"Гуляет ветер, порхает снег. Идут двенадцать человек".
Возглавляет строй Ленин с красным флагом в руках. Мелкими, вкрадчивыми шажками он пересекает безлюдное пространство. За ним на пуантах, осторожно, шаг в шаг следует Инесса Арманд - вся порыв, негодование и неподдельное вдохновение. Следом, переваливаясь, как утка с боку на бок, но тоже шаг в шаг идёт-бредёт Крупская со своим ленинско-сталинским крупом. И девять витязей замшелых в серых солдатских шинелях исправно шествуют за ними.
Звучит трагический голос Александра Блока: "Революционный держите шаг! Неугомонный не дремлет враг!"
Ванька с Катькой выбегают в центр площади. Целуются. "Запрокинулась лицом, зубки блещут жемчугом".
Шелудивый пёс выходит на передний план. Понуро смотрит вперёд, назад. Подходит к краю сцены, заглядывает в оркестровую яму. Садится на хвост и начинает с тщанием, достойным зависти, искать блох. Из оркестровой ямы выглядывает один из музыкантов и, размахивая смычком, гонит его прочь - "Пошёл вон, заррраза!" - говорит он свистящим шёпотом. Пёс отходит на пару метров, садится и, ни на кого не обращая внимания, продолжает гигиеническую процедуру.
Блюмкин с напарником в матроской форме входят в приёмную немецкого посла. Представляется, предъявляет документы...
Когда граф Мирбах начинает изучать оные, Блюмкин, выхватив из портфеля самодельные бомбы - одну, вторую, бросает в ценного дипломатического кадра...
Сам же с поспешностью выскакивает в окно. Бомбы не приносят вреда Мирбаху, и тогда не растерявшийся напарник Блюмкина, не спеша, с двух рук, в упор расстреливает незадачливого посла из огнестрельного оружия, после чего в той же манере - рыбкой (неизвестное ранее в балете движение) - следует за Блюмкиным.
На сцену выходят латышские стрелки. Ощетинившись штыками, группа, похожая на ежа, целится вправо, влево и, наконец, в зал.
"Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнём-ка пулей в Святую Русь".
Долго целятся, тщательно...
Вот-вот раздастся залп... -
но тут на сцену в знаменитой кавалерийской шинели до пят выбегает Дзержинский и кричит: "Вы с ума сошли - это же зрители! Отставить! Немедленно отставить!" - Этто зриттели? - спрашивает один из стрелков с сильным латышским акцентом и указывает на сидящих пальцем. - "А кто же ещё! - кричит Феликс Эдмундович. - Неужто не видно?" - Не виддно, - говорит доблестный революционный стрелок
то ли Вацетис, то ли Лацис, а, может быть даже и Петерс. - Мы думмали - кконтра...
Дзержинский подходит к краю сцены и убеждает перепуганную публику:
- Граждане, это ошибка. Нелепая ошибка, граждане. Будьте покойны - у нас всё схвачено. Не волнуйтесь. Ещё не вечер, граждане... Далеко не вечер...
Дворцовая площадь в Петербурге. К Комиссариату внутренних дел подкатывает Канегисер. Оставив велосипед снаружи, входит в вестибюль и, присев на стул, дожидается приезда председателя Петроградской ЧК Урицкого. Дождался. Урка-Урицкий прибывает на автомобиле. Выплясывая, входит в вестибюль. Швейцар, почтительно кланяясь, открывает дверцу лифта. В этот момент к Урицкому подходит Канегисер и стреляет ему в затылок. Урицкий падает. Канегисер выскакивает на площадь и, сев на велосипед, уезжает с места преступления. Сначала поворачивает влево, но случайный свидетель происшествия кричит ему: "Нет-нет, не туда - в противоположную сторону, на Миллионную!" И тот послушно меняет курс...
В тот же день, вечером 30 августа 1918 года. Москва, завод Михельсона.
После окончания митинга Ленин, окружённый рабочими, пританцовывая, идёт к автомобилю. Практически вплотную к нему подходит Каплан и трижды стреляет в Ильича. Бросает револьвер и скрывается в толпе.
Ленин ничком падает на земле.
Четыре дня спустя, Москва, Александровский сад.
Комендант московского кремля Мальков подходит к Каплан и стреляет ей в затылок.
Тут же на сцену выкатывают бочку, в которую помещают труп Фанечки. Из канистры наливают бензин. Поджигают. Горит декоративное пламя.
Облава на Сухаревке. Визг, крики, свист - рыцари революции ловят бесхозных детей. Сам Дзержинский в красной палаческой рубахе принимает участие в этой затее. Ловко хватает за шкирку пробегающего мимо сорванца. Тот рвётся из рук и негодует. "Тихо, тихо, тихо, - говорит ему Феликс Эдмундович. - Всё в прошлом, парень, всё в прошлом..."
Гаснет правая половина сцены. В левой её части Феликс Эдмундович сидит на скамейке и ласково гладит отпрыска по голове. Звучит песня: "Позабыт, позаброшен с молодых, юных лет. Я остался сиротою - счастья в жизни мне нет".
Зажигается свет на правой половине сцены, левая соответственно погружается во мрак.
Два подростка Феликс и его сестра Ванда балуются, играя с охотничьим ружьём, тянут каждый в свою сторону. Неожиданно раздаётся выстрел. Девочка, опрокинувшись навзничь, лежит недвижимо. "Ванда! Ванда!" - кричит Феликс и безутешно рыдает.
В некотором отдалении от них стоит и, широко расставив ноги, наблюдает за происходящим Владимир Маяковский. "Я люблю смотреть как умирают дети" - звучит его траурный голос.
Пустая сцена, посреди которой в полном одиночестве за обеденным столом сидит Дзержинский, неторопливо вкушая обильную пищу. Вокруг носятся официанты, исполняя экзерсисы и прочие фуэте с подносами в руках и на голове. Голос за сценой, перечисляет блюда, предписанные наркому на предстоящую неделю:
"Понедельник. Консоме из дичи, лососина свежая, цветная капуста по-польски.
Вторник. Солянка грибная, котлеты телячьи, шпинат с яйцом.
Среда. Суп-пюре из спаржи, говядина булле, брюссельская капуста.
но, вдруг, хрипит, хватается за горло и падает со стула на пол.
Колонный зал Дома Союза. Похороны Дзержинского. Покойный смирно лежит в гробу в своей любимой палаческой рубахе. Вокруг официальные лица - Сталин, Троцкий, Калинин...
И вдруг... -
Дзержинский садится, крестится католическим манером - слева-направо и опять опускается в гроб, смиренно сложив руки.
Сталин тоже крестится, но - справа налево. Перекрестившись, плюёт через левое плечо: "плюну три раза - не моя зараза".
К гробу подходит Маяковский и громким голосом трибуна, отчаянно жестикулируя, призывает молодое поколение советских людей идти на службу в ГПУ: "Юноше, обдумывающему житьё, решающему делать жизнь с кого, скажу, не задумываясь - делай её с этого самого - как его? - товарища Дзержинского".
Троцкий обходит строй оппозиционеров. Все они, как один, безликие - ни физии, ни даже подобия.
Лев революции раздаёт им - "Маски, господа-товарищи, - маски", и они, приобретя хоть какие-то человеческие черты, возбуждённые вниманием вождя-единоверца, начинают танцевать, выполняя донельзя нелепые па, далёкие от классического канона. Оно и понятно: нетрадиционные па - это явные признаки оппозиционного мышления и гомосексуального оппортунизма. Современное искусство неразрывно связано с нетрадиционными отношениями, без которых оно - профанация.
А в нескольких шагах от оппозиции Ванька с Катькой целуются, как ни в чём не бывало - плевать им на выблядков рода человеческого! Им не до них.
Менжинский а ля Нижинский носится по сцене, места себе не находит, выделывая несусветные па: тут тебе (в переводе с французского) - и "сама садик я садила, сама буду поливать", и "не сыпь мне соль на рану, не говори навзрыд", "и не церковь, и не кабак - ничего не свято", и т.д., и т.п.
Появляется Троцкий с голым задом. Почему он с голым задом, не знает никто, даже постановщик балета, не говоря уже об авторе либретто. Завидев Менжинского, Троцкий бросается прочь. Менжинский гонится за ним. Нагнав, древком метлы колет в самую сердцевину его гнилостной породы. Судя по крику, который издаёт товарищ Троцкий, метла достигает цели.
Менжинский подскакивает к Иосифу Виссарионовичу, прикуривает папироску от неопалимой купины сталинской трубки. Расшаркиваясь, благодарит. И, вдруг, начинает кашлять, да так сильно, что темнеет в глазах - у зрителей. Тяжела ты, трубка Мономаха. Падает и умирает. Вечная память.
Кабинет Ягоды на Лубянке. Хозяин апартаментов в новой форме крутится перед зеркалом. Форма представляет из себя костюм принца для балета "Золушка", вот только на предплечьях новоявленного принца зреют крупные красные звёзды.
Некоторое время спустя, Ягода выводит четырёх энкавэдэшников во внутренний двор здания на Лубянке. Командует: "На первый-второй рассчитайсь!" Служивые чётко выполняют приказ, после чего звучит бессмертная музыка Петра Ильича Чайковского, и энкавэдэшники, переплетя руки, исполняют танец маленьких лебедей. Вдруг, один из "лебедей" сбивается с ритма, путается в движениях, нарушает строй. Рядом стоящий нечестивец падает, двое других замирают на месте в нелепых позах...
Тут же на сцену выскакивают бравые молодцы и, подхватив бедолаг под руки, спешно увлекают за кулисы. Слышны беспорядочные револьверные выстрелы.
Ежов и его жена Евгения Соломоновна танцуют па-де-де, и если это не па-де-де, то что же?
Он в костюме Голубой птицы для балета "Спящая красавица", она - в образе Маши из блистательного "Щелкунчика". По окончании па-де-де принимают поздравления, после чего он преподносит ей флакон с ядом. "Что вижу я! В руках Ежова склянка!" - восклицает Евгения Соломоновна. Тем не менее, безропотно выпивает отраву и медленно, как и положено в классическом балете, умирает, упав на руки безутешного грешника.
И опять внутренний двор здания НКВД на Лубянке.
Казнь генеральных комиссаров госбезопасности - Ягоды и Ежова в присутствии вождя всех народов. Сталин тыльной стороной ладони делает малообещающий жест, звучит барабанная дробь, в конце которой Ягода картинно падает на землю и, содрогаясь всем телом, яростно отходит в мир иной. Ещё один жест Сталина, та же самая барабанная дробь - и ревностный служитель правопорядка Коля Ежов нехотя, хотя и послушно ложится рядом со своим предшественником.
На сцену, как чёрт из табакерки, выскакивает Лаврентий Берия, делает несколько нелепых балетных па, приближается к вышедшим в тираж наркомам и яростно пинает ногой сначала труп одного, а затем и останки другого. После чего, отвешивая частые поклоны, приближается к Сталину и, сделав книксен, почтительно встаёт в первую блядскую позицию. Лицо Сталина озаряет улыбка. Не скрывая довольства, он мягко треплет Берию по упитанной щёчке. "Шарман, шарман" - звучит его закадровый голос.
Ивановская площадь Кремля. И опять Ванька с Катькой целуются взасос, ни на кого не обращая внимания. Целуются всерьёз, до первой капли алой крови.
Хрущёв, сидя посреди площади, громко колет ботинком православные (то бишь грецкие) орехи. Время от времени прерывает сие увлекательное занятие и грозит кулаком кому-то в небесах. "Я вам покажу Кузькину мать! - кричит он при этом. - Вы не думайте то, что думаете, или не думайте вовсе!"
Вскакивает, вскидывает руку в нацистском приветствии и кричит: "Слава Украине!" А в ответ - тишина, народ, как всегда, безмолвствует. Это только в фильмах он анус рвёт, штурмуя ворота зимних дворцов.
И потому:
- Героям слава, - сам себе отвечает Хрущёв слабым, едва слышным голосом и затравленно озирается по сторонам...
Кода.
Наше повествование близится к финалу, в преддверии которого главные персонажи выплясывают национальные танцы: Дзержинский и Менжинский, взявшись за руки, идут торжественным полонезом, рассекая сцену на две равные половины; Ягода и Троцкий, семеня ножками, лихо выкладывают "Семь сорок" (в переводе на русский "Наш паровоз вперёд летит"); Хрущёв насилует гопака; латыши... - трудно сказать, что они пляшут, но ведь что-то такое выказывают ногами.
В финале праздничной вакханалии выскакивают пионеры, похожие на тех, которых в своё время страстно отлавливал Феликс Эдмундович, и, вытанцовывая, поют зажигательную песню: "Эх, хорошо в стране Советской жить! Эх, хорошо страной любимым быть! Эх, хорошо стране полезным быть, красный галстук с гордостью носить! Да, носить!"
А справа, у самых кулис стоит Сталин и лениво и даже вальяжно, похлопывает в ладоши: "Действительно, ништяк"...
И вдруг... -
танцы замирают...
народ безмолвствует...
а немую сцену по диагонали - насквозь, как иголка ткань, пронизывает процессия во главе с Лениным в белом венчике из роз. Следом, шаг в шаг, шествуют Инесса Арманд, Крупская и девять мерзавцев в солдатских шинелях...