Когда Гадюкин заперся в пустующей детской комнате, первой тревогу забила его жена.
Не добившись от мужа ни слова и обстучав кулаками крепкую деревянную дверь, Светлана Семеновна в одном халате поверх ночнушки с воем рванула по соседям.
Через полчаса немаленький дом гудел как разворошенный улей.
Тесная двухкомнатная квартирка Гадюкиных заполнилась людьми. Лестничные пролеты были в них же. У детской комнаты полукругом развернулась делегация.
После некоторой подготовки слово взял председатель домоуправления Петр Ильич Чайков, невысокий, пухлый, неплохо питающийся на домоуправленческие деньги.
-Откройте, Гадюкин! - торжественно сказал он, выступив к запертой двери. - Так нельзя!
С минуту все прислушивались, ожидая из детской ответного возгласа. Над лысеющей головой Петра Ильича качалась кем-то потревоженная лампочка и заставляла того раздраженно моргать.
-Гадюкин! - снова воззвал председатель. - У нашего человека не должно быть ничего тайного! Вам же самому потом стыдно станет!
-Одумайся, Николай! - крикнула Светлана Семеновна на правах жены.
Собравшиеся зашумели и задвигались, теснясь ближе.
-Да чего с ним цацкаться! - взвилось над головами.
-Стойте! - Петр Ильич взмахнул руками, и гул опал, стих. - Люди мы или кто?
Он мазнул осуждающим взглядом по лицам. Потом повернулся к Светлане Семеновне:
-Наряд вызвали?
-Конечно. Я сразу, как... - Гадюкина всхлипнула и заревела.
Ей подставили табурет, на который она и опустилась.
-Видите? - обратился к толпе председатель. - Милиция скоро будет. Чего нагнетать-то?
Толпа заоткрывала рты:
-А как же!
-А чего он там - один?
-Все люди как люди...
Петр Ильич вздохнул.
-Друзья здесь есть? - спросил он.
С лестницы выявилось шевеление, прокатилось волной в коридор, затем, расталкивая тела людей к стенам, перед председателем возник жилистый, мрачный Пупырников.
-Что, м-мать, никуда без Пупырникова? - спросил он, передергивая из одного угла рта в другой мятую папиросину.
Петр Ильич отступил, открывая путь к двери.
Пупырников, в синей майке и в черных ватных штанах, прогрохотал кирзовыми сапогами. Подмигнул утирающей глаза Светлане Семеновне, женщине сочной, плотной и во многих местах привлекательной.
-Коля-я! - он двинул плечом в дверь. - Это я, Федор! Колька, м-мать!
-И вообще - жрать хочется, - донесся из рядов наглый голос.
-И пить! - поддержали его с лестницы.
-Да уж!
-Ой! - всполошилась Светлана Семеновна. - Кто там к кухне поближе - чайник поставьте! И в холодильнике, там колбаса... Или дайте я сама...
Она встала, но Петр Ильич ее остановил.
-Вам все же лучше быть тут, - сказал он, надувая щеки. - Кто знает, вы понадобитесь, а вас нет.
-А чай?
-Успокойтесь. Поставят, нальют.
-Но у меня чашек...
-Чашки найдутся? - крикнул в толпу председатель и, услышав нестройный хор, что чашки у всех с собой, обернулся к Гадюкиной: - Вот! Будьте спокойны. Позовите, позовите-ка мужа на чай!
-Николаша! - с готовностью пала грудью на дверь Светлана Семеновна. - Николаша! Может тебе чайку? Ответь!
-М-да, - сказал, помолчав, Петр Ильич. - Молчит.
Он сел в прикаченное из супружеской спальни кресло. Вокруг него сгрудились сочувствующие.
-Продолжайте, Светлана Семеновна. Берите его измором!
-Николай! Коленька! Николаюшка! Нельзя тебе одному-у!
Накричавшись, Гадюкина сползла по косяку вниз. Ей опять подставили табурет.
-И ведь непонятно, - как бы сам с собой разговаривая, произнес Петр Ильич, обрамленный заинтересованным контингентом, - чего он там делает, в одиночестве-то...
-Чай! Чай готов! - известили из кухни.
Толпа пришла в беспокойство.
Пар взвился над головами, словно живое и деятельное облако заплавало то туда, то сюда. Плескала вода. Стучали ложки.
-Сахару! Сахару! - просили вполголоса.
-А хозяйке, хозяйке-то? - забеспокоился Петр Ильич.
И скоро сбоку от него на тумбочке возник поднос с бутербродами и чай в стаканах с подстаканниками "Смоленск".
Навалились. Расхватали. С гомоном, с выплеском эмоций.
-Ах-ах-ах!
-Чае-ек!
-Колба-аска!
Светлана Семеновна каким-то чудом тоже отхватила стакан.
А всюду уже фыркали, жевали, дули на горячее. Кого-то пробил пот. Блестели глаза. Расстегивались вороты. Лампочка и та, чувствуя ситуацию, чуть померкла. Запотела словно.
Под тихий ложечный перезвон и хлюпанье потекли душевные разговоры.
Сначала, конечно, обсудили Гадюкина. Общее мнение вышло, что дурак, неизвестно с чего заперся и вообще оторвал себя от коллектива. Никто с ним в одном поле теперь уж точно не сядет. Противно, граждане!
Затем досталось милиции, поскольку неспешность ее на зубах навязла, ждешь их, ждешь, собственно, сочувствуешь, душу мотаешь, и что, где наши доблестные милиционеры - нету.
Светлану Семеновну пожалели, с мужем ей, ясно, не повезло, но, пожалуй, сегодня она и отмучается, попал Николаша в психиатричку как пить дать. Кстати, да, чайку бы еще...
Хорошо!
Разговоры плавно свернули на международное положение, много, много в мире стран с индивидуалистическим уклоном, нет у них будущего, не выстоят они против нас, пустышки, мы же все, один за одним, сплоченно, потому как с древности - стадное животное человек, и когда он в стаде, в обществе, то бишь, то все время на виду, и дурного ничего сделать не может... И в этом сила...
Светлана Семеновна умилялась, вспоминая недавние времена, когда квартиры и комнаты запирались на замки, люди сторонились друг друга и каждый требовал своего, личного пространства.
Как все это было неправильно и смешно.
От одиночества человеческого ведь все беды и происходят. И мысли дурные. И неудовлетворенность. И депрессии. Человек наедине с самим собой перед дьяволом беззащитен.
Ах, Коля, Коленька!
Светлана Семеновна вздохнула. Отпила.
-Посторонитесь, посторонитесь! - раздалось с лестницы.
-Наконец-то! - проворчали в толпе.
Люди потеснились, открывая проход новоприбывшим.
Милиционеров было двое. В синей, цвета штормовой волны униформе они казались близнецами, хотя один был высок, а другой низок. К детской они подшагнули одновременно, синхронно взяв под козырек.
-Сержант Васин!
-Старший сержант Петин!
Светлана Семеновна привстала.
-Гадюкина, - представилась она, запахивая халат. - Это я, я вас вызвала! Я жена.
-Понятно.
Милиционеры огляделись. Низенький старший сержант, молодой, с простоватым лицом, потер руки.
-Заперся? - старший сержант задумчиво подергал ухо. - Причины известны?
-Никаких причин! Совсем никаких! - Светлана Сергеевна чуть не перекрестилась.
-Подтверждаю, - важно кивнул Петр Ильич. - Видимых причин не было.
-Интеллигент он, м-мать! - подал голос Пупырников. - Высшее у него.
-Ну, разве что это, - развел руками председатель и улыбнулся.
-Плохо, что без видимых, - обронил милиционер и качнул головой напарнику: - Приступай, сержант.
Сержант Васин встал боком к двери. Окружающие замерли.
-Указом номер два ноля два, - затянул сержант, багровея, - "О мерах по пресечению уединения, а также его возможностей, в целях единения и укрепления государственности и общества" приказываю...
Сержант перевел дух. Толпа выдохнула вместе с ним.
-Приказываю, - продолжил сержант, - открыть самому и выйти!
Десятки глаз устремились на дверь.
Щелкнула вольфрамовой нитью лампочка.
В тишине тоненько завыла Гадюкина.
-Коленька-а!
И тут же заговорили все разом:
-Да не выйдет он!
-Что ему указ! Указ ему не указ!
-Спекся Николаша!
-Тихо! - старший сержант топнул для солидности каблуком.
В ладони у него появилась коробочка рации.
-Поднимайтесь, - бормотнул он в нее, вызвав ответные писк и шипение.
-И что теперь? - выразил общее мнение Петр Ильич. - На абордаж комнату брать будете?
-Вообще-то говорят - брать штурмом, - сказал милиционер, аккуратно подцепил с подноса стакан с кем-то недопитым чаем, сделал шумный глоток. - Без всяких ваших абордажей.
-Тут стены крепкие, - возник Пупырников, - бетон, м-мать!
-Да успокойтесь вы! - раздражился вдруг старший сержант. - Чинно все будет. В свете недавних разъяснений.
Петр Ильич обнял Гадюкину.
-Крепитесь, голубушка.
Пупырников приник к ним обоим.
-Эх, Коля, Коля...
Петин и Васин синхронно вздохнули.
-Светлана Семеновна, - почесал лоб под кепи сержант, - там, в комнате, что-то тяжелое, запасы продуктов, химикаты какие-нибудь...
-Нет-нет, ничего нет, - торопливо отозвалась Гадюкина.
-Это хорошо.
В квартиру с лестницы донесся топот. Через секунду, раздвигая собравшихся, в коридор вошли четверо в спецовках с громадными, ядовито-желтыми листами в руках.
С мягким стуком листы были поставлены у споро освободившейся стены.
-Все могут быть свободны! - бросил в толпу сержант. - Остаются только близкие и друзья.
Люди с ворчанием потянулись вон из квартиры.
Со стороны улицы раздался грохот, а затем звон железа по железу.
-Не беспокойтесь! - старший сержант улыбнулся побледневшей Светлане Семеновне. - Это окно зашивают. Или заколачивают? Словом, намертво.
-Как? - забеспокоилась Гадюкина.
-Так! - милиционер кивнул принесшим листы и те сноровисто потянули листы в кухню. - Мы сейчас вашего мужа изолируем. В лучшем виде все будет.
-Вышло положение, - вмешался сержант Васин, - что нечего на уединившихся, вот как этот, сильно тратиться, комнаты ломать, потом, знаете, собирать их, психов, в одном месте... чревато... Решили, что легче их там, где они заперлись и оставлять. Только, конечно же, отделять их наглухо. Замуровывать, если хотите.
-А это, - указал подбородком старший сержант Петин на листы, - звукоизоляция.
В кухне засвистели, вгрызаясь в бетон, дрели.
Новые люди в спецовках растянули по квартире провода.
-Это мы сейчас комнату звукоизолируем и электричество подключим, - пояснили милиционеры. - А потом еще кожух из гипсокартона будет.
-И что? - всхлипнула Светлана Семеновна.
-Ничего, - старший сержант Петин пожал плечами, - будете жить как жили. Правда, без мужа. Ну, и без детской какое-то время. А через месяц все кончится.
Гадюкина пошатнулась.
Петр Ильич поддержал ее справа. Пупырников подскочил слева.
-Кстати, - сказал сержант Васин, - кто-то из близких должен остаться на этот период с потерпевшей. Да и потом.
-Я останусь, - склонил голову председатель.
-И я! - ощерился Пупырников.
-Вы еще можете попрощаться, - сказал Петин Светлане Семеновне.
Та заторможенно кивнула.
Незаметными работниками дверь уже была наполовину скрыта желтым листом, перекрещена цепью, к ручке выходили провода.
-За ручку не хватайтесь - подключено, - предупредил Гадюкину один из незаметных.