Аннотация: Рассказ о произволе представителя власти
Ирина Александровна проснулась рано. Утро выдалось на редкость светлое. Солнце только что взошло. Октябрь. Начиналась осень, но осени как-то и не чувствовалось, хотя почти неделю шли проливные дожди. Дожди эти в такую пору, как правило, всегда снижают температуру, а на этот раз они были какие-то парные и пряные, как молоко.
Позавчера разразилась гроза. Так бы и выскочила на улицу босиком. Она вспомнила Виктора и расплакалась. Его арестовали темной и дождливой сентябрьской ночью, обвинив в недостаче фуража. Ей вдруг захотелось помолиться о Викторе. Она опрометью бросилась в Архаровскую церковь. Быстро перемахнув "Бурдин овраг" и утопающие в садах "Семеновы копоня", она вышла к единственному в районе, чудом сохранившемуся православному храму... служба к этому времени уже кончилась. Люди стали расходиться. Ирина Алексеевна упала на колени и страстно зашептала: "Витюша! Ты всегда со мной. Я любила тебя всегда и сейчас очень, очень люблю. Я не знаю какую молитву читать, чтоб спокойной быть. Ох, Витюша! Как мне тяжело без тебя, как трудно и тошно! Что мне делать? За что ни возьмусь - нет мне утешенья. Пропадаю! Чувствую, что пропадаю. Но неужто я хуже других?... Господи! Если Ты есть на небесах, разве Ты не видишь моих мук? Я все потеряла, что еще терять? Если нужна моя жизнь, то возьми ее, только не мучь. Ну, за что, за что, скажи?".
Вдруг кто-то тихонько коснулся ее плеча. Она вздрогнула и обернулась, то был колхозный счетовод Архип Сидорович. Она заметила, что его лукавые глаза блестят, а крупные капли пота искрят на его морщинистом лбу. Хватит, Иринушка! Успокойся. Не мучь себя, не казни - он тихонько подталкивал ее в плечо. Послушай совет добрый, иди завтра в район, постарайся попасть на прием к начальнику НКВД товарищу Гончарову Николаю Викторовичу. Он человек с понятием, авторитетный и все как-нибудь уладит. Придет Виктор домой.
На следующий день Ирина Алексеевна с первыми петухами пошла в город. В Малоархангельск она прибыла только к 14 часам дня. В милиции ей сказали, что начальник болен и указали дом", где он живет. Подойдя к дому она настойчиво постучала. Дверь оказалась не запертой и она вошла на веранду, где ее встречал чекист-коммунист Гончаров Н.В. Узнав, что ее привело к нему - добрым, заискивающим голосом заговорил - люблю эту пору. Жapa спадает, мух становиться значительно меньше, а плоды от соков земных чуть не лопаются. В поле выйдешь, а там, глядишь, паутина летит, листья золотые украшают тополя, божественные ракиты и клены,... березы и осины, люблю золотую осень. - Он блаженно, как кот прикрыл веки. Чуть грустно, а все-таки радостно. Не надо, не надо, Николай Викторович! - вскричала Ирина Алексеевна. - Что Вы, мне о грустном! И без того грустно и тошно, а Вы о медленном умирании...
- Ну, ну Иринушка! - примиряюще забормотал чекист - не будем раздражаться. - Тогда вот что. Пойдем, моя душа, ко мне. Уж прости меня грешного, живу по-холостяцки, сама знаешь... Ходила ко мне одна, убирала, а теперь в деревню уехала. Хотя бы пыль маленько стереть. Согласно кив-нув головой, Ирина Алексеевна улыбнулась, сама не зная чему. Зайдя в зал они устроились на роскошном кожаном диване и Ирина Алексеевна доложила начальнику о цели своего визита.
Помедлив, Николай Викторович пообещал съездить в Орел и как-то помочь, потом он угостил ее чудесным вином с непонятным иностранным названием. Легкое, с едва уловимой кислинкой и примерно с той же дозой шипучести, которое привело Ирину Алексеевну в хорошее настроение.
А когда на душе стало легко - настроение у нее падало и поднималось мгновенно и, кажется от совер-шенного пустяка она вдруг весело, беззаботно рассмеялась и заявила: -Николай Викторович, а как же пыль? Дармовые руки пропадают. Она подняла сильные крестьянские руки с короткими пальца-ми и вновь беззаботно рассмеялась. За такое угощение надо отработать.
Чекист хотел превратить эту затею в шутку. Но не тут-то было - нет уж, дорогой спаситель - с легкой насмешкой возразила она. Сами просили помочь... Я разнорабочая. Для меня совсем не страшно пальчики замарать. Давайте тряпочку и веник.
- Помилуйте, Иринушка! - Притворно взмолился чекист. Какая уж нынче уборка, почти полночь. А потом - не так уж и пыльно. Я ведь признаться схитрил малость.
-Ничего не знаю - весело запротестовала она - веник, веник. Давайте веник. Ее глаза блестели, на щеках появился румянец. Она решительно сбросила свой жакет и швырнула его на диван. Ее легкая полупрозрачная кофточка с большим вырезом на груди подчеркивала роскошный бюст, а укороченная юбка обнажала точеные, блиставшие первозданной белизной, стройные точеные ноги еще не рожавшей Славянки. Она была вся в порыве. А для таких, как Ирина Алексеевна, порыв - вторая жизнь; в порыве она может подарить минуты, которые могут стать самыми счастливыми в жизни, в порыве такие же люди, как она, могут и причинить большое горе. - Ничего ты, Иринушка, не сделаешь веником. У меня другой веник имеется. Чекист повернулся и вышел в библиотеку. Через минуту он вернулся с английским пылесосом в руках, на блестящей зеленой поверхности которого празднично мерцали искорки света. - Вот тебе и веник, Иринушка. Ирина Алексеевна непроизвольно произнесла: "О-о-о!" и нерешительно взяла в руки увесистый пылесос, не зная, как с ним обращаться.
-С ним легко ладить, - пришел на помощь хозяин, долгое время живший в Париже. - Включил и води себе рожком. Я потом покажу. Давай сначала раскатаем ковер. .-
Ирина Алексеевна поставила пылесос на пол. Работать, так работать! Трофейный ковер был тяжелым и не так-то просто было с ним справиться. Малорослый Николай Викторович суетился вокруг нее, старался помочь, но не столько помогал, сколько мешал.
Ирина Алексеевна хотела поднять край ковра, но было тяжело. Она обернулась и вдруг замерла. Хищно прищуренные глаза Гончарова горели жадным огнем, не в силах оторваться от ее ног. Юбка, вдруг испуганно подумала она. Костюм, надетый ею сегодня был хоть и лучший, но довольно поношенный и дважды стиран, поэтому юбка основательно укоротилась. Увлекшись работой, Ирина Алексеевна об этом совсем забыла. Она выпрямилась, но было уже поздно. Чекист резким тренированным движением бросился к ней, схватил за юбку и с силой рванул к себе. Крючки лопнули, лопнула, а затем с сухим треском разлетелась материя юбки. Ирина Алексеевна хотела отскочить в сторону, но запуталась в сплозавшей одежде и упала на ковер.
Чекист, несокрушимым движением сильных, словно сталью налитых рук смял и скрутил ее. Она закричала, но он зажал ей рот. - Замолчи, дуреха! - Никто не услышит, хоть до утра кричи. Все рав-но будешь моя. Нет у тебя иных дорог.
Силы постепенно оставили Ирину Алексеевну и Гончаров овладел ее телом. Никогда еще в ее трудной, запутанной жизни такого не случалось. Она встречалась с мужчинами, но как бы там ни было, в ней они всегда уважали Человека. А здесь обман и грубая ментовская сила. От жгучего стыда она закрыла лицо руками и горько, по-бабьи безутешно зарыдала. Чекист оправил майорские галифе, а потом искоса взглянул на свою очередную жертву. - Ну, чего ревешь- то? Оправься!
Все еще не в силах удержаться от катившихся по щекам слез, она старалась привести себя в поря-док. Однако, все ее старания были напрасными: требовалась игла, но просить ее было противно.
-Сказал - оправься - уже строгим голосом повторил Гончаров, и за стол садись. - Не могу я садиться. Совесть надо иметь, изверг проклятый!
Ирина Алексеевна обозлилась, и слезы ее сразу высохли. Она встала, повернулась к нему боком и показала во что превратилась ее одежда. - Любуйтесь, чекист советский! -Ах ты, Боже ж ты мой, сказал Гончаров и быстрым шагом удалился в соседнюю комнату.
Ирина Алексеевна видела как он открыл кованый купеческий сундук и стал из него вынимать вещь за вещью. Посмотрит одну, другую, крякнет, бросит на крышку сундука и вытаскивает третью. Наконец выбрал, закрыл сундук, спрятал ключ в карман и вернулся в зал.
-Возьми, Иринушка. Малость широковат, но сойдет...Ирина Алексеевна попятилась от протяну-той к ней вещи, напоминавшей длиннополое боярское платье. -Не надо мне. - Возьми, глупая. Все одно никто не носит. Из Берлина привез. -Не возьму я. Дайте иглу с ниткой. Получив иглу, она направилась в библиотеку.
-Ну, чего корчишь-то из себя? - Остановил ее хозяин, - работай здесь. Нет уж секретов. Кончи-лись секреты. Пришлось подчиниться. Вспышка гнева прошла и Ирина Алексеевна чувствовала себя совершенно разбитой. Съежившись/онакт? одной рубашке, а Гончаров ходил по комнате и бросал на нее свирепые взгляды.
Через час, кое-как справившись с починкой одежды, Ирина Алексеевна, оделась и собралась уходить. - Ну уж нет, любовь моя! - Чекист загородил ей дорогу. - Так у нас не положено. Он взял ее за плечи, сжал их, будто обручами и силой усадил за стол.
-Откушаем, Иринушка, все что Бог послал, - весело сказал он, придвинул себе и гостье по стака-ну, которые тут же наполнил до краев. - Выпьем за любовь и забудем грехи наши. Ирину Алексеевну охватил страх. -Не могу, товарищ ... . Вы же знаете. Свалюсь я... -Беда небольшая, - констатировал чекист. Свалишься -подниму. Кроватями, слава Богу не бедствую, хочешь одна спи, хочешь со мной. Ирину Алексеевну покоробило от этих слов, но Гончаров сделал вид, что ничего не заметил.
-Держи, Иринушка. Ну, вот и славненько! Давай, любовь моя! Нет, нет до конца... Ирина Алек-сеевна едва не задохнулась от стакана жгучего первача. Пила и думала: до конца, так до конца, по-смотрю на тебя, коммуниста-борца за мировую революцию.
Захмелела она сразу, но Гончаров тут же предложил ей второй. Она отказалась. Он вновь применил силу, схватил ее за плечи, могучей рукой чекиста сдавил ей голову и стал лить водку в рот. Она задохнулась, закашлялась.
-Привыкай, любовь к городской пище, - глухим вздрагивающим голосом говорил чекист. - Хватит редькой питаться. На вашу с тобой жизнь дураков в достатке найдется, кто чертомелить привык; затем он залпом выпил стакан первача, ничем не закусил, понюхал табак и снова заговорил, Иринуш-ка, кушай сало, холодец, курочку. Все у нас есть и все всегда будет, потом он молодецки подмигнул и бархатным голосом запел: "Я помню тот Ванинский порт
И вид парохода "Угрюмый"
Как шли арестанты на борт...
В холодные, мрачные трюмы".
Окончив петь, он грустно качнул головой и сказал: "Тюрьма - фундамент власти коммунистов".
Ирина Алексеевна все больше и больше хмелела. Она уже не помнила, что говорил чекист, но хорошо запомнила, что было с ней потом.
....Очнулась Ирина Алексеевна утром, Гончаров храпел рядом. Совершенно голые они лежали на полу, на том самом ковре, который расстелили вчера. -О, Боже, стыд-то какой! Ирина Алексеевна
кое как оделась и с трудом переставляя ноги, побрела к умывальнику. После холодной воды ей стало легче, но все-таки она чувствовала, что вряд ли сможет одна добраться до дома в родную Каменку.
Пришлось прилечь на диван. Из зала доносился могучий - всхлипывающий храп чекиста, который внушал ей ужас. Наконец, не выдержав этой пытки, она плотно прикрыла двери обеих комнат, но и это не помогло. Храп сотрясал дубовые стены ментовского дома. Ирина Алексеевна решила уйти. Она шагнула к дубовой филенчатой двери и вдруг сзади нее раздался хриплый командирский бас: -Удрать любушка моя, из этого дома не так-то просто. Все на замках, а за окном - часовой. Ирина Алексеевна вся похолодела и обернулась. Гончаров стоял в дверях голый. Он скреб рукой волосатую грудь, зевал во всю ширь ментовского рта и настороженным взглядом следил за ИринойАлексеевной.
-Но мне, мне домой надо... - успеешь, - равнодушно сказал он. Пошли за стол. Возразить ему Ирина Алексеевна не посмела. Шла она покорно, будто всю жизнь ему подчинялась. Гончаров, даже не опо-лоснув лица, голый до пояса уселся за стол, Ирину Алексеевну он усадил напротив. -Ешь, Иринушка, или нет, давай опохмелимся, по древнему славянскому обычаю. Что у нас тут осталось? - Он поднял бутылку на свет и с сожалением констатировал: Ах ты, язви те... на донышке. Славненько мы с тобой гульнули. Два литра, как не бывало. Вот как у нас живут. Он расхохотался, потом встал и пошлепал босыми ногами в другую комнату, стал греметь ключами. Вскоре он возвратился с бутылкой "Перцо-вой" под мышкой, с большим блюдом капусты в одной руке и литровой банкой мутной жидкости.
-Отведай-ка рассольчику. Прекрасное, лечебное средство после хорошей выпивки. -Ой, не надо, - подняла руки Ирина Алексеевна. Хозяин удивился: -неужто откажешься? -Он пожал плечами и ласковым голосом, в котором легко угадывалось раздражение, изрек - неслух ты, Иринушка!... Он вздохнул и залпом выпил огуречный рассол. Выпил все до капли, хрюкнул как колхозный боров и довольно потер правой ладонью живот.
-Вот так-то у нас. А теперь откроем бутылочку и по стаканчику. С похмелья оно очень славненько будет.
-Товарищ Гончаров... Николай.Викторович, - взмолилась Ирина Алексеевна, - не могу я видеть это проклятое зелье, и без него мутит, а Вы, снова за водку. Вот вам крест святой! - Голубушка моя! Крестом от чертей и немцев спасаются, а я к тебе с добром иду, - он налил ей 2/3 стакана и сурово сказал: - хватит церемониться. Раз уж вручила свою судьбу в мои руки - умей покоряться!!! Пей, любовь моя. Для твоей же пользы говорю. Ирина Алексеевна послушно взяла стакан и глотая слезы с вином пополам стала пить. Выпила несколько глотков, перевела дух и вдруг, размахнувшись, запустила стакан в угол. Стекло со звоном разлетелось на куски. Она хотела крикнуть : до каких пор он будет ее мучить? Но... голос отказал ей.
-Духом зашлась? Не пугайся, Иринушка, это бывает. На-кось капустки. Возьми, возьми, лучше будет. И действительно стало значительно лучше. Она рассмеялась. Потом ей показалось, что чекист раскачивается из стороны в сторону и вдруг он раздвоился... Гончаров тоже смеялся, правда не один, смеялись уже двое и оба к ней тянулись со стаканами. Ирина Алексеевна уже не сопротивлялась и пила, а Гончаров стоял над ней и говорил, что целесообразность это есть методический прием, когда человека забирают и бьют до тех пор, пока он не подпишет себе приговор, что Виктор признал себя виновным и ему дали десять лет, что воровство есть способ найти свой хлеб голодным, а коммунистам получить бесплатных работников.
Вдруг Ирина Алексеевна стала куда-то проваливаться, а что было позже она уже не помнила. Под утро она очнулась: болела голова, ныла спина, судорогой сводило ноги. Гончаров спал в другой комнате. Она быстро оделась и тихо подошла к окну. На Востоке уже блистала тонкая полоска утренней зари -Рассвет. -Неужели целые сутки проспала? Закричали петухи. Ирина Алексеевна с трудом отыскала туфли и взяв их в руки осторожно открыло окно. Повеяло ночной свежестью... Взобравшись на подоконник, она перекрестилась и прыгнула в цветочную клумбу, а затем, осторожно открыв калитку, вышла на улицу и одев туфли заспешила в родную Каменку.
На Востоке все сильнее и ярче разгоралась утренняя заря. Послышалось дружное щебетание птиц. В дороге она приняла решение. Завербоваться на торфоразработки, чтобы навсегда оставить землю своих отцов, где утвердилась ментовская власть.