно подумать, только его и ждали.
Вот Ларрел подошел к молодым рыцарям, пошептался с ними, исключительно верно повторил позу и осанку короля - подбоченился левой рукой, пальцами правой взбил несуществующую бороду. Несколько юношей пригнулись, как дети, пряча смех. Ларрел проскользнул мимо магов, что-то взял у одного из них, передал сьеру Алану Мондрену - лицо того просветлело. Прошел возле Герана - тот дернул его за рукав и прошептал несколько слов. Ларрел сжал челюсти, покраснел как мальчишка (он еще и обижаться не отвык, поразился Кларенс). Зато Герану сразу полегчало: он перестал таскать себя за бороду и поднял глаза на короля. А шут уже сидел на полу у ног госпожи Наин ар Фаю, единственной дамы в совете. Старуха улыбнулась, по-матерински погладила стриженую золотистую макушку.
Да, сказал себе сьер Кларенс. Мои сородичи поторопились наименовать Ис вороньим гнездом. Здешние понятия о веселье и добром расположении духа много изысканней наших. Вообразить не могу, за что таким шутам ломают носы?
* * *
- И все-таки, сьер Геран, почему?
- Разве мало того, что вы произнесли во всеуслышанье на совете? Позорный отказ от требований к Эберу, отмена пошлин, льготы купцам. - Геран не торопился отхлебывать из кубка и говорил холодно. - Вы нуждаетесь в союзниках?
- Мы, доблестнейший сьер, - любезно отвечал Мондрен, - нуждаемся в союзниках надежных и верных. Мне же неясны ваши причины. Помыслы мои и моего сына понятны - нам не нужен мир с Эбером, нам нужна война, добыча и управа на проклятых торгашей. Понятна и цель господина Маррока - ему надоело быть младшим магом. Но вам едва ли необходимо добывать богатства мечом. Ваши дядья с материнской стороны - подданные Эбера, к тому же, простите, что поминаю об этом, вы успешно ведете дела с эберскими купцами. Все, о чем говорил его величество, Геранам на пользу. Назовите ваши причины ненавидеть короля Ивена, и мы пойдем в эту битву вместе. Оставьте их при себе - и... что ж, мало ли о чем можно поговорить за кубком вина! Да и не говорил никто, вы просто спали и видели сон.
- Я должен повторить для вас то, о чем болтает весь двор, от рыцаря до конюха?
Голос Герана звучал так, будто он преодолевал боль. Мондрен поднял брови.
- Умоляю о прощении. Вы подразумеваете, что будто бы... Ларрел и ваша супруга?.. - Геран опустил голову, что могло сойти за кивок. - Но в таком случае - разве нет пути более простого? Еще прошу прощения, но, сьер Геран, - дело только в этом?
- Моя жена родила месяц назад. У мальчика черные брови и волосы.
Мондрен взглянул в черные лихорадочные глаза собеседника. Сколь верно сказано, что ревность есть род безумия: насилу-то поймешь речи больного.
- Мальчик родился от вас, а двор говорит - от шута?
Геран взметнулся, будто обожженный огнем, но совладал с собой.
- Его отец не я. В этом... в этом я могу быть уверен.
Мондрен понял и сочувственно крякнул. Вот беда, от которой, как от смерти, не спрятаться ни женатому, ни холостому... а ведь не стар еще.
- Так если ребенок от Ларрела, в чем дело? Подайте жалобу королю, объявите младенца бастардом... отдайте на воспитание, коли вам неприятен его вид. А на жену, примите совет от старшего, не держите зла. Кто не жалеет милой золота, тот пожалеет ли игрушки, а что до немощей этого рода, они приходят и ухо...
- Я подал жалобу!
Геран ударил кулаком по столу, опрокинув кубок.
- Я подал жалобу. Его величество нашел мою жалобу безосновательной. Отказал и в казни, и в высылке этого...
Еще бы, подумал Мондрен. Ты бы вдобавок попросил четвертовать государева любимца на главной площади в праздничный день. Кто требует много, не получает ничего.
- Сьер Мондрен, - Геран наклонился к столу, не обращая внимания на струйки вина, - вы сведущи в коневодстве?
- Не назову себя знатоком, но... к чему вы?
- Если белую кобылу покроет белый жеребец, будет ли жеребенок черным?
- Нет, - уверенно сказал Мондрен, - не будет и пегим, от белых лошадей - только белые.
- У моей жены светлые волосы и глаза, - сдавленно проговорил Геран. - У проклятого шута волос белый, а глаза светлей, чем у нее. Мондрен, я клянусь вам, отец пащенка - сам король!
- Ивен?! - Мондрен выпрямился и взглянул на несчастного Герана с каким-то новым выражением.
- Я знаю наверное. Если не тот, то некому, кроме него... А он не захотел его признать. Прикрылся шутом, выставил на посмешище меня и ее... Она... Она... то молчит, то повторяет, что отец - Ларрел... и улыбается, улыбается она... Мондрен, я буду вам полезен.
- Не сомневаюсь в этом, - Мондрен обошел столик, по всем правилам вежества протянул Герану льняное полотенце, руку положил на плечо. - Друг мой, я вынудил вас говорить о том, что вам ненавистно, но, поймите, ваши слова имеют огромную важность. Опустевшему престолу нужен будет наследник, Ивен так и не успел вступить в брак... А вы словно созданы для звания опекуна и наставника юного короля! Что скажете на это, сьер Геран?
Если ребенок твоей жены и вправду зачат Ивеном, в то же время говорил Мондрен сам себе. Такой случай грешно было бы упустить. Прямо у себя под рукой обрести то, чего думали искать за семью морями! Вот только уверенность ревнивца дешево стоит, а дама, что уступила шуту, могла уступить любому... Впрочем, на то у нас и Маррок, чтобы разрешать подобные затруднения.
- Нет, - Геран дернул щекой. - Нет, я не хочу этого. Пускай даже пащенок и взойдет на трон, не я буду рядом. Теперь расскажите мне вы: каков ваш замысел? Что вы думали делать до моих слов?
- Вы имеете право на мою откровенность. - Мондрен хлопнул в ладоши, подзывая слугу, и приказал привести мага.
Маррок был молод и смешлив, нос имел короткий и толстый, а лиловую мантию носил как карнавальный балахон - будто каждую минуту готов подхватить полы и пуститься в пляс. Трудно было в нем заподозрить одного из придворных магов. Тем паче - заговорщика, мечтающего о посохе старшего мага при новом короле, какое бы имя тот ни носил. Владеющий силой не может повредить своему повелителю, но беседовать с врагами повелителя никакое заклятье не препятствует.
- Сьер Геран с нами. Расскажи ему все.
- Все?!..
- Если скажешь, что рассказ обо ВСЕМ займет тысячелетия, подобью тебе глаз, - предупредил Мондрен, - сейчас не время для старых шуток.
- Ваше слово - закон, добрый сьер. Я расскажу такую шутку, которой сьер Геран еще не слыхал. Хотя, впрочем... не знаете про исповедь повитухи?
- Что?
- А, вижу, не знаете! - обрадовался маг. - Была некая Аселен, знаменитая повитуха. Знаменитая и успехами в своем ремесле, и тем, что принимала роды у покойной королевы. Первой из людей коснулась нашего короля! Ну, а сразу затем ее увезли в Арригаль, поскольку герцогиня была на восьмом месяце и желала в свой срок прибегнуть к услугам той же искусницы, которая помогла ее сестре. Так оно и случилось, а тетка Аселен не вернулась на родину, жила и состарилась в Арригале, но шутка в чем? - умирая, она сказала святому отцу престранные слова...
Маррок попытался сделать паузу, но взгляд Мондрена помешал ему.
- "Королева родила двух мальчиков, говорю вам, двух прелестных мальчиков, одинаковых, словно два коричневых боба". Именно это она и повторяла.
- Хотел бы я знать, как ты это проведал, - буркнул Мондрен. - Не блохой ли обернулся на макушке у старухи?
Маррок ухмыльнулся и развел руками в широких рукавах - мол, так вот и проведал, ничего хитрого и в то же время долго растолковывать.
- Я стал размышлять об этом. Никаких сомнений, что речь о нашей королеве, - с другими королевами тетке Аселен дела иметь не доводилось. Но никто никогда не слышал о том, что у Ивена есть брат. Если он умер сразу, отчего его не хоронили с подобающими принцу почестями? Для чего услали повитуху из страны, зачем запечатали ей рот? - а должен сказать, что такие чары ослабевают с приближением смерти, и это делается нарочно, чтобы душа могла уйти чистой.
- Ответить нетрудно. - Геран говорил равнодушно, словно о вчерашней дурной погоде. - И старшему принцу младшие братья иной раз становятся врагами, и четвертый сын грезит о короне отца. А уж если они вместе лежали в утробе и вместе испустили первый крик...
- Так, так, - радостно закивал Маррок. - И вдобавок похожи как два боба. Доброму сьеру случалось слышать историю о Принце Без Лица?
- Будто у короля Виколда был брат-близнец, которого по воле королевы заточили в темницу на вечные времена, скрыв его лицо железным колпаком даже от тюремщиков? - Геран покачал головой. - Эту песню все слыхали. Заморские земли далеки, вольно жонглерам складывать о них сказки.
- В сказке не одна забава, но и урок, - маг поднял крепкий палец. - Близнецы - прихоть натуры, но когда над братьями корона, эта прихоть становится злой. Объяви старшим любого из них - и второй будет ему врагом. Пускай их братские чувства сколь угодно правдивы, всегда найдутся люди, которые захотят сменить Бата на Ната. Возьмем хоть нашего короля, наделенного всеми достоинствами, - ведь и его не все любят...
- Довольно кривляться, - прервал его Мондрен. - Говори, почему ты решил, что брат Ивена жив.
- Я не знаю, жив ли он сейчас, но тогда его не убили. Во время родов в покоях королевы были двое: повитуха Аселен и высочайший Брес Маур, ныне старший маг, тогда - просто Брес, приближенный королевы.
- Что с того? Почему бы магу не щелкнуть пальцами и не обратить одного из двух мальчиков в пылинки под солнечным лучом? Я подразумеваю, если таков был приказ ее величества.
- Я уже говорил, - терпеливо промолвил Маррок. - Клятва верности и сопряженные с нею чары жестоки. Маг не может нанести вреда своему господину, ниже его братьям и сестрам, родителям и детям. Брес Маур не убивал брата короля и не позволял другим убить его - я знаю это потому, что Брес Маур не умер черной смертью двадцать три года назад, а живет и здравствует... да пошлют ему небеса и впредь всего, чего он заслуживает.
- Но он мог сотворить со вторым что-то иное? Не убийство? Превратить его в мышонка, в цветок у изголовья?
- Прошу прощения, добрый сьер, клятву так просто не обойти.
- А переменить его обличье? Вылепить по-новому черты лица, выдать, к примеру, за сына кормилицы?
Маррок перестал улыбаться.
- Дивлюсь вашим словам. В булле "Совершающим обряды" сказано ясно: "Коль скоро облики человеческие вкупе суть образ Творца, тот, кто посягает на лицо и члены, дабы менять их вид и форму, посягает не только на творение Господне, но на само подобие Его". Такие дела не скрыть от Наблюдающих, дерзкий в тот же миг расстанется с гильдией, и это будет лишь первой и наименьшей его неприятностью. Я могу сделать темноволосую даму рыжей, могу избавить ее от густых бровей или родимого пятна, но изменить лицо, очертания тела... Уверен, что Брес бы не отважился. Даже если бы он посягал не на принца...
- Ну, хватит! Что-то ведь он сделал? Что?
- Мог он немногое. К примеру, отвести глаза людям, заставить их не заметить второго мальчика. Рискованно, ведь неподалеку были и другие придворные маги, но возможно. Затем, ребенку не обязательно менять лицо, чтобы выдать его за сына кормилицы, благородной ли, крестьянки... Маг знал, что родится двойня, знала и ее величество. Они приготовились заранее.
- И как нам теперь отыскать этого юношу?
- Добрые сьеры... если он все еще жив, не помер от чумы или от дурной воды из деревенского колодца; если все предположения наши верны; если, наконец, повитуха открывала исповеднику правду, а не бредила - тогда нам надлежит искать следы двадцатилетней давности. Брес Маур нам не поможет, и я нижайше прошу высокородных сьеров не только не заговаривать с ним о родах королевы, но не думать об этом при нем, а лучше всего - совсем не попадаться ему на глаза. Заметьте, что я не смеюсь.
- Что же прикажете нам делать, господин маг?
- Можно начать с кормилиц. Мне сказали, их было две, и одна звалась ар Ним.
- Кой толк с этого? Любой южанин из Нима, владеющий курятником в окружении трех канав, добавляет к своему имени ар Ним, будто курятник от этого превратится в поместье!
- Плохой след лучше, чем никакого. К тому же позволю себе напомнить о нашем преимуществе. Как только мы встретим юношу, нам нетрудно будет его узнать.
Геран сухо рассмеялся.
...Когда Мондрен и маг остались вдвоем, Маррок тут же спросил:
- Прошу меня извинить, добрый сьер, вы считаете возможной всю эту историю с ребенком, рожденным его женой?
- Подслушивал?
Маррок скорчил гримасу:
- Мне сказало предчувствие, что вам понадобится моя помощь. Для чего же вам утомляться пересказом?
- Этот бедолага прав, - задумчиво сказал Мондрен, - в том, что от белых лошадей не родятся черные. Стало быть, шут и впрямь не отец. Теперь говори: ты можешь?..
- Могу! - молодой маг улыбнулся от уха до уха. - И то верно, зачем нам юноша, если есть ребенок? Мне будут нужны волосы Ивена. Столько, чтобы взять в щепоть. Позовите Арно, я научу его, что делать.
* * *
Король и рыцари, удостоенные звания королевских друзей, упражнялись в метании дротиков, и, как дротики, летали шутки - то в цель, то мимо. Здесь был и посол сьер Кларенс. Ларрел сидел на подушке, брошенной прямо на пол, и проглядывал некий свиток, ловко вертя тростинки.
Долг шута - следить неусыпно, чтобы повелитель был в добром расположении духа. Чтобы не осталось к вечеру неоконченных дел, неисполненных обещаний, неоплаченных долгов. Чтобы желания сбывались, а обиды не печалили.
Долг же короля - всегда оставаться первым из рыцарей не на словах, а на деле. Доказывать ловкость и силу, преуспевать на охоте, в беге и в плавании, в битве всякого рода оружием и во всякого рода состязании, не допускать несправедливого гнева, не сдерживать милосердия, будь оно тысячу раз несправедливо, быть сведущим во всем, что пристало высокородному, уметь пристыдить, наставить и позабавить, быть другом мужчине и желанным для женщины... Поистине, не всякий лицедей в базарный день трудится так тяжело, как король - в любой из своих дней!
Ларрел жалел Ивена, еще с тех пор, когда они были мальчишками - принцем и пажом. Все говорят "ваше высочество", и никому нет дела, как болит рука, ушибленная учебным мечом, как муторно после застолья - извольте исполнять свой долг, ваше высочество, сидеть на совете или принимать посольство, притом что отец-король нарочно задаст родному сыну вопрос более каверзный, нежели послу... Когда Ивен валился без сил, ему не нужны были песенки да шутки, шутил он и сам весь день, то вежества ради, то помогая чему-то важнейшему. Ему нужен был негромкий голос, который можно слушать не раскрывая глаз: все идет неплохо, дела на сегодня почти закончились, два прошения и три письма я прочел, сейчас расскажу... Ларрел старался как мог.
- Я попал! - вскричал Арно ар Мондрен.
- В самое средоточие, - вежливо заметил сьер Кларенс.
От хохота отшатнулось пламя светильников, гремящее эхо заплясало под потолком. Ларрел улыбнулся, не отрывая глаз от букв.
Ивен первым совладал с собой, огладил бороду и похлопал посла по плечу.
- Не удивляйтесь, добрый сьер. У нас здесь цель для стрельбы и метания называют мишенью, а средоточием - нечто совсем иное. Нечто, имеющее касательство к другой игре, той, которой покровительствуют Весна и Юность. Я разумею ту вещь, которая есть у каждой дамы, но при даме не может быть названа...
Кларенс ударил себя по лбу и тоже засмеялся.
- Добрый сьер Арно, простите чужеземца! Я не имел в виду ничего непристойного.
- За что вы просите прощения, сьер Кларенс? - ар Мондрен поклонился послу. - Вы не сказали ничего для меня обидного, и я желал бы, чтобы ваши слова сбылись нынче же ночью!
Все снова расхохотались. Никто не заметил движения руки Арно, прошедшего позади короля.
- Кто ловко попадает в средоточие, так это Ларрел! - крикнул Аннаур. Шут привстал и поклонился, подражая Арно.
- Да, добрый сьер, мне это почему-то удается.
Эти простые слова опять вызвали взрыв хохота.
- Поистине так!
- Что ему в этом помогает, хотел бы я знать?
- Как во всяком боевом искусстве, неустанные упражнения, мой добрый сьер, - только они!
- Айе, не только они! Спросить бы у дам...
- А верно ли, что у доброго сьера Герана родился сынок? - с невинным видом продолжал Аннаур. Ивен чуть заметно сдвинул брови, но рыцари не унимались.
- Сейчас декабрь, а прекрасная Альенор прибыла ко двору... да не иначе как в феврале - ее призвали в свиту герцогини Арригаля. Выходит...
Сразу двое принялись считать по пальцам. Ларрел уткнулся в свиток. Кларенсу вдруг стало жаль его. Шут был здесь не как раб среди господ, а как мальчишка в ватаге сверстников - мальчишка с каким-то изъяном, над которым все устали потешаться, но про который никто никогда не забывает. Тот, кто хуже всех и оттого бесправней всех. Посол даже усомнился, так ли уж утонченно исское понимание смешного.
- Все совпадает! Сьер Ивен, - сказал молодой Гай (ибо друзья короля имели законное право на такое обращение), - а что вы ответили великолепному Герану на его жалобу?
- Что она направлена не по назначению, - веселье в голосе Ивена казалось несколько принужденным, - так как послать человеку многочадие, а равно и лишить его этой благодати не во власти короля.
- Верно! - возгласил Аннаур, пока остальные били в ладоши. - Если рыцарь так ревнив, пусть пьет желчегонное, а если ему жаль потерять любовь супруги, пусть отнесет свечу во храм! В чем вина Ларрела?
- Сьер, у вас в волосах что-то застряло, - сказал Гай. Ивен запустил пальцы в черные кудри, подергал слипшийся клочок.
- Клянусь пятницей, это кусочек рыбьего клея!
- Ларрел, чтоб тебе было пусто, это ты клеил свои листки, - пробормотал король. Шут отложил свиток и поднялся с места.
- Пустяки, - ар Мондрен подошел ближе и вынул парадный кинжал, - позвольте мне, сьер. Всего несколько волосков...
Ивен наклонил голову. Арно провел лезвием, скатал отрезанные волоски в шарик и, размахнувшись, бросил в огонь камина.
- Ваше величество, - негромко спросил сьер Кларенс, - а по вашим законам шут может жениться на благородной даме? Я имею в виду, если она потребует развода и муж даст его? Он ведь не увечный, не кривой, а что до знатности...
- Ларрел знатного рода, не самого хорошего, но рыцарского. Его мать была моей кормилицей, мы с ним молочные братья.
Арно ар Мондрен едва не выронил то, что сжимал в пальцах. Давно был его черед метать, но он не брал дротика.
- Я знаю, на одном из ваших наречий "ларрел" - пятно света, солнечный зайчик, - сказал посол. - Славное прозвище, но вряд ли его наименовали так при крещении.
- Разумеется, нет. На самом деле его зовут... - Король рассмеялся и развел руками. - Ларрел, как твое подлинное имя?
- Лавен ар Ним, - ответил шут. - Я и сам отвык от него. Но что до любезного предположения сьера Кларенса, то вряд ли высокородная дама захочет этого. Я мог просить ее о любви, но не о браке. Какое бы ожерелье я ни поднес ей, оно будет похоже на ошейник, - он положил ладонь на свою цепь. - Сейчас вы смеетесь над сьером Гераном, тогда бы смеялись над ней.
Несмотря на юные годы, Кларенс не впервые ездил послом. Он понимал, сколь наивен его вопрос о женитьбе шута. Но теперь он чувствовал, что попал в мишень: наивный вопрос каким-то образом заслужил ему благоволение Ивена.
- Хорошо сказано! - воскликнул король. - А у меня другая беда: с какой бы дамой или девой я ни пошел к майскому дереву и какой бы венок ни надел ей, несчастной тут же кажется, что ее головку отягощает корона! Многие считают, что стать женой короля - великое счастье, потому выходит, что твой отказ от брака в высшей степени вежлив, а мой груб и жесток. Вот такая философия любви, сьер Кларенс.
Посол с готовностью улыбнулся. Разговор наконец-то принял интересный для него оборот.
* * *
- Приветствую добрую госпожу, - Маррок поклонился до земли, весьма смутив хозяйку. - Меня послал король, убедиться, что вы и дитя в отменном здравии.
Альенор ар Геран была совсем юной. Худые плечи, круглые щеки, прямой и в то же время застенчивый взгляд - она выглядела девочкой, зачем-то наряженной в женские одежды. Опрятно повязанный плат скрывал волосы. Впрочем, Маррок мог бы поклясться, что они светлы, светлее, чем золотые брови и еле различимые, хоть густые, ресницы у синих глаз.
- Благодарю его величество и вас. - И голос был не девичий даже - девчачий, словно заиграла маленькая свирель. - У нас с сыном все хорошо.
- Эта новость его безмерно обрадует.
Альенор почтительно присела. Маррок, будто поправляя прическу, на мгновение поднес к глазу перстень с далеко выступающим граненым камнем.
- Добрая госпожа, я сведущ в целительской магии и хотел бы побыть малое время рядом с вами и вашим сыном. Если мое искусство обнаружит опасность для его или вашего благополучия, я немедленно сообщу, как избежать ее.
- О, добрый сьер! - Альенор сложила руки на груди. - Прошу вас сделать так, как вы говорите. Стыд признаться, но мне так тревожно... служанки все время рассказывают, что маленькие дети легко умирают, а лекари... - подбородок и губы у нее задрожали, она не могла продолжать.
- Ну-ну, - маг бережно коснулся ее щеки кончиками пальцев, - юной матери не должно думать о плохом, или те же лекари вам не сказали? Ну-ка успокойтесь. Как зовут ваших девушек?.. - Не дождавшись ответа, он хлопнул в ладоши. Вбежавшая горничная девка в удивлении уставилась на лиловую мантию мага. - Будь любезна, милая, принеси для госпожи густого красного вина и вели зажарить цыпленка - ей надо есть много мяса птицы. Буду заходить еще, увижу, что госпожа так бледна и плачет - всех выпорю! А тебя... превращу... в кошку! Поняла?
Девица молча закивала, потом выбежала вон.
- Почему в кошку? - Альенор справилась со слезами и даже улыбнулась.
- Потому что у нее глаза желты, нос пуговкой, а уши торчат, - безмятежно объяснил маг. - Меньше менять придется. Вы мне позволите прямо теперь взглянуть на сына?
- Он спит.
- А мы потихоньку.
Над колыбелью, как водится, висел белый полог, но Маррок заметил, что сине-черного герба Герана сверху нет. Младенец крепко спал, положив ручки по обе стороны головы, словно ветви подсвечника. И в полумраке было видно, сколь черны тоненькие густые волосы.
- Прекрасный плод от достойного посева, - с улыбкой прошептал маг. Альенор, как и следовало ожидать, вся залилась малиновой краской, опустила глаза, почти смежив ресницы. И, конечно, не видела, что маг смотрит на нее сквозь камень, напряженно шевеля губами, будто читая полустертый текст. По мере того как он читал, в его лице проступала растерянность.
- Все обстоит наилучшим образом, прекрасная госпожа, - шептал он в то же время. - Ни малейшей угрозы, ни малейшей. Для полного спокойствия позвольте мне его ладошку... не разбужу, не в первый раз...
Маррок разогнул крохотные пальчики и на мгновение приложил к ладони младенца свои пальцы - плотно сжатые средний и указательный. Тут же убрал руки и отошел на шаг от колыбели, не переставая шептать успокоительные слова. Те, кто знал его хорошо, сейчас бы сказали, что Маррок напуган. Но Альенор ничего не заметила и горячо благодарила гостя.
...Желтоглазая прислуга закрыла дверь. Маррок пошарил за поясом и вытащил прядь волос. Теперь она не уместилась бы между пальцами. Черные блестящие волосы отросли почти на пядь и приметно вились. Руки мага дрожали.
* * *
Дом Маррока, младшего из придворных магов, был в торговом квартале у Южной стены. Неподалеку находился Гаргулий Рынок, и это обстоятельство приносило Марроку немалый доход сверх жалованья. В утро после каждого полнолуния его можно было застать там.
Гаргулий Рынок не был рынком. При прапрапрадеде Ивена на этой маленькой площади то ли казнили преступников, то ли устраивали бои, так что в центре ее до сих пор оставался каменный помост. За столетия он обветшал, углы обрушились, в выбоины за ночь намело снежной крупки. Однако нынешних посетителей площади это не смущало.
Они теснились на помосте, как голуби в сухом водостоке. Редко какая из них владела внятной речью сверх "да" и "нет", но для меновой торговли большего и не надо.
Снег холодил ноги сквозь мягкую кожу сапог, и все же Мондрен задержался, подчиняясь любопытству: он давно не видал гаргулий и успел позабыть, каковы они. Не серые, как их изображают в бестиариях, скорее бурые с бронзовым отливом. Пахнут псиной. Одна из крайних скосила на него глаз - золотисто-рыжий, как у совы, и сощуренный от солнца, - увидела, что сыра человек не несет, и равнодушно, тоже по-птичьи, отвернулась.
С другой стороны, возле ступеней, собрались купцы, аптекари и алхимики. Слуги несли за ними сырные головы, и дух от них перешибал запах залетной стаи.
Вот одно кошмарное создание подошло к ступенькам. В клюве (или в зубах?.. а, пусть философы решают, как назвать эту часть морды...) гаргулья держала преизрядный неограненный изумруд. Согнувшись полумесяцем, положила его перед собой.
- Да-а-а!
По правде, это было столько же похоже на "да", сколько и на "каррр", но торговый народ хорошо разбирает самые странные выговоры. Люди переглянулись, вперед вышел рыжий весноватый человечек в малиновом берете и таком же плаще, подбитом лисой, - будто солнышко выкатилось. Махнул слуге, тот положил на ступень круг овечьего сыра.
- Не-е-ет!
Рядом лег второй круг.
- Не-е-ет!
И люди, и гаргульи заволновались. Менщица наступила на зеленый камешек когтистой лапой, купец оглянулся на собратьев.
- Эй, рыжий, слушай, что скажу: она овечьего не любит, я ее с прошлого раза помню, положи зрелый сливочный, да пожирнее...
- Вейн, отходи, теперь мой черед!
Но и гаргульи, похоже, считали, что их подруга, отказавшаяся от двух кругов сыра, неправа: менщицу покусывали за края крыльев, она лязгала челюстями в ответ. Тут по ступеням поднялся Маррок с посохом в руке - и мгновенно воцарились тишина и благолепие.
Горожане менялись с горными гаргульями уже лет сто. Старики говорили, что изумруды твари тащат из разрушенного обвалом рудника, где обнажились копи и куда людям доступа нет. Приносили они, в обмен на тот же сыр, и куски горной смолы - "крови скал", и небесные камни, никчемные на вид, но зачем-то нужные алхимикам, и пучки белых цветов, лишенных запаха, - для лекарей... и много всего другого, даже магам иной раз неведомого.
Мошенничать, подсовывать неполновесную сырную голову или обманывать крылатых в счете люди перестали скоро: гаргульи различали "один", "два" и "три", равно как "фунт" и "полфунта", не хуже, чем городские собаки. С той разницей, что злить гаргулий еще опасней. Как-то раз одной из них показалось досадным, что люди не оценили по достоинству ее товар: диковинного зверька, высохшего до костей и шкурки. В память об этом случае помост украшало каменное изваяние рассерженной твари с высоко воздетыми крылами и непомерно разинутой пастью. Создатель статуи не был членом гильдии резчиков, он принадлежал к гильдии магов. А гаргульи с тех пор запомнили и дочерям заповедали, что при человеке в лиловых одеждах пасть надлежит разевать строго по мере...
Магу, принявшему на себя службу Гаргульего Пастыря, платили по золотому с каждого участника торга (сиречь с каждого человека). Кроме того, если принесенный гаргульями предмет казался ему полезным, маг имел право купить его вперед других желающих. Достаточно веская причина, чтобы подняться до солнца и несколько часов кряду вдыхать запахи псины и сыров!..
- Да-а-а!
Господин Вейн спрятал изумруд в кошель. Гаргулья ухватила ногами желтую сырную голову и взлетела, подняв крыльями ветер. Люди засмеялись, замахали руками, вслед чудовищу полетели напутственные крики и карканье.
Маррок увидел Мондрена и поклонился, однако радости в его лице не было.
- Добрый сьер, я сейчас не могу отлучиться. Прошу вас пройти в мой дом, я буду вслед за вами. Прикажите ученику сделать вина с травами...
- Ты узнал что-нибудь?
Маг скривился.
- Не гневайтесь, добрый сьер... все потом, не время и не место.
Мондрен промолчал и пошел назад, туда, где его ожидал слуга с лошадьми.
* * *
Ученик Маррока, чернявый востроносый юнец с худыми, будто втянутыми щеками, был до того немногословен, что это походило на дерзость. Но вино на травах сварил отменное, не забыл и свежих лепешек с ломтями сыра и окорока. Мондрен уже начал подремывать у камина, когда вернулся маг. Поставил посох в особую опору (так рыцари ставят оружие), растер покрасневшие руки над огнем, плеснул черпаком вино из котелка в кубок и мимо кубка, духом выпил и с ненавистью покосился на тминный сыр
- Эй, Нанн!.. Вы ведь не желаете сыра? Нет?.. Нанн, сонмы небесные! Унеси эту дрянь.
- Еще чего? - буркнул юнец.
За такие слова Мондрен послал бы любого из слуг на конюшню. Однако в обиходе у магов это означало, по-видимому, просто: "Не будет ли других приказаний, досточтимый господин наставник?"
- Пока ничего больше. И не беспокой нас, пока я не позову. Потом проверю, как у тебя подвигается дело с начертаниями.
- Так что же? - спросил Мондрен, когда за парнем закрылась дверь. - Ты был у нее?
Маррок кивнул, налил себе снова и впился зубами в лепешку.
- Словно подменили болтуна-весельчака! - желчно произнес Мондрен. - Говори, что узнал. Узнал хоть что-то?
- Премного всего узнал.
Маррок положил лепешку и скрестил руки, будто мерз.
- То есть довольно, чтобы... Наговоренные волосы известного вам человека начали расти, когда я коснулся ими ребенка.
- Что это означает?
- Что этот человек - отец ребенка.
Мондрен хлопнул в ладоши и крепко потер руки:
- Превосходно, друг! С меня причитается за такую новость. Теперь говори, что тебя тревожит.
- Я заглядывал в мысли матери. Трижды, потому что боялся ошибиться. Добрый сьер... - Маррок наклонился и прошептал: - Она уверена, что отец ребенка - шут.
- Боюсь, я не понял тебя.
- Эта женщина, - все так же шепотом проговорил маг, - думает, что шут делил с ней ложе и зачал этого ребенка, его и никого другого считает своим возлюбленным. Она призналась в этом мужу, она сказала бы это и на суде, и на исповеди, ибо это она считает самой подлинной правдой.
Мондрен почесал в затылке, потом усмехнулся.
- Ха! Что ж, как ни хитер их род, а не все только им нас обманывать! Слыхал притчу о двух приятелях, как один соблазнил девчонку для другого, тот лег с ней, а она в темноте не заметила подмены? Но каков его величество - и позабавился всласть, и ни при чем, а? А прекрасная Альенор, видно, и впрямь сущее дитя: черного жеребенка родит от белого жеребца и не задумается!
Маррок покачал головой.
- В темноте случается все, добрый сьер, и король в этом деле может быть ничем не лучше шута, и темноволосого можно перепутать с белокурым... но не различить на ложе бородатого и безбородого? Плечистого - и худого?
- Ну, это смотря по тому, каким образом они... - рассудительно заметил Мондрен. - Если он, к примеру... стой, да что тебя так пугает?
- Я думаю, что женщина была зачарована, - без выражения проговорил Маррок, глядя в кубок. - Возможно, после того, как понесла от Ивена. Вы все верно сказали, сьер: и позабавился, и ни при чем. Переговоры о женитьбе на эберской принцессе - плохое время плодить незаконных детей. И нетрудно догадаться, кто накладывал чары.
- Брес Маур?..
- Не называйте этого имени здесь. Другие бы не осмелились без его ведома. А если это его рук дело... никогда не поверю, что он унизился до потакания прихотям короля. У него есть и свои виды на это дитя, о которых я не хочу ничего знать. И не я буду тот, кто вмешается в его замыслы. Я уже говорил вам об этом, и вы обещали, что мне не придется бороться против него в открытую! Нынче я не говорил вам ни слова.
- Боишься его? - прищурился Мондрен.
- Не боюсь, - с вызовом ответил молодой маг. - Пахарь не бросится с кулаками на вооруженного латника не потому, что боится, просто он не хочет умирать.
- Он настолько превосходит тебя?
- Сейчас - да. Запомните то, что узнали, добрый сьер, и не говорите об этом никому. Расскажете ли вы мне что-нибудь?
- Расскажу! Давай выпьем еще.
Мондрен разлил остывшее вино по кубкам. Видно было, что от собственных признаний Маррок немного успокоился.
- Я послал гонца к моему другу из Нима, расспросить, не слыхал ли он о королевской кормилице из их мест. И он велел передать: как не слыхать, все знают добрую госпожу Анну, жену Клодруса ар Нима... и сына их - королевского молочного брата.
Маг едва не подавился вином.
- Как так? А кто тогда этот... наш обольститель чужих жен, Лавен ар Ним, он же шут Ларрел?!
- Не то спрашиваешь, - наставительно сказал Мондрен. - Спроси: кто тогда этот королевский молочный брат, что живет в благодатном Ниме с приемными родителями? Ты был прав: подменили один пискливый сверток другим, отослали кормилицу - и тот, второй, исчез, да притом без всякой магии!
Маррок понимающе кивнул и улыбнулся - впервые за утро.
- Вчера я отправил туда Арно, - продолжал Мондрен. - Он явится случайным гостем в хлебосольный южный дом и посмотрит, похож ли их сынок на Ивена.
Старый рыцарь помолчал и вдруг добавил:
- Может быть и то, что он похож на Ларрела. Как знать, вдруг у кормилицы тоже были близнецы: одного пристроили ко двору, другого оставили при себе... Или, наконец, шут - сын другой кормилицы. Той, второй...
Некоторое время Маррок смотрел на него, потом тряхнул головой и заглянул в котелок: не осталось ли там хоть глотка.
* * *
- Вчера я у прибрежных скал
Яйцо морской змеи искал,
Йо-йо-йо! Йо-йо-йо!
Южное веселье было в разгаре. Сьеру Арно из самой столицы обрадовались и сьер Клодрус, и добрая госпожа Анна. Сына они ожидали к вечеру, но стол накрыли сразу. Не морить же гостя голодом, тем паче приехавшего с подарком - бочонком дорогого вина. Тут же явились и свежие свиные колбаски, и копченые окорока, и удивительные какие-то рагу с чесноком и перцем, и тыквенная каша с лепешками, чтобы столу не пустовать. В застолье приняли участие также отец хозяина, племянники, племянница, слуги и несколько собак. (Двое слуг сьера Арно, непривычные к выморозкам из красного вина, быстро превратились в предметы неодушевленные.) Сьер Клодрус ощутил охоту к пению, и столичный гость в благородной задумчивости подперся рукой, чтоб хоть отчасти закрыть ухо.
- И нынче побегу опять
Яичко красное искать,
Йо-йо-йо! Йо-йо-йо!
Госпожа Анна подпевала звонким высоким голосом, неожиданным в такой крупной даме. Баллада о юности Мерлина шла своим чередом, спотыкаясь каждый раз, когда певец не мог вспомнить, что идет за "йо-йо-йо", и все же двигалась к назидательному концу, каковой призывал магов меньше думать о колдовстве и больше о Свете Господнем. Арно хихикнул, подумав, какую бы морду скроил задавака Маррок, если бы слышал.
Нет, эти простые люди не были похожи на хранителей величайшей тайны королевства. Должно быть, подмену совершили без их ведома. А портретов короля, как и его знакомцев, не сыскать в этой глуши... Ар Мондрену было весело, словно перед любовной встречей или боем, и терпкое вино (подарок уже кончился, и они перешли к запасам хозяйских погребов) казалось водой.
- Яснейшая госпожа, - обратился он к Анне, пока ее супруг освежал горло.
- Оставь эту госпожу у себя в столице! Зови просто матушкой, если не побрезгуешь! - Крепкие щеки доброй Аннаик ар Ним горели от вина, как раскаленные камни в очаге. Понятно, в кого наш сьер Ивен такой здоровущий, - в кормилицу.
- Благодарю, матушка, - он поклонился. - Просто в уме не вмещается, что вы видели его величество совсем маленьким, баюкали вот на этих руках. Мы так привыкли к его силе и могуществу...
- Что, красавец вырос? - Она, кажется, была еще и глуховата. - А родился крохотный, как вот эта колбаса. - Анна рассмеялась. - Да и мой-то был небольшой, а тоже подрос с тех пор! Но что тебе скажу... да оставь ты, потом споешь, - оборвала она мужа, заведшего новую балладу, - но что я тебе скажу: с самого рождения его высочество сильный был. Присосется (ничего, что я так запросто?) - и не оторвешь, прямо как кутенок к матери...
Из дальнейшей ее речи Арно ар Мондрен узнал множество доселе неизвестных, но бесполезных для заговора подробностей, относящихся к первым часам, неделям и месяцам жизни нынешнего короля, например: как быстро заживал пупок после отпадения пуповины, как у Ивена обстояли дела с пищеварением во время прорезывания первого зубика и что при этом предпринимали маги и лекари, как он умудрился попасть пальчиком в собственный глазик и под какие колыбельные предпочитал засыпать. Хмель добрался до головы, Арно чувствовал отупение и все время напоминал себе о том, кто он и зачем здесь. Он слушал пронзительный голос кормилицы, и не мог отделаться от мысли: что-то в ее речах неправильно - концы с концами не сходятся.
- ...В самом деле?
- Да, мой милый, в точности так. Ничего нет лучше наших колыбельных, в точности так. "Спи, дитя родное мое, спи, дитя, усни..." - вот это я ему и пела, наши песни. Мужчины их не знают. А тот-то господин, что состоял при ее величестве, про которого я тебе прежде говорила, сам пытался его баюкать - я в соседних покоях была и слышала, при мне он стыдился, важный такой. А слышу, поет этак баском: "На качели лебеда, под качелями вода" - вот. Встретите его, когда вернетесь, помяните ему это, может, посмеетесь. Ай, славные были годы, ну да пускай нынешний будет не хуже... Ивен! Ну где же тебя носило столько времени! К нам гость из столицы, а ты зад на седле протираешь! Я его тоже Ивеном назвала, думаю, греха в этом нет.
- Приветствую, - Ивен ар Ним взмахнул шляпой, будто крысу гнал с лавки. Арно попытался ответить на поклон и понял, что руки и ноги коварно вышли из повиновения.
Сын Клодруса и Анны ничем не был похож на короля. И еще менее - на Ларрела. Невысокий, но широкий и в плечах, и в поясе, с соломенными волосами, кудрявой бородой и носом-луковицей, он зато походил на мать, как бурая жаба - на серую.
- Рад встрече, - деревянными губами выговорил Арно. - Вы - молочный брат его величества?
- Ага, - радостно ответил Ивен. - Из одной титьки, прости, матушка. Не принц, а брат короля - всем, кто не знает, эту загадку загадываю, никто отгадать не может. Ловко?