Семь жён и ещё два неоперившихся создания. Как видите, знаком я с женским полом не понаслышке...
Моё несчастье заключается в том, что я слишком люблю женщин, люблю непоправимо, наперекор обстоятельствам и очевидным фактам, многие из которых приводят меня в бешенство, ибо женщины в большинстве случаев оказываются не теми, кем кажутся...
Ни одна из перечисленных женщин не захотела рожать детей, и вот, что удивительно, ни одна из них, несмотря на всё моё усердие, ни разу не забеременела. Бастардов я клепал великое множество, а вот законного наследника так и не дождался.
Первой женой моей стала Иветта, на редкость наивное существо, естественное, как всякий младенец. Одного взгляда этой невинной девочки хватило бы, чтобы решить мою судьбу. Одного слова. Одного жеста. Я тронуть её не решался... -
и что же?
Она изменила мне на третий день после свадьбы. И с кем? С моим лучшим другом, рыцарем печального образа Скотинни - будь он неладен! Как оказалось, они были в сговоре...
А вышла она за меня только потому, что я знатен и богат.
Конечно, можно было бы отпустить её на все четыре стороны. Милосердие, однако, не входит в перечень моих добродетелей. Тем не менее, самую большую жемчужину из матушкиного наследства я положил Иветте в гроб - это, чтобы не думали обо мне плохо. На том ли свете, на этом...
Следующей стала Лизетта. Это был пюпитр, а не женщина - строгая, сухая. Тонкая. Холодная - жуть, как замороженная нототения. Была близорука, носила очки. Когда-то училась за границей - трудно сказать чему именно - классическим образованием именуется такая учёба. Обо всём на свете имела собственное мнение. Рассуждала исключительно о высоких материях. Беседуя с ней, я чувствовал себя идиотом. Она говорила - я слушал. Иногда вставлял словцо, каждый раз, разумеется, невпопад.
Когда я начинал приставать к ней с нежностями, она говорила мне: "Не мешай - я думаю..."
И думала, думала, думала...
- Всю жизнь искала умных людей, но так и не нашла, - призналась она в последний вечер. - Вот и в тебе, как видно, ошиблась.
Я убил её квадратно-гнездовым способом. А потом ещё одним не менее забавным...
Мюзетта. Девочка из зажиточной семьи. Я взял её с добрыми намерениями, в надежде на тихую, комфортную жизнь - двести тысяч приданого следовало за ней. Двести тысяч - представляете?! И что же? Она вытянула из меня все мои жилы - я жил без жил и продолжаю жить без оных, как говорится, обезжиленный...
Бытует мнение, что богатые не воруют. Какая чушь! Самые вороватые существа на белом свете - богатеи. Откуда, вы думаете, у них деньги?..
Она тырила всё, что попадалось под руку - и фамильные драгоценности, и столовое серебро, и дешёвые побрякушки. А когда я ловил её за руку, искренно удивлялась: "А разве это не наше? Не моё?"
Она даже семейную реликвию - Тициана! - стибрила в матушкиных апартаментах. Одну раму и оставила, и она - эта рама - смотрелась на стене, как бельмо в глазу. Я, честно сказать, подозреваю, что это был не Тициан, а какой-нибудь занюханный Рубенс, но дело даже не в Рубенсе. На этой картине была изображена моя бабуля, и не просто бабуля, а пра, пра, пра... - десять раз "пра" - бабушка. В натуральном виде. Вся, как есть, до самой агнии барто, в самом, что ни на есть расцвете женского апофеоза: с сиськами наперевес и двумя крылатыми мужиками - один из них, Морфей, выглядывал из-за её спины. Что уж он там вытворял, можно только догадываться, зато Амур наяривал воочию, зримо, во всю мощь своего мифического естества...
А сбоку, прислонившись к дереву, стоял ещё один голый мужлан, у которого крылатыми были только сандалии. Смотрел - и терпеливо ждал своей очереди...
"Какого хуга? - спросил я у неё по-гишпански (я, ежели злюсь, всегда изъясняюсь по-гишпански). - Какого хуга ты спёрла мою семейную реликвию?"
Скажите, как бы вы поступили с воровкой, укравшей у вас Тициана?
Я пустил её в безмолвное плавание - вниз по загаженной Сене...
Следующей была бестия по имени Жаннетта. Рыжая и конопатая, как Мессалина, Елизавета Первая и Сагга Бегнаг.
Вся в веснушках - веснушки там, веснушки тут... Даже в волосах прятались веснушки!..
Целые созвездия...
Куда не глянешь - веснушки! Ирландско-исландская сага, веснушчатое и-зо-би-ли-е...
Глаза лукавые, улыбка лживая, повадки хитрые. Коварство и любовь в ржавом исполнении...
Ничем она не отличалась от своей предшественницы: та тырила картины, эта - нумизматические раритеты. Золотые монеты Пантикапей исчезли из моей бесценной коллекции. Исчезли бесследно - как сон, твою мать! как утренний туман.
И постоянно ругалась. Кричала: "Тысяча чертей! Три тысячи чертей! Разрази меня гром! Гром и молния!"
Ну разве это ругань? Карамба какая-то, а не ругань. Тьфу - одним словом, а не мат. Ругаться могут только русские: два-три матерных слова - и всё понятно, добавить нечего. Нередко и одного слова достаточно...
И вот, что интересно: в русских школах мат не преподают, но каждый младенец с пелёнок виртуозно владеет этим искусством, впитав его с молоком матери. И бормочет мат вместо "спасибо" "благодарю".
Говорят, что черти и лешие женятся на рыжих - вот и я клюнул, дуралей... -
но быстро, очень быстро исправил ошибку - подушкой придушил...
Жоржетта. Она постоянно молчала. Это редкое для женщины явление сводило меня с ума. Иногда мне казалось, что я женился на глухонемой.
Домоседка. Вытащить её из дома было невозможно...
- Ну, хочешь, в театр поедем? Или в гости к кому-нибудь завалимся? К графу Калиостро, например или Сен-Жермену? Пышной кавалькадой отправимся, шумной компанией, хочешь?
Нет, качает головой, не хочу - ни к графу Калиостро, ни к Сен-Жермену, прости, Господи!
И такая меня взяла тоска - сил никаких нет. Такая тоска перед смертью случается. Ну уж нет, думал я, дудки! Не дождёшься...
Крыс и женщин, уверяют классики, принято травить фосфором. Я в полной мере воспользовался этим советом. Вот только вместо фосфора выбрал иную отраву...
Полетта. Брюнетка. Чёлка, ниспадающая на лоб, свидетельствовала о похотливых предпочтениях. Глаза с поволокой - ах ты, Боже мой, какая поволока! Ямочки на щеках и прочих интимных частях, крестце в частности. Усики...
Неуёмное создание. Желаний в ней было столько, что я не успевал осмыслить, чего она хочет и потому отставал от неё всегда и во всём. В некоторых случаях ей это нравилось.
Шумная, капризная, вспыльчивая. Визг, писк и многочисленные междометия, одно из которых, а именно: "Вау!" доводило меня до нервного тика.
Скоро подобная жизнь меня утомила, и я принял меры: заказал гильотину - маленькую такую, семейную, на вырост - и...
Следующей была Колетта, высокая стройная блондинка с голубыми глазами. Романтическая особа, искренняя и правдивая. Беда её заключалась в том, что она вечно чего-то хотела, не зная чего именно, и потому даже я, со всеми своими возможностями, не в силах был исполнить её желания.
Вместе с тем, в ней не было ничего загадочного - какие загадки могут быть у блондинки?..
Я столкнул её в бездонную пропасть...
Кларетта. Девочка-найдёныш, сиротка без всякой надежды на семейное призрение.
Подобрал я эту самую Кларетту можно сказать на улице...
Приблизил, обогрел...
В постель уложил...
Ни в чём она не знала отказа...
И вот однажды сиротка попросила привести ей женское бельё - сорочки там всякие из голландского полотна, панталоны из английского трикотажа, юбки из мадаполама, пеньюары из батиста. Послал я своего человека в город, но на обратном пути на него напали разбойники, избили - еле ноги унёс. Купленное бельё, разумеется, отобрали. Кларетта расстроилась, дулась на меня целый день, словно я был в чём-то виноват, а ночью просыпаюсь - а надо мной фурия зависла. В руке нож. Я девочку мою, честно говоря, не признал - так были искажены черты её лица.
- Ты кто? - спрашиваю. - "Жена твоя, Кларетта". - А нож зачем? - "А это месть моя за твоё хамское отношение ко мне. Готовься к смерти, несчастный!" - Боже мой! - говорю, - да что же сделал я такого обидного, что ты грозишься меня зарезать?! - "А юбки, говорит, а сорочки? А панталоны?" - Да куплю я тебе и то, и другое, и третье. Завтра же другого человечка в город пошлю... - "Врёшь ты всё, - отвечает она, - не верю тебе, скупердяй! Юбку пожалел, панталоны зажилил!"
Замахнулась ножом - с трудом вырвал я его из рук её и в пылу борьбы - сам того не заметил, как прирезал. Спохватился, да поздно было. Но расстраиваться не стал - одной неблагодарной дрянью больше, одной - меньше...
Потом была Лоретта, шатенка. Шатенки, как уверяют нас классики, от блондинок не ушли, но и к брюнеткам не приблизились - ни то, ни сё. Ни два, ни полтора. Сама себя она считала брюнеткой.
В меру пухленькая, в меру сдобненькая. Мистическая особа. Врушка, каких свет не видывал. То с Люцифером она гуляет под ручку, то Вельзевул, повелитель мух, приглашает её на шабаш. Астарот нашептывает ей любовные речи, Асмодей передаёт приветы, а Велиар рассказывает непристойные анекдоты.
Лилит была её лучшей подругой. Вместе с ней она убивала младенцев и взахлёб пила тёплую кровь. Слушал я эти лживые речи и наливался злобой.
Кокнул я её без зазрения совести, о чём ничуть не жалею...
"Dixi" - говорит мужчина в конце любовной речи, что в переводе с латинского означает: "Я кончил".
- А меня ты спросил?! - возмущаются женщины, даже не знакомые с латынью.
Так вот, я кончил в классическом смысле этого выражения - больше мне добавить нечего.
Лоретта была моей последней любовью. После её смерти прошло несколько лет, и вот теперь, когда я угомонился и могу здраво рассуждать о своих многочисленных жёнах, одна мысль приходит мне в голову: а не убивал ли я негодниц - искусства ради, мечтая лишь о том, чтобы моя история попала в какую-нибудь волшебную сказку или иную литературную благодать?
И потому - признаюсь в величайшем почтении ко всем, кто ознакомится с моими чистосердечными признаниями.