Сережа остановился. Снова ощущение полета над реальностью охватило его. Окружающее вдруг сделалось будто плоским, но не оттого, что стало двухмерным, а по причине неизменной трехмерности. Исчез шум автомобилей, человеческих голосов, проплывающей мимо баржи и выявились невозможные для города звуки: возня воробьев, шелест травы, плеск волн. В воздухе над ним нарастало нечто ошеломляюще многоцветное и глубокое. И вдруг все пропало. На набережную вновь обрушился шум, в котором невозможно было вычленить перебранку птиц или нежный шепот листвы.
Никогда это не достигало еще такой стадии. Сережа вдруг ощутил себя столь легким, будто лично для него было отменено тяготение в этом году. Шагать было легко и приятно, казалось, уже не нужно касаться ногами асфальта и тут пришла боль. Не какая-то запредельная боль, а простое колотье в боку, как после длинной пробежки. Ему пришлось придержать шаг и начать делать медленные и глубокие вдохи и выдохи. Средство подействовало, но воздушность не вернулась. Зато пришла надоедливая усталость, как всегда после длинного школьного дня.
В десять он улегся, но спать отчего-то не захотелось. Наоборот, он почувствовал себя неуместно бодрым. Непреодолимо тянуло куда-то навстречу чему-то особенному, приключению без названия. Сергей вскочил и с удивлением обнаружил себя в джинсах и рубашке. И даже в кроссовках! Хотя такой глупости, как ложиться спать в обуви он точно не совершал. Но это было хорошо, даже здорово, что он уже одет, так как надо было спешить, иначе ход закроется. Но следует экипироваться. В шкафу, уже наверное пару лет, ждал своего звездного часа подаренный на двадцать третье февраля альбом для рисования в твердой обложке. Серега схватил его - надо бежать. Только: только это еще не все. Ага, вот ты где голубчик! В старом пенале лежал давно потерянный автоматический карандаш. Вот теперь все, он готов.
Открыв узкую боковую раму, он выбрался на крышу пристройки, соединяющей их дом с соседним и нависающей над входом во двор. Оттуда перебрался на крышу этого дома, а там находился путь вниз, годный даже для грудных младенцев: пожарная лестница почти до земли.
Во дворе, несмотря на прекрасную погоду, никого не было: ни общества кумушек, ни гоп-компании с гитарой и пивом, ни завалящего алкоголика - в общем, действительно никого.
Он вышел из двора и направился к пустырю, что у оврага. На дно Сергей спустился по тропе между кустами репейника, которую предпочел единственной альтернативе: тропинке в зарослях чертополоха. Он шел к речушке, каковая, вероятно и являлась причиной образования оврага. Откуда она возникала, было неясно: речка являлась из тупика. И, самое странное, что никто из облюбовавших овраг для проведения своего досуга не собрался изучить сей феномен, предпочитая прогуливаться вниз по течению. Путь Сергея логично пролегал вверх.
Безымянная речонка вытекала из узкого лаза, правда, вполне достаточного для того, чтобы в него проник мальчишка. Далее лаз превращался в высокую песчаную пещеру, и в ней, как ни странно, было почти светло. Сергей уверенно зашагал вперед. Своды внезапно резко поднялись и он оказался на лугу, полном цветущих одуванчиков. Вправо протянулась гряда зеленых холмов. Солнце стояло в зените, но не слишком припекало. Сережа обернулся и понял зачем сюда пришел: в отдалении лежали живописные замковые руины. Несбыточная детская мечта обследовать древнее и запущенное здание приобретала реальные черты:
В замке было прохладно. Он был не слишком разрушенным, но явно давно был заброшен. Внутри он пребывал в состоянии аккуратного запустения. Перед тем как покинуть его, хозяева забрали из замка все, кроме того, что безраздельно принадлежало стенам и полу: мрамор и мозаика, фрески и лепнина, припорошенные пылью, обсыпавшиеся и полуразваленные, намекали на былую роскошь. Что бы ни было причиной нынешнего безлюдья - это не была катастрофа, сопровождающаяся разрушениями:
Сколько времени он там провел? Неведомо. Солнце упрямо продолжало сиять в зените, будто его там прибили гвоздиком, а ноги уже еле двигались. Так захватившие поначалу коридоры и залы казались уже однообразными и унылыми, больше не хотелось угадывать минувшее великолепие. Решив, что незачем себя мучить, Сергей поплелся назад, к пещере с речкой. И все же замок не давал ему покоя. Какая тайна была причиной его опустошения? Кто населял его и куда потом ушел? На стенных росписях были изображены прекраснейшие из людей, гибкостью и хрупкостью скорее напоминающие эльфов. Были ли они на самом деле такими, или мода, которой подвержено и 'вечное' искусство, преобразила их до неузнаваемости. Кто даст ответ?
Сергей не выдержал и обернулся. Его воображение стало накладывать лоск на реальное зрелище, и вот он увидел замок таким, каким он был когда-то. Давно ли, недавно ли? Надо ли это знать? И вот, когда последний кирпичик стал на свое место, рука сама отыскала в кармане карандаш и первый штрих уверенно лег на чуть желтоватый лист бумаги. Радужный замок, тот, которым он был, перетекал из глаз смотрящего на бумагу, сопровождаясь банальнейшими мыслями: 'Высота входной двери равняется двум с половиной ширинам: одно маленькое окошко и девять больших: какая сложная архитектура.. тут потемнее: на этом стекле оставить блик для контраста:'. Ничто больше не имело значения, кроме точности перенесения пропорций и игры света с тенью. С каждым движением в тело вливалась дневная легкость, и наконец Сергей 'услышал' голос учителя рисования: 'Одно из важнейших правил изобразительного искусства - это умение вовремя остановиться. Всегда кажется, что нужно еще что-то добавить, и в какой-то момент эти улучшения сливаются, чтобы перейти на качественно иной уровень. И этот уровень находится на порядок ниже'.
Да и сил уже нет рисовать. Этот отсутствующий гнет тела звал куда-то вперед, бежать и может даже взлететь, а не стоять столбом на месте. И Сергей помчался, куда-то в глубь долины, без цели и смысла, лишь что бы бежать. И не увидел, не мог увидеть, что замок, наливается красками и жизнью, стряхивая пыль, как отряхивается проснувшееся животное:
Сережа летел вперед, освобожденный от груза, а потом мягко упал на одуванчики. Кто бы мог подумать, что в полевых цветах лежать мягко и удобно, как в постели. Серега зажмурился и взбрыкнул ногой, чтобы одеяло не мешало наслаждаться жизнью. Одеяло? Так это быль лишь сон? Конечно сон! Не мог же он забраться на диван в кроссовках. А речка, что в овраге не вытекала из таинственного хода, а банальнейшим образом извергалась мутным потоком из бетонной трубы. И вообще, он никогда не скакал на крыши из своего окна, далековато было бы прыгать с восьмого этажа, особенно если учесть, что никакой пристройки ведущей к соседнему дому не существовало. Сережа медленно выплыл из царства Морфея и ощутил себя дома, лежащим на животе, в бок что-то кололо. Пришлось лениво перевернуться, чтобы разобрать, что это - и Сергей с удивлением обнаружил альбом, лежащий с ним в постели. Вот еще! Никогда он не доходил до того, чтобы тащить рисование в постель. Однако альбом был. А в нем был рисунок долины и замка, в который явно вдохнули жизнь: замок ощутимо улыбался.