Когда-то здесь шли бои, на память о которых остались незажившие земельные раны - траншеи, воронки от разорвавшихся снарядов, ямы усопших блиндажей - оплывшие, неявственные, нечёткие... Разверстые раны густо поросли пышной растительностью, разнообразие которой меня, привыкшего к пустынным ландшафтам, всегда приводит в восхищение. И выросли эти растения, судя по беспорядочному произрастанию, сами по себе. Семьдесят пять лет - это не шутка даже для нашей неуёмной флоры. А вот ельник, присовокуплённый ко всему этому великолепию, носит явные черты искусственного происхождения. И стоят ёлки словно солдаты на Красной площади в преддверии праздничного парада тесными рядами, плечом к плечу в пожухших пожелтевших шинелях.
В ельнике растут отменные боровики. Однажды, когда я отправился по грибы, в ельник ворвался лось, молодой дуралей на высоких ногах, большой, неуклюжий и, тем не менее, вызывающий симпатию. С испугу (непонятно по какой причине) проскакал по длинной хвойной галерее и, наконец, вырвался на волю. Когда я вышел из леса вслед за ним, он безмятежно и с аппетитом лакомился на опушке осиновой корой...
Пятнадцать лет я живу в этой деревне практически круглый год. В Москву приезжаю раз в неделю на день-два, как правило в пятницу, в противоход движению столичных жителей: когда они едут на дачи, я отправляюсь в Москву.
Деревенское моё бытие необычно и никак не походит на те издевательские картины сельской жизни, что рисуют сегодняшние умники. В доме моём были и есть: электричество, газ, централизованное водоснабжение, спутниковое телевидение, городской телефон. Прямо возле дома располагаются остановки автобусов, бегущих в противоположные стороны - в Медынь и Малоярославец, до которого десять минут езды на общественном транспорте. Вдоль улицы организовано прекрасное освещение - ночью светло, как днём. Красивые фонарные столбы часовыми стоят вдоль трассы в Рославль. Дорогу в прошлом году коренным образом перелопатили, превратив в скоростное шоссе с великолепными съездами в деревню. Уверен, что коренная реконструкция связана с тем, что именно по этой трассе поедут к нам многочисленные болельщики на чемпионат мира по футболу.
По обочине теперь уже второстепенной дороги, оббегающей строй частных домиков, проложена оптико-волоконная линия, подсоединиться к которой каждый божий день призывают меня на редкость приставучие провайдеры. Мало того, что надоедают телефонными звонками, так они ещё и норовят проникнуть на мою суверенную территорию, и, когда я выхожу к ним, страшно удивляются моему отказу подключиться к скоростному интернету. "Вы, - говорят они, - производите впечатление прогрессивного человека. Почему же вы отказываетесь от ГЛАВНОГО достижения современной цивилизации?"
- Да не нужен мне ваш высокомудрый интернет, - отвечаю я. - Я и из Москвы сбежал, дабы быть подальше от удавок современного мира. Кратковременных наездов в столицу мне достаточно для общения с блогосферой в том режиме, который устраивает меня, а не её, уважаемую мною публику. Так что не докучайте мне больше своими предложениями, не надо...
В общем, изменения на селе произошли колоссальные. Сам удивляюсь их скоротечности. Если раньше практически каждая семья в нашей деревне имела корову и места выпаса становились предметом ожесточённых разборок, то теперь, спустя пятнадцать лет, коров в деревне нет вообще (ни одной!), зато в каждом дворе стоит одна, две и даже три машины...
Дом и участок в двадцать соток мы содержим в образцовом порядке. Жена, кстати, очень любит стричь газоны. Вначале она орудовала обычной косой, позже стримером, теперь управляет ещё и самоходной косилкой. Запах скошенной травы кого хочешь сведёт с ума. Трудится, не покладая рук с марта по октябрь, а вот в остальное время года, когда на даче делать нечего, предпочитает оставаться в Москве.
Ребята мои в деревню ездят редко - по необходимости, так что три комнаты на втором этаже, выделенные и обставленные мною, пустуют. На зиму я перекрываю туда доступ, дабы не жечь лишний газ. Так что в холодные зимние месяцы пребываю в загородном доме в полном одиночестве, сам закупаю продукты в Малоярославце, где расположено несколько гипермаркетов (Малоярославец, кстати, несколько раз признавался лучшим малым городом России), сам готовлю обед, чаще, однако, заказываю курицу-гриль в одном из деревенских магазинов. Звоню по телефону, прошу принять заказ. "К какому часу?" - спрашивают. - А давайте к шести, - отвечаю.
В условленный час прихожу в магазин. Прямо на глазах у меня курочку вынимают из печи, погружают в специальную упаковку. Обходится она мне в сто - сто двадцать рублей и хватает её на два-три дня. Хозяин магазина - такой же москвич, как и я, продал квартиру в столице, купил дом в деревне и взял в аренду здание бывшего сельпо. Судя по всему, дела у него идут хорошо, несмотря на конкуренцию (в деревне расположено три продуктовых магазина). Недавно он признался мне, что приготовление гриля не приносит ему прибыли, но он не собирается отказываться от предоставления этой услуги, так как она - услуга - привлекательна для его постоянных клиентов, к числу которых он относит, видимо, и меня.
Вот так я и живу. В лес, правда, в последнее время хожу редко, лень матушка заела, а тут, вдруг собрался, захотел посмотреть на осеннее великолепие, и прямиком направился к ельнику. Перешёл на противоположную сторону пруда и по дуге заброшенного поля пустился в путь. Поле это принадлежит бывшему сельчанину, давно живущему в Израиле. Деревенские знают об этом, ругают уехавшего на все лады, а сами потихонечку, не афишируя намерений, используют землицу в собственных интересах...
Между полем и опушкой леса тянулась широкая полоса заросшая густой травой, и на эту своеобразную лужайку время от времени выскакивали то кряжистые дубы, то толстенные крапчатые красавицы с изуродованными сухожилиями на ногах - последствиями весеннего сбора берёзового сока.
Там, где тропинка делала изгиб, замыкая полукруг, ограничивающий поле, я увидел слабый дымок и сопутствующее дрожание тёплого воздуха. Ещё несколько шагов... -
и наткнулся на мужичка, который сидел и тихо, себе под нос, напевал с детских лет знакомую песенку. Боже, как часто мы горланили её в летних оздоровительных лагерях!
"Дым-дымок, луны сиянье, белый пепел и зола, дразнит наше обонянье дух картошки из костра. А картошка - объеденье, пионеров идеал, тот не знает наслажденья, кто картошки не едал-ал-ал".
Я хотел было пройти мимо, не имея желания мешать человеку в его стремлении к уединению, но он сам окликнул меня.
- Какое тысячелетие на дворе? - крикнул он. Я взглянул на него с изумлением, ибо не всякий день слышишь в глухом лесу пастернаковский возглас.
- Да не смотрите вы на меня, как на сумасшедшего. - И в своё оправдание добавил: - Здесь все эпохи перемешаны так, что разобраться совершенно невозможно. С утра татаро-монголы скакали, днём опричники с собачьими головами и мётлами наведались, чуть позже будёновцы - будь они неладны! Всех зверей распугали, ироды... Может кому-то это и нравится, только не мне... Я не охотник, но всё-таки...
А вчера с небес, вдруг, головешки начали сыпаться...
- Да почему же головешки?
- А потому что уголья кончились.
- Понятно, - сказал я, мало чего понимая, и попросил разрешения сесть - притулиться у огонька.
- Да, пожалуйста, - ответил мужичок и гибкой веточкой подкатил к моим ногам печёную картофелину. - Картошечку не желаете?
Я отказался, поведав мужичку, что в семье, в которой вырос, картошку не уважали, в голом виде особенно. На зиму нам хватало мешка этого екатерининского паслёна, большая часть которого уходила на супы.
- Странно, - сказал незнакомец. - И где же находится страна, в которой не уважают картошку?
- Далеко-далеко, где кочуют туманы, - уклончиво ответил я...
Разговорились и оказалось, что он моложе меня, но это обстоятельство ничего не изменило в наших отношениях. Звали его Кузьмичом. И рассказал Кузьмич, как уговорил знакомого тракториста посадить картошку на пустующем поле. Тот по ранней весне выволакивал на опушку упавшие в лесу деревья и потому легко согласился, вскопал грядку по краю поля длиною в двести метров. В начале сентября они собрали урожай, разделив его поровну. Два десятка кустов, однако, Кузьмич оставил в земле и теперь, приходя на этот своеобразный огород, пёк картошку.
Кузьмич болел сахарным диабетом. Доктора предписали ему длительные променады Жил он в Трубицыно, в пяти километрах от здешних мест
- Ну, а всё-таки, - спросил у него, - откуда здесь татаро-монголы, опричники и будёновцы?
- А я уже и сам не понимаю было это на самом деле или только привиделось мне. Мир стал таким сложным, что невозможно определить где явь, где виртуальная реальность.
- А про новую хронологию вы откуда знаете?
- Прочитал в местной газете.
- И что же вы поняли?
- Что кинули нас на тысячу лет - и рады-радёшеньки! Вот и Пастернак запутался в веках, как в паутине, а вроде умный товарищ. Разве не так?
- Похоже, что так, - согласился я, обещал передать ему книги Фоменко и Носовского и собрался было расспросить о той грани, которая отделяет виртуальную реальность от той, что попроще... -
но тут, из кустов выскочил долговязый человек и на быстрых ногах направился в нашу сторону. Его преследовали шустрые мальчишки, и кричали они: "Дидерот, х... те в рот!"
Деревенские мальчишки давно уже выглядят, как городские, а сближают и тех, и других затейливые рюкзачки. Носят эти рюкзачки все, кому ни лень, и даже старики и старухи - последние особенно. Я как-то видел учительницу, которая вела гуськом учеников - мал мала меньше, и все они, включая учительницу, были снаряжены рюкзачками - забавное зрелище!
Не добежав до кострища, сорванцы остановились, а Дидерот, оказавшись под сенью нашей защиты, как под зонтиком НАТО, осмелел, поднял с земли изрядный кусок засохшей глины, закричал сорванцам: "Уходите! Вон!" -
и кинул-таки этот кусок в нечестивую ребятню...
И они, в последний раз выдав "на гора" свою вызывающую кричалку, врассыпную, как зайцы, брызнули в окрестные кусты.
- Дени пожаловал, - сказал Кузьмич и тут же радушно предложил ему традиционный гостинец:
- Ну что, Дидерот, картошечку?
- Картошечка у вас знатная, - сказал Дидерот, присаживаясь к костру, - грех отказываться.
- Вас действительно зовут Дени Дидро? - спросил я у него.
- Зовут меня Денис, - ответил долговязый детина. - А Дидеротом прозвали приятели, а теперь вот эти... - И он махнул рукой в ту сторону, куда скрылись мальчишки.
- Любят, любят тебя подростки-тинэйджеры, - сказал Кузьмич.
- Ты всё шутишь, а мне не до шуток, ведь загоняли вконец, аспиды, - сказал Дидерот. И поднялся, прихватив картофелину. - Спасибо за угощение...
- Они наверняка вас ждут, - сказал я Дидероту. - Я бы на вашем месте пошёл иной дорогой - вдоль опушки леса.
- Ерунда - я уже привык, - сказал Дени. - Пусть дразнятся. - И направился туда, откуда пожаловал - в жёлтый, похожий на ржавые конструкции, ельник
- "Дидерот, вытри рот!" - с издёвкой произнёс Кузьмич. И хмыкнул: - Великое дело - привычка!
- И куда катимся? - задал я ему вопрос только для того, чтобы поддержать беседу.
- В хронологическую яму, - ответил Кузьмич.
- А знаете, всё течёт - и ничего не меняется, - сказал я и рассказал Кузьмичу о великовозрастном придурке, жившем когда-то в нашем доме. Звали его Кирилл, и мы, мальчишки, донимали его, едва только он появлялся во дворе, одним и тем же навязчивым вопросом: "Кирилл, а где Мефодий?" И он, как давеча Дени, свирепел и гонялся за нами, подняв с земли камень, чем жутко радовал нас, приводя в неописуемый восторг.
- И объяснение такому нашему поведению я не могу найти по сегодняшнюю пору.
Кузьмич промолчал и только задумчиво качнул головой...
Дидеротом, однако, события этого замечательного дня не ограничились. Каюсь, но я не заметил, откуда появилась эта женщина - крепкая, мясистая, в необычайно короткой для сельской местности юбке, в кургузой курточке, простоволосая и без сомнения хмельная.
- Здравствуйте, дедушка, - поприветствовала она Кузьмича.
- Здравствуй, милая, - ответил он. - Что, опять изнасиловали?
- Ай! - сказала женщина и с огорчением махнула рукой. Села рядом с Кузьмичом, попыталась было одёрнуть юбку... -
быстро сообразила, что из этой затеи ничего не получится. Протянула ладони к огню...
Её, как я понял из дальнейшего разговора, насиловали все, кому ни лень. И очень часто.
Странно, подумалось мне в тот момент: женщина вроде бы не представляет никакого интереса, даже спортивного, а вот поди ж ты какая пруха...
- В пятый или шестой раз? - поинтересовался Кзьмич.
- В седьмой, - ответила она. Помолчала и добавила: - А всё проклятое кокетство. И чёрт меня дёрнул крутить задом!
- Действительно, - согласился дедушка-Кузьмич. - Не то время, чтобы крутить тем, что ни попади... Стрёмное это дело. Тут, как говорится, осторожность нужна. Не приведи, господи, беззаботничать...
Взял веточку и ловко подкатил к её ногам серую кругляшку.
- Съешь картошечку - вот тебе и полегчает, - предложил он. - У меня и хлебушек чёрный имеется, и сальца кусочек...
Взяла она картофелину, пожонглировала ею, как водится. Руки грязные, зато ногти раскрашены во все цвета радуги. Радужная особа. Этими самыми ногтями очистила и начала есть.
- В милицию заявляла? - участливо вопросил Кузьмич.
- А толку? Ни на одно моё обращение они должным образом не отреагировали. Так, имитируют какие-то действия, вроде, как ищут, только найти не могут, хотя я им едва ли не фамилии назвала.
- Но они хоть бы меняются? - "Кто?" - Насильники. Или всегда одни и те же? - "А кто их знает? - ответила она. - Они мне глаза всякий раз завязывают..." - Во как! Такой, значит, коленкор? - "Ага", - ответила она.
Обтёрла руки о мешок, на котором сидел Кузьмич.
- Ну, я пойду, - сказала обесцвеченным голосом и ушла в ту самую сторону, в какую удалился Дени Дидерот
- Бедная женщина, - сказал я. - Никогда не думал, что подобные безобразия возможны в наше время.
- И вы ей поверили? - удивился Кузьмич.
- А зачем ей врать?
- Да кто же знает - зачем? Это как наша унылая хронология: было, не было - ничего не понять...
Одно слово - "хрень" и никакой логики! Но ведь кому-то эта хрень надобна!
- Кому-то надобна, - согласился я и, сказав так, попрощался с моим новым знакомым и совсем уж было направился в обратный путь, как тут из перелеска, в который удалилась многократно изнасилованная особа, вышла группа странников из числа так называемых неформальных туристов, бесцельно болтающихся по бескрайним просторам России. Подошли к Кузьмичу...
Я остановился и, снедаемый любопытством, полуобернувшись, прислушался к разговору.
- Скажите, тут случайно комета Галлея не пролетала? - спросила странница, возглавляющая группу праздношатающихся субчиков.
- Тут никто уже не летает - ни Галео, ни Галилео, - ответил Кузьмич. - Может и пролетало что-то, но давно, и вряд ли кто запомнил - что именно...