Сверху - фанера, а по бокам - рюшечки, жёсткие, как накрахмаленная марля. И поняла она, что лежит в гробу, и гроб этот покоится в земле.
Всё дело в том, что её уже хоронили заживо - три года назад. Тогда, правда, Клавдия спохватилась, подсуетилась и освободила её от подземного плена, подняв на ноги всё похоронное сообщество, но так и не сумела объяснить причину своего странного озарения. Следственные органы грозились открыть уголовное дело, но Клавдия уговорила никого не наказывать, и те с огромным неудовольствием согласились. Об этом происшествии писали в местной прессе, комментарии отличались разнообразием. Преобладающее мнение гласило, что случай этот не такой уж и редкий и по сегодняшним отстойным временам вполне закономерный.
Но это было тогда, а теперь...
Ей стало жутко до одури, до звона в ушах и мельтешения в мыслях.
Всякое бывает в жизни, но чтоб такое!
Хотелось кричать: "Опять двадцать пять! Да что же это, люди добрые! Да сколько же можно!" - и не кричала, потому что понимала, что никто не услышит...
В прошлый раз всё было так же. Она, разумеется, сразу сообразила, где находится, и потому её обуял ужас. Некоторое время места себе не находила - ломая ногти и кровавя пальцы, рвала обивку, проклинала весь белый свет, в первую очередь, дочь свою, Клавдию...
Потом наступила реакция - она впала в апатию, осознав, что худшее уже произошло, а смирение - лучшая из добродетелей в ожидании конца. Послушно приняв неизбежное, она начала бережно расходовать воздух, великолепно понимая, что второго раза не будет, - даже надеяться не на что.
"В прошлый раз мне жутко повезло, - сказала она себе, - ныне повезёт едва ли".
И липкое отупение охватило её существо...
Клавдия спала беспокойно, крутилась-вертелась, поднималась, бродила сомнамбулой по комнатам...
А куда денешься - мать всё-таки, не какая-нибудь тётя-Мотя...
Под утро, измученная бессонницей, легла и уснула. И снились ей не по чину потешные ангелы, которые смеялись без меры, подшучивая друг над другом. Она улыбалась, глядя на них, а потом, вдруг, явился надменный архангел Гавриил и заревел во весь голос: "Ты пошто мать свою с белу свету сживаешь, а? Зачастила, ох зачастила! Совести у тебя нету". - Да я-то тут причём? Ведь врачи констатировали! - вскричала Клавдия до души оскорблённая несправедливостью. - "Врачам доверия мало, - нахмурив брови, молвил Гавриил. - На врача надейся, а сама не плошай!"
Проснувшись, Клавдия быстренько оделась, взяла все наличные деньги, какие оставались, а ещё прихватила две бутылки коньяка, которые смиренно, словно усопшие, покоились на нижней полке буфета. Вызвала такси и помчалась ни свет ни заря на другой конец города.
Водитель попался словоохотливый. "С чего бы в такую рань - и на кладбище?" - спросил он у Клавдии. - Надо, - лаконично ответила она. - "Умер кто?" - не отставал таксист. - Воскрес, - как отрезав, сказала Клавдия.
В приёмной директора кладбища толпились субчики, похожие на тех, что совсем недавно снились ей, только без крыльев. Травили анекдоты, громко смеялись. Дверь к начальнику была приоткрыта, сам был на месте и о чём-то беседовал с тучным посетителем.
- Вы по какому вопросу? - спросила секретарша-пигалица без лица - одно сплошное недоразумение.
- По срочному, - ответила Клавдия.
- Тут все вопросы срочные, хотя и вечные, - сказал один из могилокопателей, видимо штатный юморист. В любом коллективе имеются такие. Руководство им даже доплачивает (негласно, конечно) за то, что они своими шуточками разряжают накалившуюся обстановку.
Клавдия согласилась с юмористом, добавив, что у неё особый случай.
Тут один из работничков кладбища узнал её. Подошёл и спросил:
- Вы что же опять мамашу живой похоронили?
- Почему опять? почему живую? - автоматом попыталась было возроптать Клавдия, но быстро поняла, что из этой затеи у неё ничего не получится...
Общаясь, они не заметили, как из своего кабинета вышел директор кладбища и с нескрываемым интересом стал прислушиваться к разговору. "Если каждого мертвеца, - подумал он, - станут по два, а то и по три раза хоронить, это какие же бабки срубить можно!"
И от грядущих перспектив у него закружилась голова.
- Пройдёмте ко мне, - сказал он Клавдии, учтиво пропуская её в собственный кабинет...
Через несколько минут они вернулись в приёмную, и начальник, обратившись к тому самому шутнику, велел взять одного из субчиков, срочно проследовать за Клавдией и выполнить всё, о чём она ни попросит.
- Всё-всё? - переспросил штатный шутник.
- Всё-всё, - подтвердил директор.
- Сёма, идём, - сказал шутник, обратившись к долговязому субчику, и они втроём покинули скорбное помещение.
Прихватив шанцевый инструмент, двинулись вслед за Клавдий и та, время от времени оборачиваясь, посвятила их в суть проблемы.
Наконец пришли на место.
- Вот та самая могила, - сказала Клавдия, - а вот пара бутылок коньяка за труды праведные - после того, как выполните работу. - И она повесила пакет на оградку соседней могилы.
- Ну, одним коньяком вы вряд ли отделаетесь, - сказал шутник.
- Будут вам гроши, - сказала Клавдия. - Копайте.
Поплевав на ладони (умозрительно, разумеется, ибо современные копатели на ладошки не плюют - токмо в сторону), они взялись за лопаты.
Срыли бугорок в одно мгновение.
Тут 1-й могилокопатель прекратил работу и, опершись на лопату, сказал:
- А у меня такой случай был. Прибежал к нам мужик один, возбуждённый, нервный до невозможности. Шумит, кричит, требует...
Он, оказывается, смартфон посеял. Весь дом переворошил - и не нашёл. А в памяти смартфона номер телефона зафиксирован, нужный этому мужику по гроб жизни. "Мне, говорит, без этого номера - край. Я без него, говорит, не жилец". И пришла ему в голову мысль, что он, когда прощался с тёщей, которую накануне похоронил на нашем кладбище, обронил этот самый смартфон в её гроб. И просил он этот гроб выкопать. "Я, сказал, за ценой не постою".
Начали мы копать, и пока копали, он всё время на тот обронённый смартфон звонил и всё спрашивал у нас: слышите? слышите? там он! там!
И, действительно, там оказался - чуть ли не под спиной у любимой тёщи. Соскользнул, видимо, когда он его упустил. Рад был мужик, извиняюсь за выражение, до у-се-ру. Смеялся и сетовал. "Вот, ведь как бывает, не зря я с ней прощаться не хотел, словно предвидел, что всё именно так и получится".
- Ты болтать болтай, а про дела не забывай, - сказал 2-ой могилокопатель. - Копай давай! Твоя очередь.
И поведал Клавдии свою историю.
- А я другой случай помню. Пожаловал к нам с претензией фрукт один - в цивильном костюме, при галстуке - фу-ты ну-ты ножки гнуты! На его участке чужака закопали, и потому принялся этот фрукт права качать, нашему начальнику мозги вправлять. Наш придурок не сразу понял с кем имеет дело...
- Придурок? - удивились Клавдия. - А с виду такой услужливый.
- Дак не этот, того давно уже выперли. Так вот, наш придурок попытался было артачиться, да не на того нарвался. Сунул ему фрукт в лицо удостоверение. Не знаю, что уж там в этой корочке пропечатано было, но наш финтифлюх сник, а этот на него буром прёт:
- Ещё раз такое повторится, кричит, я тебя самого в землю урою, понял? - "Понял", - отвечает начальничек, носом шмыгает, а амбре от него идёт как от самого что ни на есть французского одеколона...
Ну, выкопали мы гроб. С трудом вытягали из ямы - с краешку поставили.
- Открой, - велит мне этот фрукт. - "Зачем?" - спрашиваю. - Глянуть хочу, - отвечает. - "А чего на него смотреть - не Даная, чай, зрелище, прямо скажу, не из приятных". - Открывай, открывай, - говорит, - я заплачу. - "Ну, если заплатите, тогда, конечно..."
Вскрыли мы гроб. Глянул мужик на покойника да как закричит: "Я так и знал! так и знал!" Этот гад ему, оказывается, неделю снился, каждую ночь являлся во сне - подмигивал, язык показывал и, вообще, рожи строил - издевался...
Вот так, за разговорами, но довольно-таки споро они выкопали гроб, с трудом поместили с краю развороченной могилы...
Чуть-чуть не уронили обратно в яму...
- Осторожно, ей же больно! - закричала Клавдия...
Едва крышку сняли - старуха-мать, словно ванька-встанька села в гробу. И даже глаза открыла - зыркая по сторонам.
- Дела, - сказал 1-й могилокопатель.
- Дела, - согласился с ним 2-ой.
- Мамочка, ты живая? - радостно пробормотала Клавдия.
- Живая, - сказала старуха и по обыкновению поджала губы (а губы у неё тонкие, натуральные, без ботокса).
- Боже, как же хорошо, как здорово, как прекрасно! - продолжила бормотать Клавдия, обнимая старуху, сидящую в гробу. - Не зря мне ангелы сегодня ночью снились.
- В следующий раз, - сказала старуха, разделяя, будто печатая каждое слово, - в следующий раз, когда я наконец-то умру, умру по-настоящему - надеюсь, что ты, в конце концов, научишься отличать труп от здравствующего человека, - не закапывай меня в землю, а возьми - и просто сожги, чтобы без издевательств и лишних денежных трат... Много дала? - спросила она, указав на алкашей, сидящих неподалёку.
- Ай! - сказала Клавдия и махнула рукой - не в деньгах, дескать, счастье, а в эксгумации. - Ну - что - поехали домой?
- Такси вызови, - сказала старуха. - Не в том виде я, чтобы в общественном транспорте раскатывать. И не просто такси, а с климат-контролем - я до сих пор отдышаться не могу. Мне теперь особый уход надобен...
Полчаса спустя, они сидели в такси, и машина везла их домой.
- Надо было яму каким-нибудь брезентом накрыть. Или целлофаном, - бурчала старуха. - И гроб пристроить, а иначе денег на домовины не напасёшься.
Клавдия сидела рядом и, обнимая мать, была довольна и счастлива. Сидела и повторяла (мысленно, разумеется):