Рояль был всеядным циником. Что, впрочем, вполне объяснимо, ведь он был концертным Роялем, а не каким-то там репетиционным или, не дай бог, ученическим. Он перепробовал столько пальцев на своем веку, что.... Стоп! Век - это не сто лет, пардоньте! Роялю на прошлой неделе отпраздновали целых сто пятьдесят! Так что жизнь его была длинной и интересной. Но не сказать, что изнурительной. Это учебные инструменты долго не живут - их раздалбывают лет за двадцать. Их препарируют маленькие пальчики, неуклюжие и жестокие. Над ними издеваются набобные любители музычки, не имеющие настоящего слуха, а потому привыкшие гордо колошматить по клавишам, как по пионерскому барабану. Да что говорить... Учебные рояли смолоду становились старыми боевыми тачанками. Не музыка, но стрекот - их удел.
Рояль имел гордую приставку к имени - Концертный. И это все объясняло. К нему приближались только умелые руки. Те пробегали по черным и белым пластинам нежно, как будто гладили. А если уж и ударяли когда, то это действо было похоже на победное военное "Ура" - от всей души, от всего дрожащего в экстазе сердца, из печени и ликующего живота.
Рояль умел отличать мастеровитые пальцы от талантливых. С первого касания, с первого аккорда. У него даже примета сложилась такая - если рука, пробуя звук, опускалась на костяное поле и извлекала резкую секунду, то значит, на стуле сидел талант. А если знакомство с клавишами начиналось с "до-ми-соль" или любого другого благозвучного аккорда - Пианист всего лишь ремесленник. Прекрасный и башковитый, но ремесленник, который извлекает звуки из ладоней, а никак не из груди. Такие руки посредством Рояля добывают себе пропитание, иногда приличное. Но никогда не принесут инструменту Боль и Томление. Как, впрочем, и не поделятся Любовью, что радостной, что безответной. Общение с такими руками Рояль считал мезальянсом и никогда не снисходил до доверительности и взаимности. Ты трудишься, ну и я тоже. В таких случаях лучше всего выходили марши и вальсы. Бравурненькие и зубоскальные. Хорошие, в общем, добротные.
Но случались и таланты. И нередко. Все-таки Рояль-то был Концертный. Талант не ПРОБУЕТ Рояль, он с ним ЗНАКОМИТСЯ. Рукопожатие с безмерным уважением априори. С первого взгляда и первого шага на сцену. И, после экивока признания, властное "дзынь" в районе второй октавы - две нажатые рядом ноты. Секунда. И особое излучение из пальцев. Запах ли, свет, энергетический флюид - Рояль не понимал и никогда не задумывался над словесным портретом сего явления. Но узнавал его безошибочно.
Узнавал и склонятся радостно в восхищенном поклоне, предвкушая Музыку. Настоящую. Ту, которая называется Цель. Цель его, Роялевой жизни.
Но сегодня с самого утра день пах неясно. Предчувствие непонятно чего, странное и томительное. Утром Рояль слышал шушуканье, но и вездесушие стены не смогли пояснить происходящего. Афиша прислала уведомление о приезде кого-то с коротким именем "Чудо". Кто это - не слышали даже скрипки, не подтвердившие, на сей раз, звания инструментов с абсолютным слухом. Помаявшись, Рояль решил запастись терпением и дожидаться вечера в полной боевой готовности.
Почему-то принцип внезапности зловредно срабатывает тогда, когда настраиваешься на фатальность. Рояль забыл об этом правиле, когда вздыхал, готовясь к долгому ожиданию. И потому вздрогнул от неожиданности, чувствуя поворот крышки. Движение было похоже на поднятие флага.
На клавиши дунули. Пианист. И впервые в жизни Рояль узнал, что у Рук есть Лицо. Потому что человек, открывший крышку, приблизил свое лицо к белым костяным пластинкам и прикоснулся к ним лбом. Не руками.
А потом, не пройдя обычной процедуры знакомства, Пианист заиграл. Что-то неизвестное, ни разу не игранное и не слыханное стопятидесятилетним инструментом.
И Рояль задохнулся. Впервые в жизни он не отдавал на всеобщее внимание звуки от соприкасания с пальцами. Он играл, пел САМ! Изо всех сил и каждой клеткой своей. Во весь голос.
"Песню жизни. Я пою ГЛАВНУЮ ПЕСНЮ МОЕЙ ЖИЗНИ" - подумал Рояль и зажмурился от счастья.
Каждый настоящий инструмент имеет право на одно желание в жизни. Эту тайну ему открывает Мастер-создатель еще тогда, когда дерево впитывает только что нанесенный лак, а металл остывает от горячих процедур. И каждый настоящий инструмент долго выжидает момент, оценивая обстановку и себя самого, что бы не ошибиться со своим Главным желанием в жизни. Потому что оно обязательно сбудется. Таков закон Музыки.
"Я хочу, что бы этот Пианист навсегда остался со мной" - пожелал Рояль. Он понял, что больше никогда и ни о чем не пожелает в жизни. Ему встретился настоящий Гений. И это был тот самый главный момент для Главного в жизни желания.
Раздался взрыв. Несильный, тихий, но горячий, жарче, чем от огня спички, с которой однажды Роялю пришлось познакомиться.
Музыка смолкла.
А у Рояля появился новый орган - пюпитр. Резной, Черного лака, с мелкими серебряными вкраплениями, изумительной работы, просто гениальной.
Пюпитр гордо возвышался над клавишами из слоновой кости и поддерживал шелестящую нотную тетрадь, разрисованную пятистрочными полосами и мелкими, густо усеянными значками.
"Ах!", - только и смог сказать Рояль, после чего замолчал навсегда.