Когда "Дом" и "Родина" пишутся с заглавной буквы, они удивительным образом совмещаются, становясь главными в моём восприятии мира.
Три улицы и четыре адреса - вот и вся моя паспортная одиссея согласно прописной истине, если иметь ввиду институт прописки.
Первый год своей жизни после опустошительного ашхабадского землетрясения я провёл в палаточном городке на пустыре им. Карла Маркса, потом десять лет - с 1950 по 1960 годы - жил на улице, носившей имя Подвойского. Затем перебрался на улицу Октябрьскую, позже названую проспектом Ленина. Ныне она носит имя божественного Сапармурада Туркменбаши.
В 1978 году моя жена Таня получила первую в своей жизни квартиру (советскую по определению и по сути), расположенную на этом же проспекте (две остановки общественного транспорта от родительского дома). В паспорте у нас, однако, значилась другая улица, которая пересекалась с проспектом Ленина. Название улицы я избегал произносить вслух - уж слишком матерным казалось звучание. По этому адресу я прожил до самого моего переезда в Москву.
И вот уже более тридцать лет обитаю на проспекте, величественный вид которому придают "сталинские дома", построенные для работников наркомата связи, московских метростроевцев, сотрудников народного комиссариата совхозов, артиллерийской академии, наркомата электростанций, министерства угольной промышленности, телеграфного агентства, министерства транспортного машиностроения, управления каналом Москва - Волга и многих иных ведомств союзного значения. Кроме "сталинок" достопримечательностей на улице столько, что хватило бы с избытком любому областному центру России. Среди этих знаковых объектов упомяну:
доходный дом братьев Фирсановых, стилизованный под французское барокко; кариатиды на эркерах здания выполнены Сергеем Конёнковым;
дом чаеторговцев Перловых архитектора Клейна;
жилой флигель усадьбы Долговых (1770 года), авторство которого приписывается Василию Баженову;
красивейшую часовню Серафима Саровского, выстроенную в новорусском стиле, увенчанную продолговатыми главками на тонких барабанах; у входа в часовню в стену вмонтирован кусок серого гранита, на котором тысячу дней и ночей молился сам преподобный.
Кроме перечисленных архитектурных сооружений на проспекте присутствуют:
электрическая подстанция 1907 года постройки;
Дом моды Славы Зайцева, напротив которого, через улицу, расположен "Аптекарский огород" - старейший ботанический сад России, заложенный в 1706 году по указу Петра I;
особнячок, в котором функционирует Музей Серебряного века; в этом доме с 1910 по 1924 год снимал квартиру поэт Валерий Брюсов; в гостях у него бывали Александр Блок, Бальмонт, Волошин, Максим Горький, Маяковский и другие известнейшие литераторы России;
торгово-офисный центр Olympic Plaza;
городская усадьба известных промышленников, изготовителей фарфора и фаянса Кузнецовых; создателями ансамбля являлись великий Шехтель и ранее упомянутый Конёнков;
Управление Московского метрополитена;
ещё один особняк Кузнецовых, архитектором которого опять-таки был друг Чехова Шехтель; здание со стильными интерьерами (шестиметровые потолки в парадных комнатах) после революции отдали под коммуналки и безбожно (атеисты, блин!) перестроили;
реконструируемый ныне спорткомплекс "Олимпийский";
здание Московской областной Думы;
церковь Знамения Богородицы, что в Переяславской слободе - своя, почти что домовая;
Виндавский, ныне Рижский вокзал, и знаменитый памятник, посвящённый запуску первого искусственного спутника Земли.
А выглянув в окна, выходящие во двор, я каждый день вижу экскурсантов. Стоят они, бедолаги, озираются по сторонам, внимательно рассматривая всё окрест, но, в первую очередь, ощупывают взглядом жилой дом, куда в 1938 году родители Высоцкого принесли новорождённого Вову. В этом городском урочище он провёл первые детские годы. В 1955 году часть дома, выходящая торцом на 1-ую Мещанскую улицу, снесли, большая часть здания, к счастью, сохранилась и находится в приличном состоянии: цокольный этаж его старательно ремонтирует Аркадий Укупник - тот самый, что на десерт по обыкновению ест общегражданские паспорта. Как уж он собирается использовать вверенные ему (выкупленные?) апартаменты, мне неизвестно, но любопытно.
И всё же это не та улица, на которой живут звезданутые деятели культуры и пиз...нутые депутаты (все депутаты становятся пиз...нутыми, попадая в Думу - такова аксиома гнилой человеческой натуры).
И вот я думаю, какая из упомянутых улиц самая главная в моей жизни? Столько замечательных событий происходило по этим адресам, что хватило бы на несколько жизней, да только я, погорячившись, втиснул все в одну.
И с каждым прихожу я к твёрдому убеждению, что моя первая улица была и остаётся главной. Носила она имя Подвойского ("и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной"). И никуда мне от этих засранцев не деться. Даже на старости лет.
Прибегала улица из Персии, упираясь в вышеназванный пустырь Карла Маркса. С одной стороны площади располагался барачного вида горисполком, с другой - небольшой погост. Публичные погребения в центре города давно уже не практиковались и потому похороны первого секретаря ЦК (фамилия его была Караев) вызвали множество кривотолков. Кто-то говорил, что труп собираются выкопать с тем, чтобы перезахоронить по мусульманскому обряду, кто-то утверждал, что тело украли сразу же после смерти, и гроб закопали пустым. Правы, наверное, были первые, потому что на погосте поставили милиционера, который бдительно охранял вверенный ему прах. Я каждый день проходил мимо этого постового в школу и обратно, внимательно наблюдая за ним, но ничего предосудительного не обнаруживал. Чаще всего он зевал, глядя на меня, или не глядел вовсе. Видимо я никак не походил на потенциального могилокопателя и некрофила.
Напротив нашего дома, через улицу Подвойского, стояло одноэтажное здание радиокомитета, слепленное на скорую руку (весь город был слеплен на скорую руку и долгие годы избавлялся от этих времянок). В небольшом, но уютном зале радиокомитета, каждую субботу, в 16 часов, после окончания рабочего дня крутили фильмы. Крутили для своих. Нас, мальчишек, тоже считали своими и без помех допускали на просмотр с одним единственным условием: не галдеть. Мы рассаживались на полу между первым рядом и экраном и, как могли, соблюдали предписание.
На пересечении улиц Подвойского и Крымской располагалась баня. Пряталась она под землёй и напоминала бомбоубежище. Строили её давным-давно по законам военного времени. Широкая гранитная лестница спускалась вниз в узкий коридор. Направо располагались номера, налево - два огромных гулких зала, разделённых по половому признаку.
Арыки шириной в два кирпича были устроены по обе стороны улицы. Вдоль неё росли карагачи и шелковичные деревья, которые детвора именовала тутошкой.
Каждое утро по нашей улице, мощённой булыжником, спускаясь со стороны Старой толкучки, проходили караваны. А кроме верблюдов сновали студебеккеры, поставляемые согласно ленд-лизу из Ирана по Каспию. Вскоре эти грузовики сменили более мощные отечественные машины с зубрами и медведями на капотах.
В середине пятидесятых годов нашу улицу заасфальтировали, и караваны прекратили челночные перемещения. Какая связь между этими событиями - я не знаю, но хорошо помню день, когда положили первый асфальт. Мы бегали по тёплому насту, присыпанному барханным песком, и играли в футбол. Изредка отбегали на обочину, пропускали редкий проезжий транспорт и опять начинали гонять мяч...
Мой первый двор был большим и по-восточному шумным. Странное дело, я помню в нём каждый камень, каждую дорожку, тропинку и хоть сейчас, по памяти, могу графически расположить их на писчем листе бумаги, да только кому это нужно?
- Бутылк собираю! - кричал яшули, и серенький ишачок, не мешкая, увозил горластого покупателя.
- Мацони! Кому мацони? - взывала баджишка. В огромном бидоне на спине у неё плескалось парное молоко, в бидоне поменьше помещалась сметана. Откуда-то - непонятно откуда - она извлекала творог и сюзьму, оттягивала яшмак и спрашивала:
- Яичко хочешь? Большой яичко - улы.
Свежие газеты и почта доставлялись точно в срок. В общем, сервис такой, о каком сегодня остаётся только мечтать. Каждый день - пятизвёздочный.
Но раньше молочницы и почтальона раздавался металлический скрежет - главный звук моего детства, который будил меня по утрам. Это бабай в восточных востроносых калошах и кучерявом тельпеке манипулировал арычными задвижками.
В 1993 году мой первый дом снесли, и улица прекратила существование: асфальт сняли, оружие пролетариата выкорчевали и вывезли на КАМАЗах - за ненадобностью или до лучших времён, а на расчищенном месте построили дворец президента и площадь для парадов.
Приехав на похороны отца в 1997 году, я попытался было привязать свои воспоминания к местности (произвести своеобразную рекогносцировку памяти), но у меня ничего не получилось - я в очередной раз столкнулся с тем, как реальные объекты обращаются в виртуальные, покоясь в недрах серого вещества. Недолговечное, вроде бы, хранилище, ан нет: картины прошлого надёжно таятся в памяти и время от времени воспроизводятся во сне с ошеломляющей точностью. Прилетев из подсознания перед рассветом, лежишь в темноте, закрыв глаза, и соображаешь: я ещё там или уже здесь? и если там, то зачем я здесь? а если здесь, то почему не там? и куда мне, в конечном счёте, больше хочется? за что зацепиться? куда поддаться?
Я не боготворю и не охаиваю прошлое, я фиксирую случившееся - что может быть проще на исходе жизни в полусонной дрёме?
Вернусь, однако, в Москву, на мою, как вы уже наверное догадались, 1-ую Мещанскую улицу, ныне проспект Мира, на который пришло время капитальных ремонтов, и потому всё лето и осень обновляли фасады зданий, продвигая фронт работ от центра города к Рижскому вокзалу. К концу года добрались до нашего дома. Работы велись по новой технологии - я такой ранее не видел: не было лесов, опоясывающих здания; они возводились локально для ремонта некоторых потерявших невинность балконов, эркеров и прочих архитектурных излишеств, на которые (по мнению Никиты Сергеевича) были падки сталинские зодчие; в остальном все работы вели верхолазы - гроздями висели на верёвках, как обезьяны на лианах. Материалы и инструменты им подавали через систему блоков подсобные работники.
И всякий раз, когда выпадала такая возможность, я наблюдал за ловкими действиями ремонтного люда; в массе своей это были гастарбайтеры.
В конце года, благо осень и даже начало зимы выдались тёплыми, дошёл черёд и до нашего дома. Верхолазы облепили его со всех сторон...
Несколько лет тому назад представители Роснефти задумали установить рекламу компании на нашей крыше. Обратились к нам. Мы не возражали. Согласованная сумма арендной платы за первый год должна была пойти на ремонт подъездов. Задуманное осуществили быстро: реклама в виде огромных горящих неоном букв виднелись далеко окрест. Ремонт подъездов произвели столь же споро. Все необходимые работы в смету не вошли - денег не хватило, и потому часть мероприятий перенесли на следующий год. Второй подъезд отремонтировали полностью, наш частично. К сожалению уже через полгода администрация столицы запретила подобный вид рекламы и постановила её демонтировать. Предписание выполнили, буквы разъединили, уложили на кровле, но на землю не спустили, и вот теперь, наряду с ремонтом фасадов, с помощью верёвок начали спускать вниз...
В тот день я сидел за нотбуком, ковырялся в инете (разве что пальцы не запускал), как, вдруг, раздался грохот - не одномоментный, а раскатистый, грому подобный. В течение нескольких секунд падало вниз что-то звучное. Я подскочил к окну и увидел груду металлопроката и длинных досок. На отшибе, в нескольких метрах от этой кучи лежал мужчина, и лежал-то он смирно, ровненько, но с первого взгляда на него стало ясно: не жилец.
И никого рядом.
Было тихо, буднично, как на картине Брейгеля "Падение Икара".
Но вот появился незнакомый прохожий, мельком взглянул на труп... на груду металла и досок - и безучастно прошёл мимо.
Гастарбайтеры боязливо выглянули из-за угла, а потом бесследно исчезли.
Процедуру сбора первичных данных происшествия нам безустанно показывают в многочисленных детективных сериалах (а других в общем-то и нет), так что дальнейший ход событий предсказать было не трудно.
Первыми появились полицейские. Один из них подошёл, присел на корточки, осмотрел труп, не дотрагиваясь, поднялся и отошёл к остальным. Они стояли и о чём-то беседовали.
Пошёл мелкий дождь - странная погода стояла во дворе в это предзимье за пару месяцев до начала пандемии. Откуда-то взялась чёрная плёнка. Полицейские накрыли труп, прижали плёнку длинными досками - из тех, что упали с крыши.
Время тянулось как жевательная резинка...
Уже в сумерках приехали следователи. Медэксперт, молодая женщина, в течение пятнадцати минут крутилась возле трупа. Откинув плёнку, фотографировала на смартфон. Повернула мертвеца на один бок, на другой...
Карета скорой помощи прикатила глубокой ночью. Бравые санитары переложили труп на носилки, погрузили в автомобиль и увезли.
Никто из родственников так и не появился. Да и были ли они - родственники у этого несчастного верхолаза?
Через пару дней на том месте, где лежал труп, толпились экскурсанты, безмятежно посматривая в окна окрестных домов, а через несколько месяцев, по весне, все мы забыли о происшествии и, выходя во двор, бестрепетно пересекали злополучное место.