В Разгуляеве есть промежуток, зазор во времени между пятью дня и шестью вечера, когда несколько минут городок, кажется, плывет куда-то в зыбкой сиреневой мгле, тревожной, иллюзорной, волнующей - к смерти, в другой мир, Бог знает.
Перфилов надеялся, что однажды так и случится, и его жизнь волшебным образом переменится, но минуты проходили, мгла таяла, и сиреневые тени от домов и деревьев становились привычными темно-серыми.
Возможно, такое желание вызывал в нем кризис среднего возраста. Перфилову было тридцать девять - возраст задумчивый, с тягой к переоценке собственных достижений. Из достижений же были лишь развод после двенадцати лет семейной жизни, однокомнатная квартирка, полученная по разделу имущества, и те же двенадцать лет преподавания истории в городской школе номер три.
Как-то Перфилов замерил свой жизненный путь. Получилось восемьсот четыре метра до школы и столько же обратно.
С женой, конечно, выходило побольше, поскольку с женой ему случалось выбираться куда как дальше. Скажем, к ее матери. Другой конец города, как ни посмотри.
Жил Перфилов в старом, пятиэтажном доме, шесть лет назад перенесшем капитальный ремонт. Во дворе росли липки. За оградками еще дальше - сирень и рябина. Если говорить честно, это было вполне подходящее место для старости и тихой смерти в собственной постели. Заснуть и не проснуться. И видеть сны.
С некоторых пор Перфилову не хотелось жить.
Вместо лиц школьников он видел глазастого Аргуса и изо дня в день не понятно кому (может, ему, фигуре мифической?) рассказывал про древние царства, персов и греков, феодальную раздробленность Руси, про Муравьевых и Трубецких, про Новгород и Чернигов, дьяка Гришку Отрепьева и внуков Чингисхана. Дын-дын-дын - слова отскакивали от зубов.
Зачем? Для чего?
Он видел - школьники его предмет не любят, на уроках они перебрасывались записками, исподтишка включали планшеты и телефоны и мямлили у доски. Ну, этот, как его... Каннибал, он пошел на Рим, войну еще прозвали панической...
Он все прощал. Бог с ними. Они только в начале бессмысленного пути.
По дороге домой Перфилов обычно заходил в магазинчик, названный владельцами мини-маркетом, и покупал на ужин или лапшу быстрого приготовления, или какой-нибудь уже готовый салат в пластиковой таре. Ему хватало. Иногда, если желание сходилось с наличием свободных денег он брал любимые с детства эклеры, думая, что ради них, собственно, еще и живет.
Эклеров в этот раз не было, и Перфилов, чувствуя себя обманутым, долго и уныло бродил вдоль длинной полки с тортами и пирожными.
Вот и все, зудела мысль, вот и все.
В результате, покрутившись, он, конечно, взял какие-то кольца с кремом внутри, но ощущение оглушительной, болезненной неудачи издергало его до колик.
Подумаешь, кольца. Кольца! Кольца - не эклеры.
Сиреневая мгла неожиданно накатила на Перфилова на тротуаре и заставила замереть. Потекли секунды. Странно взглянув, его обошла девушка в синем пальто. Цок-цок-цок - выкаблучивали каблучки.
Перфилов сглотнул. И все?
Он медленно двинулся следом за девушкой, и тайный сиреневый цвет тут же привычно переменился, облетел, будто позолота со старых рам. Девушка юркнула в подъезд. Перфилов едва заметно пожал плечами.
Дома его ждала давным-давно начатая повесть о походе Ивана Грозного на Новгород. Бывшая жена сподвигла на нее Перфилова где-то за год до развода. Мол, должен же как-то ее Перфиляша самореализоваться. Иван Грозный - это шик. Благодарная тема. И совсем не заезженная. А там такая жесть! Ах.
Опричники, борзые, собачьи хвосты!
Понукаемый Перфилов написал первую главу - о доносчике Петре Волынце - и сдох. Но периодически на специально купленной в комиссионном магазине древней пишущей машинке набивал одним пальцем одну или две строчки.
Процесс грозил растянуться до самой смерти.
Перфилов, в сущности, был не против, лениво намечая через год добраться до третьей главы, а летом, во время каникул, поехать в Новгородский архив или куда там еще за копией летописи "О приходе царя и великого князя Иоанна Васильевича..."
Дом обозначился истертым торцом.
Перфилов свернул с тротуара на асфальтовую дорожку во двор, кивнул старенькой соседке Леониде Матвеевне, бредущей по каким-то своим делам, и удобней перехватил покупку. Из низкого бокового окна, распахнутого по случаю весеннего тепла, пахнуло мясным супом.
В глубине квартиры бренчала гитара.
Задумавшись о домашней еде, приготовленной женскими руками, Перфилов не сразу обратил внимание на хруст под подошвами.
- Черт!
Асфальт был усеян жуками и гусеницами. Коричневыми, зелеными, желтыми, черными.
Высоко вздергивая колени и додавив еще кого-то, Перфилов отскочил в сторону и только тогда заметил сидящего у стены на корточках мальчика лет шести. В клетчатой рубашке с коротким рукавом и в синих шортах, он сосредоточенно смотрел на то, что осталось, от неосторожных Перфиловских шагов. Губы его едва заметно шевелились.
Мальчика звали Вовкой и являлся он сыном соседки, которая сейчас то ли музицировала сама, то ли внимала аккордам, извлекаемым чужой рукой в ее честь.
Перфилов редко с ней пересекался, но знал, что жизнь у нее не складывается, что она выпивает и что в квартиру к ней ходят разные особи мужского пола, то буйные, то вороватые, но никто надолго не задерживается.
Вовка этим особям обычно мешал и его или запирали на кухне, или отправляли гулять. Вовка был большеротый и донельзя серьезный.
Перфилов присел.
- Это ты насекомых собрал? - спросил он Вовку.
Мальчик, шмыгнув носом, нехотя кивнул.
- А зачем?
Вовка пошевелил пальцами.
- Чтобы они умерли.
- Могу тебе сказать, это не самое лучшее желание.
Мальчик посмотрел на него светлыми глазами.
- Будто вы что-то понимаете, - буркнул он.
Перфилов поежился и бросил взгляд на угол стены, проглядывающий в окне и сходящийся с потолком у вентиляционной отдушины.
- А тебя, значит, выгнали?
- Я сам вылез, - Вовка поколупал ногтем дырочку в сандалетке. - Мама пьяная, а подоконник низко.
Запах мясного супа наплыл, и мальчик болезненно скривился.
- Есть хочешь?
- Не буду я ее суп!
Мимо прошла женщина, приговаривая: "Что за дети пошли, сущее наказание!". В каждой руке она несла по пакету. И Перфилов, и Вовка синхронно повернули головы, выцеливая ее полную спину уничтожающими взглядами.
Женщина вдруг ойкнула и заскакала на одной ноге.
Перфилов, будто нашкодивший пацаненок, а не взрослый человек, приближающийся к своему сорокалетию, покраснев, всем телом развернулся в другую сторону. Вроде бы и не виноват, а стыдно, желал же что-то такое.
Вовка отвел взгляд чуть позже.
- Знаешь, - сказал Перфилов, - а у меня есть кольца. Пирожные.
- И что?
- Ну...
Что я делаю? - спросил себя Перфилов. Подумаешь, выгнали мальчишку. Не замерзнет. А замерзнет, залезет обратно. Встанет на выступ цоколя и залезет.
Еще подумают...
- Я могу угостить тебя чаем, - сказал он. - С кольцами.
- А вы с четвертого этажа, да?
- С него самого.
- А как вас зовут?
- Руслан Игоревич, - Перфилов поднялся и протянул руку. - Ну что, идешь?
Мальчик посмотрел снизу вверх.
На миг Перфилов почувствовал, что его лицо будто обкололи ледяными иголочками.
- Мам! - крикнул Вовка, привстав на цыпочки и схватившись пальцами за подоконник. - Мам, ты слышишь?
- Пошлите, - сказал Вовка, отлипая от подоконника. - Они сейчас любиться будут.
- Э... ну да...
Смущенный Перфилов покорно отдал коробку с кольцами.
- А почему их раз, два, три... пять? - спросил мальчик, разглядывая кольца, через пластиковую упаковку. - Они что, олимпийские?
- Не знаю, - пожал плечами Перфилов, следуя за Вовкой к подъезду.
- А у вас сгущенка есть?
Перфилов задумался.
- Не уверен. Но кольца, они все-таки с кремом.
- А конфеты?
- Тоже мимо, - сказал Перфилов.
- Вы бедный, да? - спросил Вовка.
- Ну, не богатый. Просто конфетами не увлекаюсь.
Вовка вздохнул, поднял глаза.
- А чай-то будет с сахаром?
- Это я тебе обещаю, - серьезно сказал Перфилов.
- Открывайте тогда, - стукнул сандалеткой в подъездную дверь мальчик. - Я же не могу дотянуться!
- Извини, что-то я совсем.
Перфилов нажал на кнопки замка, внутри пискнуло, он потянул за круглую ручку.
- Не закрывайте! - панически крикнул кто-то сзади.
Синий вихрь приблизился к Перфилову, сопровождаемый топотом каблучков и блеском чего-то металлического.
Перфилов, поворачиваясь, чуть шире распахнул дверь.
Девушка оказалась подобна мягкой ракете, стихийному бедствию, потому что, влетев в подъезд, заехала локтем Перфилову в бок, наступила на ногу и обдала ароматом цветочного шампуня. Последнее все-таки было приятным.
- Простите.
Со ступенек фыркнул Вовка.
- А вы к кому?
- К себе. У меня квартира на втором. Я вчера сняла, - девушка поддернула металлический ремешок сумки. - А кода мне не сказали.
- Шесть-пять-три, - морщась, сказал Перфилов. - Вы мне всю ногу...
- Вы просто встали в проходе, как дурак.
Девушка улыбнулась. Ни грамма раскаяния!
Перфилов не смог определить, сколько ей лет. Раньше он как-то с лету и безошибочно оценивал женский возраст, с поправкой на год-два. А тут... Постарел что ли?
Впрочем, девушке (женщине?) точно было до тридцати. Мелковатые черты компенсировались большими глазами. Светлые волосы. Тонкие руки. Грудь под синей курткой прорисовывалась не четко, о ней и сказать было нечего.
В горле Перфилова проклекотал и умер смешок, вызванный мыслью, что ему, оказывается, еще интересны женские прелести.
- Что вы смеетесь?
- Все, мы пошли, - Перфилов подтолкнул мальчика. - Вперед, Вовка.
- Ваш сын? - прилипчивая девушка зацокала по ступенькам за ними. - Он на вас совсем не похож.
- Я соседский, - сказал Вовка.
- Что ж... А меня Лена зовут.
- А меня Вовка, - представился мальчик.
Перфилову не оставалось ничего, как назваться самому.
- Руслан... - мгновение он думал, стоит ли произносить отчество, и решил по-другому: - Я из сорок первой.
- Ну, пока.
Лена остановилась на лестничной площадке и махнула рукой поднимающимся выше Перфилову и Вовке.
- Странная какая-то, - обернулся мальчик.
- А ты, собирающий насекомых?
- Я их не собирал, - нахмурился Вовка.
- То есть, они сами?
- Я им сказал.
- Эх, фантазер, - сказал Перфилов.
Они поднялись на площадку четвертого этажа. Перфилов достал ключи, открыл дверь и впустил Вовку.
- Прошу.
Мальчик, шлепая сандалетками, свернул в кухню.
- А что у вас так грязно?
Перфилов торопливо стянул пальто.
- Почему грязно?
Заглянув из прихожей, он обеспокоенно обежал кухню глазами. Пол, занавески, раковина, кухонный стол. Вроде все как обычно.
- Фу, весь стол в крошках, - Вовка, брезгливо смахнув крошки к краю столешницы, поставил упаковку с кольцами.
- Ну, знаешь... - не нашелся с возражением Перфилов. - Иди-ка лучше телевизор посмотри.
- А он у вас цветной?
- Цветной. И даже плоский. С пультом умеешь обращаться?
- Что я, маленький что ли? - возмутился Вовка и ускакал в комнату.
Через несколько секунд из комнаты донеслись жизнерадостные голоса рекламных героев, сражающихся с запорами, простудой, бессилием, жрущих кетчуп и пьющих прохладительные напитки известных фирм.
- Грязно ему, - пробормотал Перфилов.
Он долил из-под крана чайник и поставил его на плиту. Пьезозажигалка затрещала, вызвав появление над конфоркой трепетных голубых лепестков.
Телевизор в комнате заговорил тонкими мультяшными голосами.
Эх, подумал Перфилов, наполняя сахарницу сахаром из пакета, меня бы кто вот так пригласил. Увидел, как мне плохо...
- Дядя Руслан, а у вас мухи, - сказал Вовка, сунув в проем серьезную мордочку.
- И что?
- А можно я их пошлепаю?
- Как пошлепаешь? Газетой?
- Как жуков.
Перфилову стало интересно.
- Так я что, уже дохлых жуков давил?
- Ага, так они вам живые и дадутся! Конечно, дохлых!
Перфилов извлек из шкафчика две чашки. Одна была грязная, и ее пришлось вымыть.
- А посмотреть можно?
- Если вы никому, то можно.
- Это секрет?
- Секрет.
- Я - могила, - пообещал Перфилов.
Он почему-то на цыпочках прошел в комнату и сел на диван-раскладушку, который служил по совместительству и спальным местом. Мебельную компанию дивану составляли плохонькое кресло, бельевой комод и книжный шкаф, лишь наполовину заполненный книгами. Две верхние полки шкафа занимали глиняные поделки бывшей жены. Их она оставила Перфилову на память.
- Все, я смотрю.
Мух было три.
Они с упоением носились над Вовкиной головой, изредка присаживаясь то на потолок, то на оконные занавески.
Мальчик стоял к Перфилову вполоборота, и выражение его лица разобрать было трудно. Но Перфилов заметил, как он до белизны в костяшках сжимает кулаки.
Мухи умирать не собирались.
- Скоро? - шепнул Перфилов, наблюдая насекомьи фигуры высшего пилотажа.
Вовка дернул плечом.
Перфилов, конечно, не сомневался, что это выдумки, детские фантазии, мальчик все-таки живет не в самой счастливой семье, отца нет, мать пьет, большую часть времени ребенок предоставлен самому себе. Но когда Вовка напряженно вытянулся и зашипел, плюясь слюной: "Сдохните! Сдохните все!", Перфилов неожиданно вздрогнул. Уж больно зловеще прозвучало. Как исполненный боли приказ.
Впрочем, мухи продолжили кружить.
- Нет, - сдался Вовка и обмяк, - не работает.
- Бывает, - филосовски заметил Перфилов.
- Вы не понимаете, дядя Руслан, - сказал мальчик. - Я с жуками был злой, а сейчас не злой.
- Думаешь, в злости все дело?
- А в чем же еще?
- Может быть, - сказал Перфилов. - На сколько претендуешь колец?
Вовка, хмурясь, поднял три пальца.
- А влезет?
- Я вместительный.
На кухне зашипел, забренчал крышкой чайник.
Они перебрались к нему. Вовка уселся на табурет, снова отогнал крошки, посмотрел в подставленную чашку.
- Осторожней, - сказал Перфилов.
Он положил в чашку пакетик "липтона" и залил его кипятком.
Вовка сразу же втянул поплывший чайный дух. Посмотрел, как Перфилов наливает воду себе и вскрывает упаковку с пирожными.
- А сахар?
- На свой сахар, - Перфилов переместил сахарницу на стол.
- А вы меня пожалели, да? - спросил вдруг Вовка, насыпав в чашку четыре полных ложки.
- Когда?
Перфилов приготовил себе несладкий кофе.
- Там, у окна.
Перфилов сел напротив, щелкнул по носу облезшего пластикового микки-мауса на пружинке.
- И что?
- А сейчас злитесь, что пожалели.
- Вовсе нет, - соврал Перфилов, на мгновение опуская глаза к чашке. - О чем тут жалеть? Я задумался совсем о других вещах.
- О каких?
Вовка выбрал самое пышное кольцо и укусил его. Крем испачкал уголок губы.
- Например, о том, что надо бы прибраться в квартире, - сказал Перфилов. - Раз ты говоришь, что грязно.
Мальчик шумно отхлебнул чай.
- А пирожные вкусные.
- Да? - Перфилов двумя пальцами за мягкий бок ухватил кольцо. - Сейчас попро...
Резкий звук дверного звонка из прихожей заставил его измениться в лице. Он переглянулся с Вовкой.
- Кто бы это?
- Открывайте, - сказал мальчик.
- Ага, - сказал Перфилов, но не сдвинулся с места.
- Боитесь что ли? - возмутился Вовка.
- Н-нет.
Перфилов все-таки поднялся и на ватных ногах побрел в прихожую. Картины в голове рисовались мерзкие, преглупые, в которых приходиться объясняться, оправдываться и доказывать, что ты не верблюд.
- Кто? - спросил он, щелкнув замком.
Снаружи не ответили.
Перфилов, помедлив, распахнул дверь в электрический свет лестничной площадки.
- Во-от он, учи-итель! - на весь подъезд заголосила Вовкина мать. - Знаем мы этих учителей!
Она была основательно пьяна.
Перфилов даже удивился: голос из окна был еще вполне адекватный, а здесь уже все, аут и атас. Как она успела набраться так быстро? Из-под халата на женщине выбивалась ночнушка. Сквозь растрепанные, свалившиеся на лоб волосы Перфилова пытался сверлить мутный, уплывающий куда-то внутрь себя взгляд.
- Ты это...
Вовкина мать наставила на Перфилова палец и задумалась. Одуловатое лицо ее сделалось зеленовато-серым.
- Вера! - откуда-то снизу поднялся мужской глас. - Верочка! Ты здесь?
- Я н-на... - женщина икнула. - Я наверху!
- Я сейчас...
Пролетом ниже зашаркали, приближаясь, шаги. Перфилову захотелось закрыть дверь. Но ведь станут колотить, не успокоятся.
- Вера, извините, не знаю как ваше отчество... - заторопился он.
- Пална, - выдохнула Вовкина мать.
- Вероника Павловна, чего вы, собственно, хотите?
Женщина уперлась в него взглядом и рассмеялась.
- Ишь, учите-ель... Знаем мы! Что с сыном... с Вовкой моим?
- Вы же только что...
Женщина пьяно махнула на него рукой, и Перфилов умолк. Где-то внутри тонко, противно спела струна. Дзау-уу!
- Ты мне это... - Вовкина мать качнулась. - Учителя - все извращенцы.
Краска прилила у Перфилова к щекам.
- Вы совсем?! - голос его истончился, как у виноватого. - Вы сами-то!
Женщина заулыбалась отвратительной, отвратительно-понимающей улыбкой. Все мы знаем про учителей. Наслышаны.
- Вер, ты в конце концов... обижаешь!
Обиженная личность, подшаркнув, выступила на лестничную площадку и с подозрением уставилась на Перфилова. Невысокого роста мужчина в мятых брюках и пиджаке, надетом на майку, составил с Вовкиной матерью на удивление гармоничную пару. Физиономия его, небритая и украшенная шишкой на лбу, кривилась, выражая обуревающие ее негативные чувства.
- Эт кто?
- Никто! - заявила женщина.
- Что ж ты с ним лясы точишь?
- Вовку он к себе затащи-ил, вот. Учи-итель!
Вовкина мать сощурилась. Ее собутыльник взглянул на Перфилова по-новому, с глумливым удивлением, утерев рукавом губы.
- О-па, ты попал!
В его светлых глазах зажглись электрические огоньки.
- Вы меня вообще слышите? - спросил Перфилов, наблюдая, как мужчина бычится и тискает костяшки рук. - Я его не тащил!
- Зачем же он тебе? - женщина, придвинувшись, неожиданно ухватила его за свитер. - Ты сатанист? Ты убить его хотел?
Густой винный запах ударил Перфилову в нос.
- Нет!
Откуда-то сбоку вынырнул кулак и вскользь проехал по лбу, больно зацепив бровь.
- С-сука! - хрипло выругался владелец кулака, мелькнув в поле зрения растрепанными волосами и шишкой. - Это еще не все!
- Да отстаньте же!
Перфилов с трудом отодрал крючковатые пальцы. Зубы Вовкиной матери звонко щелкнули у его горла, и он с ужасом сообразил, что в таком аффектированном состоянии она могла ему и шейную артерию порвать. Господи!
- Ма-ам! Хватит, - произнес Вовка у него за спиной.
Оглянувшись, Перфилов обнаружил его в метре от себя, насупившегося, с половинкой пирожного, зажатой в пальцах. Глаза женщины наполнились слезами.
- Сынок! - протянула она руки. - Ты жив! Жив мой сыночек! Иди ко мне...
Судя по тому, как лицо ее расцвело пурпуром и из морщинисто-плаксивого мгновенно превратилось в ожесточенное, скорбно поджимающее рот, Вовка к ней идти не захотел.
- Сволочь! - горько сказала женщина. - Выкормила на свою голову.
Она вдруг сползла на светлые плитки площадки, упираясь спиной в прутья лестничных перил. Короткий халат задрался, открыв жирные, в пятнах синяков ляжки. Перфилову стало стыдно за ее откровенную обнаженность.
- Ах ты!..
Собутыльник, уловив момент, снова попробовал напасть, но, услышав щелканье замка, отступил на ступеньку, на две вниз. Из квартиры напротив выглянул пожилой сосед, на всякий случай вооружившийся утюгом.
- Руслан Игоревич, что происходит?
- Ниче, - тяжело поднялась Вовкина мать. - Извращенцы вы все. - Она взглянула на Перфилова с лютой, вымораживающей ненавистью. - Вовка, или сейчас, или не пущу!
Поймав своего приятеля за плечо, она стала спускаться вниз.
- Руслан Игоревич... - сосед, недоуменно посмотрев им вслед, перевел взгляд на Перфилова. - Я не совсем понимаю...
- Небольшой конфликт, Валентин Львович, - Перфилов мелко улыбнулся. - Люди выпили, придумали себе...