Живописный берег Пахры. Дача Ежова. Павлин распластал веером хвост.
И Евгения Соломоновна (Суламита) кормит его чёрной икрой. С ложечки.
Дача Ежова, и сам Ежов идёт по дорожке по направлению к дому. Евгения Соломоновна выскакивает ему навстречу.
- Коленька, - восклицает она, - а почему так рано?
- Почему-почему - по кочану, - отзывается Коленька и небрежным мановением руки оттесняет её в сторону.
Голос за кадром: "В этот день 26 сентября 1936 года Николай Ежов был назначен народным комиссаром внутренних дел СССР, сменив на этом посту Генриха Ягоду".
Ежов сидит у стола и безучастно смотрит на фигуры, расставленные на шахматной доске. Они повторяют позицию, возникшую на семнадцатом ходу знаменитой партии сыгранной Ежовым и Иосифом Сталиным. Евгения Соломоновна лениво покачивается в гамаке и время от времени поглядывает на террасу, на которой сидит её муж.
Голос за кадром: "В Ежове намётанный Женечкин глаз угадал большое будущее. Они поженились в 1931 году. Евгения Соломоновна была на девять лет моложе Ёжика. Это было её третье замужество - очередная ступенька на лесенке, ведущей к счастливой семейной жизни".
Ежов докладывает Сталину:
- Арестованный по делу Зиновьева и Каменева бывший заместитель наркома тяжелой промышленности Георгий Пятаков вызвался стать прокурором на собственном процессе и, что интересно, обязуется самолично обвинять своих подельников. Назначение его обвинителем рассматривает, как акт огромного доверия ЦК партии. Просит предоставить ему любую форму реабилитации. В частности, просит... да что там просит - требует! разрешить ему лично расстреливать всех приговоренных товарищей, в том числе свою бывшую жену...
- Бывшую?
- Бывшую. Ни минуту не сомневался, заявляет, что она шпионка. Я, разумеется, указал ему на всю абсурдность его предложения, но он настойчиво просит сообщить о нём лично вам, товарищ Сталин.
- Какой прыткий! - говорит Иосиф Виссарионович. - Разъясните ему, что в нашей стране палачи должны оставаться инкогнито. Ну разве кто-нибудь сам признается в этом или ляпнет по дурости - арест 12.09.36
На даче Ежова собралось культурная тусовка. Среди гостей без труда угадываются корифеи советского образа жизни.
Голос за кадром: "После революции все еврейские дамы обзавелись салонами (это ещё Ходасевич заметил). Других салонных хозяек попросту не было, а если и были, то только для того, чтобы подтвердить правило. Салоны имели: Каменева, Ида Авербах, Лиля Брик, Зинаида Райх, Розенель - жена Луначарского, Гликина - близкая подруга Евгении Соломоновны, сотрудница Иностранной комиссии Союза писателей. Она считалась экспертом по Соединённым Штатам Америки.
Литературный салон Суламиты посещали известные деятели культуры: Исаак Бабель, Михаил Кольцов, Сергей Эйзенштейн, Леонид Утёсов, Семён Урицкий и другие. Частыми гостями на этих вечерах были представители советской номенклатуры".
Бабель рассказывает Евгении Соломоновне:
- Мандельштам написал басню: "Однажды из далекого кишлАка пришёл дехканин в кооператив, чтобы купить себе презерватив. Откуда ни возьмись, мулла-собака, его нахально, вдруг, опередив, купил товар и был таков. Однако!" Собирался читать в Ташкенте. А Ягода его не пустил: - "В Чардынь, кричал, отправить мудака! В глушь, Воронеж!"
И оба весело смеются.
Домой возвращается Ежов. В заляпанном кровью мундире. Идёт на кухню. Берёт графин и, обращаясь к зрителям, говорит: "Рюмка холодной водки, кусочек солёного огурца, ломтик чёрного хлеба - и что по сравнению с этим все изыски европейской кухни?"
Выпивает, закусывает...
Проходя через гостиную, хмуро кивает сидящему там Бабелю.
И Евгения Соломоновна говорит Исааку: - Ты не смотри, что он маленького роста. Он на один сантиметр выше Наполеона.
Провожает Бабеля, потом идёт в кабинет к Ежову, который, не скрывая неудовольствие, говорит Суламите:
- Слушай, у нас дом или проходной двор? Прихожу, понимаешь ли, усталый, как Малюта Скуратов, - тут твой сидит. У него совесть есть? Или ему заняться нечем, кроме как по гостям шляться? Лучше бы рассказы писал, а то ведь совсем исписался!
Голос за кадром: "Авгиевыми конюшнями" называли ГПУ во времена Ягоды, и потому Ежова нарекли "Гераклом". Он взялся за чистку, засучив рукава. Чистил на совесть".
Идёт заседание пленума ЦК ВКП (б) и товарищ Ежов "жалуется" залу:
- Должен сказать, что я не знаю ни одного факта, когда бы по своей инициативе позвонили мне и сказали: "Товарищ Ежов, что-то подозрителен этот человек, что-то неблагополучно в нём, займитесь этим человеком" - факта такого я не знаю... Не хотят стучать русские люди...
Разводит руками.
- Невозможно работать, товарищи... - 1 марта 1937 года
Ежов знакомит Сталина с результатами ревизии.
Читает: "Лично для Ягоды по линии ГПУ содержались дачи "Лоза", "Гольтищево" и квартиры в Кремле, в Милютинском переулке и на Тверской улице. Затраты на содержание этих объектов включали ремонт, благоустройство парков, посадку цветов, отопление, освещение, очистку пруда, ремонт и замену мебели.
Регулярно снабжались продовольствием сёстры Ягоды: Есфирь, Таиса и Роза. Также регулярно отправлялись посылки отцу Ягоды, Леопольду Авербаху, Леониду Авербаху и Фридлянду, мужу сестры Ягоды Фриды.
Содержались и обставлялись дачи Розы и Есфирь в Краскове, Таисы и Григория Филипповича в Жуковке. Леонид Авербах имел дачу на Зубаловском шоссе вместе с поэтом Киршоном. Все эти траты производились за счет 1-го отделения АХУ.
На постоянном снабжении находился Отто Юльевич Шмидт".
- Полярник?
- Он самый. "В 1936 году куплена, капитально отремонтирована и обставлена мебелью дача в деревне Жуковка для Надежды Алексеевны Пешковой, так называемые "Горки 10". В общей сложности это стоило государству 160000 рублей.
По установленному порядку все расходные документы сжигались тотчас после утверждения отчёта. В настоящее время подобное расходование государственных средств прекращено".
- Ну, почему же прекращено, - говорит Сталин. - Теперь они содержатся по другим статьям в местах не столь отдалённых, но знаковых.
- Вот именно, - говорит Ежов, - но мне кажется, их дешевле расстрелять, чем содержать.
- Хорошее предложение! - смеётся Сталин. - Мы подумаем. Посоветуемся. Такие решения надо принимать коллегиально. Тройка - неплохой коллегиальный орган, не правда ли?
- Я думаю надо провести открытый процесс, - говорит Ежов, складывая бумаги. - Страна привыкла к зрелищам, любит зрелища, жаждет зрелищ. У кого-то коррида, у нас - процессы. Лично я чувствую себя тореадором.
Смеются.
- Мы подумаем, - говорит Сталин - 4 апреля 1937 года
Кабинет 410 на 4 этаже.
В кабинет входит помощник и протягивает Ежову папку с документами.
- Это что? - спрашивает Ежов.
- Информация к размышлению, - отвечает помощник.
Ежов читает вслух:
- Партийная характеристика члена ВКП (б) с 1916 года Якова Агранова, 1-го заместителя наркома внутренних дел СССР. "Еврей. Истинный большевик. Образование - четыре класса". - Недурно, - говорит Ежов, - у меня два.
Читает дальше:
- "Характер - выдержанный, стойкий, арктический".
- Нордический, - поправляет его помощник.
- Нордический, - соглашается Ежов. - "Беспощаден к врагам советской власти. Связей, порочащих его, не имеет. Награждён двумя орденами Красного Знамени". Ну что ж, очень хорошо, только вряд ли эта характеристика спасёт его от расстрела.
Подписывает бумагу и говорит:
- В расход... - 20 июля 1937 арестован
По ночной Москве рыскает чёрный воронок.
За кадром звучит песня: "Чёрный ворон, чёрный ворон, что ты вьёшься надо мной? Ты добычи не добьёшься, чёрный ворон, я не твой".
Слышен звук натужно переключаемых скоростей.
"Что ж ты когти да распускаешь, да над моею головой? Ты добычи не добьёшься, я казак ещё живой..."
Два энкавэдэшника сидят в кабине воронка.
- Нет, что ни говори, а при Ягоде нас не расстреливали.
- А Блюмкин? а Рабинович?
- Это какой Рабинович? Наш?
- А чей же ещё? Конечно, наш. Трепетный, пушистый! Домашний, как тапочки, Рабинович...
Скажи, пожалуйста, кому мешал беззаветно преданный революции и лично товарищу Троцкому Рабинович?
Ежов протягивает Женечке руку и, как в знаменитом фильме "Чистое небо", раскрывает ладонь.
- Что это? - спрашивает она.
- Чёрная метка, - говорит Ежов.
На ладони лежит орден Ленина - 18 июля 1937 года
Бабель собирается в гости. Спиной к камере сидит женщина. Мы не видим её лицо, но чётко знаем, что это Пирожкова.
Голос за кадром: "Антонина Николаевна Пирожкова искренно верила, что Бабель ходит к Ежовым из чисто профессионального интереса - роман о чекистах, якобы, пишет Бабель. О чекистах и их жёнах".
Евгения Соломоновна и Бабель в постели.
Голос за кадром: "Евгения Соломоновна владела немецким, английским и французским языками. Евгенией Соломоновной владели все. Красной Мессалиной именовали Евгению Соломоновну".
- А помнишь, как мы с тобой познакомился в Берлине? - спрашивает Суламита. - Целый день ты катал меня по городу, а потом привёз в гостиницу и - трахнул. Помнишь? - "В Берлине?" - В Берлине. - "В гостинице?" - В гостинице. - "Нет, не помню".
- Скотина, - ласково говорит Ежова.
Голос за кадром: "А это другая постельная сцена - с Ежовым, в тот же самый день, но позднее".
- Пока я при исполнении, - говорит Коленька, задыхаясь, но не от любви, а после любви, - никто из твоих хахалей не попадёт под маховик террора. - "Обещаешь?" - Клянусь.
Голос за кадром: "Чем чёрт не шутит - возможно она действительно любила своего Колю".
Там же.
- А Сталину дала бы? - спрашивает Ежов.
- Сталину - без раздумий! После тебя он самый дорогой для меня человек. Как не дать...
Идёт допрос Раковского. Присутствуют Ежов и следователь.
- Подписывай, - говорит следователь Раковскому.
- Так ведь полный бред! - упорствует подследственный. - Фан-тас-ти-чес-кий!
- Подписывай, подписывай, Христиан Георгиевич, не стесняйся! - уговаривает его Ежов. - Сегодня - ты, завтра - я. Будто не знаешь... - март 1938 года
Кабинет Сталина.
Голос за кадром: "Как следует из журнала записей посетителей кабинета Сталина, в 1937 - 1938 годах Ежов побывал у вождя 290 раз и провёл у него в общей сложности более 850 часов".
Сталин - Ежову:
- Любовь к женщине - не самый большой недостаток в этом мире, да только жена твоя такая блядь, каких свет не видывал. Я тебе настоятельно - слышишь? - настоятельно рекомендую развестись с нею. Пока не поздно... Потом хуже будет... - в конце мая - начале июня 1938 года
Ежов сидит в своём кабинете. Наливает в стакан водку. Выпивает...
Голос за кадром: "Первым заместителем Ежова в августе 1938 года был назначен Берия. Отношения между ними были товарищескими: Ежов называл Берию Лаврентием Павловичем, а Берия Ежова - Колей. Сталин звал Ежова Ежевичкой"
Гостиница "Националь". По длинному коридору идёт Евгения Соломоновна, толкает одну из дверей и, оглядевшись по сторонам, проскальзывает в приоткрытую щель.
Соседняя комната оборудована под прослушку.
Стенографистка в наушниках быстро фиксирует произносимые слова.
- Идут в ванную, - говорит она напарнице и через некоторое время: - Ложатся в постель.
Писатель Шолохов наедине с Ежовой. Она воет и бьётся белугой.
- Тихий Дон, да и только! - говорит ошарашенный Шолохов. - Ну, ты даёшь!.. - август 1938
Женя пригласила Бабеля и Кольцова в воскресный день к себе на дачу. До обеда играли в "городки". Ежов в полной форме генерального комиссара госбезопасности, при орденах и медалях играл с большим азартом, сопровождая каждый удар битой скоропалительными словечками:
За столом, кроме Жени, Бабедя и Кольцова сидели его ближайшие помощники. Шёл весёлый разговор. Говорили, главным образом, о делах палаческих. Дружный хохот вызвал рассказ о начальнике оперативного отдела НКВД Карле Паукере.
- Любил, любил собственноручно "приводить приговор в исполнение". А надели на него тюремную робу - и завизжал поросёнком! Ну, чисто Швейк! - август 1938 года
Берия читает какой-то документ.
Голос за кадром: "В середине августа 1938 года в Москву прибыл и остановился в гостинице "Националь" писатель Шолохов. Стенографистка Юревич застенографировала пребывание жены тов. Ежова в гостях у Шолохова. Контроль за номером писателя продолжался свыше десяти дней вплоть до его отъезда. Во время контроля была зафиксирована интимная связь писателя с Евгенией Соломоновной. Стенограмма свидания прилагается".
Вечер. Дача Ежова.
Николай Иванович, Женечка и Зиночка Гликина сидят за столом. Ежов много пьёт. Дамы скучают. Решив развеселить девочек, Ежов, шатаясь, встаёт из-за стола, достаёт из портфеля какой-то документ и, обратившись к жене, спрашивает:
- Ты с Шолоховым <пи-пи>?
Женечка в ужасе:
- Что ты такое говоришь, Коленька?!
Тогда Ежов в озлоблении бросает документ ей в лицо:
- На, читай!
Ежова собирает рассыпавшиеся листки, просматривает их и в ужасе говорит:
- Это неправда, Коленька... Это ложь...
Выйдя из себя, Ежов с криком: "Ах, неправда! Ложь?" подскакивает к жене и начинает её мутузить. Гликина оттесняет Женечку и, прикрывая собой (настоящая подруга!), уводит в соседнюю комнату.
Женечка перестала ездить на работу, целыми днями сидит дома и слушает патефон.
Звучит песня Листова на слова Арского: "В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль. Снятся твои золотистые косы, снится веселая, звонкая даль. В парке Чаир голубеют фиалки, снега белее черешен цветы. Снится мне пламень весенний и яркий, снится мне солнце, и море, и ты..."
Шмыгает носом...
У Ежова десятидневный запой.
Голос за кадром: "Время было эротическое, подспудно наступала эрекция, и потому каждый <пи-пи> ощущал себя маленьким фрейдом. Совсем маленьким. Крошечным. Размером... а, впрочем, размер не имеет значения".
Суламита зажимает уши руками: - Боже! Как они кричат!
Ежов, пожимая плечами: - Как-как... Как жертвы политических репрессий.
Суламита: - Замолчи! Умоляю тебя, замолчи!..
Голос за кадром: "18 сентября 1938 года Ежов объявил, что разводится с нею.
На следующий день она написала письмо Сталину, умоляя его примирить её с мужем. Сталин на письмо не ответил. Ежов, между тем, разводиться передумал, расстреляв, однако, бывших мужей Евгении, а также мужа её самой близкой подруги".
Евгения Соломоновна собирает вещи.
Голос за кадром: "Во второй половине сентября 1938 года Ежов, избавляясь от Женечки, отправил её в Крым".
Письмо из Крыма, сентябрь 1938 года.
"Колюшенька, пишет Суламита. Сильно, очень сильно тебя люблю. Боюсь потерять и остаться одной, запятнанной и опозоренной, живым трупом... Прошу, умоляю - проверь всё. Ты можешь и потому обязан сделать это. Ради меня, ради Натуси, ради себя самого, наконец...
Если ещё живу, то только потому, что не хочу причинять тебе неприятности. Понимаю тебя, не сержусь и люблю так, как никогда не любила, хоть всегда молилась за твою скромность, преданность партии и тов. Сталину. Если можно было бы поговорить с этим дорогим до глубины души человеком. Я видела, как чутко он заботился о тебе, я слышала, как нежно он говорил о женщинах. Он поймёт меня, я уверена. Он почувствует. Он не может ошибиться в человеке и дать ему погибнуть".
Ежов докладывает Сталину:
- По состоянию на 1 октября 1936 г. в центральном аппарате НКВД, числилось 110 кадровых офицеров, из них 42 были русскими, украинцами или белорусами. 43 офицера объявили себя евреями. Ровно через два года евреями считали себя 32 офицера.
- А куда делись остальные?
- Назвались русскими, товарищ Сталин.
Дача Ежова.
Голос за кадром: "В конце октября 1938 года Фриновский привез на дачу Ежову документ, который очень встревожил последнего. На следующий день Ежов позвонил жене в Крым и попросил её немедленно вернуться в Москву".
Евгения Соломоновна в санатории имени Воровского сидит на скамеечке и невидящим взглядом смотрит в объектив камеры.
Голос за кадром: "29 октября Евгению с диагнозом "депрессивное состояние" поместили в небольшую лечебницу на окраине Москвы для людей, страдающих нервными расстройствами, где к ней были приставлены лучшие московские врачи.
15 ноября арестовали Гликину и вместе с ней ещё одну близкую подругу Евгении, Зинаиду Кориман, работавшую техническим редактором в журнале "СССР на стройке". Это были происки Берии.
После ареста "двух Зин" Евгения в отчаянии шлёт Сталину новое письмо: "Товарищ Сталин, дорогой и любимый. Да, я опорочена, оклеветана, но Вы для меня всё равно дорогой и любимый, как для всех людей, которым Вы верите. Пусть у меня отнимут свободу и жизнь, я всё это приму, но вот права любить Вас я не отдам никому и никогда..."
И на этот раз Сталин оставил её письмо без ответа.
Историки полагают, что Ежов и его жена условились, что она отравится, получив соответствующий сигнал, и Ежов подал ей такой сигнал. Евгения не спешила, и только арест двух "Зин" подтолкнул её к действию.
19 ноября Евгения потеряла сознание в результате передозировки люминала; через два дня она умерла в возрасте тридцати четырех лет".
Морг. Лежит голый труп женщины. Работник морга накрывает его простынёй.
Голос за кадром: "Согласно акту вскрытия Евгения Соломоновна была хорошо упитанной женщиной. А какой должна быть жена людоеда?"
В момент ареста нарком Ежов был пьян в стельку. Тем не менее, внимательно наблюдая за ходом обыска, пел хорошо поставленным голосом, аккомпанируя себе на гитаре: "Когда я пьян, а пьян всегда я, ничто меня не устрашит, и никакая сила ада моё блаженство не смутит".
Голос за кадром: "У него был замечательный тенор. Как у Баскова. Обыск квартиры и служебного кабинета выявил следы непробудного пьянства. В письменном столе и книжных шкафах были обнаружены спрятанные в разных местах заряженные пистолеты и бутылки водки. В ящике стола лежал пакет с пулями, которыми были расстреляны Зиновьев, Каменев, Смирнов. Каждая пуля была завернута в отдельную бумажку" - 10 апреля 1939 года
Объект ? 110, так называемая Сухановка. Среди надзирателей преобладают суровые, мясистые латышки.
Первый допрос Ежова ведёт Родос, громадный еврей с волосатыми руками.
- Ну, что, сучонок? - вопрошает он, сидя на краешке стола, и, запустив пальцы в густые волосы Ежова, бьёт его по лицу. Затем, бросив на пол, что есть сил лупит в пах.
Голос за кадром: "Берия учредил единственный в мире ансамбль песни и пляски тайной полиции. В ансамбль вошли лучшие силы советского искусства: Шостакович, Юткевич, Юрий Любимов - да-да, тот самый! - Асаф Мессерер, баснописец Эрдман, Вольпин и многие другие, будущие пятидесятники, шестидесятники, семидесятники и даже восьмидесятники. Все они носили энкавэдэшную форму - это надо было видеть!"
Смотрим. Сцена на усмотрение режиссёра - надо и ему проявить фантазию - осень 1939 года
Ежов (заключительное слово):
- Кругом меня были враги народа, мои враги. Я почистил 14 тысяч чекистов. Много это или мало? Мало. Моя огромная вина перед государством заключается в том, что я их не дочистил. Не успел...
Простите меня, люди добрые!..
Последние слова Ежова предназначались вождю народов: "Прошу передать Сталину, что всё то, что случилось со мной, является просто стечением обстоятельств. Передайте Сталину, что умирать буду с его именем на устах".
Когда его вели на расстрел, он пел (хорошо поставленным голосом) "Интернационал" - 3 февраля 1940 года
Голос за кадром: "По утверждению сына Троцкого Льва Седова, режим в СССР держится на Сталине; достаточно его убить, чтобы всё развалилось".