(конкурсный рассказик с фантлаба на тему "Я - и старая фотография")
Будят меня стробоскопические вспышки.
Даже сквозь коллаген и сомкнутые веки они бьют по глазам. Я опускаюсь на дно чаши, но частое мерцание достает меня и там. Впрочем, скоро вспышки прекращаются, и очередной лист умной бумаги ползет по потолку, чтобы занять свое место.
На этом листе - новый я. Сегодняшний.
У листа есть номер. Он проступает красным, стоит только сосредоточить на нем взгляд. Номер этот - семьдесят четыре. Так я могу понять, сколько уже прошло времени. Получается, семьдесят четыре дня.
Вечность.
Я всплываю к поверхности. Пленка коллагена лопается с противным звуком. Фотографии занимают где-то треть потолка. Больше смотреть не на что. Я, я, снова я в полный рост. Я здорово изменился.
В левом углу с края притаилась первая. Таким я больше никогда не буду. Можете плакать. А у меня слезных желез нет.
- Здравствуй, Карл, - говорит потолок голосом доктора Рубини. - Как себя чувствуешь?
Уже двадцать семь дней я обхожусь без гортани и рта, поэтому могу лишь постукивать о чашу роговыми пластинками и слегка менять их цвет. Я знаю: моя камера напичкана всевозможными сканерами, датчиками, объективами, спектрометрами и газоанализаторами. Ни одно движение, ни один выдох не пропадут незамеченным. Их разбирает целая научная группа.
Два стука слева означают "плохо".
- Ничего, Карл, - говорит доктор Рубини, - потерпи, Карл. Изменений с каждым двадцатичетырехчасовым циклом все больше.
Мне хочется рассмеяться.
Какая досада, что губы и язык мои отшелушились кусками мяса, а зубы срослись с челюстью! Где-то внутри меня потрескивают кости.
Ох, фотографии, фотографии.
Я смотрю с них в чашу, на самого себя - обнаженный человек, постепенно, снимок за снимком, превращающийся в нечто чужое. Да, мошонка и пенис отвалились, кажется, на тридцать третий день. Генокод во мне, видите ли, посчитал их лишними. Вместо них появились костяные уступчики с завитками то ли дыхалец, то ли выходов выделительной системы. Раньше было бы жалко, а сейчас...
Я стучу три раза. Опять слева. Это означает: "конец связи".
- Подожди, - оживляется доктор Рубини, - тут с тобой хотят поговорить.
На миг я чувствую боль от того, какое уродливое существо раскинулось в чаше, но боль скоро проходит. Келли меня не показывают, и это хорошо. Только звук. Она бы сошла с ума. В последнее время голос ее дрожит от едва сдерживаемых слез.
- Здравствуй, Карл, - шепчет она. - Мне сказали, что у тебя все хорошо. Но я не особенно этому верю. Боже, как мне хочется обнять тебя!
Я выделяю в коллаген синюю жидкость, струйки ее долго висят, не размываясь.
- Ты слышишь? - спрашивает Келли.
Я неохотно стучу в пластик чаши справа. Один раз. Это "да".
- Он вас слышит, - говорит доктор Рубини.
- Я... Карл, я...
Не выдержав, Келли рыдает.
Я жду. Всхлип. Всхлип. Вялое "спасибо" звучит в динамиках. Я думаю: уходи уже. К чему все? Я уже не тот Карл.
- До встречи, Карл, - давит из себя Келли.
- Карл, - приходит ей на смену доктор Рубини, - повернись, пожалуйста. Мы попробуем ультразвуковую диагностику.
Я поворачиваюсь набок.
Там, где раньше у меня были лопатки, начинает зудеть. Я ощущаю, как короткие волны щиплют ороговевшие участки тела. Мне кажется, это похоже на слово "кислый". Не умею объяснить по-другому.
Фотографий на боку не видно. Мое зрение сдало и сузилось. Часто я вижу странные структуры вместо коллагена и потолка.
Келли была моей девушкой.
Наверное, у нее впереди счастливое будущее. За исключением какого-то времени, необходимого, чтобы меня забыть. А как иначе? Глупо плакать, Келли, глупо. Меня лучше всего представить мертвым. Раньше я жалел, что так вышло. Но сейчас думаю, что ничего нельзя было изменить. Судьба.
Когда в поясе астероидов между Марсом и Юпитером зонд "Лаб-9" обнаружил искусственный объект, наверное, моя участь уже была предрешена.
Мы проводили установку сети автономных гравиизмерителей как раз в том районе, и восемнадцать миллионов километров до объекта не являлись для "Виннера" каким-то запредельным расстоянием. В общем...
- Мы закончили, Карл, - говорит доктор Рубини, и я с облегчением возвращаюсь в прежнее положение распяленной лягушки.
Блестящий манипулятор выдвигается из стены и, с жужжанием подобравшись к чаше, впрыскивает мелкую черную соль микроэлементов. Так еще подкармливают рыб, каких-нибудь гуппи или барбусов.
Я - золотая рыбка Земли.
Несколько мгновений я испытываю странное, сосущее чувство. Внутри, среди измененных, пружинистых костей, плещется вобранный коллаген.
Да, вспоминаю я в некоторой прострации, "Виннер"...
Когда корабль завис над объектом в миллионе километров, мы смогли рассмотреть его в приборы визуального контроля.
Это был красно-серый, длиной в десяток километров цилиндр, сплюснутый сверху и словно надорванный ближе к более тонкому торцу. Он лениво вращался вокруг своей оси, подставляя свету Солнца бегущие по поверхности искристые завитки. За ним тянулся едва заметный пылевой шлейф.
Собственно, дальше надо было ждать исследователей, контактеров и ксенологов. Почему я вызвался в установочной капсуле подлететь поближе - Бог знает. Судьба. Земля, поскрипев извилинами, одобрила. Спешно собранной экспедиции до нас и до объекта лететь было около недели, а тут Карл, глупый Карл...
Новая фотография ползет на место, продолжая пятый ряд.
День восемьдесят третий. От человека во мне осталась лишь некоторая осевая симметрия, но и она уже не такая явная.
Я вижу линии энергопотоков и магнитных полей. Тепловые оттиски людей за стенами не кажутся мне чем-то примечательным. Возможно, поэтому беседы с доктором Рубини становятся невыразимо длинны. Я часто теряю смысл им сказанного, и ему по нескольку раз приходится повторять свои вопросы.
Самая первая фотография притягивает мой взгляд.
Это ты, шепчу я себе, это ты, Карл. Имя, впрочем, не несет ничего, кроме легкой печали. У него горьковатый вкус. Как и у имени - Келли.
Сегодня Келли приходит в последний раз.
- Карл, я больше не могу, - говорит она срывающимся голосом. - Не сочти это предательством, но я не могу жить так... Я устала надеяться, что все будет хорошо. Я не вижу тебя, я... То, что мне показали, это не ты!
Шелуха слов похожа на лепестки и листья, оборванные ветром.
Ей все-таки показали. Наверное, так будет лучше. Добрый доктор Рубини, он понял это. Интересно, что он видит, когда смотрит на меня?
Скорее всего, он видит будущий контакт. Нет, Контакт! Непременно с большой буквы. Это официальная версия. Мы выращиваем контактера. Золотую Рыбку.
На первой фотографии мои глаза полны страха.
Меня, впрочем, тогда сразу предупредили: не рискуй, максимум - поверхностное сканирование. Крофус и Синтел остались на подстраховке, а я забрался в капсулу. "Виннер" родил меня в космос и сразу уменьшился, став пылинкой, отслеживаемой астронавигатором.
Заработали, разгоняя капсулу, ионные двигатели.
Объект сначала занимал место мухи, ползущей по лобовой проекции, затем, все увеличиваясь, растянулся длинным бруском.
Вблизи стало видно, что вкрапления красного идут по корпусу сложным узором, а надлом, наблюдаемый с "Виннера", надломом вовсе не является. Там просто другой, темный, светопоглощающий материал.
За тысячу километров до объекта, я вывожу капсулу в режим торможения. О чем я думаю в тот момент? Честно говоря, не помню. Я засекаю "Лаб-9" выше плоскости эклиптики - он паучком прилепился в правом углу проекции. А потом...
Потом, говорят, я вдруг ушел в сторону Солнца.
Без причины, оставаясь на связи и даже что-то бормоча под нос. Хорошо, что на малой тяге, потому что Крофус с Синтелом, перенервничав, убили целый день на погоню за мной, а затем на выковыривание меня из капсулы.
В сухих строчках доклада будет написано: "Попал под облучение неизвестной природы". Как выяснится, это облучение запустило программу по изменению моего генетического кода.
Тогда-то комиссия во главе с доктором Рубини и выдвинула версию, что объект, как более развитый технологически, пытается сделать из меня некую промежуточную особь, контактера, одновременно имеющего и человеческий, и чуждый нам понятийные аппараты.
Два в одном.
В результате появились и камера, и чаша, и коллаген. А Карл, глупый Карл стал попросту исчезать. Каждый день я терял себя. Глупо не думать, что будет в конце. Что я буду за существо? Останется ли во мне хоть что-то человеческое? Руки мои избавились от мяса и сухожилий, предплечье состоит из витых костей и роговых щитков, пять пальцев срослись в три.
Глядя на свое первое фото, я полон жалости к нелепому себе. Она окрашивает грудной панцирь в розовые пятна.
- Карл, - раздается голос доктора Рубини, - процесс преобразований замедлился. Возможно, скоро ты предстанешь в, так сказать, законченном варианте.
Я пачкаю желтоватый коллаген черным цветом сомнения.
- Я понимаю, Карл, как тебе тяжело, - говорит доктор Рубини. - Но подумай, ты станешь посредником в контакте двух цивилизаций!
Я стучу три раза.
Конец связи! Конец связи! Я помню, что если так стучишь, от тебя отвяжутся и ненадолго перестанут донимать дурацкими звуковыми волнами. В них нет смысла. Они бесполезны. Тепловые оттиски рождают их с регулярностью, достойной лучшего применения.
Вряд ли они разумны.
Мои мысли полны странного хаоса. Кцы... Кцацу... Кшифстроссс... Шесть, семь, восемь. Осно, осна, кто, что, я, ты, кто я, где, славно, еда, жжжжжжизнь.
Я - Карл.
Я рождаюсь и умираю, я сплю, мой мирок маленький и теплый, за краем моего мирка ползают странные картинки, изображающие чудовищ.
Только первая, только она каким-то образом кажется мне значимой.
Внезапно все мои мысли пропадают, будто карандашное письмо под ластиком. Где-то внутри постукивают клапана и активно ходят мембраны.
Я лежу.
Пи-пи-пи - вот что я думаю. Пи-пи-пи. Я - Карл.
Девяностый снимок - последний.
Я знаю это твердо. Как и то, что меня здесь больше не будет. Как и то, что шелуха имен, чужих воспоминаний и слов осыпалась и растворилась во мне без следа.
Коллаген выплескивается на пол.
Я встаю, я выпрямляю четыре длинные, суставчатые ноги и поднимаюсь к самому потолку. Умная бумага испуганно подается в стороны, но, безошибочно вычислив, самый первый снимок я ухватываю трехпалой конечностью и прячу в специальную пазуху. Бумагу тут же схватывает клеем, выработанным внутренней секрецией.
- Корабль, - рассыпаю я звуки, привычные для этого мира. - Контакт! Корабль!
- Карл! - кричит тепловой оттиск, идентифицированный, как доктор Рубини. - Карл! У нас получилось!
Я складываюсь и жду.
Я вижу желания и надежды глупых существ, вижу биоэлектрические бури в их верхних отростках и выделяю брезгливый белый секрет.
- Корабль, - повторяю я. - Контакт.
Меня грузят, меня везут, вокруг меня толпятся, распространяя удушливые волны надежд, страхов и тайны. Я отключаюсь, я перестаю существовать, потому что только так можно вынести происходящее рядом безумие.
Мой корабль будит меня в чужой скорлупе. Я приближаюсь.
- Корабль, - говорю я, - контакт.
Этих двух слов достаточно, чтобы тепловые оттиски снова засновали вокруг меня.
- Тебе нужно на корабль? - спрашивает доктор Рубини.
- Корабль, - говорю я.
- Контакт?
- Контакт.
Я беззастенчиво обманываю местных существ. Глупый-глупый Карл не был выбран контактером. Вовсе нет.
Когда мой корабль потерял пилота, автоматически включилась программа поиска заменителя и его перекодировки-перезаписи. Карл просто оказался подходящим вариантом.
Пф-ф - капсула со мной отходит с мягким шипением.
Выводок скорлупок висит в черноте, ожидая общего триумфа в конечной точке моего полета.
- Карл, - бурлит звуковыми волнами доктор Рубини, - это великий шаг для всего человечества, ты понимаешь? Я верю, что мы можем многое дать друг другу, открыть себя новым ощущениям и новому знанию!
- Контакт, - говорю я.
Мой корабль принимает меня вместе с капсулой.
Повинуясь командам, он тут же запускает "сшивку", и я, весь в прозрачном секрете радости, исчезаю из пояса астероидов и системы глупых существ навсегда.
Иногда, во время долгих, похожих на сон периодов не-существования во мне бродят бледные нелепые тени не моего прошлого. Одну зовут Карл, другую - Келли. Тогда я достаю из пазухи фотографию и долго дышу ее запахом, зачем-то пытаясь пробудить давно затертую память.